К. Арабажин Впечатления сезона. С.‑Петербург. Александринский театр[cclvi] «Ежегодник Императорских театров», 1911, вып. 3

… Третьей новинкой сезона была одноактная пьеска Ю. Беляева «Красный кабачок». Милая изящная безделушка, свидетельствующая о любви автора к старой костюмной России и его своеобразной фантазии. Действие происходит в Петербурге в 1789 году, ровно через год после того, как скончался знаменитый барон Мюнхаузен. В «Красном кабачке» кутит пожилой вельможа, старый кутила, покровитель молодых актрис, или, как их тогда называли, фигуранток, — князь Курмышев (г. Давыдов). С ним два приятеля — гвардейские офицеры Загорский (г. Ходотов) и Смоляков (г. Юрьев). Их общество услаждают три хорошенькие артистки: Лиза Огонькова (г‑жа Есипович), Дуня Слезкина (г‑жа Ведринская, потом Домашева) и Ольга Шумихина (г‑жа Тиме); с ними и бывшая актриса с недвусмысленной фамилией Повитухиной (г‑жа Чижевская).

Идет русский кутеж. Бестолковый, грубый, излишне пьяный и невеселый. Разговор переходит на старого балагура и враля Мюнхаузена. В шутку вызывают его тень, и вдруг раздается стук и под звуки завывающей метели появляется сам Мюнхаузен (г. Ге). Все неприятно поражены, по русскому обычаю, прежде всего спрашивают у «проходимца» паспорт. Но Мюнхаузен быстро убеждает общество своими шутками и рассказами, что он подлинный Мюнхаузен. {246} Только он один может так держать в очаровании многочисленное общество. Он вскружил всем головы, заставил видеть в табакерке разные города и даже самих себя в детстве, заволновал фантазию, увлек и развеселил. Грубая встреча сменилась быстрым переходом к дружбе. Все в восторге, вино льется рекой и опьяняет… Когда все засыпают, Мюнхаузен произносит похвалу фрау Лжи, скрашивающей жизнь, и тихо исчезает. Холодный серый рассвет пробуждает опьяневших кутил; пора домой, к печальной действительности; но долго еще кутящая компания не может опомниться от милого и неожиданного сновидения.

Пьеса поставлена г. Мейерхольдом, декорацию писал г. Головин.

Г. Мейерхольд перенес действие в темный, полуосвещенный и неуютный подвал. Слышна вьюга, завывание ветра красиво сливается со звуками старинного вальса, имитирующего музыку табакерки[cclvii]. Под эти звуки, точно в искусственной шкатулке с музыкой, пляшут молодые актрисы, напоминая искусственные, а не живые фигурки. Общий темп постановки замедленный. Нет внутреннего оживления, действия; этот недостаток следует, впрочем, отнести к недостатку драматического элемента у самого автора[cclviii].