Глава тридцать третья. – Это не свидание, – настаивала Энн

– Это не свидание, – настаивала Энн.

– Лучше было бы свидание. Китайский вечер – это святое, – сказал Фрэнни, когда они направлялись от парковки к площади. – Это детектив Милашка?

– Это другой детектив.

– Тоже милашка?

– Он мне в отцы годится, – произнесла она, хотя так его не воспринимала. Ее отец старше Винса Леоне на тридцать лет.

– Оригинально, хотя я представляю вас вдвоем, – усмехнулся Фрэнни.

Энн с укоризной посмотрела на него.

– Ну спасибо. Радует, что я веду такую насыщенную сексуальную жизнь в твоем представлении.

– На здоровье. Это же единственный вид твоей сексуальной активности.

С этим не поспоришь.

– Тебя к нему влечет, – лукаво заметил он. – Ты переоделась.

– Ты тоже.

– Это не я ни с того ни с сего сбросил вечную монашескую рясу, чтобы продемонстрировать свои грудки под облегающим свитером.

– Ты просто невыносим, – сказала Энн. – Разве не этого ты добивался? Чтобы я надела что‑нибудь другое?

– Да, но раньше ты не слушала, – заметил он.

– Вполне невинный свитер, – проворчала она. И юбка болотного цвета тоже невинная – только слегка подчеркивала фигуру – юбка, которая едва касалась края ее сапог на низком каблуке.

На тротуарах и улицах было полно народу. Стайки смеющихся и болтающих студентов, направляющихся в книжный магазин, в кафе, на вечеринку в «Будда‑бар». В ресторанах яблоку было негде упасть. Музыканты сидели на углах улицы и играли.

– Я иду в ресторан, – объявил Фрэнни.

– Нет, не идешь. Ты идешь к китайцам.

– Я не могу идти к китайцам без тебя. Так нельзя.

– Не ограничивай себя ради меня, в самом деле.

– Ты мне так и не ответила. Он сексуальный?

Сексуальный – не то слово. Честно говоря, Мендес был сексуальным. А Леоне скорее просто привлекательный, хотя и видный… К своему ужасу, Энн почувствовала, как к щекам предательски подбирается тепло.

– Нет.

– Лгунья! – воскликнул Фрэнни, обрадованный своим открытием, и засмеялся.

Энн остановилась и посмотрела на него.

– Что толку с тобой говорить?

Он чмокнул ее в щеку.

– Потому что мне только что удалось отвлечь тебя от мыслей, что у тебя в классе учится юный маркиз де Сад. Ступай теперь, Энн‑Мэри. Не заставляй ждать своего джентльмена.

Покачав головой, Энн пересекла площадь, направляясь в «Пьяцца фонтана» на свое «не свидание».

– Это не свидание, – бормотал Винс себе под нос, расправляя галстук и глядя на себя в зеркало мужского туалета.

О чем он, черт возьми, думает? Энн Наварре, наверное, еще и на свете не было, когда он работал в Бюро. Наверное, он совсем выжил из ума. Видимо, все‑таки пора принимать антипсихотические препараты.

Приглашать учительницу на ужин в свете происходящего в школе – точно признак повреждения рассудка.

Это все из‑за пули. Отличительный признак дисфункции передней доли мозга: импульсивное поведение.

Он чувствовал раздражение и нервозность, какие бывают в конце рабочего дня, когда с ног валишься. Ему удалось немного отдохнуть после того, как Мендес подвез его, еще он подремал под лампами солярия в салоне, но этого оказалось недостаточно. Ему было необходимо семнадцать часов сна. Но хотя бы теперь его лицо приобрело здоровый цвет благодаря яркому освещению в миллион ватт и его восприимчивой к загару итальянской коже.

– А может, ты просто постарел, Винс? – пробормотал он.

Ему вообще давно полагалось умереть. Так какого черта? Почему бы не поужинать с очаровательной умной девушкой двадцати пяти лет?

Он заметил, что она вошла в ресторан, сразу как вышел из туалета. Она выглядела очень… решительно, подумал он, настроена быть серьезной, настроена быть принятой всерьез. А еще она была не слишком похожа на школьную учительницу в своем облегающем свитере и стильной юбке. Мило.

