Глава VIII. Томас нетерпеливо постукивал ногой, дожидаясь пока его друг соизволит перестать копаться в полиэтиленовых пакетах

«Молчание»

— Эй, Билл! Ты там долго ещё?

Томас нетерпеливо постукивал ногой, дожидаясь пока его друг соизволит перестать копаться в полиэтиленовых пакетах, тем самым, проверяя, всё ли они взяли. Парень и подумать не мог, что писатель настолько суетлив и внимателен, что сказать о себе никогда не мог. Хотя… Маннхайт напоминал хамелеона — не знаешь, какого цвета он будет, но этот факт ничуть не смущал Тома, даже наоборот, нравился, ведь непредсказуемые люди — самые невероятные в мире.

Разговор и случай в парке молодые люди старались не вспоминать. Вели себя, как прежде: охотно разговаривали, прогуливались вместе с псом, который весело и заливисто лаял на зелёной лужайке, выпрашивая так поиграть с ним. И, казалось, что всё в порядке и не было тех чувств, которые волной накрыли обоих, не было дрожи от воспоминаний и закрытых от прикосновения глаз. Они обманывали себя. Друг друга. Тяжелее занятия и не придумаешь. Как не раскрашивай былое настоящим, старые мазки всё равно проявятся на холсте жизни, напоминая о себе.

Изредка их взгляды пересекались, и Билл каждый раз ловил себя на мысли, что не может отвести глаз от плавных черт лица Тома. Они манили коснуться их, провести невидимую линию ото лба по переносице плавным движением к подбородку, невесомо касаясь шеи. Хотелось ласково погладить бархатную кожу на щеках и припасть губами к яркой родинке, что чёрной каплей вмешалась в красоту лица, ничуть её не портя.

— Билл! — Томас уже хотел разуться и силком вытащить друга из кухни вместе с тем, что так его сейчас заботило.

— Да иду я, иду! — Маннхайт тут же похватал пакеты, и, не переставая улыбаться нетерпеливости Лооса, вышел к нему, сияя ровным рядом зубов. Тот хмыкнул, но ничего не сказал.

Сегодня они наметили поездку загород. Том обещал показать Биллу своё любимое место, где всегда уютно и спокойно. Писатель оценил такое доверие к себе, ведь подобные вещи делаются не просто так — обнажать самое ценное всегда трудно. Томас часто думал о том, как они приедут туда вдвоём и, упав на мягкую траву, помолчат. С Биллом всегда хотелось молчать, потому что он делал это просто превосходно.

Улыбнувшись абсурдности своей мысли, Томас открыл Биллу дверь ярко-жёлтого такси, которое уже посигналило, оповещая, что пора бы приземлиться на кожаные сиденья и отправиться в путь.

Практически всю дорогу парни не проронили ни слова. Том смотрел в окно, провожая скучным взглядом деревья и ветряные мельницы, а Билл с интересом разглядывал поля, дома-клоны (все как на подбор) и даже участки.

— Как же здесь здорово! Мне никогда не приходилось бывать загородом. — В голосе юноши слышался нескрываемый восторг и восхищение.

— Почему? — Том перевёл напряжённый взгляд с дороги, покрытой галечником, на друга.

— Не до этого было. А сегодня чуть ли не ещё один самый лучший день в моей жизни.

Лоос похлопал Маннхайта по плечу и вздохнул. Вот бы ему почувствовать ту радость, которую сейчас испытывал Билл. Для Тома было мукой сидеть на заднем сиденье и сожалеть о прошлой жизни. Он помнил слова Билла о том, что жить стоит настоящим. Прошлое закрыто, а будущее неизвестно.

— Билл?

— М? — Маннхайт не отводил завороженного взгляда от окна.

— Что ты сейчас чувствуешь? — глубокий вздох и медленный выдох.

— В каком плане? — карие глаза с удивлением глянули на Лооса.

— Ну… что ты испытываешь при виде полей?

Таксист всё это время не говорил, делая вид, что ничего не слышит — лишь дорога волновала его. Свидетелем подобных бесед он никогда не был, оттого и внимал каждому слову.

