Масонство. — Дело Дрейфуса 1 page

I. Свирепая политика Англии в течение лишь четырёх последних столетий превратила эту страну из двух небольших островов с несколькими миллионами жителей во владычицу морей и вершительницу судеб остального мира, в государство необъятное, где, по гордому заявлению одного из великобританских министров, барабан бьёт во все часы дня и под всеми широтами!… Тогда как ещё в XVI столетии английский военный флот уступал голландскому в той же степени, в какой наш, русский флот (до войны с Японией, разумеется,) был меньше современного английского, уже с начала XIX столетия эскадры Великобритании сильнее, а теперь и гораздо сильнее соединённых флотов двух любых иностранных держав. На английском языке говорят, в настоящее время, более 350.000.000 человек, а рост английской торговли развивается с такой быстротой, что тогда как даже в 1874 году её оборот едва достигал двенадцати, сейчас он превышает двадцать миллиардов франков в год, т. е. равняется четырежды повторённой, колоссальной и беспримерной — в пять миллиардов в — контрибуции, взятой Германией с Франции да ещё один только раз в 1870 году.

Для окончательного господства англо‑саксами Европы и Америки осталось превратить и Тихий океан в своё внутреннее море, что и было достигнуто мастерски инсценированной русско‑японской войной, увы, надолго ослабившей Россию и подчинившей Японию английскому капиталу.

Но, что всего знаменательнее, такие успехи обыкновенно достигаются британской дипломатией без пролития британской крови, даже без военных расходов. За Англию терпят унизительные финансовые невзгоды и льют потоками свою кровь другие народы, она же только пожинает плоды ею же посеянной ненависти, приобретая удобные гавани и сосредотачивая в своих руках долговые обязательства воюющих. В результате весь мир по государственным долгам, акциям и облигациям различных, нередко дутых или бессмысленных предприятий уплачивает сынам туманного Альбиона мирную контрибуцию и те же пять миллиардов франков ежегодно.

Распоряжение громадными денежными средствами даёт английскому правительству, которое справедливо называют правительством банкиров, громадное влияние во внешних и внутренних делах других государств, поскольку не одни внешние войны и внутренние перевороты, а и “мирное” направление общественной мысли путём еврейской печати требуют денег и легко обеспечивают преобладающее влияние тому, кто умеет их дать на определённых условиях и на достижение целей, входящих в расчёты кредитора. Этим влиянием денег объясняется наглое поведение британской дипломатии и бесцеремонный тон “английской” прессы, прекрасно сознающих, что сила не в праве и не в аргументах. Этим же объясняется и раболепное подчинение дипломатии, равно как прессы других стран самым вероломным требованиям и толкованиям “английских авторитетов”.

Вся внешняя политика Англии представляет ряд вопиющих нарушений международного права, что вовсе не мешает, однако, той же Англии в большинстве случаев являться и авторитетной толковательницей означенного права.

Войны ведутся англичанами исключительно разбойничьи, против слабых и беззащитных, да ещё с неслыханным варварством и нарушением всяческих конвенций. Не взирая на это, голос Великобритании признаётся решающим и в вопросах гуманности.

“Владычица морей” вносит войну или смуту во всякую страну, с которой приходит в соприкосновение. Тем не менее, английские советники доныне высоко ценимы при иностранных дворах, а сверженные благодаря им монархи уходят кончать бесславный остаток своих дней в ту же самую Англию, которой они служили и которая погубила их… “Виноград не растет у нас, — говорят англичане, — но мы пьём вина всех нации”.

Англия живёт торгашеством и промышленной эксплуатацией других народов. Она одна ежегодно производит столько мануфактурных изделий, что при экономии их десять раз хватило бы на все пять частей света. Отсюда, всякий чуждый фабрикант или заводчик — её враг. Поэтому для неё безусловно необходимо создавать затруднения и препятствия к развитию производства в других странах, в особенности же, мешать иностранной мануфактурной промышленности, так как всякий прогресс этого рода грозит лишить её монополии и готовит ей соперничество не на жизнь, а на смерть.

«В Европе есть нация, — говорил ещё пятьдесят лет назад испанский писатель Бальмес, — крайне опасная своей огромною силой и обладающая на всём пространстве земного шара могущественными средствами, которыми она, вдобавок, пользуется с изумительною ловкостью и коварством.

