Глава двадцать четвертая. С одной стороны, он хотел бы никогда не проснуться

С одной стороны, он хотел бы никогда не проснуться. Винс не мог решить – это пострадавшая часть его мозга не хотела просыпаться или другая, которая не хотела просыпаться, чтобы не поддаваться воздействию последствий пули, застрявшей в голове.

Доктора, специалисты и нейрохирурги, с которыми он общался на протяжении нескольких месяцев с тех пор, как его подстрелили, были поражены, что он вообще выжил. В мире таких можно по пальцам пересчитать, и один случай не похож на другой, в зависимости оттого, какая часть мозга повреждена.

Врачи не имели понятия, что будет дальше. Они извлекли столько осколков, сколько смогли, но самая большая часть двадцать второго калибра попала туда, куда им и близко не подобраться. Слишком высока была вероятность причинения тяжкого вреда мозгу. Но, с другой стороны, никто не мог сказать ему, какие последствия могут быть из‑за пули, оставшейся в его голове.

Ведь за эти последствия на них в суд не подашь, и они это знали.

Так что он представлял собой ходячий научный проект, ситуационное исследование, урода в медицинском цирке, статью в «Медицинском журнале Новой Англии».

Произошедшее влияло на него по‑разному. Иногда ему казалось, что его слух и обоняние обостряются. Иногда во рту ощущался металлический привкус. Почти каждый день у него была такая головная боль, что могла бы убить осла.

В первые недели после ранения он пережил ужас афазии, расстройства, из‑за которого не мог сочетать слова и составлять из них осмысленные предложения.

Иногда обнаруживал у себя расстройство контроля над побуждениями, но не знал, было ли это из‑за повреждения лобной доли головного мозга или результатом полного осознания того, что он смертен. Он был ходячим вторым шансом. Он не мог отвергать представлявшиеся возможности или откладывать дела назавтра, которого могло не быть.

Из‑за травмы у него не было сил даже для того, чтобы сделать самые простые вещи. Теперь, несколько месяцев спустя, он сумел это преодолеть, однако работоспособность все еще оставалась под вопросом.

К тому моменту как Мендес высадил его у отеля, он настолько ослаб, что сил едва хватило, чтобы залезть в душ и смыть с себя запах морга. Глубоко вдыхая аромат кофе и мыла в ванной, он протер краешек зеркала и провел свой ежедневный осмотр.

Бывало хуже. Бывало лучше. Будь он женщиной, можно было бы исправить положение косметикой.

– Ох, и страшная из тебя получилась бы тетка, Винс, – сказал он, найдя в этом повод для улыбки.

Он взял на заметку, что надо сходить в солярий, чтобы немного убрать серость с лица. Как‑никак он в Калифорнии. Калифорнийцы любят свой загар. Он не сомневался, что будет чувствовать себя идиотом, но если благодаря этому люди при виде него перестанут думать, что он одной ногой в могиле, на это стоило пойти.

Горничная принесла блюдо с пирожными и тостами. Он ел, чтобы в желудке было что‑нибудь до того, как туда попадет первая порция таблеток. Коричневые пузырьки с таблетками выстроились на комоде. Обезболивающие, противосудорожные, против тошноты, антидепрессанты, чтобы подавить паранойю, которая порой возникала из‑за давления на какую‑то важную часть мозга, которая, он забыл, как называется.

Хотя эти он пока не пил. До сих пор ему удавалось подавлять беспокойство самому. Он посмотрел на пузырек и подумал, так ли он ему нужен, насколько разумно принимать эти таблетки.

Запихивая в себя пищу, он слушал запись своего разговора в машине, сделанную накануне. Мендес вводил его в курс. Три возможные жертвы и одна пропавшая без вести. Он делал записи, пока слушал, и принялся размышлять над ними, когда кассета кончилась. Изучил полароидные снимки, которые сделал на вскрытии, и его внимание особенно привлекли разрезы, которые, казалось, были намеренно симметрично нанесены на конечностях – если вертикальный разрез имелся на одной руке, то в том же месте точно такой же разрез был и на другой. То же самое с ногами.

Он вытащил листок бумаги из своего портфеля, на котором были нанесены очертания женской фигуры со спины и спереди, и внес туда отметины на теле Лизы Уорвик. Он отправит эту форму по факсу в Квонтико, чтобы выяснить, не натыкался ли кто‑нибудь из ОПР на такой рисунок раньше.