– Мисс Наварре, – сказал он, очаровательно улыбаясь. – Вы прекрасно выглядите.

– Детектив…

– Винс. У нас был длинный день. Давайте отбросим формальности.

Распорядитель провел их через зал к кабинке в укромном уголке. Мисс Наварре вскинула бровь.

– Не хочу, чтобы нас подслушивали, – объяснил Винс. – Это разговор не для всех, принимая во внимание обстоятельства.

Он заказал бутылку пино гриджио и два бокала, хотя, конечно, сам пить не собирался, сидя на таблетках, но притвориться можно, пока очаровательная Энн немного раскрепостится. Она смотрела слишком уж подозрительно.

– Вам разрешается пить на работе?

Винс осклабился:

– Дорогая, жизнь слишком коротка, чтобы позволить себе роскошь не пить вино.

– Понятно. Надо взять на заметку.

– Наверное, вы еще мало общались с детективами.

– Никогда – до этой недели.

– Как долго вы работаете учительницей?

– Пять лет. – Казалось, это все, что она хотела сказать, однако Энн поспешила добавить: – Но у меня было две специальности в колледже, это заняло еще один год, а потом год в аспирантуре.

Не так она проста, как кажется. Ей двадцать семь – двадцать восемь лет. Он хотел улыбнуться в ответ на ее попытку просветить его, но сдержался.

– А какая у вас была вторая специальность?

– Психология. Я хотела быть детским психологом, но… – Она осадила себя, чтобы не слишком распространяться. – Судьба распорядилась по‑другому.

– Это она умеет.

Энн посмотрела в сторону и вздохнула. Смущается, подумал он. Наверное, не привыкла рассказывать о своей жизни незнакомцам – да и знакомым тоже, если уж на то пошло. Он бы сказал, что она относится к тому типу женщин, которые доверяются одному другу, если вообще кому‑то доверяются, будучи очень осмотрительными, словно подозрительные старушки.

Официант принес вино. Винс продегустировал его и кивнул в знак одобрения. Они заказали еду, пригубив из своих бокалов.

– Энн, – начал он, – хочу сделать признание. Я не работаю в офисе шерифа. Я специальный агент ФБР. Пока лучше, чтобы об этом никто не знал. Я специализируюсь на серийных убийцах.

Она ничего не сказала в ответ, но ее глаза округлились.

– Я не знаю, что вам рассказал детектив Мендес, – продолжил он, – но есть основания полагать, что Лиза Уорвик – та женщина, на которую ваши ученики наткнулись в парке, – была третьей жертвой в серии убийств.

– Боже мой.

– Еще одна женщина пропала. Так что, как видите, нам важна любая информация из всех возможных источников.

– Не знаю, чем могу помочь, – сказала она. – Я учу пятиклассников.

– Детектив Мендес говорил мне, что вы отлично знаете своих детей. Сегодня днем я убедился в этом.

Она усмехнулась.

– Ну да. Так знаю, что даже не заподозрила склонности к убийству у Дэнниса Фармана.

– А с какой стати вы бы ее заподозрили? – спросил Винс. – Многие ли, глядя на пятиклассника, смогли разглядеть в нем будущего серийного убийцу? Я думаю, что никто. Это было бы странно. Ни один нормальный человек не стал бы намеренно искать в ребенке такие черты.

– Это ваше мнение?

Он слегка улыбнулся.

– Ну да. Я как раз специализируюсь на отклонениях психики. Я много лет изучал убийц, пытаясь разобраться, как они стали такими и что ими движет.

– Как же вам удается спокойно спать при этом?

– Прекрасно, – признался он. – Правда, на таблетках.

– Почему вы этим занимаетесь?

– Потому что, если я действительно хорошо делаю свою работу, в моих силах уберечь невинных людей от убийцы. Может, мне удастся заприметить такого вот Дэнниса Фармана и привлечь к нему внимание нужных людей. Уверен, вы меня понимаете.

Она кивнула и отвела взгляд, а ее глаза чуть увлажнились.