Раньше других пережив в новейшие времена все степени религиозных и политических революций, эта жестокая нация имела возможность изучить страсти в их наибольшем напряжении и преступление во всех его видах. Мотивы, движущие политическими и вероисповедальными смутами ей достаточно известны. Теперь она уже не даст провести себя пустозвонными фразами, которыми в периоды революции прикрываются жадность и месть. Её чувствительность слишком притупилась, чтобы легко было подтасовать у неё волнения, от которых другие страны заливаются кровью и слезами.

Вот почему среди всеобщих раздоров и смятений она умеет сохранять внутренний мир и наслаждаться спокойствием, обеспечивающим её государственный строй, обычаи и богатство, а в особенности — океан, опоясывающий её со всех сторон.

Пользуясь таким положением, эта вероломная нация зорко следит за остальными народами, чтобы по очереди запрягать их в свою колесницу, если у них хватает наивности следовать её голосу.

Она старается, по крайней мере, изобретать преграды их развитию, когда чувство независимости освобождает их из под её влияния”.

Тем временем, как бы для вящего соблазна приятелей, монополия снабжений всего света заставляет притекать в кассы Джон‑Буля богатства прямо чудовищные, а они добросовестно пользуются ими, чтобы повсюду содержать на жалованьи междоусобицы и революции. Одним из знаменательных опытов британской политики на этом поприще является так называемая Великая революция во Франции, задуманная и разыгранная главным образом при благосклонном участии английских евреев, а, в особенности, масонов, ещё и поныне действующих “во славу Англии”.

Война питает монополию, а монополия кормит войну.

Пусть только та или другая прекратятся, и колосс великобританского могущества, настоящий золотой колосс на ногах из грязи, рухнет в то же мгновение!

И вот, за меловыми скалами своего змеиного острова сидят они, эти надменные лорды, фабриканты и банкиры туманного Альбиона, всего, быть может, две тысячи семейств, как гнездо коршунов, которых гений зла держит на привязи с обеих сторон человечества, чтобы раздирать его мясо и пить его кровь…

Для утоления наглого чванства этой горсти деспотов и обеспечения им добычи, совершается на земле столько преступлений, столько народов режут друг другу горло. Столько кораблей погибает на море. Десятки миллионов лошадиных сил затрачиваются на одно производство такой отравы, как опиум. В самой же Англии массы людей бродят в рубищах, а ирландец и сакс обречены кидаться на пищу, которой пренебрегают и свиньи!…

Как же наряду с этим не заметить, что по своему хищническому и жестокому характеру англичанин из всех своих пор, так казать, выпотевает евреем! Как удивляться, что с высоты парламентской трибуны Великобритании провозгласив сынов Иуды единственными аристократами мира и его призванными повелителями, иудей д'Израэли, risum teneatis, сперва превратился в вожака консерваторов, т. е. английской родовой и плутократической знати, а затем — и в первого министра той самой надменной страны, которую дерзнул столь предерзостно и тяжко оскорбить?!

Увы, д'Израэли делал своё сатанинское дело, ничтоже сумняшеся. Он ненавидел Россию именно как еврей. На берлинском конгрессе явился мстителем за своих “угнетённых” соплеменников, при благосклонном, правда, участии “честного маклера” Висмарка и полуеврея Ваддигтона, французского посла, в свою очередь сводившего с нами счёты за нашу безрассудную политику в 1870 году. Отказавшись от всех своих успехов в Семилетнюю войну и погубив цвет русских войск под Фридландом, Прейсиш‑Эйлау, а в особенности под Аустер‑лицом — pour le roi de Prusse, мы, увы, не ограничимся этим. Разрешая той же Пруссии добивать Францию после Меца и Седана, мы сами подготовили себе всё дальнейшее. Неспособность же, чтобы не сказать хуже, дипломатии нашей после турецкой войны 1877/8 годов роковым образом повлекла за собой потерю важных результатов, добытых Румянцевым‑Задунайским, Суворовым и Дибичем‑Забалканским, значит, и вынужденный компромисс наш с Австрией, т. е. отказ от Константинополя уже навсегда, так и нашу Порт‑Артурскую авантюру…

Таковы по нашей собственной вине были те условия, которыми пользовался в Берлине великобританский премьер — ad majorem Israeli gloriam.

