Понятие, виды и последствия правонарушения

Литература: Binding, Die Normen und ihre Uebertretung, 2 изд. 1890; Liepmann, Einleitung in das Strafrecht, 1900; Bierling, Juristische Рrincipienlehre, т. IV, 1905; Hold v. Ferneck, Die Rechtswidrigkeit, т. I, 1903, т. II, B. 1, 1905; Kipp, Ueber den Begriff der Rechtsverletzung, 1910; Thon, Rechtsnorm und subjektives Recht, 1878, стр. 1-107; Liszt, Die Grenzgebiete zwischen Privatrecht und Strafrecht, 1898; Merkel, Jnristische Encyclopadie, §§ 260-310.

В противоположность социальным законам в научном смысле, которые указывают, как действуют люди, - законы, издаваемые государственной властью, или нормы права, указывают, как должны действовать люди, хотя они могут действовать и иначе. Поэтому научные законы не знают исключений, нормы права допускают нарушение их. Возможность нарушений норм права составляет их необходимое предположение, потому что нормы права стремятся угрозой воздействовать на сопротивляющуюся волю отдельных членов. "Самое обеспеченное правовое общение", говорит Бирлинг, "было бы то, в котором вcякий принудительный аппарат оказался бы излишним"*(203).

Но если бы исчезла мысль о возможности правонарушений, не было бы правового общения.

Правонарушение выражается всегда и только в действии человека. Под именем действия мы понимаем такое выражение воли, которое направлено на некоторое изменение во внешнем мире. Момент воли есть необходимый для понятия о действии. По отсутствию воли нельзя признать действием то, что проделывает человек в состоянии гипноза, хотя с внешней стороны получается впечатление действия; не будет действием падение человека, хотя бы оно произвело значительные изменения вовне, напр. если в результате оказывается задавленный ребенок или разбитая посуда.

С другой стороны, состояние воли, не выражающееся во внешних изменениях, также не подойдет под понятие действия. Так, нельзя признать действием внутреннюю борьбу мотивов, переживаемых человеком, который предполагает какое-либо изменение во внешнем мире, напр., задумывает преступление или обдумывает завещание. Наконец, правовой порядок имеет дело только с действиями человека, хотя действовать могут и животные. С точки зрения юридической, нет действий, а следовательно и правонарушений в том, что волки загрызли лошадь или бык поднял на рога человека. Здесь мы имеем дело только с событиями, наносящими вред человеку, все равно, как если бы он исходил от слепых сил природы, напр., когда вода прорвала мою плотину, когда молния зажгла мой дом.

Правонарушения, как действия, бывают двоякого рода: в виде совершения или в виде упущения. В первом случае человек производит вовне то изменение, которое он не должен был учинять, напр., лишает жизни другого человека, разрывает документ. Напротив, упущение заключается в том, что человек допускает произойти изменениям, которые он обязан был предотвратить, напр., не является к отбыванию воинской повинности, последствием чего оказывается замешательство в служебном отношении, не платит своим кредиторам, вследствие чего они теряют известную ценность. Такое упущение не следует рассматривать как бездействие, потому что при бездействии отсутствует вcякий мотив к изменению, а при упущении, как действии, имеется воля, направленная на некоторое изменение.

Правонарушение есть действие противоправное. Действие, согласное с правом, допускаемое правом, не может рассматриваться как правонарушение. Что же нарушает правонарушение?

Может быть, правонарушение есть действие, нарушающее интересы? Но если интересы человека страдают от чужих действий, это еще не значит, что вызывающее их действие есть правонарушение. Так, конкуренция несомненно нарушает частные интересы, но правонарушения тут нет. Свобода слова составляет общественный интерес, однако, цензор, сдерживающий ее проявление, не совершает правонарушения. Мало изменится постановка вопроса, если мы будем иметь ввиду не всякие вообще интересы, а лишь интересы, защищаемые правом. При покушении законные интересы могут и не быть нарушенными, а между тем оно наказуется, как правонарушение.

Остается предположить, что правонарушение есть нарушение права, т.е. поведение человека, противное праву. Тогда возникает новый вопрос: какое право нарушается правонарушением, объективное или субъективное?

