За железным занавесом

Это теперь каждый лавочник дважды в неделю за кордон мотается. В наше время такая фортуна выпадала не многим. Лично я до расцвета зрелого возраста представлял себе тот пресловутый «железный занавес» самым настоящим металлическим листом, покоящимся на цепях как в воротах готических замков, с той может быть разницей, что ныне он подвешен на таможне.

Это неразумное заблуждение поддерживали, как само строгое словосочетание «Железный занавес», так и скудные сведения по берлинской стене, а также полное отсутствие знакомых, побывавших за рубежом.

Справедливости ради признаюсь, что я и мои ровесники, не можем уповать на недостаток информации по географии или экономике зарубежных стран. Она достаточно подробно изучалась по нашей школьной программе.

К тому же, будучи человеком любознательным, я с некоторой регулярностью посещал лекции о международном положении нередко организованные «Обществом Знания». Бегал я на них, в надежде услышать, как казалось из самых первых уст, детальные подробности событий очень кратко освещаемых в печати. Помню, как глубоко поразил меня полуторачасовой рассказ об Африке. Об огромном континенте, познания о котором ограничивались тем, что там есть «Калахари и Сахари…» При всем уважении к курсу географии, я оставался твердым троечником, и к этому жизненному этапу мои сведения по необъятному континенту вмещались в объем детского произведения «Айболит». С каким вдохновенным удовольствием и завистью прослушивал я рассказы очевидца: о нашей неколебимой дружбе с Эфиопией, о древней династии во главе с Хайле Силастием ХII, которая насчитывает 1200 лет, о полутораметровой толщины книге благодарностей в госпитале подаренном Эфиопии нашим правительством. В ней, говорят, имеется даже запись самого короля! Соринку ему из глаза удачно убрали. Особенный романтизм навевали рассказы о многоликом и разноязычном городе Стамбуле. Еще не выветрились из памяти школьные сведения по древнему Риму, Византии и Константинополе. Я нередко и достаточно явственно представлял себя бредущим в белой тоге по истертым деревянными подошвами плитам на побережье Басфора или Тирренского моря.

Но вот случилось великое событие в моей биографии и нам с женой выпало счастье попасть в заграничный круиз. Не скрою, это была такая крайняя степень везения, что на первых порах я растерялся, и даже сомневался некоторое время: стоит ли в нем участвовать? Однако, немного порассудив с самим собой, решил прокатиться и ознакомиться с пресловутым западом изнутри! Вот она счастливейшая возможность прогуляться по раскаленной брусчатке древнего Стамбула-Константинополя. Посмотреть овеянные вековыми легендами Рим и Париж!

При инструктажах и консультациях, все бывалые люди твердили, что на западе широко применяется меновая торговля. В большом дефиците там карандаши, сигареты, пользуются непременным спросом фотоаппараты и водка, но эти вещи строго регламентируются и вывоз их считается контрабандой! Туристам валюты меняют мало, и тертые путешественники советовали прихватить побольше мелочевки для натурального мена. Мы с женой, посоветовавшись, решили - не рисковать! Слишком зыбкой была граница между обменом и контрабандой.

Группа комплектовалась рабочими нашего городка и столичной интеллигенции. Причем рать наших представителей случилась более многочисленной, она и занималась организацией путешествия. Мы предварительно закупили подарки для гидов. «- Гиды, они же гады! В большинстве своем это люди продавшие Родину», - высказал свои первые и самые нелестные соображения по дикому западу наш свежеиспеченный староста. Ему приходилось бывать в странах социалистического содружества, отчего он считался опытным туристом. Учитывая такую бывалость и зарубежный опыт, его избрали старостой и доверили приобретение подарков тем самым «гадам-гидам».

Группа воссоединилась в канун отбытия в комнате отдыха железнодорожного вокзала. Наши активисты вдохновенно делились приготовленными заготовками, рассказывая о приобретенных дарах. Но столичные жители люди еще более стрелянные и практичные на всякий случай перепроверили проведенную нами подготовку.

- Покажите, какие подарки вы закупили для иностранцев? – категорично затребовали они у старосты, пропустив мимо ушей его разглагольствования по части монтажа концерта.