А между тем, отогревая на своей груди восемь миллионов евреев, нам не следовало забывать, что, если “ничто не имеет такого успеха, как успех”, то лучше кого‑нибудь понимают это сыны Иуды… Невиданное никогда раньше торжество их на берлинском конгрессе при условии, что и без того каждый из них на всё покуситься может, дало нам события 1905 года, грозного предостережения которых мы, однако, всё ещё уразуметь не хотим…

Если, таким образом, мы сами вновь открыли Англии случай обеспечить против нас свои коммерческие и другие интересы и создать новые пути порабощения нашего естественного союзника Азии, с перспективой уничтожения флота и политического престижа России, когда мы решимся на что‑нибудь по‑прежнему необдуманное, то на современные последствия, приуготованные и расставляемые сынами Иуды мы, строго судя, и жаловаться невправе. Vae victis! говорили римляне, кого же винить нам, кроме самих себя, если на свою долю мы изловчились накликать лишь горе и стыд, даже когда бываем победителями? Поразительно ли, что в Берлине мы встретили врага в лице самой Франции и что конгресс был, в сущности, уголовным судом над нами по ложному доносу еврейства, сумевшего отождествить своё дело с выгодами “просвещённых мореплавателей”?!…

Но что всего назидательней, — это, если так можно выразиться, универсализм означенных мероприятий и, вместе, безнаказанность коварного Альбиона!…

Взгляните на глобус или постарайтесь охватить мысленно такие пространства, как от Гудзонова залива до Огненной земли, от Шпицбергена до Цейлона, от Нордкапа до Мыса Доброй Надежды, от Кантона до Финистерре. Повсюду, за редкими исключением, вы увидите красные пятна. Это кровь, пролитая англичанами.

Китай, научающий искусству разрушать в школе своих же победителей; Индостан, Египет, Канада, Испания, Афганистан и Трансвааль — государства, разъедаемые Англией и в молчании грызущие удила своего рабства; Франция, Голландия и Дания, долженствующие предъявить старой хищнице список стольких разбоев и оскорблений; Германия, ещё недавно обманутая на обмене Гелаголанда и сталкивающаяся с Англией именно в торговле в Африке, в Азии, в Тихом океане почти на каждом шагу; Россия — природный враг азиатских владык; С.‑А. Соединённые Штаты, в свою очередь ожидающие сведения многих счётов; наконец, новоявленная Япония, способная, пожалуй, дать тому же вероломному Альбиону несколько очков вперёд, сама готовая разыгрывать роль повелительницы океанов, отнюдь не радующаяся нашествию английских евреев и на всякий случай уже не допускающая своих мнимых друзей — англичан ни в Дальний, ни в Порт‑Артур, — весь этот мир может ли обещать Великобритании что‑нибудь хорошее?!…

Совершенно очевидно, далее, что вести такую политику с успехом нельзя без твёрдой системы и всестороннего плана, без постоянных и заинтересованных агентов, без прозорливого подбора лукавых и целесообразных средств. Так оно и есть в действительности. Сподвижниками Англии служат: всемирный кагал — веками скованное, пронырливое, тайное и международное сообщество, сурово дисциплинированное и подчинённое деспотической власти талмид‑хохимов, для порабощения “культурного” мира ростовщичеством и через фальсификацию свободы, а с другой стороны, — масонство, в свою очередь, тайная же и международная компания, равным образом преследующая загадочные, обширные, весьма сокровенные и глубоко предательские цели: во всех странах порождать внутренние смуты государственную измену во славу Англии, а наряду с этим, повсеместно разлагая верования, государства и национальности, стремиться к их погибели во имя собственной тирании.

Но, ловит волк, да ведь и волка поймают! Хищному Альбиону это, разумеется, известно не хуже, чем кому бы то ни было другому…

А если избежать погрома возможно, то только — оставляя народы в промышленном детстве и неусыпно поддерживая в их среде войны и анархию.

При содействии евреев и франкмасонов Англия так и поступает.

