Герцоги Гизы

Подагра наследовалась в роду герцогов Лотарингских более 200 лет, и Лойот (Loyot P., 1953) приводит обширные сведения о наследовании подагры в этом роду, впрочем, известном и своим обжорством и приверженностью к выпивке

Для нас существенно, что брат одного из герцогов Лотарингских, Клод, за доблесть, проявленную им в битве при Мариньяно, был произведен Франциском I в герцоги Гиз. Этот первый герцог Гиз обозначен в родослов­ной как подагрик. Его сын Франциск прославился обороной Меца против очень сильной армии Карла V. Было это накануне заболевания Карла подаг­рой, его окончательного поражения и отречения.

Мы не получили никаких прямых данных относительно подагричности ни самого Франциска Гиза, ни его сына Генриха Гиза Но именно Ген­рих Гиз был организатором Варфоломеевской ночи и Католической лиги, именно он едва не сверг последнего Валуа, Генриха III с престола Франции, именно он едва не прикончил Генриха IV. Однако Генрих Гиз, отважный полководец и предприимчивый политик, был рано убит, и может быть имен­но поэтому ничего так и не стало известно, была ли у него наследственная подагра. А вот данные о подагре его брата, герцога Майеннского, вполне достоверны и многочисленны.

Существует один анекдот о том, как происходило примирение герцога Майеннского с Генрихом IV. «Майенн был очень толст и хромал из-за подаг­ры. Он следовал с величайшей трудностью за королем, пыхтя, хромая, с ли­цом, пылающим от жары. Генрих, слегка злорадствуя, некоторое время делал вид, что не замечает страданий своей жертвы, затем слегка улыбаясь, про­шептал Сюлли: «Если я этого толстяка заставлю пройтись подольше, то ото­мщу за себя без дальнейших хлопот». Затем, повернувшись к Майенну, он добавил: «Скажите по правде, кузен, не иду ли я чересчур быстро для вас?».

«Сир, – воскликнул пыхтящий герцог, – я почти умираю от усталости» (Abbot J.S.C,1899).

Достоверно, что внучка Франциска Гиза, Мария Стюарт, передала подагру своему сыну Якову I Английскому (по шотландскому счету – Якову VI). Яков I отличался величайшей прилежностью, трудолюбием и, вероятно, справедливо заслужил от Генриха IV Бурбона титул «самого ученого дурака во всем христианском мире». Болел подагрой и его брат, Яков II Стюарт. Дальше подагра наследовалась в Ганноверской династии. Для нас существен­но, что подагричность Якова I частично восполняет неполноту патографии и показывает, что этот одаренный энергией, храбрый, необычайно честолюби­вый и жестокий род – Гизы – начинался, продолжался и заканчивался дос­товерными подагриками. Что касается Франциска и Генриха Гизов, то их мы можем считать на основании чисто патографических данных почти достовер­ными передатчиками подагрического предрасположения, то есть, соблюдая должную осторожность, – гиперурикемиками.

Один из последующих Гизов прославился безумно смелой попыткой без всяких на то средств добыть себе неаполитанскую корону. Авантюра не удалась, но сама попытка свидетельствует о стойком существовании в роду традиции необычайного честолюбия, авантюризма и предприимчивости.

Ни Стюарты (оба Якова), ни Ганноверские преемники подагричности королевы Анны Стюарт (жены и вдовы Вильгельма III Оранского) не блистали ни энергией, ни талантами. Но уже много раз упоминалось о том, что подагричность отнюдь не страхует ни от последствий скверной социальной преемственности, скверного социума, ни от бесчисленных внешних и внутренних факторов, вызывающих умственные и психические дефекты. И представители Ганноверской династии, и Стюарты, и их мать – все они имели тягчайшую наследственную порфирию, болезнь обмена, вызывающую демиелинизацию периферических нервов, доводящую до клинической инвалидности и, хуже того, до психоза, более чем достаточного для того, чтобы с лихвой перекрыть благоприятные следствия подагрической стимуляции интеллекта.

В Ганноверской династии вызванные порфирией случаи клинического психоза наследовались вплоть до самой королевы Виктории – первой клинически здоровой носительницы царственно–императорско-королевской гемофилии. Можно бесконечно восхищаться психологическим портретом Марии Стюарт, написанным Стефаном Цвейгом, но надо отдавать себе отчет в том, что значительную часть своей жизни Мария Стюарт провела в состоянии клинического безумия и безволия, вызванного нечеловеческими болями. Возвращаясь от далеко уводящего прослеживания подагрического потомства Гизов к Западной Европе в том виде, в котором она оказалась в результате хозяйничанья фаворитов вдовы Генриха IV и того «броуновского движения», к которому ведет противоречие интересов, вызванное гибелью гениального правителя, мы должны были бы прежде всего обратиться к гениальным подагрикам елизаветинской и постелизаветинской Англии.

Елизавета Тюдор и великие подагрические деятели ее правления во многом определили тот период истории (не только Англии, но и Европы), который принято называть елизаветинской эпохой. Но Уильяма Сесила, барона Берли и его сына, тоже Уильяма Сесила, выходца из фермерской семьи лорда-хранителя Томаса Бэкона и обоих его сыновей – Фрэнсиса и, пожа­луй, менее значительного Энтони Бэкона мы будем рассматривать в разделе, посвященном династической гениальности, здесь же мы только напоминаем о том, что обе эти семьи сыграли чрезвычайно важную роль в сохранении независимости Англии и в сокрушении универсальной монархии Филиппа II.

В том же «династическом» разделе мы рассмотрим судьбы Голландии и уделим достаточно много места Вильгельму Оранскому с его необычайно даровитым и большей частью подагрическим потомством.

Главные события европейской истории этого времени – Тридцати­летняя война в Германии, в результате которой численность населения стра­ны снизилась с 20 до 4 миллионов; революция в Англии с правлением лорда-протектора Оливера Кромвеля; выход Голландии из плеяды великих держав. Судьба самой Франции во многом определяется не личностью и рангом ее государей (Людовика XIII, Анны Австрийской), а «великими слугами монар­хии»: кардиналом Ришелье, подагриками Мазарини, Конде Великим, Тюренном, и впоследствии – подагрическим королем Людовиком XIV и его вели­ким министром, также подагриком Кольбером при деятельном участии воен­ного министра Лувуа.

О великих подагриках этой эпохи мы вынуждены говорить с одной оговоркой: здесь обнаруживаются целые династии гениев, а также великие гипоманиакально-депрессивные деятели. Мы вынуждены, нарушая хроноло­гическую последовательность, рассматривать их особо в разделе, так как из­ложение взаимодействия социальной преемственности и генотипа оказывает­ся здесь особенно сложным.

Продолжая описание патографии, остановимся на ярких личностях елизаветинской эпохи, не принадлежащих к династическим подагрическим родам.

Фрэнсис Уолсингем (1536–1590)

Уолсингем, сын состоятельного юриста, очень отдаленный свойствен­ник Анны Болейн, протестант, окончивший Кембриджский университет, объехавший всю Европу, изучивший полдюжины языков, был с самых ран­них лет серьезным и трудолюбивым человеком. Его называли лучшим лин­гвистом своего времени, так как он знал древние языки не хуже новых.

Он долго оставался незамеченным, но в 1570 г. Елизавета отправила его послом во Францию в связи с якобы предстоявшим браком между ней и герцогом Анжуйским (а на самом деле для заключения союза). Однако вскоре разразилась варфоломеевская ночь, Уолсингем был отозван, и Елизавета сде­лала его одним из своих главных секретарей (1572 г.). Уолсингем чрезвычай­но много работал, не стремился к власти и был предан королеве не менее, чем протестантству. Он стал вскоре чем-то вроде главного координатора по­литики Елизаветы, злейшим врагом Марии Стюарт и покровителем Дрейка, Хоукинса и других корсаров. Он покровительствовал заморским экспедици­ям, в том числе и кругосветным путешествиям английских мореплавателей. После отлучения Елизаветы папой Пием V (1570 г.) Уолсингем стал жестоко преследовать английских католиков: к концу царствования королевы в Анг­лии было казнено 187 католиков – немногим меньше, чем было казнено протестантов при Марии Кровавой (около 300 человек за пять лет царствова­ния).