Утром он отправится в офис шерифа и изучит особенности всех трех дел, особенно обратив внимание на то, нет ли у них на телах похожих отметин, а потом начнет серьезную работу по профилированию.

Хотя некоторые хорошие идеи у него уже возникли. На своем веку он достаточно расследовал таких дел и допрашивал убийц, поэтому в голове сложился перечень контрольных вопросов. В мире было, наверное, еще девять специалистов помимо него, которые знали, как думает убийца, так же хорошо, как он. Могучая кучка. Слишком маленькая по сравнению с вечно растущей стаей серийных хищников.

Он поднял трубку и позвонил в офис шерифа:

– Детектива Мендеса, пожалуйста.

– Что ты знаешь сегодня, чего не знал вчера?

– Немного, – ответил Мендес.

– Немного? – повторил Винс. – А чем ты занимался все утро? В гольф играл? Почему меня не позвали?

– Мы обыскали дом пропавшей девушки, Карли Викерс, и не нашли ничего существенного.

– Ничего существенного для вас.

Мендес понял, куда он клонит.

– Никаких признаков вторжения. Никаких признаков борьбы. Никаких признаков того, что у нее был мужчина. Пока что мы не нашли никого, кто бы видел хоть что‑нибудь.

– И о чем это свидетельствует?

– Он действует осторожно.

Они сидели в уютном белом конференц‑зале с огромными окнами, выходившими на раскидистые дубы и зеленый газон. Красиво.

– Это выбьет почву из‑под ног у всех в подвале Квонтико, – сказал он, поднимаясь со стула и подходя к окну.

– Вы работаете в подвале? – спросил детектив Хикс.

– Упрятаны глубже, чем мертвецы, – ответил он. – Думаю, Бюро уже пора печатать эту фразу на футболках и продавать. Отдел психоанализа тогда мог бы стать популярным.

– Ну да, – усмехнулся Мендес. – Ребята из психологического анализа могли бы стать новой «Полицией Майами, отдел нравов».

Винс улыбнулся и пожал плечами.

– И справились бы лучше Дона Джонсона. Что там с твоей потерпевшей? – спросил он.

– Ее коллега полагает, что у Лизы Уорвик был роман, но она никому не открывалась на этот счет, – сказал Мендес. – На ее простыне мы обнаружили следы спермы, а еще фотографию, которая может или не может привести нас к тому парню, который их там оставил.

– А соседи ничего не сказали о ее дружке?

– Пока нет, – сказал Хикс. – Она жила в таунхаусе, но ее сосед никогда не видел и не слышал, чтобы за стенкой что‑то происходило.

– Она была разборчива, – сказал Винс.

– Или скрытна, – предположил Хикс. – Парень может быть женат.

– Парень может быть убийцей.

Он подошел к длинной доске, которая занимала почти всю стену.

– Вот как надо делать профилирование, ребятки.

Он взял кусок мела и написал: «1. Основы профилирования». Потом принялся писать дальше, озвучивая все, что написал.

– А: что вы нашли на месте преступления? Физические улики, характер улик, положение тела, оружие.

– У нас нет места преступления, – заметил Хикс. – У нас только место захоронения.

– То же самое относится к местам захоронений, – сказал Винс. – А тот факт, что у вас нет места преступления, говорит о многом. К этому мы еще вернемся. В: виктимология. Это у вас есть. Возраст жертвы, род занятий, история жизни, состав семьи, где ее видели в последний раз. С: криминалистическая информация. Причина смерти, ранения – получены до или после смерти, – сексуальные акты, отчет о вскрытии, данные из лаборатории. По двум жертвам у вас все это имеется, по Уорвик есть результаты вскрытия. Так?

Оба детектива кивнули. Шериф Диксон сидел с каменным лицом во главе стола, решив, что это надо просто вытерпеть.

– D: ваш первичный полицейский отчет. Е: фотографии жертв, места преступления или места захоронения.

– Фотографии у нас есть, – сказал Хикс.

– Вешайте их на стену. Так, а под фотографиями мне нужен длинный стол, чтобы разложить копии всех документов.

Пока Хикс у пробковой доски готовил место под фотографии, Винс переместился на свободный участок доски и написал: «2. Модели принятия решений. Тип и стиль убийства, изначальные намерения, риск жертвы, риск убийцы, эскалация, время преступления, факторы местонахождения».