– Мне жаль, что вам пришлось столкнуться с этим, Энн, – искренне сказал Винс. – Я понимаю, как вам трудно.

– Боюсь, что нужные люди не обратят на него внимания, – возразила она. – Не сейчас. Его исключат из школы, и он станет слоняться без дела, без присмотра. Кто будет им заниматься? Его родители работают. Но даже если бы они были дома, они, должно быть, ужасные родители – ведь иначе он бы не стал таким.

Винс вздохнул. Он не хотел, чтобы она плакала, поэтому не стал с ней соглашаться. На самом деле, если бы он вел семинар и привел Дэнниса Фармана в качестве примера, то сказал бы, что его, по всей вероятности, спасать уже слишком поздно.

Его коллеги в Квонтико согласились бы с ним. Он отослал им рисунок Дэнниса Фармана по факсу. Он переговорит с ними потом, хотя и так знает, что услышит. Они скажут, что Дэннис Фарман имеет вполне сформировавшиеся наклонности к насилию и асоциальному поведению. Его художества уже свидетельствуют о садистских фантазиях – о садистских сексуальных фантазиях, а ведь он еще ребенок, которому только предстоит войти в пубертатный период. Вероятно, исправить его поведение не удастся.

Но он не собирался рассказывать это Энн.

– Вы были правы, когда говорили с его отцом, – сказал он. – Мальчику нужна помощь психиатра.

– И кто сможет убедить его отца в том, что это так? – спросила она. – Фрэнк Фарман наверняка считает, что в его силах выбить дурь из Дэнниса.

Напряжение прошедшего дня сказывалось на Энн. Винс протянул руку и накрыл ее маленькую ладонь, чуть сжав.

– Не сдавайтесь, Энн. Еще не время. Вы боролись сегодня за этого мальчика. Противостояли Мендесу и мне, дали отпор его отцу. Дэннису нужно, чтобы хоть кто‑нибудь был на его стороне.

Одна прозрачная слеза упала с ресниц и покатилась по щеке Энн, когда она в смущении отвернулась от него.

– Ну‑ну, не надо, – нежно принялся уговаривать Винс. – Не плачьте. А то вы подмочите мою репутацию дамского угодника.

Вознаграждением ему была улыбка.

– А вы дамский угодник? – спросила она, очевидно, обрадовавшись перемене темы.

– Все зависит от дамы, – признался он.

Ее щеки вспыхнули румянцем, и она отвела взгляд, скрывая легкую улыбку. Она высвободила свою руку из‑под его ладони, смахнула слезу и заправила выбившуюся каштановую прядь волос за ухо.

– Простите. Обычно я не позволяю себе расклеиваться.

– Спорю, вы вообще никогда не расклеиваетесь, – сказал он. – Хотя обычно ваши ученики не приносят в школу отрезанные пальцы. Думаю, вам можно немного расслабиться.

– Да. Наверное.

Принесли заказ. Ее салат «Капрезе», его зити.[21]Винс придвинул свою тарелку к ней.

– Ешьте, – скомандовал он. – Попробуйте зити. Моя итальянская мамочка утверждает, что это средство от всех проблем. Она скажет вам: «Avete bisogno della vostra resistenza! Ci e niente a voi!»

Винсу показалось, что Энн понравился его колоритный итальянский.

– Что это значит?

– Силы вам пригодятся. Вы слишком худая. Она считает худыми всех, кто весит меньше двухсот фунтов. И ей наплевать, что я могу поднять ее одной рукой.

– Сколько ей лет?

– Восемьдесят два. А вашей?

– Моя мама умерла. – Энн опустила голову. – Несколько лет назад. От рака поджелудочной железы.

– Простите, – сказал Винс. Еще один поворот судьбы Энн Наварре. У нее умерла мать. Она бросила учиться. – А ваш отец?

– Переживет нас обеих, несмотря на слабое здоровье.

И эта перспектива, судя по всему, ее не радовала.

– Вы так и не ответили мне, как я могу помочь вашему расследованию, – произнесла она.

Кстати, о деле. Он воткнул вилку со своей стороны тарелки.

– Расскажите мне о Томми Крейне.