Уолсингем получил дворянство в 1571 году. Растратил ли он свое со­стояние на организацию секретной службы, неизвестно.

О том, что Уолсингем страдал «какой-то все возобновляющейся бо­лезнью мочевого пузыря или почек», сообщал французский посол в Лондоне (FossМ., 1973).

Альбрехт Валленштейн (1583–1634)

Систематически проявляя инициативу, талант, храбрость и щедрость, получив крупные наследства, он отличился еще в начале Тридцатилетней войны, в 1518 году, когда нанес решительное поражение венгерской армии Бетлен Габора и его союзникам. В 1625 г. Валленштейн, скупивший многие конфискованные земли и обладавший состоянием в 30 миллионов, предло­жил императору, совершенно разоренному войной, выставить за свой счет пятидесятитысячную армию при условии назначения его главнокомандую­щим с правом наложения контрибуций. Быстро собрав эту армию, он раз­громил протестантских князей Германии, а заодно и датчан. Однако из-за жалоб на грабежи, учиняемые армией Валленштейна, император все же, не­смотря на все эти победы, лишил Валленштейна звания главнокомандующего (1630 г.) и вновь призвал только после блестящих побед Густава-Адольфа (1632 г.).

Валленштейн быстро собрал новую армию, но был разбит под Лютценом и начал вести тайные переговоры с противником, за что и был убит вме­сте со своими генералами в Эгере 25 февраля 1634 года. Поскольку именно Валленштейну посвящена трилогия Шиллера и уделено большое место в лю­бой истории Тридцатилетней войны, поскольку литература о нем огромна, мы можем ограничиться лишь кратким напоминанием о том, что он, несмот­ря на очень умеренный образ жизни, страдал тяжелейшей подагрой (о чем упоминается во многих источниках), из-за которой, в частности, во время решающей битвы при Лютцене должен был передвигаться на носилках.

Характерологически Валленштейн был типичным подагриком, необы­чайно волевым, целеустремленным, энергичным, суровым, неутомимым.

Леннарт Торстенсон (1603–1651)

По свидетельству Г.Дельбрюка, Торстенсон был одним из самых заме­чательных полководцев Тридцатилетней войны, а по Британской энциклопе­дии, «четыре года его командования представляют одну из самых замечатель­ных страниц военной истории Швеции». Леннарт Торстенсон командовал скорострельной шведской артиллерией в победах при Брейтенфельде и Лехе. В 1636 году, командуя правым флангом армии Банера, он три часа выдержи­вал наступление вдвое превосходящих сил противника, что позволило Банеру завершить обход и одержать блестящую победу. Торстенсон играл большую роль и в победе при Хемнице.

Вернувшись в Швецию, он стал генералиссимусом – это произошло в то время, когда шведские войска, вытесненные почти из всей Германии, еле удерживались в Померании. Торстенсон прорывается в Силезию, захватывает Моравию, Ольмюц, Лаузиц, на старом поле сражения при Брейтенфельде одерживает уничтожающую победу над армией императора, стремительно об­рушивается на Данию, уничтожает датскую армию, вынуждает Данию к капи­туляции, а затем уничтожает имперскую армию Галласа и одерживает бле­стящие победы при Ютербоке и Янковице.

Подвиги Торстенсона воспеты Шиллером: «Парализованный подагрой и прикованный к носилкам, он побеждал своих противников быстротой, хотя его тело было сковано самыми страшными узами… При нем изменяются те­атры военных действий, начинают господствовать новые принципы, вызван­ные необходимостью и оправданные успехом. Истощены все территории, за которые до сих пор воевали, но непоражаемый в своих тыловых землях Авст­рийский дом не чувствует ужасов войны, от которых истекает кровью вся Германия. Торстенсон первым приносит им этот горький опыт, насыщает своих шведов за жирным столом Австрии и добрасывает факел войны до са­мого трона императора».

Но окончательно измученный подагрой, посреди самых блестящих успехов, он вынужден был все же оставить армию, завершив жизнь в тяже­лейших муках.

Оливер Кромвель (1599-1658)

Личность Кромвеля освещалась во многих романах и пьесах многими авторами – от Александра Дюма до Анатолия Луначарского. Быстро возвы­сившись в ходе революции благодаря своей храбрости, решительности, пре­дусмотрительности и энергии, Оливер Кромвель стал победоносным вождем парламентской армии, реорганизовал ее на основе железной дисциплины, сделал ее прочным идеологически спаянным орудием в своих руках. В ряде сражений он разбил войска Карла I, добился казни короля, не поцеремонил­ся свести к нулю власть парламента и даже разогнать его, провел победонос­ную войну против католической Ирландии, завершенную штурмом Дрогеды и страшной резней жителей. В ряде походов и сражений Кромвель вырвал господство на море у голландского флота и низвел Голландию до положения второстепенной державы.

Осуществляя в качестве лорда-протектора по сути диктаторскую власть над Англией, он существенно усилил могущество страны, проявив ис­ключительный организационный талант и понимание всего практически нужного. Имеется много упоминаний о его подагре (Harrison F., 1900; WedgwoodС. V., 1966; и др.) и еще больше о его почечно-каменной болезни, например, в работе Кауффман (Kauffmann G.,1967). Небезынтересны соображения Паскаля в его «Мыслях»: «Кромвель разрушил бы все христианство, королевский дом погиб бы и его власть стала бы постоянной, если бы в его мочеиспускательном канале не засела крупинка (песка). Даже Рим дрожал бы перед ним. Только это маленькое зернышко, не имеющее значения в другом месте, попав в канал, принесло ему смерть».

Реставрация не заставила себя долго ждать. Преемник Кромвеля по командованию армией, генерал Монк, быстро восстановил династию Стюартов.

Джон Мильтон (1608-1674)

Хотя «Потерянный рай» давно перешел в разряд произведений, кото­рые положено знать, но отнюдь не обязательно читать, – звание великого поэта и великого страдальца закреплено за Мильтоном, вероятно, до конца нашей цивилизации. Есть нечто общее между величием образов Микеланджело и Мильтона, и в этом легко убедиться по любой странице поэмы. Хо­рошо известно, что Мильтон ослеп, и слепота, естественно, приносила ему тяжелейшие страдания. Менее известны его слова о том, что слепота терзает его меньше, чем подагра. Имя Мильтона повторяется в некоторых списках великих подагриков. Его знаменитость позволяет познакомиться с его био­графией по любому курсу литературы и по любой энциклопедии.

Подагре Джона Мильтона посвящена работа Блока (Block E.A.,1954), в которой упоминается и то, что болезнь начиналась, по-видимому, в 1664– 1666 годах, что его руки, пальцы были подагричными и покрыты тофусами, что Мильтон вел чрезвычайно умеренный образ жизни и что если бы не по­дагра, то он считал бы свою слепоту терпимой. Болел подагрой и его пле­мянник. К.Мюр(MuirК., 1955) упоминает, что и отец Мильтона страдал от подагры.

Отец великого поэта происходил из состоятельной католической се­мьи, но стал протестантом, за что был лишен наследства. Тем не менее, он сумел создать для сына оптимальные условия развития, и Джон Мильтон еще в детстве изучал помимо обязательных латинского и греческого, еще и древ­нееврейский, французский и итальянский языки, а также философию. Отец всячески поощрял занятия сына, хотя тот редко прекращал работу ранее по­луночи. Путешествие в Италию завершило его образование, и Мильтон очень рано стал одним из самых образованных людей своего времени. Тот факт, что его отец ради своих убеждений решился на потерю состояния, говорит о вы­соком идейном уровне этого человека.