История показывает нам, что всякое государство, заключающее союз с Англией, тем самым неизбежно вступает и на путь своей погибели. Однако, вопреки здравому инстинкту народов, их дипломаты и Руководители периодической печати не перестают стремиться к такому отчаянному для себя договору с этим современным Карфагеном.

В частности, на мысль о том, что именно Англия руководит через своих агентов внешней и внутренней политикой России наводит ряд явлений, трудно объяснимых одним яко бы тупоумием русских, так как в этом есть нарочитая система.

Вмешательство России в боксёрское движение и притом в направлении прямо противоположном нашим задачам в Азии, равно как интересам неизменно дружественного до того времени Китая; неиспользование нами права строить железные дороги в Персии; неиспользование крайних затруднений в Англии во время бурской войны; уклончивое отношение к авансам со стороны Германии; поощрение английской военной контрабанды за время войны с Японией; терпимость к английскому шпионству в большей степени, чем это разрешается каким‑либо тупоумием… Это — во внешней политике.

Во внутренней политике: поощрение организации иудейской политической армии, призванной господствовать в России под протекторатом Англии; преследования цензуры против охранительных и антисемитических органон печати рядом с невыразимой распущенностью иудейской прессы; бездействие властей против иудейских демонстраций, политических убийств и открытых возмущений, и параллельно с этим, суровое подавление всякой попытки благомыслящего населения обуздать столь непрошеных реформаторов уклада русской народной жизни: проведение иудеев без всякой нужды в Государственную Думу и, наоборот, отклонение разумного требования сословных выборов, и проч.

На Кавказе, где ни татары, ни лезгины, ни чеченцы, ни осетины, ни даже изменявшие нам в последнюю турецкую войну абхазцы не мечтают о воссоздании самостоятельных государств, а лишь просят, чтобы над ними властвовал русский, потому что русский их победил, а отнюдь не армянин или грузин, на Кавказе русские люди позорно изгоняются, а милость власти сперва ещё колеблется между армянами и грузинами, мечтающими о Великой Армении и самостоятельной Грузии. В конечном же результате предпочтение отдаётся именно армянам, увы, не только более враждебным России и сильнее организованным, но и воочию пользующимся поддержкой Англии. Власть как бы сама желает создать под британским протекторатом армянское владычество на Кавказе…

С другой стороны, не может быть никакого сомнения в том, что совершающееся на наших глазах отложение Финляндии от России при недавнем ещё ослеплённом попустительстве русского генерал‑губернатора есть равным образом плод английского влияния на нашу внутреннюю политику и на её руководителей.

В виду изложенного, само собой напрашивается вопрос: неужели во всех государствах целые массы лиц, подчиняющихся влиянию Англии и работающих на её пользу, являются продажными изменниками своему государству, сознательными предателями собственной родины? Нет.

Большинство этих “шаббесгоев” великобританских козней сами оказываются жертвами обмана, слепыми орудиями в руках адской махинации, куда нередко вступают по легкомыслию или неведению, увлекаемые миражем свободы и “просветительных” целей вообще. Затем они незаметно отклоняются на преступные пути уже собственными выгодами, а о сатанинских целях самой организации большинство её адептов так и не узнаёт никогда. Те же немногие, которым эти цели открываются, в большинстве случаев “надёжные”, испытанные преступники, для которых отступление немыслимо!…