– Вы уже наблюдали эскалацию в плане риска у своего убийцы, – сказал он. – Первая жертва – две первые жертвы – были захоронены в отдалении. Место преступления в случае Лизы Уорвик было прямо в городе, где риск быть замеченным возрастает. Какую выгоду от этого надеялся извлечь убийца?

– Чем больше риска, тем больше кайфа, – сказал Мендес.

– Внимание общества, – предположил Хикс.

– Нагнать страху на город, – сказал Диксон. – Тут все дело в ощущении власти. Он может делать, что хочет. Мы не способны его остановить.

– Все вышеперечисленное, – сказал Винс. – Не заметили ли вы эскалации насилия в убийствах?

– Джули Паулсон и Лиза Уорвик умерли от удушения, – сказал Мендес. – Обеих пытали. Обеим наносили разрезы. Глаза и рты заклеены. Второе тело слишком сильно разложилось, и сделать снимки было невозможно.

– До убийства Джули Паулсон были ли еще случаи убийства на сексуальной почве?

– Ничего похожего, – ответил Диксон. – За прошлый год было шесть случаев изнасилования. Все раскрыты.

– Поздравляю, – произнес Винс. – Давайте посмотрим, что мы можем сделать, чтобы подогнать вашего убийцу под стандарты. Что было за год до первого случая изнасилования и за год до того?

– За год до первого случая – ничего. За год до того меня здесь еще не было.

– Просто меня интересует, этот парень местный или нет. Большинство серийных убийц начинают с малого. Фетишизм, подглядывание в окна, избиение, изнасилование. До высшей точки они доходят постепенно. Хотя, с другой стороны, – заключил он, – некоторые просто годами вынашивают фантазии о насилии, пока наконец не совершают его, чтобы избавиться от накопившегося напряжения.

– Мы говорим об известных преступниках, – сказал Диксон.

Дверь в конференц‑зал открылась, и вошел полицейский.

– Припозднился, – сказал Диксон. Он снова повернулся к Винсу. – Винс, это мой зам – Фрэнк Фарман. Фрэнк – Винс Леоне.

Винс просил шерифа особенно не распространяться и пореже произносить эти магические буквы – ФБР.

– Винс – эксперт по серийным убийцам, – объяснил Диксон.

Зам пристально посмотрел на него и сказал просто:

– Фэбээровец.

Винс улыбнулся, как аллигатор.

– Присаживайтесь, уважаемый.

– Спасибо, я постою.

Крутой парень.

– Мои люди сейчас в других районах, – сказал Винс, – ищут преступления с подобным почерком и характером. Но уже исходя из того, что я слышал и видел, могу вам сказать, что этот парень не любитель. Он действует исходя из фантазий, которые вынашивал долгое, очень долгое время, и он действует, руководствуясь ими, достаточно долго для того, чтобы набить руку.

– Вы говорите об этом мешке с дерьмом как о каком‑то гении, – сказал Фарман. – По мне, так это просто больной сукин сын.

– Тогда почему вы его не поймали? – пошел в атаку Винс. – Вы тут, видимо, главный коп, иначе вас бы в этой комнате сейчас не было. Если ваш преступник просто псих и у него изо рта идет пена, если он бегает и убивает случайных женщин, почему вы его не поймали?

Фарману было нечего возразить.

– А я скажу вам почему, – продолжил Винс. – Потому что это не просто больной сукин сын. По крайней мере, не в том смысле, какой вкладываете вы.

Он повернулся к доске и написал:

«3. Оценка преступления.

A) классификация преступления

B) организованное/неорганизованное

а: выбор жертвы, b: контроль над жертвой, с: порядок совершения преступления

C) инсценировка;

D) мотивация;

E) динамика места преступления»

Он указал мелком на пункт В.

– Неорганизованный преступник видит потенциальную жертву и совершает преступление, когда подвернется возможность. Место преступления будет неопрятным. Труп он бросит там же. Этот парень не очень умен. Социально незрелый. Импульсивный.

– Прямо как ты, Тони, – пошутил Хикс.

– Очень смешно.