Родившись в 1608 году, Мильтон был уже почти двадцатилетним ко времени убийства герцога Букингемского. Он много занимался историей и политикой, а вернувшись после годового пребывания из Италии, начал пи­сать политические памфлеты, став сторонником революции и Кромвеля. Од­нако в возрасте сорока четырех лет у Мильтона появились первые признаки утраты зрения. В 1643 г. был обезглавлен Карл I, и Мильтон написал ряд по­эм в оправдание и защиту Кромвеля, и только после реставрации династии Стюартов, Мильтон целиком посвятил себя созданию «Потерянного рая».

Кардинал Джулио Мазарини (1602–1661)

Джулио Мазарини, выросший в доме знаменитого семейства Колонна и кончивший иезуитский колледж, три года проучившийся в университете Алкалы, ставший доктором римского и канонического права, был назначен капитаном папской пехоты. После этого он занялся дипломатической дея­тельностью, в которой проявил поразительную энергию и находчивость: он предупредил готовое начаться сражение между испанскими и французскими войсками, промчавшись между обеими армиями с криком: «Мир! Мир!» – хотя в действительности мир был подписан лишь несколькими часами поз­же…

Ришелье называл Мазарини самым ловким человеком, которого ему когда-либо приходилось встречать. Мазарини стал кардиналом в 1641 году. Ришелье сделал его своим помощником, а в 1643 году Людовик XIII назначил его регентом до воцарения Людовика XIV. Однако Мазарини предпочел отка­заться от регентства в пользу Анны Австрийской и получить власть из ее рук. Но когда Людовик XIV влюбился в племянницу Мазарини, Олимпию Манчини, и пожелал жениться на ней, Мазарини, совсем не брезговавший набивать свои карманы, решительно помешал этому браку, заявив, что король должен руководствоваться в выборе супруги лишь интересами государства.

Став регентом, Мазарини занялся прежде всего приведением в порядок казны и отобрал у 4000 финансистов (откупщиков и прочих) около 300 миллионов франков. Кроме того, он отобрал и посты лесников, добыв тем самым казне еще сто миллионов. Подняты были и доходы от монополий, хотя король помешал введению прямых налогов. Отнимая доходные посты у дворянства, вводя строжайшую экономию там, где только можно, Мазарини восстановил против себя не только знать, но и часть горожан. Страна, всё сносившая от знати, не могла снести того, что ею стал управлять какой-то мелкий сицилийский дворянчик. Начались войны Фронды, как правило за­канчивавшиеся тем, что более прыткая часть вельмож продавала повстанцев за какие-либо привилегии или ренты. Королеву принудили однажды изгнать Мазарини, но оказалось, что в его отсутствие не так-то легко вести военные действия… С тем большим триумфом он вскоре вернулся на свое место подле королевы.

Мазарини страдал тяжелейшей подагрой и в меньше степени почечно­каменной болезнью. Когда подагра стала необычайно мучительной, этот человек, считавшийся трусом, спросил у своего врача, сколько ему остается жить. Врач ответил: «Два месяца…» И тогда Мазарини произнес: «Этого мне достаточно». Он ускорил свои действия по организации страны, подготавливая ее блеск и расцвет. Экономный во всем до скупости и скаредности, он решительнее Ришелье вмешивался в дела Тридцатилетней войны, в которой Франции выпадала все более важная роль. Мазарини сыграл немалую роль в том, что к концу войны могущество Габсбургов было сломлено. Ненавиди­мый, презираемый, осмеиваемый, именно Мазарини сделал предельно много для внутреннего благоустройства Франции, для подъема ее флота, армии, промышленности и сельского хозяйства.

Людовику XIV нужно было долго воевать, а Людовику XV нужно было много и долго роскошествовать для того, чтобы всё добытое усилиями Мазарини и его преемника на посту министра финансов Кольбера было сведено на нет. И только в результате неутомимых деяний обоих Людовиков Франция была доведена до такого разорения, которое сделало неизбежным предска­занный «потоп» – Французскую революцию.

Людовик XIV (1638-1715)

Людовик XIV взял власть в свои руки в 1643 году, но он руководил страной посредством Верховного совета, в который входили такие талантливые и деятельные люди, как Кольбер, Лувуа и прочие.

Людовик постоянно присутствовал не только на заседаниях этого совета, но и в других советах и верховных органах, всюду и всегда играя руководящую роль. Фактически все приближенные короля, включая и мадам де Ментенон, были лишь его консультантами. Основной целью короля была его личная слава. Он ценил усердие своих министров, покровительствовал Мольеру, Буало, Расину, Люлли, уделял внимание строительству дворцов и т.д. Во внешней политике он упорно стремился стать высшим монархом Европы, ослабить Испанию, подчинить себе правителей Италии, Германии и английского короля Карла II. В войнах 1667–1668 гг. он завоевал ряд нидерландских городов, но затем, одержав в 1672 г. победу над Нидерландами, предъявил такие непомерные требования, что против него создалась целая коалиция (Нидерланды, Испания, император). Завоевания, закрепленные Нимвенгенским миром, доставили ему звание «Великого».

Воины, которые велись по его приказу, были очень жестокими (опустошение Пфальца и другие подобные примеры). Однако вероломный захват Страсбурга и Люксембурга возбудил против него общественное мнение всей Европы, в особенности в Германии и Англии, в которой королем стал не до конца разгромленный им штатгальтер Нидерландов, его заклятый враг Вильгельм Оранский. Против Людовика выступил «Великий Союз», возглав­ляемый Мальборо (1689 г.). В результате ряда поражений, понесенных ог­ромными армиями Людовика, ему пришлось согласиться на Рисвикский мир (1697 г.), чтобы сохранить хоть часть своих завоеваний.

Однако вскоре последовала самая опасная для его времени война – война за испанское наследство, с рядом новых поражений, которые Людовик XIV переносил с необычайной стойкостью. Именно это упорство позволило ему дождаться правительственного переворота в Англии и добиться заключе­ния Раштатского мира на относительно благоприятных условиях (1714 г.).

Очень неблагоприятно отразились на Франции преследования протес­тантов и отмена Нантского эдикта, вызвавшая не только восстание, но и вы­езд массы протестантов из страны. Людовик попытался также взять полно­стью в свои руки власть над французской церковью, что привело к серьезно­му конфликту с папой римским.

При ослепительном внешнем облике, при исключительной энергии и военно-политической активности, Людовик XIV, вопреки всем усилиям и талантам Кольбера, несмотря на активные действия своих замечательных полководцев, довел Францию до глубокого разорения и заставил народ воз­ненавидеть себя.

О подагре Людовика XIV известно из многих источников, в частности из работ Вьеро (Vierordt H., 1910). Он передал свою подагру правнуку, Людо­вику XVIII, которому корона досталась только в шестидесятилетнем возрасте. Людовик XVIII, на троне короля вскорости попавший окончательно под власть ультраправых, в юности был известен как талантливый интриган, ост­роумный и обладающий замечательной памятью, а во время предсмертной болезни и во время изгнания он проявил исключительную стойкость и упор­ство.

Жан Батист Кольбер (1619-1683)

Мазарини, составивший себе стомиллионное состояние, умирая, ска­зал молодому Людовику XIV: «За все, чем я обязан Вашему Величеству, я рассчитываюсь полностью, оставляя Вам господина Кольбера».

Подагра Кольбера документирована Госсетом (Gosset P., 1906). Для нас существенно, что в век роскоши, блеска и безделья всегда неизменно скром­но одетый Кольбер ежесуточно работал по 15 часов. Он работал на свою страну, которая именно благодаря ему совершенно преобразилась, разбогате­ла, стала самой сильной державой в Европе и смогла выставить столь много­численные армии, которые раньше Запад Европы никогда и не знал.