Он не застал ее врасплох. Она предполагала, что он кинет ей крученый мяч. Энн посмотрела на него с подозрением:

– Зачем вам нужно знать о Томми Крейне?

– Чтобы посмотреть на дело с разных ракурсов, – ответил он. – Понимаете?

– Да.

– На данный момент я не могу сказать, в каком направлении будет идти расследование. Мы до сих пор пытаемся реконструировать последний день Карли Викерс, пропавшей девушки. Викерс в прошлый четверг запланировала визит к стоматологу. Это была ее последняя встреча в тот день.

– Визит к Питеру Крейну.

– На данный момент он последний человек, известный нам, который видел ее.

– Но вы же не считаете, что он причастен к этому, – сказала она. – Он прекрасный человек. Томми обожает своего отца.

– Я не сказал, что он подозреваемый. Он даже нас не особо интересует, – объяснил Винс. – Просто он последний, кто видел юную леди. Мы должны получить представление о его местонахождении в тот вечер. И хотелось бы сделать это как можно более осторожно.

– Я могу рассказать вам немного, – сказала Энн. – Но, по моему мнению, он замечательный отец. Вот мать Томми – другое дело…

– Неприятная?

– Червонная королева из «Алисы в Стране чудес». Спросите детектива Мендеса.

– А Томми какой?

– Любит бейсбол, играет на пианино и разбирается в математике гораздо лучше, чем я, – ответила она. – Сообразительный, задумчивый, тихий. Мечта любой матери.

– Общительный?

– Нет. Томми – наблюдатель, – сказала Энн, словно погружаясь в свой мир во время обсуждения учеников и анализа их поведения. А они разные. Энн хотела пробраться в маленькие головки детей, понять их. – Он сначала стоит и смотрит на то, что происходит, а потом уже решает, как действовать.

– Ему сегодня досталось.

– Он защищал Вэнди – девочку, на которую напал Дэннис. И сделал это, полностью осознавая, что потом получит от Дэнниса.

Винс улыбнулся.

– Рыцарь без страха и упрека.

– Таков уж он. И, по мнению Томми, его отец такой же.

– Разумно, – оценил Винс. – Могу ли я попросить вас об одолжении? Спросите Томми о том, что происходило в прошлый четверг вечером? Был ли его отец дома?

От этой идеи ей стало не по себе. Винс почувствовал, как возрастает ее сопротивление.

– Это обычные вопросы, и ответить будет нетрудно, – сказал он. – Просто мне кажется, что лучше, чтобы спросили вы. Агент ФБР может напугать ребенка, задавая такие вопросы о его отце. А вам он доверяет.

Она вскинула бровь.

– Вы хотите, чтобы я манипулировала им?

– Ни в коем случае. Я прошу вас задать ему пару вопросов. Только и всего.

– А почему вы не поговорите с миссис Крейн?

– С Червонной королевой? – Он воспользовался ее же собственным определением. – Жены имеют скрытые мотивы. Дети нет.

Она с минуту поразмышляла, глядя на него с выражением «я вам не верю». У нее был щит, как у спартанского воина, которым она могла обороняться, а могла и по кумполу дать: лучшая защита – нападение.

– Я не прошу вас воровать секреты фирмы, – сказал Винс, подцепляя зити. – Просто спросите мальчика, где его отец провел вечер прошлого четверга.

– Думаю, это возможно.

– Что вы знаете о семье Морганов? – продолжил Винс.

– Они хорошие люди. Отец – Стив – адвокат. Сара иногда преподает искусство на государственных курсах, а в основном сидит дома. У них один ребенок – Вэнди.

– Хороший брак?

Энн пожала плечами.

– Насколько мне известно. Только не говорите, что Стив Морган подозреваемый.

– Он был другом Лизы Уорвик. Мы должны проверить его. Это обычная процедура. Если бы дома что‑нибудь было не так, вы заметили бы по девочке, правильно?

– А что мне будет за то, что я буду допрашивать учеников? – спросила она, изумив его.

