Природа слова

Изначальной функцией слов было описание элементов целого. Описать с их помощью целостность — невозможно. Если разбираться в природе «слова», — то оно не более чем «шаблон», «звуковая форма» того, что уже существует и без него. Через метод сравнения и уподобления оно позволяет нам описать все, что угодно. Слово — это абстрактный символ, по значимости приравненный к тому, что оно называет. Именно слово классифицирует и определяет мир, отделяя одно явление от другого. Слово формирует систему, при помощи которой человек может понять мир. «Слово» — не более чем средство коммуникации, своего рода «договор», принятый всеми. Например, «это» — назовем «деревом»; «это» — «камнем»; этот «цвет» — считать «синим»; это «ощущение» — «теплым»; такой «вес» — «тяжелым». Полная искусственность системы — налицо. Это было необходимо вначале, иначе вообще полная неопределенность. Вопрос: почему в разных языках одни и те же явления названы по-разному? Ответ: тип языка, манера произношения, построение фраз — во многом формировалось климатическими условиями и географическим положением. Холодные страны (необходимость беречь связки на холоде) — следовательно, и слоги очень экономные, короткие и резкие звуки, в словах больше согласных. Жаркие страны, сухой климат (необходимость глубоко дышать, потребность в смачивании горла слюной) — поэтому и гортанное произношение, певучесть слов как способ стимуляции слюноотделения.

«Слово» разделяет мир на «отдельные» объекты, постоянно сравнивая их друг с другом. Нет «слов», нет «понятий» — нет и различий, нет и свойств. При помощи слов все вокруг определяется по «размерам», «массе», «плотности» и «форме». В действительности же, все объекты мира «одинаково полезны» (или «одинаково бесполезны»). Их «размер», «масса», «форма» не имеют в природе того смысла, которым наделяем их мы. Именно общие для всех людей принципы восприятия определяют, что является «большим», «тонким», «тяжелым», «красным», «круглым» и так далее. Эти исходные понятия и стали основой процесса описания мира. Определенная слабость описания явлений при помощи слов проявляется в том, что одно и то же «слово-символ» для разных людей, несет разную смысловую нагрузку (даже в том случае, если они носители одного языка). Профессиональный язык терминов, язык людей принадлежащих другой культуре; язык той или иной веры; язык разных слоев общества — настолько разные, что говорить о каком-либо единстве понятий, терминов и определений вообще не приходится. Значение одного и того же слова, для разных социальных групп, может быть совершенно различным.

Например: слово «камень».

Само слово «камень» — это собирательный образ всех камней, которые видел в течение жизни человек. Для одного — это речная галька, для другого — валуны и горы, для третьего — драгоценные камни, для четвертого — элемент профессионального сленга. У каждого из них слово «камень» вызовет свою ассоциацию. У каждого есть свои причины связывать слово «камень» с тем или иным событием из личной жизни. Другой пример: сходство звучания и написания слов в разных языках. Это своего рода языковой «тупик»: два одинаково звучащих слова в разных языковых системах имеют разные значения. Носитель языка может слышать в чужом слове — «свое», но значение его будет иным. Точное восприятие услышанного, в этом случае, возможно лишь при полном переходе в другую языковую структуру.

Изначально слово должно было вызывать у слушателя ожидаемый поток ассоциаций, позволяя восстановить ему прежнюю картину события или предлагаемый образ. Но привычка общаться при помощи слов привела к тому, что произошла подмена: слово стало объектом. Избавиться от груза символа, сделать шаг назад и вспомнить, что слово «камень» — это не «сам камень», уже невозможно. Теперь у слова уже нет цели вызывать ассоциацию: оно полностью заменяет сам объект. Слово «камень» по смыслу уподобилось реальному камню. Но слово как было, так и осталось символом. Теперь приходится другими словами (по сути, такими же символами) объяснять смысл исходного. Он определяет их, они объясняют его.. Так, слово «камень» «удерживает» собой определения своего «цвета», «формы», «веса», «плотности» и так далее. Все эти определения — относятся к данному камню и без него не имеют смысла. Но и слово «камень» без определения его формы, цвета, веса, плотности — понятие абсолютно бесформенное и не несущее никакой информации. Не описав все его свойства невозможно передать информацию о том, «какой он». Если это действительно живой «камень», то он: большой, тяжелый, округлый, холодный, гладкий, серый, с белыми прожилками, со сколотым краем и так далее. Нет этих пояснений — и камень обращается в ничто. Слово — это абстракция. Слова, объясняющие его значения — тоже абстракции и тоже требуют объяснения. Одно непонятное объясняется при помощи другого непонятного. Мы мыслим символами. Мы мыслим словами. Слова — это абстрактные формулы, которые однажды были всеми разучены и теперь применяются для объяснения явлений мира. Каждое слово имеет лишь тот смысл, который мы сами смогли в него вложить. Если что-то» нам объяснить «теми словами», которые «для нас» не имеют «смысла» — то и объяснение не достигнет цели. Значения слов того, кто объясняет, должны быть схожи со значением этих слов у того, кому объясняют. И только при соблюдении этого условия понимание становится возможно.