Кольбер начал свою деятельность с расследования злоупотреблений 500 откупщиков и фискальных чиновников, у которых удалось отобрать в казну около 110 миллионов ливров. За этот счет ему удалось снизить налоги, разорявшие бедные слои населения. Он отменил массу незаслуженно розданных дворянских титулов, освобождавших их владельцев от уплаты налогов, уничтожил внутренние таможни, провел множество дорог и каналов, ввел протекционистские налоги, что быстро усилило французскую торговлю и промышленность. Он защитил Францию организованным им мощным военным флотом в 300 кораблей, базировавшихся в отстроенных гаванях.

Особое внимание Кольбер обратил на приобретение колоний, и если Англии и удалось столетием позже почти полностью вытеснить Францию из Индии, то все же Кольбер прочно закрепил за Францией Канаду, Луизиану, много островов Вест-Индии.

Он основал целый ряд академий и делал все от него зависящее, чтобы предупреждать разорительные войны Людовика XIV. Между прочим, он уго­ворил Буало написать в защиту благ мира прекрасную поэму, которую Людо­вик XIV весьма одобрительно прослушал дважды, а затем приказал… седлать коней и ускакал в армию начинать новую войну.

Завоевательная политика Людовика XIV и прежде всего – нападение на Испанские Нидерланды, на Голландию, на Лотарингию – привели к об­разованию мощного союза, возглавленного Вильгельмом III Оранским, будушим королем Англии, а затем – Мальборо.

В результате этой войны, а затем и войны за испанское наследство, вопреки всем усилиям Кольбера, Франция оказалась разоренной и обескров­ленной.

Анри де Ла Тур д'0вернь, маршал Тюренн (1611–1675)

Тюренн принадлежал по материнской и отцовской линии к одному из самых знатных и влиятельных родов Европы, притом к роду блистательно одаренному, но отягченному по обеим же линиям подагрой, которой ему и самому пришлось страдать (WeygandМ.,1930). Его отец, маршал Анри де ла Тур, благодаря первому браку стал принцем Седана и герцогом Бульонским, тогда как второй брак (на Елизавете Нассау, дочери Вильгельма Молчаливо­го) доставил ему исключительно образованную жену, воспитанную Луизой Колиньи, одаренную блестящим умом, эпистолярным даром и энергией, на­правленной на возвышение своих родных. Отец Тюренна, как и его старший брат, унаследовавший все титулы, в том числе и герцогский, страдали тяже­лой подагрой, что не помешало последнему принять участие и в заговоре Сен Марса, и во Фронде.

Но сам Тюренн начал свою военную службу простым солдатом в 13 лет. Через 2 года он стал капитаном, затем слушателем военной академии, а настоящую выучку прошел в 1629–1632 годах у своего дяди принца Фридри­ха-Генриха Оранского, часто называемого «Великим». В то время Нидерлан­ды находились в расцвете сил и их армия, организованная по принципам Морица Оранского, справедливо считалась лучшей в мире. Став маршалом Франции в 1643 г., военным министром в 1652 г., Тюренн еще в Тридцати­летнюю войну считался одним из лучших полководцев своего времени. Он постоянно делил с солдатами все труды, лишения и опасности, преодолевая все благодаря своей воле.

Однажды, когда под огнем неприятеля он задрожал, то воскликнул: «Как задрожало бы ты, презренное тело, если бы ты знало, куда я тебя сейчас поведу!» – и бросился в гущу боя. В возрасте 64 лет, 27 мая 1675 года, он был убит в битве при Сасбахе.

По мнению не только Людовика XIV, но и всей страны, Франции бы­ло бы легче потерять целую армию, чем этого непобедимого полководца. Его походы, осады и победы столь многочисленны, их настолько легко найти в любой истории Франции этого времени или в энциклопедиях, что мы долж­ны здесь воздержаться от их перечисления.

Его подагра удостоверена многократно, и помимо прочего о ней упо­минается в Lettres de Turenn (1971).

Конде Великий – Луи II Бурбон (1621-1686)

Подагра Конде Великого удостоверена. В возрасте двадцати двух лет Конде, командуя французской армией, одерживает блестящую победу под Рокруа над испанскими войсками. В двадцать три года в необычайно упор­ных боях при Фрейбурге он побеждает армию выдающегося баварского пол­ководца Мерси, считавшуюся до того непобедимой. Затем одерживает победу над имперскими войсками при Нордлингене (1645 г.). Взятие Тионвилля, Майнца, Филипсбурга, Дюнкирхена иллюстрируют многосторонность воен­ного гения Конде. Блестящая победа армии Конде над испано-австрийской армией при Лансе очень способствует завершению Тридцатилетней войны.

После не очень славного для Конде участия во Фронде и в борьбе против Мазарини, он завоевывает за три недели Франш-Конте, а затем ведет кровопролитные кампании 1672–1674 гг. в Нидерландах и Эльзасе. После этого из-за подагры он оказался вынужденным уйти от военных дел и провел последние 12 лет, блистая умом и остроумием, в кругу ученых, писателей и других выдающихся современников…

Как командующий, Конде отличался исключительной решительно­стью, невероятной настойчивостью и нежеланием считаться с какими-либо потерями ради победы. Известен, по Шиллеру, его ответ на жалобу по поводу огромных потерь в одном из сражений: «Одна единственная ночь в Париже порождает больше жизней, чем стоила эта победа».

Когда речь идет о личности, по знатности, по богатству или по связям от рождения сверхпривилегированной, требуются, очевидно, особые доказа­тельства того, что человек не просто пассивно выполнял социально предо­пределенную ему роль, но проявил какие-то совершенно исключительные дарования.

То, что двадцатидвухлетнего юношу могли назначить командующим армией, было, вероятно, не только следствием его знатности – нужно было, чтобы он уже и до этого каким-то образом проявил замечательный талант. Но эта догадка вовсе не необходима для нашей аргументации. В 1643 г. очень молодой Конде командует армией, прикрывающей от вторгшихся из Нидерландов испанцев Шампань и Пикардию. Испанская армия осадила Рокруа, к которому со стороны Франции ведет дорога через ущелье. Этот проход ис­панский командующий оставляет неприкрытым, по-видимому, заманивая противника в ловушку. Но Конде идет через ущелье, развертывает свою ар­мию, в начавшемся бою во главе французской конницы опрокидывает пра­вый фланг испанцев, проходит по тылам стоящей в центре испанской пехо­ты, приходит на помощь своему отступающему левому крылу – и испанский центр оказывается в клещах. Французская армия теряет 2000 человек, а окруженная испанская – 14000. Чрезвычайно важна одержанная годом позже победа над войсками Мерси. Конде приходится в многодневном, невиданном по упорству бою под Фрейбургом прорываться через целую сеть защищаемых противником ущелий. Мерси погибает, французские войска открывают себе путь к наступлению.

В бою при Лансе австрийские войска сначала занимают неприступную высотную позицию и в авангардном бою разбивают французов. В надежде на победу отдается приказ пехоте спуститься в долину, где ее атакует француз­ская пехота, а затем и «разбитая» конница, которую Конде привел в порядок. Потеряв 500 человек, армия Конде захватила в плен 6000 человек.

Во всех этих сражениях Конде проявил совершенно необычайную личную храбрость, настойчивость, энергию, ум, решительность.

Характерно одно из свидетельств о Конде в пожилом возрасте: «Конде никогда не бывал так остроумен и интересен, как во время своих приступов подагры».

Уильям Темпль (1628-1699)

В качестве представителя Англии при дворе испанского вице-короля в Барселоне, сэр Уильям Темпль сыграл большую роль в заключении мира в Бреде, предотвратившего захват Людовиком XIV Фландрии. Затем он сыграл не менее значительную роль в организации оборонительного тройственного союза между Англией, Нидерландами и Швецией, в результате которого Людовику XIV пришлось отказаться от почти всех своих завоеваний. Однако король Англии, Карл II, заключил с Францией тайный Дуврский договор, вы­звавший непопулярную и неудачную англо-голландскую войну. Вновь по­сланный в Голландию, У. Темпль добился заключения в 1674 г. Вестминстерского мира, а в дальнейшем – и мира 1679 года.

