Атака против пешечной цепи. Пешечная цепь как проблема блокады. Что говорила в свое время критика

Было время – до 1913 года,– когда господствовало твердое убеждение, что с уничтожением одного из звеньев вся пешечная цепь обречена на жалкое существование. Впоследствии было доказано, что подобный взгляд является предрассудком, причем эту заслугу я должен приписать себе, потому что уже в 1911 году на целом ряде партий (против Сальве и Левенфиша, Карлсбад 1911, против Тарраша, Сан-Себастьян 1912) я показал, что склоняюсь к мысли рассматривать пешечную цепь исключительно как проблему ограничения подвижности неприятельских фигур. Дело заключается не в сохранении полного числа звеньев пешечной цепи, а исключительно в том, чтобы затормозить движение неприятельских пешек. Каким путем мы этого достигаем (при помощи, ли пешек или фигур, блокируем ли мы неприятельские пешки или задерживаем их продвижение дальнобойными фигурами), совершенно безразлично, главное – это затормозить продвижение пешек! Мое весьма смелое по тому времени воззрение, явившееся результатом усиленной разработки блокирования, не замедлило вызвать бурю негодования. С особенной силой гнев обрушился на мой постулат: «Девизом борьбы для обеих сторон должна служить атака против базы неприятельской пешечной цепи». Мы не можем отказать себе в желании процитировать одно место из статьи Ала-пина, в котором он негодует на мою теорию (впервые изложенную в «Wiener Schachzeitung», 1913, № 5–8). Старая песня... Новатор. Критики ругают на чем свет стоит. Но затем новинка принимается. А в заключение приходится еще слышать: «Что, это новинка? Да ведь мы это знали давным-давно!»

Итак, привожу выдержку из статьи известного теоретика Алапина; привожу полностью, без изменений, ни единым словом не пытаясь защититься против града сыплющихся на меня упреков, причем обращаю внимание читателя на то, что все замечания в скобках принадлежат не тому, кто подвергается нападкам, то есть мне, а Алапину. Вот что он говорит:

«Что же касается его так называемых «философских» (!?) обоснований хода 3. е5, то они сводятся к тому, что, мол, этим ходом «белые переносят атаку с пункта d5 на е6». (Да, до хода 3. е5? действительно существовала «атака», но только пешки d5 против е4, потому что d5xе4 фактически являлось угрозой. Относительно же хода е4xd5 этого сказать никак нельзя, потому что он не «угрожал» абсолютно ничем, разве только освобождением запертого слона с8; поэтому не может быть и речи о каком-то «перенесении» белыми несуществующей атаки!..) После этого «перенесения» (3. е5?) «девизом обеих сторон», по мнению Нимцовича, «является атака базы пешечных цепей посредством с7–с5 или f2–f4–f5». Да, после 3. е5? черные действительно тотчас могут посредством 3...с5! начать атаку против пешечной цепи белых; что же касается возможности играть в этом варианте f2–f4–f5, то о ней в широких кругах шахматистов ничего не известно. Во всех десяти упомянутых Нимцовичем «удачных» практических партиях он сам не двигал пешку «b», а играл всегда Ng1–f3!? (Таким образом, не видно и тени намека на возможность «обоюдного» провозглашения такого девиза!?) А между тем маэстро Нимцович видит осуществление идей своей замечательной «философии» в следующем «им установленном» и поэтому жирно напечатанном «правиле»: «При атаке против пешечной цепи нападение может быть перенесено с одного звена на другое»... Конечно, «может», в этом нет сомнения: запретить этого нельзя. Но насколько такая игра целесообразна – это зависит от противника, обстоятельств и счастья... Но что в сущности означает это «правило» (??), каков его реальный смысл и почему оно названо даже «философией» (??) – это остается для меня совершенно непонятным!?»

Итак, вот что говорит Алапин! Когда я перечитываю написанное им, я словно переживаю вновь муки блаженства, испытываемые в моменты творческой работы. Ну разве это не великолепно?! Вы посмотрите только, как возмущен сей муж: ведь это нечто новое, незнакомая ему новинка; от гнева у него наливаются на лбу жилы. И я, я осмелился быть этим новатором! Сегодня все мы уже знаем, что сказанное мною о пешечной цепи является бесспорной истиной.

Читатели этой книги знают, что после 1. е4 е6 2. d4 d5 у белых действительно существует атака против пункта d5. Алапин этого не знал, потому что в то время ему не была еще известна созданная нами теория открытой линии. Далее, общепризнанно, что в положениях, которые характеризуются продвижением е4–е5 (на 3-м ходу или позднее), вполне понятной является тенденция f2–f4–f5.

Мы могли бы извлечь много поучительного, занявшись более подробным анализом вопроса, почему после 1. е4 е6 2. d4 d5 на первых порах существуют более благоприятные условия для маневра с7–с5, чем для f2–f4–f5. Как мы уже указывали, тенденция ограничения подвижности белых и черных звеньев пешечной цепи обоюдна. Белые пешки стремятся блокировать черные, и наоборот. Но после 1. е4 е6 2. d4 d5 3. e5 черные пешки оказываются блокированными, не достигнув центра, в то время как пешки белых уже продвинулись за среднюю линию (ср. пешки е6 и е5), почему мы и вправе считать белые пешки блокирующими, а черные – остановленными в своем движении. Активность пешек, естественно, достигает максимума при стремлении занять центр; на основании этого следует признать, что скорее черные вправе начинать атаку ходом с7–с5, чем белые посредством f2–f4–f5. Но, несмотря на это, угроза f2–f4–f5 все же существует. В тот момент, когда атака с7–с5 будет отражена, наступит очередь белых начинать атаку путем продвижения пешки «f».

Если во многих партиях дело не доходило до осуществления угрозы f2–f4–f5, то это доказывает лишь, что белые либо были слишком заняты отражением атаки с7–с5, либо избрали первый из двух театров военных действий, то есть стесненный ходом е4–е5 королевский фланг противника.

Что же касается перенесения атаки, то изучающий вскоре убедится в том, какое большое значение имеет установленное нами правило. Но... будем вести изложение последовательно.

Date: 2015-09-02; view: 460; Нарушение авторских прав