III. Этого мало. Как всякий иной замысел человеческий, так банкирская конституция англичан призвана была в собственной кульминации найти себе гибель. Если злодеяния Ост‑Индской компании в лице хотя бы Уоррена Гастингса удостоились от суда верхней палаты британского парламента лишь нежного оправдательного диплома; если вердиктом человечества был по праву дан Франклину в гербе девиз — “eripuit coelo fulmen — sceptrumque tyrannis!…”; если перед ужасами нового монгольского нашествия именно против нас был создан casus belli из‑за нескольких выстрелов самозащиты адмирала Рождественского от лютого предательства “английских” рыбаков на Собачьей отмели в Ла‑Манше; если, вообще говоря, джин и эль дали Англии больше лордов, чем все открытия её учёных и любые успехи её полководцев, то в возмездие должен был, наконец, возникнуть и невиданный раньше промысел торговли социальной революцией, прежде всего угрожающей, конечно, самой же Англии. Бессмыслица и варварство событий 1905 г. у нас, развиваясь через иудео‑масонов crescendo, отразились на Турции, Персии, Португалии и Китае, без сомнения, не для того, чтобы миновать Великобританию. Отогретый Кромвелем и вскормленный под Ватерлоо, всемирный кагал “послужил” Англии, как Азеф России, но ещё в более широком масштабе. Оставаясь на сцене истории свыше четырёх тысяч лет, еврейство видело немало и кое‑чему научилось. Сопутствуя масонству и расчищая ему дороги из Англии во все другие страны, “избранный народ” пользовался близорукостью самообмана её государственных людей, но, уже разумеется, не мечтал превратиться в их орудие. Сыны Иуды лучше, чем кто‑нибудь, понимали, что означает переименование Вениамина д'Израэли в лорды Биконс‑фильды и не позабудут предъявить к платежу тяжкие обязательства, отсюда для порабощённого ими Альбиона проистекающие, как только, при его же “благословенном” содействии, закончат свои мероприятия вне его пределов… Само собой разумеется, что, излагая приведённое выше для осведомлённых и прозорливых читателей, мы не имеем ни времени, ни возможности развивать эти положения, как бы они того ни заслуживали. По общему плану настоящей работы, мы отказываемся равным образом и от подробного анализа происхождения либо развития масонства, как не придаём значения ни его толкам, ни ритуалу. Желающие благоволять обратиться к специальной литературе[69]. Мы вынуждены ограничиться суммированием данных и их синтезом по направлению к нашей основной идее: кагал и ожидовленное им масонство эксплуатируют нынешнее повторение социальной революции, как путь, ведущий еврейство к мировому господству, помогают ускорению процесса анархии, а где он медлит появиться, — фабрикуют его. В частности, масонство, будучи в элементарной форме “сообществом взаимного продвигания”, равно как застраховки своих членов от народного гнева, переходит далее в заговор политиканствующих шулеров для фальсификации главным образом парламентских выборов, в заключение же наряду с кагалом становится потаённым и анонимным, значит, безответственным и тираническим международным правительством, для которого народы и государства только пешки в этой сатанинской игре, а биржа и пресса — всесокрушающие средства повеления массами.

IV. Чтобы не ошибаться в сынах Иуды, надо твёрдо помнить следующее, как руководящий, основной принцип.

У них два цикла понятий, не только различных, а и ровно ничего общего между собой не имеющих. Один — для внутренней жизни еврейства; другой — для отношений к остальному миру. Получив от Иеговы всё окружающее в свое распоряжение на праве собственности, сыны Иуды ведут себя, как непререкаемые, безотчётные хозяева или, лучше сказать, как рабовладельцы.

Из тысячи четырёхсот лет своего политического существования евреи сами провели тысячу лет в рабстве у иноплеменников. С другой стороны, весь строй иудаизма обусловливается тиранией “старейшин многострадальной синагоги” над еврейскими массами и в наши дни. Такая “конституция” не только основана на учении, что воля раввинов есть повеление Иеговы, но и на необходимости сковать иудаизм воедино — pcrinde ас cadaver, в виду его нрава и задачи, сокрушив гоев, властвовать над ними. Отсюда неизбежна идея, что, если все евреи вместе и каждый порознь — рабы Иеговы, то прочие народы рабы его рабов. Рассматривая же себя, как обер‑раба, иудейство не могло не усвоить и даже не превознести гармонирующих с этим качеств характера, а затем не приурочить их же и к споим рабам. Этим объясняется, между прочим, та срамная гнусность побуждений, которые предполагаются любым евреем у противника во всякой, а особенно, в газетной “аттестации”, где “угнетённые Иуды столь неподражаемы в наглости опозоривания. Здесь же, коренится и причина факта, что евреи неизменно и повсюду становились поработителями, когда сами не бывали порабощены.