Однако главной дипломатической заслугой Темпля были переговоры о заключении брака между Марией, дочерью рьяного католика Якова II, и протестантом Вильгельмом Оранским, штатгалтером Нидерландов. Именно этот брак позднее привел к свержению Якова II, к окончательной победе протестантства в Англии и вступлению на престол Вильгельма (Уильяма) Оранского. Началась борьба против захватнических действий Людовика XIV. После вступления на престол Вильгельма, он настойчиво приглашает Темпля на верховный пост статс-секретаря, но Темпль отказывается. Сын Темпля стал военным министром, однако очень скоро после этого назначения (почти сразу) покончил с собой. В 1675 году в возрасте 47 лет Темпль перенес первый приступ подагры и впоследствии эти приступы неоднократно рецидивировали. Сам Темпль написал брошюру о своем успешном лечении от подагры прижиганиями, заодно упомянув о том, как лечился от подагры Мориц Оранский (Rosen G., 1970).

Сложные отношения Уильяма Темпля с его секретарем Дж.Свифтом и самоубийство сына заставляют обратить особое внимание на психику группы вляиятельных, талантливых и деятельных семей – Темплей, Вильерсов, Питтов, поставивших Англии немало выдающихся деятелей.

Вильямс (Williams N., 1972) предполагает, что Джонатан Свифт был внебрачным сыном У.Темпла-Старшего: «Темпли несомненно были блиста­тельным родом. Со времен Свифта этот род дал трех первых лордов казна­чейства, двух государственных секретарей, двух лордов-хранителей печати, четырех первых лордов адмиралтейства, знаменитого лорда Пальмерстона и одного архиепископа Йоркского. Поэтому разумно предположить, что Свифт был внебрачным Темплем (сводным братом знаменитого дипломата)».

Соображения Вильямса не кажутся нам, разумеется, убедительными, но здесь важно показать, как немногие роды концентрировали в своих руках высшие государственные должности, впрочем, при непременном для старой Англии условии: претендент должен был «сызмальства» проявить готовность и способность работать.

Нам необходимо вновь оставить Западную Европу, переброситься в Польшу и Австрию, где создалась ситуация, грозившая гибелью или рабством всей Центральной Европе.

Ян Собеский (1629-1696)

Ян Собеский, сын необычайно образованного и красноречивого, но не слишком знатного краковского каштеляна, с юности принимал участие в походах и сражениях. Проведя полную походных лишений юность, он стал быстро подниматься по ступеням командной лестницы как совершенно не­победимый вождь, способный воевать против много превосходящих сил вра­га: казаков, татар и особенно турок, которые с огромными силами профес­сиональных воинов-янычар обрушивались в его эпоху на Польшу, чрезвы­чайно ослабленную внутренними раздорами.

Ян Собеский особенно прославился блестящими победами, отразив с огромными для врага потерями два нашествия турецких войск под Хотином и Львовом. Будучи избран польским королем, он снискал на столетия всеевропейскую славу, придя с польскими войсками и присоединившимися к ним контингентами (общей численностью 75 тысяч человек) на спасение Вены, осажденной 200-тысячной армией турок и татар. Турками командовал вели­кий визирь Кара-Мустафа, замысливший создать себе независимую средин-но-европейскую турецкую империю. Полагаясь на численное превосходство, Кара-Мустафа не позаботился заблокировать переходы через Дунай, в резуль­тате чего произошла битва при Каленберге, в которой, несмотря на трехкрат­ное превосходство турецко-татарской армии, она была разбита наголову, по­неся огромные потери.

Преследуя противника, Ян Собеский нанес туркам еще два тяжелых поражения и освободил от турецкого владычества значительную часть Венг­рии. Эти поражения турок считаются началом падения Блистательной Порты.

Подвиги Яна Собеского, величайшей личности и заслуженнейшей гордости польского народа, хорошо известны и не требуют сколько-нибудь подробного описания. Для нас здесь существенно, что по данным Новицкого (Novicki W., 1908), Ян Собеский погиб не от инсульта, как ранее предполага­лось, а от уремии на почве хронического нефрита и пиелонефрита. Его ис­ключительное мужество, несгибаемая воля в походах и сражениях, необыкно­венная настойчивость, необычайный организационный и полководческий талант неоспоримы, в особенности на фоне польской знати, раздиравшей междоусобицами и интригами свою страну. Но польская знать никогда не простила Яну Собескому его относительно незнатного происхождения.

Переходя от одних крупнейших узловых событий нового времени к другим, мы, следом за войной с турками и Тридцатилетней войной 1618–1648, должны обратиться к Великой Северной войне. Если перечислять самых ярких личностей этого периода, то после гиганта Петра I главные роли в нем принадлежали Карлу XII, «одному из самых необычайных людей, когда-либо живших на земле» (Вольтер), и курфюрсту Саксонскому – польскому королю Августу Сильному. Невозможно, да и не нужно рассматривать ход событий петровской эпохи и Великой Северной войны. Обратимся к биографиям, вернее – к патографиям.

Петр I (1674-1725)

Портреты Петра, его внешность, всеми отмечаемый гигантский рост – общеизвестны. Но не всем ясно, какое значение имеют его огромные, «кошачьи», постоянно выпученные глаза, его быстрая, захлебывающаяся речь, его невероятная подвижность – и умственная, и физическая. Между тем, это в совокупности позволяет задним числом поставить русскому императору вполне точный диагноз – гипертиреоидность, гипертиреоидный вариант нормы. На портретах бросается в глаза его большой и широкий лоб. Немало писали о венерических заболеваниях Петра I, но за этим проглядели истинную причину смерти – почечно-каменную болезнь, доку­ментированную не только частыми затруднениями мочеиспускания, но, главным и решающим образом, тем, что пришлось решиться на хирургическое удаление камня из мочевого пузыря.

Петр I умер не от «простуды вообще», а от обостренной простудой гнойной мочекаменной болезни. Эта болезнь тянулась много лет, и если в прошлом болезнь мочевыводящей системы объясняли гонореей, то сам факт вынужденной операции – удаления камня мочевого пузыря – свидетельствует о почечно-каменной болезни. Эта болезнь только примерно в 50% случаев связана с мочекислыми камнями. Однако Петр двадцать лет болел одновременно и «ревматизмом», а это говорит именно о подагрической (уратной) этиологии камней.

Прямых данных о подагре Петра I при вынужденном экстенсивном характере наших исследований нам обнаружить не удалось, но подагричность чрезвычайно вероятна. По многим характерологическим признакам – необычайному трудолюбию, целеустремленности, решительности, упорству, постоянно и чрезвычайно напряженно работающему интеллекту – Петр почти целиком укладывается в характерологию подагрического гения, но у него был ряд дополнительных биологических особенностей, объясняемых его гипертиреоидией и гиперсексуальностью. Кроме того, обстоятельства его детско-подросткового развития до некоторой степени напоминают детство и юность Ивана Грозного, что не могло не отразиться на личностных свойствах.

Разумеется, стремление Петра I к завоеванию выходов в Азовское и Балтийское моря было исторически детерминировано. Однако ретроспективно рассматривая ход истории, можно постоянно убеждаться в том, как часто отсутствие сильной объединяющей идеи, которая проводится в жизнь лич­ностью, партией, прослойкой, противоречивость классовых, сословных, имущественных и правовых интересов приводит к своеобразному «броуновскому движению», взаимно нейтрализующему все отдельно взятые тенденции и направления развития. Необходимость такой олицетворяющей идею личности, решающей власти этой личности возникла и осознавалась уже в глубокой древности в связи с актуальными нуждами государства. Такая идея назрела в Риме в результате гражданских войн. Она возникала у любого достаточно многочисленного племени и народа. Она появлялась в Средние века. Она ясно ощущалась и в Московском государстве в XVII веке и, разумеется, Петр I был в значительной мере именно таким реализатором насущных социальных нужд. Он был именно той биологически уникальной личностью, которая смогла реализовать, воплотить в жизнь деяния, необходимые для разрешения насущных нужд страны, реализовать идею, ни перед чем не останавливаясь, придать всему, во что он вкладывал свою энергию, непременный оттенок, отблеск себя самого, своей личности.