— Слушай, честно. Я поражён. Так всё ухожено. И почему-то мне пришла в голову мысль, что рано или поздно у меня это будет. — Лицо Тома медленно вытянулось. — Не веришь? — Билл грустно улыбнулся. — А я верю. Не важно, каков мой статус сейчас. Обязательно добьюсь того, чего хочу. И тебе не мешало бы.

— Как?!

— Нужно только действовать, а не лежать и страдать.

Том фыркнул, тут же отвернувшись от друга, но понимал — всё, что говорит Билл — правда.

— Не обижайся.

— Обижаются только девчонки.

Маннхайт задорно рассмеялся и хлопнул в ладони:

— Очнись от апатии, Томас, всё прекрасно.

Даже Скотти согласно тявкнул и повилял мощным хвостом. Пёс взобрался на сиденье и высунул морду в раскрытое окно. Прохладный ветер принялся трепать острые уши и усы. Скотт высунул язык, а потом довольно загавкал.

— Эй, полегче! — Том заслонил лицо ладонями, когда Скотти от переизбытка радости усердно завилял хвостом и пару раз хлопнул Лооса по щекам и носу.

— Хороший мой, — Билл же потрепал пса за холку и уткнулся носом в густую чёрную шерсть. С каждым днём Скотти креп от заботы ребят, шерсть стала лощёной и сверкала здоровым серебристым блеском на солнце.

«Вот кто по-настоящему счастлив» — пронеслось у Лооса в голове. — «А я ничтожная крыса. Хотя, стоп. Почему это крыса? Я же не предавал никого. Всё…»

— Том? — Билл играючи стукнул кулаком друга по плечу.

— Оу, ну и удар у тебя.

— Закон улиц.

— Что?

— Выжить — таковы правила, — Маннхайт подарил Томасу улыбку. — Я пытаюсь вывести тебя из отрицательных мыслей. Сегодня солнце, тепло. В конце концов, сам предложил поехать куда-то загород. Только вот настроение у тебя неподходящее.

— А, да-да, — Том изменил положение тела, подцепив пальцем ремень джинсов. — Нарвался с утра на разговор с отцом.

— Ты же говорил, он не звонит тебе.

— Верно, но я набирал номер матери, а трубку вновь поднял он.

— Досталось? — на лице Билла тут же появилось выражение грусти.

— Не слабо. — Том опустил голову, но тут же поднял её, обещая самому себе, что всё обязательно наладится. — Говорил, что молотом меня пришибёт, если я вернусь домой.

— Вернёшься?

Томас искоса взглянул на Маннхайта. Тот лишь развёл ладонями и пожал плечами. Гласило — сам решай.

— Нет. Никогда не вернусь.

— А я бы вернулся, — кивнул своим мыслям Билл. — Какие бы родители не были, они всё равно твои.

— Ты так говоришь, потому что их нет.

Писатель ничего не ответил. Рука на автомате гладила пса, а взгляд снова приобрёл оттенок задумчивости и немого восторга. Только вот на губах больше не было улыбки, как пару минут назад и Том это заметил. В окне каскадом мелькало небо, как в крохотном телевизоре, сплошной зеленой полосой рисовались поля, а дорога летела серой лентой — бесконечной и длинной.

— Билл, прости. Не надо было этого говорить.

— Ты прав. Я просто не знаю, что такое настоящая семья и ничего в этом не смыслю. Ты прав. — Ещё одна особенность этого парня была в том, что, как только он повторяет одно и то же, значит, думает прямо противоположно — это Том выяснил совсем недавно.

— Приехали, — произнёс, наконец, единственное слово таксист, сворачивая на обочину. Билл с интересом высунулся в окно и не увидел ничего кроме густых деревьев, стоящих плотным рядом.

— Ну, вот, собственно, и то, что я хотел тебе показать. — Расплатившись с мужчиной и проводив уезжающий автомобиль взглядом, Том встал плечом к плечу с держащим пакеты Биллом.

— Ничего необычного я пока не вижу. — Первый шаг без ожидания ответа. Всё как-то было не так.

Лоос пошёл следом, но прекрасно знал, что друг как минимум распахнёт глаза от восторга, а максимум… Об этом он предпочёл не думать.

— Долго ещё?