Установив изложенное, мы поймём и неизбежность результата, что, если ещё мыслима для еврея невозможность физическая, то нравственной невозможности для него не существует. Самое презренное унижение только одна из форм его неутолимой гордыни. Nihil est Judaeo misternis aut superius!…

Оскорбить еврея гой не способен de jure, а покарать гоя за это еврей по своему же закону обязан, так как в лице каждого из сынов Израиля наносится обида самому Иегове. Отмщение неустранимо. Впрочем, здесь наблюдается лишь частный случаи применения того принципа, по которому сын Иуды не должен осмеливаться на “посрамление Имени” (Бога иудейского). В общей же формуле это означает, что, так либо иначе, а мудрец в талмуде повинен всегда оставаться правым. Талмид‑хохиму, как мы уже знаем, всё дозволено, однако, под условием “не осквернять Имени”, т. е. не попадаться.

Отсюда, само собой, вытекает, что иудаизм призывает иметь соглядатаев для производства, так сказать, предохранительных рекогносцировок заблаговременно, и, наоборот что в лоне Израиля таковые истребляются беспощадно.

Вполне очевидно, что лучшая в мире полиция кагала состоит прежде всего из членов “избранного народа”. Но это лишь генеральный штаб. За ним уже следуют иноплеменные добровольцы — шаббесгои всех степеней. Выдрессированные систематически и сурово дисциплинированные, а затем организованные в дружины, именуемые ложами, они становятся, так сказать, искусственными евреями либо масонами. Правда, они не являются и не могут быть талмид‑хохимами, но зато содержимые в подобающем страхе взаимным шпионством и карами неумолимыми, они не только действуют шайками, а проникают даже туда, где подчас немыслимо показаться и с самыми завидными пейсами…

Это, безусловно, необходимо для самого существования иудеев, так как они меньше всего заблуждаются в тех чувствах, которые вызываются их образом действий. На данном примере мы видим лишь подтверждение того, что было замечено уже в древности.

Стать евреем нельзя, но и перестать быть им невозможно.

Усвоив сейчас указанные положения, нелегко представить себе, однако, до какой степени наивно было бы порицать евреев за те, увы, естественные выводы, какие определяются вышеизложенным. Небесплодно ли, в самом деле, говорят: “pour un juif les actions valent mieux que les bonnes actions” [70]или упрекают сына Иуды за то, что “ему легче переменить отечество, чем сорочку?…” Не в такую ли ошибку впал и Лютер, когда “по своей простоте”, сказал: “если бы где‑либо на ярмарке продавался стыд, я отдал бы все свои деньги евреям, — пусть бы они хотя сколько‑нибудь, купили себе этого продукта!…”

Всё это, может быть, оригинально, но с иудейской точки зрения, смешно. Они знать не хотят, что лучше быть хвостом льва, чем головой лисицы…

Располагая исключительными средствами и занимаясь розысками, как виртуозы евреи обладают лучшей в мире тайной полицией уже потому, что все её конкурентки у иноплеменников явно не в силах отрицать, по крайней мере, факта существования своего. Иудейство же — непроницаемо. Раньше, чем прачки и цирюльники из офицеров японского генерального штаба отблагодарили за наше простодушие Мукденом и Цусимой, германцы позабавились над легкомыслием французов в 1870/1 году, эксплуатируя искусство своих шпионов ещё за времена мира, питая затем своё центральное бюро в Берне текущими сведениями от французских же иудео‑масонов на пути войны и налаживая переговоры с Базэном, в Метце, через “ложу‑прематерь” в Лондоне.

Увы, со своей стороны, мы кроме японцев и немцев имеем ещё миллионы сынов Иуды… Кое‑что понимал в таком положении Бисмарк, когда обмолвился:

“Непонятно, для какой ещё надобности могли бы существовать евреи, если не для того, чтобы они служили шпионами?!…”

V. Возводя шпионство в подвиг, а предательство в идеал, еврей Вейсгаупт учил, что последователь иллюминизма может делать вид, будто несёт государственную должность, когда он в действительности стремится к уничтожению государства; он даже может служить тем нынешним властям, истребление которых — его исключительная цель. “Вяжите руки всем сопротивляющимся! — продолжал глава иллюминаторов. — Подчиняйте, душите реакцию в корне. Убивайте всякого из тех, кого не успели убедить…

Молчи, будь совершенен, не, снимай маски! — заключал Вейсгаупт, обзывая “подозрительным” (припомним ужас этой клички в эпоху Террора) непокорного, т. е. всякого, иначе мыслящего. — Кричи орлом, как зверь рыкай, но хвост подальше убирай!…”

“Вкрадывающиеся братья и братья исследователи”, тем же Вейсгаунтом учреждённые, внушали по тому же рецепту спасительный страх и самому стаду иллюминаторов.