В почечно-каменной болезни Петра I можно удостовериться по рабо­там Грея (Gray J., 1960), Грехэма (Graham S., 1950), Виттрама (Wittram R., 1964), Патнама (PutnamР.В., 1973) и многим другим. Но так как указания историков противоречивы, впрочем, как и сама личность Петра, приведем дословно свидетельство историка Шайлера (Schuyler E., 1967) о кончине Петра I: «У императора возобновились приступы задержания мочи, которые мучили его под Ригой и снова после персидской кампании. В то же время он страдал от камней. У него были дни тяжелых страданий, когда он почти не мог зани­маться каким-либо делом, и периоды просветления, когда он злоупотреблял каким-либо из своих любимых занятий. …Императору пришлось слечь, так как обнаружилось воспаление мочевого пузыря, которое быстро прогрессиро­вало и которое уже нельзя было остановить …мучительные стоны и крики». Петр умер 8 февраля 1725 года. Любопытно примечание Шайлера: «Сообщается, что доктор Блументрост описал болезнь Петра в письмах док­тору Шталю в Берлин и знаменитому Герману Бургаву в Лейден, прося сове­та (письма отсылались специальным курьером). Но еще до того, как Бургав смог дать совет, пришла весть о кончине Петра. Говорят, что Бургав вос­кликнул: «Боже мой, как можно было позволить этому великому человеку умереть, если его можно было спасти грошовым лекарством!» Беседуя с дру­гими врачами, Бургав высказал мнение, что император мог бы прожить еще много лет, если бы правильно лечился, не скрывал так долго свою болезнь и не прыгнул бы в воду в ноябре».

Для нас здесь существенно подтверждение почечно-каменной болезни Петра I – болезни, очень часто вызываемой именно уратными камнями или конкрециями, на эти камни наслоившимися. Очень важна и уверенность в излечимости болезни Петра, высказанная Бургавом: лечится хорошо именно гиперурикемия – подагра и уратное поражение почек (по Европе уже броди­ли сведения о целебности в таких случаях Colchicum autumnale).

Грей (Gray J.,1960) говорит о том, что во время месячного пребывания в Астрахани в 1722 г. Петр I большую часть времени проболел, страдая от задержек мочеотделения и камней, и что приступы у него повторялись в те­чение всего года и скоро стали причиной его смерти. В частности, Грей гово­рит, что серьезный приступ задержки мочеиспускания заставил Петра отло­жить коронование Екатерины I и отправиться на олонецкие воды. К тому же Грей описывает агонизирующие и невыносимые боли в мочевыводных путях. Боли были столь сильными, что Петр кричал от них, хотя перед этим мужественно перенес тяжелейшую операцию.

Хорошо известно, что Петр I постоянно возил с собой катетеры, коллекция которых сохранилась до сих пор. Известно, что он ездил много раз на воды (Спа, Карлсбад и т.д.).

Карл XII (1682-1718)

Карл XII, потомок первых Ваза, Оранских-Колиньи-Конде, «самовоспитался» на Плутархе и мечтал сравняться в подвигах с Александром Македонским. Его физическая выносливость и личная храбрость были совершенно исключительными; он вел поистине спартанский образ жизни, никогда не позволял себе отключиться от военных дел, обладал железной волей и невероятным упорством, перешедшим в роковое для него упрямство. Известно, что он был подагриком и даже лечился от подагры укусами пчел. По-видимому, роковую роль для него сыграла решительная победа под Нарвой, когда он наголову разгромил в пять-шесть раз превосходящие силы русских, когда ему в плен сдался весь генералитет, а армия противника вынуждена была бросить все оружие. После этой победы Карл XII, по-видимому, решил, что русские вообще не заслуживают внимания, и двинулся Польшу, затем в Саксонию, принявшись гоняться за королем Августом Сильным. Таким образом Петр I получил многолетнюю передышку, позволившую ему полностью реорганизовать армию, закалить ее в походах, испы­тать на деле новых полководцев и офицеров, а затем сначала небольшими, а потом все более крупными победами поднять ее дух и боеспособность.

Задним числом, поход Карла XII на юг (в надежде на помощь казачества, турок и татар) представляется безумным поступком полководца, опьяненного легкими победами. Однако стоит вспомнить едва не кончившееся гибелью и самого Петра, и всего его войска сражение при Пруте, чтобы Карл XII перестал казаться авантюристом. Скорее нужно признать, что он оказался жертвой стечения непредвиденных обстоятельств. Понадобилась энергия и стремительность все же настороженного Кочубеем Петра I, чтобы Мазепа прибыл к армии Карла в одиночестве. Понадобился крупный политический просчет турецкого правительства, чтобы Карлу не было оказано действенной поддержки со стороны турок и татар. Потребовалась стойкость полтавского гарнизона, разгром Левенгаупта под Лесной, случайное ранение Карла XII, чтобы он был совершенно разбит под Полтавой, чтобы погибла и была пленена вся шведская армия.

Понадобилась измена и глупость великого визиря, чтобы Петр, в прутском окружении согласившийся вернуть туркам и шведам все у них завоеванное, с обменом Петербурга на Псков, передачей польского трона Лещинскому (именно такие инструкции были даны Шафирову), чтобы пребывание Карла в Турции оказалось бесплодным. Дав уйти Петру с его армией из окружения, великий визирь вырыл могилу Турции. Кстати, об этом моменте, едва не ставшем поворотным в судьбах Европы, историки предпочитают помалкивать: под все происшедшее трудно подвести социальную базу.

Август Сильный (1670-1733)

Гнувший подковы Август Сильный, курфюрст Саксонский, необычайно предприимчивый, но поставивший своей главной задачей блистать, подражая Людовику XIV, страдал тяжелой наследственной подагрой – столь мучительной, что ему пришлось ампутировать большой палец ноги. Он пере­дал подагру своему внебрачному сыну от графини Кенигсмарк – Морицу, маршалу Саксонскому, знаменитому полководцу первой половины XVIII ве­ка.

Исторически за Августом Сильным остается та несколько сомнитель­ная заслуга, что у него хватило энергии и предприимчивости не только тран­жирить деньги, но также вновь и вновь собирая войска, проигрывая сраже­ние за сражением, все же своими неожиданными маршами и походами много лет сковывать главные силы Карла XII, пока русские войска завоевывали Прибалтику, реорганизовывались, перевооружались, тренировались для окончательной победы.

С нас достаточно того, что Великую Северную войну можно назвать, хоть и в шутку, «войной трех подагриков».

Мориц, маршал Саксонский (1696–1750)

Мориц был сыном подагрика Августа Сильного и знаменитой краса­вицы Авроры Кенигсмарк. Он участвовал в осаде Штральзунда, с отличием воевал под командованием герцога Бервика (племянника Мальборо) во время войны за австрийское наследство против англичан, прославился в 1741 году неожиданным штурмом и взятием Праги, а в 1752 году – Эгера. В 1745 г. Мориц одержал блестящую победу над англичанами при Фонтенуа. Он счи­тался одним из самых замечательных полководцев первой половины XVII века, был известен своим романом со знаменитой артисткой Адриенной Лекуврер, отдавшей ему все свои драгоценности для снаряжения армии. В ре­зультате другого своего романа он оказался прадедом Жорж Санд, в память о своей прабабке названной при рождении Авророй. Остаётся неизвестным, передал ли Мориц Саксонский подагрическое предрасположение своей пра­внучке, но ее творческая энергия в любом случае имела и другое происхож­дение.