2. 4. Язык метафор

Ущербность объяснений «через слова» в том, что слово не всегда вызывает те ассоциации, которые необходимы для понимания сказанного. Поэтому сначала приходится давать громоздкое и всестороннее объяснение всем символам системы, постепенно добиваясь ответного потока ассоциаций от слушателя. И лишь потом предлагать сжатые формулы, предельно точно и емко выражающие смысл. Становится понятна причина возникновения языка метафор. Метафора бесформенна. Тот поток ассоциаций, который она вызывает — бесконечен и «всенаправлен». Возможно, что этот «язык» и создавался как способ «ухода» из системы слова. Это был метод «уведения» ученика от жесткой привязанности к системе «слово-объект». Акт максимального «растождествления» сл о ва и мира, с одним лишь желанием: показать всю бессмысленность бесконечного доверия слову как способу понимания происходящего. Метафора уклончива и никогда не дает ответа, «направленного на действия». Но в то же время она невероятно точна «в нужном месте и в нужный момент». Жесткое и точное объяснение лишний раз уверяет в безвыходности: бесконечное доверие к форме исключает саму попытку поиска иного решения. Метафора оставляет некий «зазор» между человеком и ситуацией, позволяя ему рассмотреть еще одну возможность. В этом проявляется и определенная слабость: непонимание и незнание прикрывается уклончивым, многозначительным и, в итоге, совершенно бесполезным ответом. Метафора хороша лишь как небольшой «сдвиг». И совершенно не годится в качестве конкретного указания на то, «как действовать в данной ситуации». Приятно спекулировать на метафоре, когда вопрос не касается тебя самого, но редко кто сохраняет философское отношение к жизни в действительно определяющей ситуации.

Как ни странно это звучит, но отношение человека к собственному здоровью — скорее метафорично. Привычные выражения: «все пройдет»; «все будет хорошо»;«желаю Вам здоровья и счастья»;«как-нибудь образуется»;«нужно подождать» — не более чем метафоры, которые давно потеряли всякий смысл. Ни одно из этих «пожеланий» — ничего не ст о ит. Организм совершенно реален, и те процессы, которые идут, — тоже абсолютно реальны. Метафора неприменима к здоровью — в принципе. Трудно представить, чтобы достаточно абстрактное заявление принесло хоть какую-нибудь пользу. Вред метафоричного отношения к себе очевиден: лелеется надежда и исключается действие. Наступит время, когда придется переходить к экстренным мерам, направленным скорее на выживание, чем на профилактику.

2.5. «Очеловечивание» мира

То, что человек постоянно говорит и думает «словами», приводит к постепенному и незаметному «очеловечиванию» мира. Мы считаем свое понимание законов мира верным. А в результате утверждаем, что: т е законы, которые мы поняли как законы мира, — и являются законами мира. Явления природы непроизвольно наделяются свойствами, близкими к «человеческим», при этом забывается, что мир и человек несоизмеримы. Срок жизни и физические показатели человека (да и всей цивилизации) ничтожны в сравнении с процессами космических масштабов, бесконечными для наших представлений о массе, размерах и продолжительности. Глобальные мировые процессы, вряд ли могут носить (так желаемый нами) эмоциональный, чувственный или социальный оттенок, как не могут они быть «радостными» или же «печальными», протекать «в назидание» или «поощрение» кому-либо. Но такой «очеловеченный» мир придает ощущение спокойствия: человек с его желаниями и эмоциями как бы распространяется на весь мир. Мир тоже страдает, радуется, злится и тоскует. Ожидание защиты и помощи требовало подобия процессов, что и привело к мысли о человечестве как центре мира. Вокруг него существуют и постоянно влияют «миры добра» и «миры зла». Мир наказывает и поощряет, ждет поступков и проверяет поведение. Красиво, но странно. Зачем это все тому, кто существует миллиарды веков и размером в миллиарды и миллиарды световых лет? Мир почти бесконечен. «Наша» галактика, гигантская и непостижимая для нас, бесконечная по времени, массе и размерам — мелкая песчинка, которая появилась и сразу исчезла. Что для Вселенной с ее сроками временной промежуток в «каких-то 500 миллиардов лет»? Вот галактика есть. И вот — ее уже нет. Как Вселенной успеть позаботиться, наказать, поощрить и простить человека? Галактика, в сравнении с ней, — ничто. А человек?

Вероятнее всего, что Вселенная даже «не замечает» («не успевает заметить») существования человека. И наделять Ее человеческими чувствами, эмоциями, страхами, жалостью — по крайней мере, забавно (так же, как ждать от нее милости, добра, любви или помощи). Последним актом «очеловечивания» явилась идея о существовании Высшего разума, Высшей силы, единственная задача которой: постоянно помогать и попутно воспитывать человека в течение всей его жизни.

Высшая сила, уже по определению: «больше» Вселенной и существует - «дольше».

Только представить: еще больше(!), еще дольше! Эти представления довольно устойчивы и не возникает даже мысли о том, что именно человек делит Единый мир на миры «добра» и «зла». Без человека нет ни мира, в том виде, в котором он его представляет, ни даже самих понятий «добра» или же «зла». Мир вне слов, вне человека — «слишком» целостный, чтобы в нем могли возникнуть столь противоположные и настолько «человеческие» категории. Без нас: нет ни «сторон», ни «цвета», ни «звуков», ни «тяжести», ни «жара», ни «добра», ни «зла». Но человек настолько одинок в мире, что он не мог не придумать для себя Высшей силы, поддерживающей и защищающей его. Как именно возникла у человека эта система восприятия — вопрос, не имеющий однозначного ответа. Но распространение собственных представлений на всю Вселенную — довольно странная и любопытная попытка обрести утешение и поддержку со стороны далекого, уравновешенного и совершенного нечеловеческого мира.

Раздел 3

СИСТЕМА ВОСПРИЯТИЯ