- Пожалуйста, смотрите! – староста вытряхнул содержимое пузатого рюкзака на чистую простыню кровати

По простыни рассыпались бракованные наперстки без дна, дешевые стеклянные перстни, стеклянные же крашеные брошки и другие, никому не нужные, липовые предметы ширпотреба. Словно громом пораженные, мы, перемешавшись со столичной публикой, с немым удивлением взирали на вываленную кучу безделушек. Первое впечатление от обозреваемого металлолома – мы находимся в отделе уцененных товаров

- Мы что же в Полинезию поплывем, …к аборигенам? – придя в себя, с негодованием спрашивает высокая худощавая дама с крупными кольцами кудрей, проглотив от возмущения окончания слов. Даже кудри её и те возмущенно затрепыхались. По всему было видно, что кудри эти появились лишь несколько часов назад. И вообще, надо признать предприимчивость будущих туристок: все они как одна дружно перевоплотились в неописуемых красавиц. Обзавелись кудряшками, и имели самые различные оттенки окраски волос и маникюров. – Да разве о таких подарках шла речь? – восклицает она. -…Ты, парень, верни наши деньги, а эти побрякушки свои собери в рюкзак и делай с ними что хочешь!

Я не бывал за границей, поэтому в спор не вступал, и только молча наблюдал за лицом нашего добровольного вожатого. Староста нисколечко не смутился. Его округлое лицо оставалось хладнокровно сосредоточенным. Он молча собрал рассыпанные на простыне «ювелирные изделия» и аккуратненько сложил их обратно в рюкзак. Мне показалось даже, что единственная мысль, которая владела им в этот ответственный момент, это как бы не утерять какую-нибудь безделушку.

Наконец все инструктажи и нравоучения оказались позади, дары достойные европейской цивилизации обретены и группа, увеличенная на тринадцать премудрых столичных интеллектуалов, трогается в путь.

В предшествующей путешествию нудной подготовке и длительных переездах в тесном вагоне попутно перезнакомились. Мы с женой тесно сдружились с семейной парой - Мишей и Машей. Оба простоватые с виду, они меж тем обладали приметной житейской хваткой, чего явно недоставало нам с женой.

Железный занавес для нас выразился блестящим металлическим турникетом под управлением миловидной сотрудницы в таможенном зале морского порта. Несмотря на миловидность, она заставила тщательно перетрясти внушительные багажи. Она дотошно сверяла с декларацией и фотоаппараты, и кольца, и прочие ценности.

- К черту этот мен!.. Хорошо, что не взяли ничего сомнительного, - приминая в чемодане распотрошенные вещи, доверительно говорю жене. Сам утираю пот, выступивший от напряжения.

- Тебе вечно лишь бы спокойно было, люди вон по сколько карандашей понабрали! – возмущается жена. Но спор уже бесполезен, пора на посадку.

Надо признать огромный океанский лайнер сверкающий белоснежными бортами даже при вечернем освещении привлекал красотой и грандиозностью. Все в нем уютно расположено и тщательно продумано. Пройдя по коридорам за провожающим каждого туриста стюардом, мы с торжествующим волнением отпираем маленьким ключиком двери собственных хором.

Некоторое время спустя без стука и церемоний в каюту входят Миша и Маша.

- Ну, господа, хвалитесь, как устроились! – восклицает Миша, проходит в центр зала, затем возвращается и, бесцеремонно открывая шкафы, дотошно осматривает каюту. Делает осмотр он уверенно и со знанием обстановки. Я на правах гостеприимного хозяина движусь рядом, искоса наблюдая по выражению лица за произведенным впечатлением.

- Да, …шикарно устроились! – довольный обозрением Миша садится на мягкий диван и подпрыгивает, проверяя мягкость пружин. – Но не гордитесь сильно, у нас точно такая ж каюта, - все же подливает он ложку дегтя.

- А у старосты, вообще одноместный номер! – с придыханием приглушенно заговорила Маша, - говорят их три: у руководителя группы, гебиста и старосты!