Джон Черчилль, герцог Мальборо (1650–1709)

Получив из рук Мазарини объединенную Францию с двадцатимилли­онным населением, приведенным к полному повиновению дворянством, не­плохим запасом финансов, имея прекрасную армию, Людовик XIV стал смот­реть на соседние, более слабые государства, как на свою естественную добы­чу, выступив в качестве прямого предшественника Фридриха II.

Он обрушился на Лотарингию, Пфальц и Голландию. Но только в Голландии встретил достойного противника, организовавшего ряд союзов европейских государств против всем угрожавшей Франции. Этот противник, Вильгельм III Оранский, не мог выдержать в открытом бою наступления пре­восходящих французских армий. Будучи дважды разбитым, он, однако, по­добно своему отдаленному предку, прапрадеду, адмиралу Гаспару Колиньи, оказывался более страшным для противника после поражения, чем до него. Но Вильгельм Оранский, став в качестве мужа дочери Якова (после сверже­ния своего тестя) королем Англии, умер до решающей войны.

А главенствующая роль в военной кампании против Франции выпала на долю Джона Черчилля.

Включая и самого Джона Черчилля, первого герцога Мальборо, род Черчиллей дал Англии много выдающихся государственных деятелей, не­сколько исключительных талантов и не менее двух гениев – подагрика Джона Черчилля, величайшего полководца своей богатой талантливейшими полководцами эры, и Уинстона Черчилля, величайшего гения XX века (с гипоманиакально-депрессивным стимулом неимоверной интеллектуальной активности).

Роуз (Rowse F.L., 1945) пишет об отце герцога Мальборо: «Этот про­стой и лишенный средств девонширский джентльмен, который сочетал мир­ные волнения частого отцовства и судебных тяжб со стремлением писать то­ма по истории и генеалогии – и все это спокойно, в провинциальном запад­ном доме – стал отцом самого знаменитого полководца в истории Англии, победителя при Бленгейме, а через свою дочь Арабеллу, дедом следующего самого выдающегося английского генерала своего времени – герцога Берви­ка».

Отец герцога Мальборо был капитаном во время гражданской войны, а его жена происходила от девонширских Дрейков (один из членов этой се­мьи – Френсис Дрейк). Мать жены была урожденной Виллиерс – из семьи, в которой социальная преемственность властно требовала от всех ее членов максимального напряжения сил, энергии, ума и воли.

Джон Черчилль начал свою карьеру при дворе Якова I. Он был кра­сив, смел, решителен, пользовался благоволением первых красавиц двора – о его любовных победах рассказывалось, пожалуй, не менее, чем о донжуанстве Пушкина. Сестра Джона, Арабелла Черчилль, стала подругой самого короля Якова I и, очевидно, обладала очень большим умом, потому что король, которому, в соответствии с духом того времени, нетрудно было менять красавиц, сохранял близость с ней много лет, и она родила ему пятерых детей, один из которых, уже упомянутый нами герцог Бервик, не только сохранил верность дому Стюартов после их свержения, но и прославился как замеча­тельный полководец.

Джон Черчилль мог быстро подняться вверх по ступенькам военной иерархии, но предпочел сменить все услады дворцовой жизни на суровую военно-морскую службу в Средиземном море, где его энергия и талант позволили ему в кратчайшие сроки из лейтенантов стать капитаном, подполковником и затем полковником. Вернувшись в Англию, он выдвинулся при подавлении протестантского восстания Монмаута, во время решительного сражения у прорезающего местность канала. Он не стеснялся в средствах для достижения карьеры, но, по-видимому, не принимал участия в кровавых рас­правах над захваченными повстанцами – этим занимался знаменитый своей кровожадностью и вымогательствами судья Джеффрис.

Следующим крупным этапом в судьбе Джона Черчилля было свержение Якова II Стюарта, когда Черчилль безоговорочно со всеми своими войсками встал на сторону Вильгельма III Оранского, которого призвали на анг­лийский трон не только протестанты, но и католики, не стерпевшие тирании. Военный, организационный и дипломатический гений и отчаянная храбрость Джона Черчилля были общепризнанны, не подвергались ни малейшему сомнению, но по-настоящему он развернулся в войне за испанское наследство, когда Людовик XIV решил посадить на испанский трон в качестве наследника своего внука. «Нет больше Пиренеев», – формула, которая объединила агрессивную, обладающую огромной армией и выдающимися полководцами Францию Людовика XIV, хищного, беспощадного, захватывающего все, что можно, владеющего Луизианой и Канадой, и еще могущественную Испанию с ее владениями, в которые входила тогда огромная тер­ритория Мексики с Техасом и Калифорнией, с беспредельными территория­ми в Южной Америке. Это означало страшную угрозу Англии.

«Великий Союз» Англии, Голландии, ряда германских государств и Австрии был организован Вильгельмом III Оранским. Умирая, он поручил главное командование Черчиллю. Последовал ряд кампаний, необычайно трудных не только в силу мощи французских армий, тотальной мобилизации всех ее сил на войну, таланта и опыта ее полководцев, необычайных эконо­мических и организационных усилий Кольбера и Лувуа. Трудность для Анг­лии в войне за испанское наследство определялась еще и тем, что все ее со­юзники, особенно голландцы, тщательно берегли свои войска, всячески из­бегали кровопролитных сражений, которыми только и можно было удержать французские армии и ее союзников на юге Германии от решительных насту­плений.

Одним из первых крупнейших успехов Черчилля стал предпринятый в рамках обычных маневров по защите Голландии поход на юг этой страны. Но потом вся англо-голландская армия под командованием Черчилля-Мальборо быстрыми маршами неожиданно двинулась на юго-восток, в глубину Герма­нии, соединилась с австрийскими войсками под командованием Евгения Савойского, и обе армии атаковали франко-баварскую армию при Бленгейме. После ужасающе кровопролитного боя сражение было выиграно, а потери окупились взятием большого числа пленных, в том числе французского глав­нокомандующего маршала Таллара. Прочие французские армии не успели ни придти на помощь, ни добиться сколько-нибудь значительных успехов в ли­шенной полевой армии Голландии.

Год за годом, вопреки сопротивлению голландских контролеров, Чер­чилль одерживал одну кровопролитную победу за другой. Год за годом он отвоевывал отнятые у голландцев города. Год за годом он, почти под носом у отвлеченной очередным его финтом французской армии, брал одну за другой неприступные крепости, сооруженные Вобаном на французской границе. Но под конец, когда ему удалось совершенно разбить последнюю французскую армию и оставалось только пожать плоды победы, дворцово-парламентский переворот лишил его поразительно энергичную, властную и умную жену Сарру Дженнингс влияния на королеву Анну, а парламент, используя давле­ние огромного государственного долга, приступил к мирным переговорам с Людовиком XIV, стойкость которого среди поражений оказалась, таким обра­зом, вознагражденной. Мир был заключен почти без выгод для Англии.

Впоследствии Черчилль оценивал Людовика XIV следующим образом:

«Он долго колебался, но исход определил его конечный рывок, и в ретро­спективном освещении среди потрясающих поражений сияет его величие. Это еще один триумф стойкости перед врагом».

Мальборо хотел, чтобы Франция управлялась тремя сословиями. Это, по его мнению, «даст скорее спокойствие христианскому миру, чем отрывание провинции от одних государств для обогащения других». Насколько глу­боко правильна была его интуиция!

Мальборо был великим дипломатом. Вот лишь один пример его ди­пломатического искусства. Разгромив русские войска под Нарвой, много раз разбив саксонские и польские войска, посадив на польский престол вместо Августа Сильного Станислава Лещинского, водворившись в самой Саксонии, непобедимый шведский король Карл XII располагает в центре Германии превосходной армией в 40 тысяч человек, и его вмешательство в войну за испанское наследство конечно же будет иметь стратегические последствия. Было совершенно очевидно, что Людовик XIV не поскупится на субсидии, причем такие, какие для Англии абсолютно недоступны. Известно, что Карл XII не­удержим в поисках славы, но также было известно, что слово его несокру­шимо. Черчилль, уже тогда один из знаменитейших полководцев Европы, самолично скачет к нему и при встрече выражает глубокое сожаление, что напряженное положение на фронтах не позволяет ему, Черчиллю, поучиться высшему полководческому искусству у Карла. В ответ на эти любезности Карл XII обещает не вмешиваться в военные действия на Западе.