Сам же Агасфер никогда не снимает маски, хотя и не отказывается менять её. Разница лишь в продолжительности пользования той или иной личиной. Бывает даже, что в одно и то же время, но в разных странах, еврейство маскируется различно.

Так, например, пропагандируя у нас всеобщую подачу голосов и забавляясь над русским человеком, отмахивающимся от клички “черносотенник”, подаренной ему кагалом, тот же кагал в Венгрии, где он чувствует себя уже полным хозяином, неистово проклинает всеобщее голосование и не задумывается причислять себя к националистам, в лице венгерских аристократов, конечно.

Впрочем, нет здесь чего‑либо нового. Беспринципность сынов Иуды может идти в сравнение разве с их бессердечием. Но чем в особенности отличается еврейская пропаганда, так это дикостью революционных проклятий, слепой антисоциальной ненавистью ко всему окружающему.

VI. Евреи проживали в Риме уже со времён Цицерона, причём их политическая деятельность предательски извивалась в сторону именно народной партии, а их упорство и ожесточение против аристократии и сената заставляли, остерегаясь, избегать их. И тогда уже не видали бунтовщиков более ненавистных, пропагандистов более свирепых и врагов, которые клеймили бы отчаянные чужие пороки, забывая о своих собственных, нежели евреи.

Таков и Мардохей (подложно именовавшийся Карлом) Маркс. Учение, которое в сущности не принадлежит ему, он стремился отравить своими национальными “добродетелями” — чёрствостью, коварством и печалью, дабы легче присвоить его и эксплуатировать.

С этого безумного времени, как будучи опаснейшим из тайных обществ, иудаизм одарил человечество при посредстве иллюминаторов и других масонов французской революции, политическая власть военных защитников народа и страны заменена под предлогом свободы неизмеримо более тяжким и вдобавок беспримерно унизительным, биржевым владычеством его финансовых эксплуататоров.

Уже в X веке по Р.Х. в Англии иудеи, подобно губке, высасывали все богатства страны, вероломно препятствуя, таким образом, её преуспеванию. В настоящее время, сознавая это, но проповедуя другим народа терпимость, англичане, как, впрочем, и северо‑американцы для самих себя признают иудаизм нежелательным прибавлением и направляют весьма решительные меры против иудейской иммиграции, но льют крокодиловы слезы о преследованиях евреев в России.

Преступно наивными и бесчестными являются среди этих условий заигрывания ради избирательных целей президента Тафта с кагалом, которого он то и дело усердно подхваливает в своих речах. Еврейство же, оценивая, конечно, это холопство по заслугам и соответственно презирая Тафта, тем не менее, кричит чрез свою прессу в Европе о его шаббесгойском лицемерии, как о непререкаемом будто бы патенте на свою непорочность…

Всё это не мешает, однако, ни дяде Сэму, Джон‑Булю, руководствоваться противоположными принципами для остальных государств. Распространившись из коварного Альбиона, ожидовелое масонство под разными наименованиями всюду разносило измену самую чудовищную и насилие самое дикое.

Эти же качества наблюдаются в самом еврее, когда он берётся рассуждать о богатстве и бедности. Если, по словам Наполеона, каждый из солдат в своём ранце носил жезл маршала Империи, то ещё с большим правом можно сказать, что у ничтожнейшего по виду жида где‑нибудь, а запрятан в лапсердаке ключ от банкирской кассы. Вот почему в чаду иудейских анафем против богатства кажется, будто слышишь вой краснокожих, отплясывающих вокруг своей жертвы отвратительный “танец скальпа”…

Подобно тому как неразрывно связаны основные модуляции “вечного жида”: жид биржевой, жид газетный и жид политический точно так же объединены и три другие его стадные разновидности: масонство, социал‑демократия и сионизм — под общим главенством всемирного кагала. Где конец одной и где начало другой из этих последних разновидностей, решить столь же трудно, как и относительно любой модуляции еврейских типов.

Date: 2015-08-24; view: 323; Нарушение авторских прав