- Какого еще «гебиста»? – переспросила жена. Она когда-то в глубоком детстве окончила музыкальную школу. – Может габоиста, так вроде этот инструмент называется! – Пока мы с Мишей осматривались, она распаковывала чемодан и, прислушавшись, встала, полуобернувшись к Маше.

- Ну, ты подружка как совсем из леса вышла! - засмеялась Маша. - Говорят кегебешник за группой присматривать приставлен. На случай, если кто спекулировать надумает! – заметно понизив голос, сказала она и оглянулась на Мишу. Видимо и сказал ей это именно он.

Потоптавшись еще немного, гости приглашают нас с ответным визитом. У них также уютно и удобно! Койки широкие и с мягкими пружинистыми матрасами. Встроенный платяной шкаф не стесняет небольшой прихожей. Совмещенный с душевой санузел блестит никелем отделки на черном фоне кафельной плитки. Отделка стен и встроенного шкафа выполнена под ценные породы деревьев.

Теперь я, как ранее Миша, проверяю шкафы и ящики. Из-под дивана тянется толстый плетеный шнур.

- Связь с иностранной разведкой протянули? – улыбнулся я, - зато вы тут про кегебешников все плетете!

Потянув за шнур, с удивлением вытягиваю покрытый никелем новенький семи рублевый утюг.

- Ух!.. Смотри-ка вы какие предусмотрительные!.. – поражаюсь я, – даже утюг прихватили! А мы не догадались.

Миша, загадочно ухмыльнувшись, быстренько пнул его носком ботинка снова под диван.

- Не переживай, в перечне сервисных услуг и утюги и парикмахерская, и вообще, чего только нет!

Рано поутру произошло два знаменательных события: первое - дав прощальный гудок, корабль медленно разворачивается, затем почти незаметно трогается, набирая скорость, и второе – нам выдали валюту в долларах и чековые книжки Внешэкономбанка на мелкие расходы! Туристы, с любопытством разглядывая незнакомую валюту, весело подшучивают друг над другом. Фиксируем исторический момент на фотопленке. Момент оказался поистине историческим! Доллар по курсу Внешэкономбанка стоит всего шестьдесят семь копеек!

Наутро следующего дня уже наблюдаем, как вдоль бортов величественно тянется огромный город Стамбул. Перед завтраком мы с женой еще раз пересчитали свои валютные возможности и распланировали их: туристический сервис бесплатный, дубленка – пятьдесят долларов и хороший музыкальный центр столько же, остается двенадцать на мелкие расходы.

- Ты деньгами не сори, возможно сыну еще дубленку приобретем! – наставляет жена, - в Турции они, говорят, очень дешево ценятся!

А мимо окон продолжают проплывать бесконечные нагромождения громадного мегаполиса. Замороченные многочасовыми напутствиями, мы с удивлением наблюдаем мирно развешанное белье на плоских крышах домов залитого солнцем города. Белье вроде такое же! Во дворах молодые люди ожесточенно сражаются в волейбол, по улицам непрерывным потоком движется транспорт. Вот тебе капитализм! Все как у нас.

Капитализм встречает сошедших с корабля туристов пристальным взором низкорослого полицейского с короткоствольным автоматом на груди. Глубоко вздохнув густого турецкого воздуха, я подхожу к выходу из таможенного зала. Полицейский, отвернув отворот форменной тужурки, что-то предлагает, неразборчиво тараторя на гортанном тюркском наречии. Настороженно отпрянув, я бочком прошмыгнул мимо и, даже не рассмотрев с испуга, что он демонстрировал, выскочил через широкую резную дверь на раскаленную горячим южным солнцем площадь. Огляделся. Вот она древняя политая кровью и потом римских рабов брусчатка! На площади, не спуская глаз с выпускающей нас двери, стоят наизготовку несколько десятков лотошников с притягивающими глаз заморскими товарами. Пожилой турок, одетый в черные джинсовые брюки, торопливо катит плоскую тележку, с расположенными по убывающей стопками водки.

- «Ченч!.. Ченч!..» - тут и там повторяются странные шипящие звуки.

- «Ченч» – это, кажется, меняться, - делится своими познаниями в турецком языке пожилая башкирка.