Свидетельство Роуза (Rowse F.L., 1936): «Историческое значение Мальборо заключается в том, что он был не только величайшим полководцем, которого знает история Англии, не только всегда победоносным вождем армии «Великого Союза» против Людовика XIV, но и в том, что он был его дипломатическим и политическим мозговым центром».

По Тревельяру (Trevelyar G.M., 1974): «Мальборо как стратег и тактик, как военный и дипломат не уступает ни одному деятелю в истории Англии. Его мощь напоминает мощь Чатама и Клайва, но объединенных в одном че­ловеке».

Упоминания о подагре Джона Черчилля очень редки, но они есть. Вот, например, Чидсей (Chidsey D.В., 1929) пишет: «Он мучился из-за своей подагры и страдал от сильнейших головных болей». Указаний на его гипоманиакальность мы не нашли. Наоборот, во всех жизнеописаниях подчеркива­ется, что Черчилль был необычайно расчетлив, относительно ровен и примерно одинаково активен на протяжении всей своей жизни. Он никогда не стремился к удовольствиям, а лишь к славе и крупным делам.

Брат Джона Черчилля – Чарлз – оказался деятельным, талантливым полководцем. Однако законы наследственности предусматривают и расщеп­ление: второй брат тоже быстро, но незаслуженно выдвинулся и проявил та­кую бездарность и бездеятельность в качестве лорда адмиралтейства, что произошел крупный скандал, немало скомпрометировавший самого герцога Мальборо и отразившийся на его судьбе.

Прямые потомки Мальборо занимали очень высокие посты, но в зна­чительной мере – из-за титула, богатства и славы имени. Среди них, как от­мечают медики, было не менее пяти случаев четкой циклоидности (гипоманиакально-депрессивного психоза), были и необычайно одаренные члены рода.

Надо заметить: отнюдь не исключено, что потомкам герцога Мальбо­ро подагра передалась и от Сарры Дженнингс. Она была не только умной, властной и энергичной, она всегда была бесконечно преданной женой Джона Черчилля.

Ее подагричность, притом сильнейшая, удостоверена Роузом (1945):

«Старая женщина, измученная подагрой так, что ее приходилось носить в кресле и она не могла взять перо в руки, оставалась как всегда неукротимой и полной жажды жизни – и против этого никогда нельзя было устоять».

Когда к овдовевшей Сарре посватался герцог Сомерсет, она ответила:

«Если бы я была молодой и красивой, как когда-то, а не старой и увядшей, как теперь, и Вы могли бы сложить у моих ног власть над всем миром. Вы не смогли бы разделить сердце и руку, когда-то принадлежавшие Джону, гер­цогу Мальборо».

Кстати, шутки ради, надо бы сказать, что песенка «Мальбрук в поход собрался» имела в виду вовсе не Мальборо, как часто приходится слышать, а средиземноморского пирата Мамбру. Мальборо как раз выступал в походы чрезвычайно победоносно…

Роберт Уолпол (1676-1745)

Унаследовав место в парламенте в возрасте двадцати четырех лет, бы­стро выделившись в качестве активного вига, прекрасного оратора и необы­чайно работоспособного деятеля, он во время войны за испанское наследство своим талантливым администрированием флотом заслужил высокую оценку герцога Мальборо и стал секретарем по военным делам. После победы тори и падения Мальборо, Роберт Уолпол стал лидером оппозиции, за что и попла­тился заключением в Тауэр. Однако, когда на престол вступил Георг I, Уол­пол стал первым лордом казначейства и министром финансов (1715 г.). После многих дальнейших превратностей он стал во главе совета министров и, опи­раясь на сквайров и буржуазию, подкупая в невиданных масштабах и избира­телей, и членов парламента, шантажируя и запугивая, надолго утвердил гос­подство вигов.

Уолпол был совершенно неутомимым работником, прекрасно знав­шим или изучавшим любой вопрос, встававший перед правительством. Он обладал огромной властью, всячески избегал войн, удерживал налоги на низ­ком уровне, стремился всеми способами поднимать экономику и торговлю страны. Но все же он не смог угодить наиболее агрессивному и воинственно­му крылу своей партии, навязавшему ему войну с Испанией, неудачный ход которой лишил Уолпола сначала популярности, а затем и власти (1742 г.).

Подагра Роберта Уолпола упоминается в работе Г.Эллиса (1927), почечнокаменная болезнь, от которой он умер, названа в работе Г.Дикинсон (Dickinson H.T.,1973). А наследственный характер болезни доказан ранней, сильнейшей подагрой его сына Горация.

Гораций Уолпол (1717-1797)

Сын Джона Уолпола, Гораций Уолпол, основоположник английского «готического романа», всю жизнь страдал от тяжелейшей подагры, но не­смотря на это упорно и неизменно не выпускал из рук перо. Гораций, унас­ледовав подагру от отца, блестяще овладел эпистолярным стилем и оставил исключительно обширное и содержательное литературное наследие. Он писал романы, драмы, составил двадцатилетние мемуары, охватывающие события царствования Георга II и Георга III. Он написал четырехтомные «Повести о художниках Англии», «Каталог английских гравировальщиков», двухтомные «Воспоминания»… Одна лишь переписка Горация с мадам Дюдефан занимает четыре тома, а это только малая часть его переписки.

Подагра Г.Уолпола упоминается в книге Смитта (Smith W.H., 1967), но она, как и подагра его отца, засвидетельствована и во многих письмах самого писателя.

Лорд Честерфилд – Филип Дормер Стенхоп (1694–1773)

После очень успешной дипломатической службы в Нидерландах лорд Честерфилд стал одним из самых видных деятелей оппозиции, боровшейся с Робертом Уолполом. В качестве полугодичного вице-короля Ирландии он Проявил умеренность и принял ряд мер для подъема экономики этой нищей страны. Честерфилд дружил со Свифтом, Вольтером, Монтескье и просла­вился своими остроумными «Письмами к сыну» – рациональными, меткими, элегантными и остроумными, содержащими целую систему хитроумных и обоснованных правил поведения в обществе. О подагре лорда Честерфилда упоминают Стеттен де Витт (Stetten de Witt, 1958) и Грэхемы (Graham W., Graham K.M., 1955, 1957).

Джон Весли (1703-1791)

Едва ли есть смысл излагать сущность методизма – религиозного на­правления, основателем которого был Джон Весли. Для вступления в эту но­вую церковь требовалось «желание избежать гнева Божьего, спастись от своих грехов», а вступив в церковь, методист должен был «не причинять вреда, де­лать добро, любым возможным способом». Важной особенностью методист­ской церкви бььл тесный духовный контакт между членами общины: собра­ния для обсуждения поступков, мыслей и т.д. Для нас существенно, что Вес­ли, как правило, совершал неимоверное количество всевозможных поездок – он проезжал до 7500 км в год, что, учитывая состояние дорог в XVIII веке, – огромная цифра. Считается, что он прочитал около 50 000 проповедей. Сего­дня методизм насчитывает десятки миллионов приверженцев в США и Анг­лии. О подагре Джона Весли упоминает Г.Эллис (1927), но о ней известно и из множества других источников.

Можно подвести некоторый итог: оказывается, именно подагрики оказали огромное влияние на религиозную жизнь Старого и Нового света, поскольку подагра Лютера, Кальвина, Весли, даже Лойолы и основателя сек­ты гернгутеров кардинала Цинцендорфа установлена достаточно прочно…