– Ему не нужно ничего, кроме самого акта, – продолжал Винс. – Он не ищет огласки. Это не тот ублюдок, которого вы здесь ищете. Что прискорбно, ведь такого как раз нетрудно обойти. Будь это ваш зверь, вы бы поймали его уже сегодня, а потом мы бы все дружно отправились на рыбалку.

– Ну, – сказал Фарман, – может, заглянете в свой хрустальный шар и скажете нам, кто убийца?

– Я вам скажу, что он собой представляет, – ответил Винс. – Будь я экстрасенсом, я бы сорвал большой куш в Вегасе. И уж точно не торчал бы тут, глядя на ваши физиономии. Мне бы снились роскошь и признание…

Боль пронзила его голову, словно копьем. Он шумно развернулся, чтобы замаскировать непроизвольно вырвавшийся стон, и отошел к доске.

– Организованный преступник, – продолжил он, кладя руку на подставку, чтобы не показывать, что у него кружится голова. На мгновение он задержал дыхание, потом выпустил мел, поднял руку, надеясь, что она не будет дрожать, и продолжил писать. – Организованный преступник умен, имеет положение в обществе, работу. Скорее всего у него есть какой‑то близкий человек. Может быть, даже семья. Никто в обычной жизни, глядя на него, никогда не заподозрит, что он ведет другую жизнь, жизнь хищника.

– Банди, – сказал Мендес.

Винс сделал глубокий медленный вдох и неспешно повернулся лицом к аудитории.

– Банди. Эдмунд Кемпер в Санта‑Крусе. Джон Уэйн Гэйси в Чикаго. Роберт Хансен с Аляски – прекрасный пример организованного преступника.

– Никогда о таком не слышал, – сказал Фарман.

– Этот парень был пекарем, – начал Винс. – Был женат, играл важную роль в жизни местного общества. А еще он был сексуальным садистом. По нашим подсчетам, убил двадцать одну женщину. Его выбор падал на проституток. Он нанимал их, потом вез на собственном самолете в свой охотничий домик, насиловал, истязал, а дальше выпускал в лес, загонял, как животных, и убивал. Полиции Анкориджа попалась одна из жертв. На девушке были наручники, прикрепленные к талии, когда она наткнулась на копов. Она рассказала, как он ее связал и пытал в своем подвале, как она убежала от него в аэропорту, прежде чем он успел запихнуть ее в свой самолет. Она опознала дом Хансена как место, в котором ее насиловали и пытали. Копы отвезли ее в аэропорт, и она узнала самолет. Но когда они явились допрашивать Хансена и сказали ему все, что поведала им девушка, он пришел в негодование. И тут же предъявил двоих партнеров по бизнесу, которые подтвердили, что ужинали с ним в то время, когда он якобы держал девушку в подвале своего дома. Его показания противоречили показаниям девушки, а вел он себя до тошноты нормально, и копы поверили ему. Хансена не судили. Его даже не арестовали. Это случилось в 1982 году. Прежде чем его наконец прищучили, прошел еще год.

Теперь внимание присутствующих принадлежало ему безраздельно.

– Организованный преступник планирует свои преступления. Он подбирает себе жертв. Он может отразить атаку, захватить и пытать жертву. Он держит всю ситуацию под контролем. Вот что важно для него – контроль. А когда все будет кончено, он увезет жертву с места преступления, вернется домой и станет ждать, когда об этом напишут в газетах и сообщат по телевизору. Вы здесь имеете дело с крупным хищником, джентльмены, – сказал Винс. – Это машина для убийства, и он очень, очень горд этим. Опыт подсказывает мне, что это белый человек. Серийные убийцы обычно действуют внутри своей этнической группы.

– Ну, теперь круг подозреваемых сузился, – съязвил Фарман.

– Ему больше тридцати, – продолжил Винс. – В этом возрасте они обычно и совершают свое «лучшее» убийство. А он считает, что это его триумф. Что он останется в истории благодаря своей последней жертве. Он выставил ее напоказ, чтобы мы все увидели, какой он крутой. Эта жертва была вызовом, который он бросил нам. Как перчатку. Он думает, что вы не настолько умны, чтобы поймать его. И пока это так.

Он ухватился левой рукой за подставку для мела, чтобы переждать следующий приступ головокружения.

Мендес следил за ним, как ястреб.

– Пожалуй, выпью кофе, если он у вас есть, – сказал Винс. – Этот десинхроноз – такая заноза в заднице.