- «Ченч, ченч!..» – вторим мы, коверкая приглянувшееся всем первое иностранное слово, и вынимаем из карманов карандаши или сигареты. Начинается безрезультатная, но оживленная торговля, которую бесцеремонно прекращает староста, пригласив рассаживаться по автобусам.

Тут же в автобусе происходит взаимный обмен подарками. Мы получаем от фирмы спортивные сумки и план-карту города. Кто-то со смехом вспоминает наперстки и стеклянные перстни: - «Вот, мол, прокол мог случиться»!

Ввечеру, с этими сумками и затаенным страхом, входим в огромные, схожие с туннельными, ворота крытого рынка. Сумки топорщатся пока еще доморощенными товарами. По обе стороны тянутся бесконечной чередой маленькие набитые заморским ширпотребом магазинчики. Продавцы, лениво перекидываясь словами, поглядывают на привычное течение многоликой толпы.

Впереди нашей группы резво передвигается староста. Улица, если так можно назвать неширокие проходы между магазинчиками, вполне оживленная и на втором перекрестке он исчез из виду. Столкнулись с ним мы случайно у павильончика с детскими товарами. Он притулился у прилавка, на котором пузырится дареный «Колумбией» рюкзак. Продавец, меж тем, пристально разглядывает перекатывающиеся по руке стеклянные бусы, когда-то приготовленные на дары гидам. Заметив нас, староста страдальчески сморщился, словно от зубной боли, суетливо прибрал в сумку несколько блестящих перламутром игрушечных пистолетов и прижал её локтем.

«- Зачем ему столько детских пистолетов»? – подумал я и тут же отошел, не желая стеснять человека, да еще наделенного властью. К тому ж я и так сильно приотстал от группы, отчего, торопливо стрельнув глазами по сторонам, торможу взгляд на соседнем прилавке. Там застрял и сосредоточенно торгуется с низкорослым турком мой друг Миша.

- О, …рашен, рашен! – оживленно дополняя речь руками, на русском языке с легким акцентом, разглагольствует молодой продавец. – Моя папа коммунист…, я в Россия бывал…, …купи моя, дорогой! …Джинсы на все размер. - Срывая с полок аккуратно разложенные штабеля джинсовых костюмов, он тут же освобождает их от упаковки.

- Джинсы погодят! – решительно отодвигает Миша ворох упаковок. – А, вот, …мне бы часы электронные, - чуть помедлив, спрашивает он.

Турок небрежно бросает по прилавку целую горсть часов. Миша ловко вытягивает из кармана две пачки сигарет и меняет на часы. Подошедшая со стороны Маши жена, пронаблюдав столь простую процедуру, укоризненно качает головой.

- Вот, все берут, а ты даже сигарет не прихватил! – выговаривает она.

- Прихватил, …да самому курить надо! Что же я за доллары сигареты потом покупать должен? – оправдываюсь я, сам тоже с завистью смотрю на Мишину покупку.

Он, же воровато оглянувшись, снимает заплечную сумку и достает из неё свой блестящий утюг. Еще раз оглянувшись, молча ставит его на прилавок. «Утюг-то зачем носит?» - подумал я и запоздало прозрел: - «Ченч! Вот для чего утюг оказался в каюте!»

- Что за эту модель дашь? – спрашивает он продавца, избегая слова «утюг».

- За эту? - тот ловко вертит указательным пальцем вокруг виска.

Я подхожу поближе, и с изумлением прислушиваюсь: неужели возьмет турок утюг? И что же он за него даст? Но «сын коммуниста» молча отодвигает Мишин утюг по прилавку и показывает на кипы джинсовок.

- Послушай, друг! Ну зачем мне твой громила?.. Я, конечно же, очень рад тебе помогать, да потом куда я это барахло дену? Видишь, дорогой, у нас все в джинсах ходят. …Утюг кому скажи нужен? …Никто ничего не гладит!

Миша сконфуженно спрятал утюг в заплечную сумку и подошел ко мне.

– Вот жмот, не взял ведь! – как бы оправдался он. – Часы видал? - Сразу перевел он тему разговора. Я с интересом и дотошно осмотрел его приобретение и всю ночь, затем, снился сон, что я бегаю по Стамбулу в поисках сигарет, чтоб поменять их на электронные часы.