– Я поговорю с вашим директором, – предложил он. – Порекомендую ему организовать для Дэнниса Фармана какие‑нибудь консультации. Может, парень смог бы приходить в школу на пару часов в день. Таким образом, вы сможете поддерживать с ним контакт. Как вам мысль?

– Я была бы вам очень благодарна.

Quid pro quo,[22]подумал Винс. Может, она разузнает что‑нибудь полезное, а может, из этого ничего не выйдет… кроме ужина… или двух…

Он протянул руку, и она ответила тем же. Рука Энн была маленькой и мягкой, но сильной, словно бы ее обладательница знала, чего хочет. Ему это понравилось.

– Договорились? – уточнил он.

– Договорились.

Винс настоял на том, что проводит Энн до ее машины; она посопротивлялась, но лишь для виду. Пока на свободе разгуливает серийный убийца, жеманничать не время.

Он усадил ее в спортивный маленький красный «фольксваген» и наклонился к приспущенному стеклу.

– Закройте двери и никого не подвозите, – проинструктировал он.

– Слушаюсь, сэр.

– Не зовите меня «сэр». А то я решу, что я уже старый.

– Старый для чего? – спросила она, улыбаясь, словно Мона Лиза, и лукаво глядя на него.

Неожиданно он наклонился ближе и поцеловал ее в губы.

– Для этого, – пробормотал он.

Чертова пуля.

Она не дала ему пощечину. Уже хорошо.

– Спасибо вам за помощь, Энн, – сказал Винс.

Она все еще пыталась осмыслить его поступок.

– Спасибо за зити, – ответила она и тронулась с места.

Он провожал ее взглядом, не позволяя своим мечтам забежать так далеко, как хотелось. Потом перешел улицу и по безлюдному переулку направился к черному ходу офиса Питера Крейна.

Энн налила бокал вина и вышла на веранду с другой стороны дома, чуть отойдя от открытой двери кухни. Она помнила предупреждение Винса быть бдительной. По городу рыщет убийца. Но ее двор был огорожен, а луна ярко светила, и ей хотелось уделить несколько минут тому, чтобы обдумать прошедший вечер перед тем, как отправиться спать.

Она коснулась верхней губы, до сих пор ощущая щекочущее прикосновение щетины, когда Винс поцеловал ее. Она попыталась вспомнить, когда целовалась в последний раз.

Нельзя сказать, что у нее совсем не было свиданий – если честно, она старалась их избегать. Мужчины из ее окружения напоминали подростков‑переростков, играющих в видеоигры. Другой круг ее социальной жизни состоял из родителей ее учеников, большинство из которых были женаты, и не многие счастливо. Еще в детстве она уяснила, что брак и дети – не самое лучшее в жизни. Поэтому она к нему не стремилась.

Но Энн не могла не признать, что Винс Леоне привлекал ее, и не только внешностью. Он сильный, умный, знает, чего хочет. Он видит то, что ему нужно, и берет это.

Жаль, он здесь не навсегда. Закончит расследование и вернется в Виргинию, чтобы приступить к расследованию очередного жуткого преступления.

Она не могла представить, каково это – все время жить в окружении смерти и зла. Трех дней для нее оказалось более чем достаточно.

Даже несмотря на глоток теплого крепкого каберне, она дрожала при одной мысли, что зло где‑то поблизости, рыскает по улицам, словно волк в поисках жертвы. Она подумала, что делала в понедельник вечером, – раскладывала бумаги, просматривала планы уроков, слушала альбом Фила Коллинза, а кто‑то в это время убивал Лизу Уорвик. Она сладко спала, когда убийца зарывал труп девушки в парке, оставив голову на поверхности, чтобы кто‑нибудь увидел и ужаснулся.

А пока она стоит у себя на веранде, он где‑то там с другой жертвой. И творит с ней такое, что она даже не может представить.

Энн снова задрожала и покрылась мурашками, посмотрела в темноту за ее двором и почувствовала, что он может быть там и наблюдать за ней, и единственное, что их разделяет, это газон.

Тогда она развернулась и ушла в дом, закрыв за собой дверь… и не подозревая, что человек, скрывавшийся в темноте, проследил, как она уходит.

Date: 2015-08-24; view: 307; Нарушение авторских прав