Том продолжал старательно молчать, идя по вытоптанной тропинке, и, раздвинув ветки деревьев, пропустил вперёд Билла, который замер на месте, не веря своим глазам — такой красоты он не видел никогда: мягкий тон оранжево-красного цвета словно поцеловал листья деревьев по-отдельности, и они медленно двигались вместе с ветром, отражаясь полосами на совершенной гладкости озера, которое напоминало самое тонкое в мире стекло и звало к себе шумом плескающейся о берег воды. Томас, видимо, знал, когда приезжать сюда, потому что именно в пять часов вечера солнце пробивалось сквозь ветки особенно красиво, медленно утопая в горизонте и прощаясь до следующего дня. Билл положил пакеты на землю и, скинув кроссовки, медленно подошёл к озеру. Тому на какой-то момент времени показалось, словно парень безмолвно разговаривал с ним, да и кто разберёт этого писателя, может, так оно и было. Узкие ступни окунулись в воду, и Билл вздрогнул — она была на удивление тёплой. Лоос почувствовал себя как-то неудобно — он стал свидетелем такого единения с природой, но это продолжалось до того момента, пока Билл не протянул ему ладонь, маня к себе. И Томас встал рядом, крепко держа друга за руку.

— Спасибо тебе за это, Том. — Маннхайт не смотрел на него, боялся. Сейчас его душа слишком ярко отражалась в глазах.

— Я знал, что тебе понравится здесь.

Шум тополиной листвы заставлял дыхание выровняться. Взгляд обоих устремился в небо, но ненадолго — пара янтарных глаз теперь смотрела в душу. Вдох — ближе. Выдох — ещё. Вдох — совсем немного.

— Гав-гав! — Скотти разбежался и с шумом прыгнул в воду, обдавая стоящих парней брызгами. Лапы быстро гребли, а мокрая морда была гордо поднята вверх. Билл и не знал, что его пёс так любил плавать.

Тягучесть момента мгновенно развеялась, и парни отошли друг от друга, хотя в воздухе так и зависла эта дымка. Они оба её видели.

— Так, раз уж мы привезли с собой еду, то надо её есть, м? — Билл улыбнулся и вышел на берег, где через пару минут уже лежал плед и содержимое пакетов в виде самой вредной еды в мире — бутербродов, колы, гамбургеров — и фруктов. — Пойдём, я знаю, что ты голоден.

Том, собственно, и не сопротивлялся — от такого предложения отказаться было невозможно.

То ли обстановка тому способствовала, то ли у обоих парней поднялось настроение, но никто из них не молчал больше. Они смеялись и подтрунивали друг над другом, плевались вишнёвыми косточками и тут же их собирали, бегали и бросали в волосы землю. В итоге, юноши стали настолько грязными, что ничего не оставалось, как залезть в воду и смыть с себя всё.

— Давай, на счёт «три», — предложил Том, стоя в одних трусах. — Раз! — Билл поспешно снял с себя футболку и джинсы. — Два! Три!

С громким улюлюканьем и криками парни нырнули в воду и показались из неё практически одновременно.

— Как же здорово. Никогда не думал, что в сентябре может быть такая тёплая вода. — Билл лёг на спину и замер в форме звезды. Том сделал то же самое и теперь они касались ступнями ног, совсем легко, но этого было достаточно.

— Билл?

— А?

— Ничего. — Том и сам не понял, зачем позвал его. Хотя нет, он знал, просто мужества не хватало.

Перевернувшись, Лоос нырнул и пропал из вида. Билл перешёл на брас, как дыхание вмиг перехватило — тонкие пальцы провели невидимую линию от щиколотки до самых ягодиц. Маннхайт прекрасно знал, чьи это руки. Говорить не хотелось. Совершенно. Оттого он потянул Тома вверх, пока тот не оказался лицом к нему. И по сантиметру, по каждому вдоху, губы соприкоснулись, выпуская наружу желание целовать, такое томительное, долгожданное. Руки иногда забывали двигаться, давая возможность озеру унести их на дно, но сейчас было не до этого. Они кружили в «стекле», как мотыльки у огня, и целовались. Впервые прильнув одновременно, не отталкивая, просто потому, что по-другому было нельзя. Самые сильные чувства — безмолвны, поэтому наши герои ловили тишину поцелуями и молчали.