К обеду следующего дня часы я приобрел! За доллар! Купил и кроссовки сыну, за три доллара. Дубленки ни только сыну, даже жене приобрести не удалось – не такое их изобилие оказалось в кожаной туретчине. Три дня спустя мы отчалили и вновь с волнением наблюдали, как мимо медленно проплывают многоэтажные здания с плоскими крышами правого берега и утопающие в садах богатые виллы левобережного «Истамбула». Прощайте Истамбул - Константинополь и Византия – все в одном лице!

Подвели итоги. Староста строго пожурил за участие в спекулятивных сделках. Рядовые туристы, виновато улыбаясь, боссу не перечили, но мечтательно вспоминали кипучую суету и вавилонское столпотворение многомиллионного древнего «Истамбула» и его бойкую торговлю. Мы, забыв о древнеримских достопримечательностях, мысленно перебираем покупки, и горько сожалеем о несбывшихся приобретениях. Появляются первые недовольные. Кто-то купил выгоднее, что раздражает менее удачливого напарника.

- Вот, видите? …Капитализм развращает даже отборных туристов, прошедших трехступенчатый отсев, - назидательно поучает староста. – Но «Истамбул» это город стран третьего мира. Последуют государства более развитые, там бдительность должна быть куда острее!

Более развитый Рим встречает нас небольшим беспорядком – бастуют габричмены, но покоряет близостью рынка. Только хотели предаться изучению вечного города, пристанища непокорных рабов и жестоких рабовладельцев, как среди туристов поползли слухи, что на рынке полно дубленок. Желание отхватить дефицитную шубу тотчас перевесило желание знакомиться с историей. Утром, поднявшись чем свет, мы поспешно одеваемся и входим в заветное заведение в числе первых посетителей. Прохладный предутренний туман взбадривает, но никого не пугает. Еще до открытия киосков, мы поспели осмотреться и выйти точно на нужный магазинчик. Увидев совсем близко столь желанные «дублоны», жена намертво приросла к витрине, не оторвать. И то верно, с разных сторон спешат другие покупатели, среди которых и Миша с Машей. Дубленки оказались впору многим, но было их всего три, отчего повезло лишь жене и двум более расторопным соотечественницам. Пока шла примерка, Миша отделяется от нас, не теряя времени, вытаскивает знакомый утюг и оживленно торгуется в соседнем киоске. Полусонный продавец, без лишних слов вынимает откуда-то снизу два, словно игрушечных, маленьких утюжка и подвигает к Мишиному. На фоне их изящества, Мишин смотрится этаким гадким утенком. Миша стыдливо прибирает его, и мы поспешаем к гостинице.

Солнце рассеяло туман и припекло по южному жарко. По плану осмотр фонтанов и Понтеона. По окончании обозрения фонтана Трильби пора бы рассаживать туристов в автобус, но пропал староста. Чтоб не задерживать автобус, притомленные товарищи попросили нас с Мишей осмотреть окрестности. Староста обнаружился в соседнем дворе, причем удивленному взору предстала довольно живописная картина: окруженный подростками, он, установив на подстриженную лужайку дареный рюкзак, держал в каждой руке по несколько сверкающих ослепительным блеском приобретенных в Стамбуле пистолетов. Было явственно видно, что игрушки мальчишкам пришлись по нраву! Наиболее шустрые малыши, лопоча одновременно все разом, совали ему разноколиберные монеты. Два черноволосых мальчика уже тащили от подъезда за рукав таких же черноволосых мужчин, по всей видимости родителей. Стоял жуткий стрекот пистолетных очередей, певучего итальянского и отраженного от пальм фонтанного эха. Так вот для чего он приобретал пистолеты партией! Он менял их на дешевый ширпотреб, затем перепродавал с помощью детей любящим родителям! Наше незапланированное появление по-видимому сорвало какую-то важную коммерческую сделку, потому как староста немедленно закрыл арсенал и послушно вышел к автобусу.

Три дня пролетели как один час, и вот прощай Рим – вечный город. Город фонтанов и церквей, город древней истории и роскошной современности, город памятников и автомобилей. Автобус берет курс на Чиввитавеккию, а теплоход на Испанию!

От соседнего пирса одновременно с нами отплывает пассажирский паром на Корсику. Мы с Мишей приветливо помахав руками провожающим, заодно и пассажирам парома, входим в каюту друзей. Маша, раскинув по столу сложенный вдвое клетчатый плед, гладит злополучным утюгом Мишины сорочки.

- Маша, - говорю ей с издевкой, - что же ты делаешь?.. Весь товарный вид испортишь!

- Ничего с ним не случится, лучше блестеть будет! – миролюбиво отвечает Маша.

На корабле восстанавливается привычный ритм жизни, а круиз продолжается. Карандаши и сигареты у многих еще имеются, но в цивилизованных городах Испании и супермаркетах Парижа меновая торговля не процветает. Мишин утюг, плавая вокруг Пиренейского полуострова, меж тем, временно исполняет свои обычные обязанности.

Новый выход его на международный рынок случился, помнится, в Лиссабоне. Но там нам ужасно не повезло. Рынок оказался слишком удаленным от гавани, и мы торопливо, но безрезультатно проблуждав пару часов, так и не смогли его сыскать. Возвращаясь, наткнулись на одинокую лотошницу с ширпотребом. Разглядев среди выставленных на расстеленном пледе товаров родные бездонные перстни, Миша, тут же вытащил утюг и настырно лопоча смесь испанского с английским, стал наседать на лотошницу. Видимо он здорово напугал её своей напористостью. Не удостоив взглядом произведение нашей советской индустрии, та, не выдержав и трехминутного торга, махом свернула точку и ретировалась. Утюг вернулся в каюту и продолжал службу по утюжке брюк и сорочек.

Столица Великобритании Лондон размерами и грандиозностью походил на Москву, но разнообразием национальностей и пестротой привычек населения превзошел даже Стамбул. Оказалось, что в респектабельном, но консервативном Лондоне начисто отсутствует меновая торговля - там полновластно царствует фунт стерлинга. Но здесь многие путешественники потратили остатки валюты, да еще весьма удачно, приобретя так желанные музыкальные центры! А пресловутый Мишин утюг так же бесцельно пролежал в каюте еще трое суток.

Кольцо круиза меж тем потихоньку замыкалось, приближаясь к финишной цели – порту Ленинград. У многих туристов когда-то надутые сумки отощали, но потолстели и отяжелели чемоданы. Лишь дареный Мише турецкий рюкзак все также мягко обрисовывал очертания уже довольно многим соотечественникам известного семирублевого утюга. Миша уже явно не таился и предлагал его к мену в каждом попутном киоске. Предложил даже суровому Моргану в прощальном торговом пункте лондонского порта, при таможне, но тот лишь отрицательно отмахнулся двумя руками.

- Нет, нет!.. Слово дал ни одной вещи советского производства не брать! С ними прибытка мало, а мороки много! – на удивительно чистом русском отказался он. - Турецкий вот взял, - тут же добавил он. – Но посмотри сам, насколько он изящнее.

Турецкий утюг ужасно походил на тот, что предлагал Мише «сын коммуниста» в Истамбуле. Сдал его явно кто-то из наших туристов. Не вступая в спор, Миша спрятал своё имущество в рюкзак. Оставалась последняя надежда на знаменитые польские лавки в Копенгагене. Причалив к пирсу, мы первым делом выяснили их местоположение. Их оказалось три, и надежда наша таяла в геометрической прогрессии, пока пробегали мы лавки со стремительностью матерых принтеров.

Наконец остался последний шанс. Валюта у туристов давно закончилась, но мы упорно шли вперед из простого любопытства и солидарности к друзьям. Уж очень хотелось знать, чем же закончится история с меном знаменитого утюга.

Староста попался как всегда неожиданно. Он в две руки старательно приминал в наплечную сумку блестящий серебром отделки отрез несгораемой ткани, а продавец ссыпал в шкатулку стеклянные перстни. Сумка старосты меж тем и так пузырилась больше обычного, но тощим выглядел желтоватый подарок турецких подданных, в котором как мы уже приметили, он держал бывшие подарки гидам. Завидев одновременно массу нежданных свидетелей, староста покидал баулы на плечи, и немедленно покинул магазин. Несколько удивленный его поспешным бегством продавец отставил шкатулку, и, расплываясь в широчайшей улыбке, направился к нам.

- Пан, …бери утюг!.. Семь стран проплыл, …уже почитай кругосветный! – привычно подталкивает Миша ставший весьма известной примечательностью и блестящий от частого употребления утюг к расторопному торговцу. Вокруг с жадным любопытством тесно грудятся туристы. Тот витиевато матерится по-русски и тычет пальцем на элегантный прозрачно-зеленый аппарат фирмы «Тефаль». Поначалу мы не поняли, что это такое. Вся подошва его усеяна отверстиями. Разобравшись, публика разочарованно вздыхает. Всем становится ясно, что сравнения явно не в пользу русского изделия, но настойчивость Мишина увлекает.

- Коли он такой кругосветный, вези его, панове домой, в Эрмитаж сдашь! – острит проворный продавец, и двигает утюг в сторону Миши.

- Пан!.. Давай «Ченч», - не отступает Миша, катнув его назад, - сначала на «Тефаль», …потом «Тефаль» на во-он тот зонт! – тычет он пальцем в темно-зеленый японский зонт.

- Ченч? – распрямив грудь задумчиво ухмыльнулся продавец. - Бог с тобой!.. Эх, пан так пан, пропал так пропал! – чуть подумав, чему-то своему заулыбался мужчина. – Ченч!.. – отрывисто произнес, как отрубил он. Ко всеобщему удивлению, он, хотя и вновь витиевато матерится, но рукой небрежно смахивает Мишин утюг с прилавка и снимает с вешалки цветной автоматический зонт. Мы в оцепенении застыли: «Неужто отдаст?» - подумал каждый. В мертвой тишине утюг мягко тюкнулся в какую-то кучу тряпья, и почти одновременно в руках у Миши щелкнув, раскрылся темно-зеленый купол японского зонта.

- Да, нравы за железным занавесом совсем дикие! – рассуждая так, мы, весьма довольные удачной сделкой друзей, всей группой бодро возвращаясь на корабль.

…И вот железный занавес, уже в виде турникета управляемого столь же приятной сотрудницей питерской таможни, открывается и беспрепятственно пропускает мой желтый чемодан. Несмотря на отсутствие известного утюга столь же беспрепятственно проходит сквозь него багаж наших друзей Миши и Маши. Но два пузатых чемодана старосты, миловидная сотрудница сортирует весьма тщательно, то и дело сверяясь с инструкцией. На все её вопросы, староста, утирая платочком щедро струящийся пот, как заведенный повторяет:

- Подарки надарили!.. Что же я поделаю?.. Гиды, они хотя и «гады», но не отказываться же?.. Затем ченч!..

Таможню он прошел, но нести одновременно оба перегруженных чемодана из-за их беспредельной тяжести не смог. И тащил он их поочередно, с надрывом, переволакивая по асфальту на несколько метров один от другого. Его чернокудрая оппонентка по критике даров, неподвижно стояла на перроне, глядя вслед надрывающегося старосты. Тяжело вздохнув, она повертела кудряшками и, приметив во мне молчаливого собеседника, задумчиво молвила:

«- Ченч!..» Вот так съездили в Полинезию! …Только аборигенами то, выходит, мы с вами оказались! – Я, глуповато улыбнувшись, согласно кивнул головой.

На этом восклицании можно было б закончить повествование о полном забавных приключений кругосветном путешествии советского утюга, но поздним вечером рассаживаясь по купейным вагонам, мы были как громом среди ясного неба поражены неслыханной новостью: - у старосты украли один из его битком набитых чемоданов!

Случилось это, когда разгружая тележку носильщика, он решился вносить чемоданы в салон вагона по одному. В созданной сумятице расселения одновременно большой и слишком шумной группы туристов, чемодан незаметно исчез, и никто этого исчезновения не заметил!

- Как пришел, так и ушел! - облегченно вздохнула группа.