Правонарушение следует понимать, по мнению одних, как нарушение субъективного права. "Немыслимо", говорит Биндинг, "противоправное действие или противоправное поведение, которые не были бы направлены против субъективного права". "Если всякое правонарушение есть нарушение субъективного права, то не существует единого состава правонарушения, но столько видов его, сколько видов субъективных прав. По содержанию и объему последних только и может определиться содержание и объем того или другого вида противоправности"*(204). Также и по мнению Бирлинга, не может быть сомнения, что всякое противоправное действие посягает одновременно и на субъективное право и на объективное право. "Всякое правонарушение составляет не только нарушение норм, но и нарушение права и обязанностей"*(205). Но где же нарушение субъективных прав в богохулении, в политических преступлениях, в оглашении служебной тайны и т. п. действиях? Сторонникам рассматриваемого взгляда не остается ничего иного, как признать, что во всех подобных случаях нарушается субъективное право государства на повиновение граждан его велениям, Vertretung des Herrschers' Anspruch. auf Botmassigkeit, по формуле Биндинга. Искусственность и бессодержательность такого субъективного права вызывает возражения даже со стороны тех, кто признает публичные субъективные права. С точки зрения, развиваемой мною, не может быть и речи о том, чтобы всякое правонарушение нарушало чье-то субъективное право. В преступлениях против власти, против нравственности, общественного здравия, в преступлениях по делам печати, в проступках против порядка нет никакого нарушения субъективных прав. Правонарушение всегда представляет нарушение норм объективного права, а иногда и субъективных прав. Противоправность правонарушения состоит в том, что поведение человека противоречит тому, какое требуется объективным правом. Нарушить закон - значит перейти закон, т.е. за линию дозволенного, за пределы разрешаемого. Человек совершает то, что норма объективного права запрещает делать, или упускает сделать то, что норма объективного права приказывает ему делать. Принимая во внимание данное раньше соотношение между объективным и субъективным правом, мы должны сказать, что нарушение субъективного права предполагает нарушение объективного права, но нарушение объектавного права не всегда сопровождается нарушением субъективного права*(206). Когда человек похищает чужую вещь, он действует одновременно против субъективного права собственника и объективного права страны; когда человек превозносит в газете республику перед монархией, он нарушает объективное право, но не субъективное право монарха.

Конечно, никакое противоправное действие человека не может нарушить норму права в смысле ее разрушения. Разрушается или подрывается тот интерес, частный или общественный, который охраняется нормой права, а нарушение нормы выражается в том, что лица, к которым она обращена, действуют в отдельных случаях не так, как она того требует. И тем не менее сущность правонарушения состоит именно в поведении вопреки нормам права, исходящим от государственной власти, хотя бы ее веления не соответствовали в действительности ни общественным, ни частным интересам.

Если правонарушение есть действие противоправное, то правонарушения нет там, где действие человека остается в пределах дозволенного объективным правом, хотя бы при этом были нарушены законные интересы другого человека, обеспеченные предоставленным ему субъективным правом. Нет правонарушения, за отсутствием противоправности, в случаях исполнения служебной обязанности, осуществления своего права, согласия потерпевшего, необходимой обороны, состояния крайней необходимости. С точки зрения того, чьи интересы страдают при этом, происходит как бы нарушение его права, потому что вторгаются в сферу его интересов, которые он привык считать охраняемыми его субъективным правом, но с точки зрения объективного права, допускающего такое нарушение и отнимающего на этот случай свою защиту, правонарушения нет, a имеется только нарушение интересов.

Правонарушения нет, когда интересы чоловека, охраняемые правом вообще от посягательств со стороны других лиц, нарушаются лицом, выполняющим свою служебную обязанность. Так напр., полиция, которая действует оружием при рассеянии толпы, приготовляющейся к погрому, и при этом причиняет раны и увечья, не совершает правонарушения.

Судебный пристав, который насильно отнимает, при взыскании по исполнительному листу, какую-нибудь ценную вещь, принадлежащую должнику, правонарушения не совершает. Предполагается, что агент власти действовал на точном основании и в пределах закона, потому что всякий шаг его, выходящий за законные границы, составляет уже правонарушение.

Правонарушения нет, когда интересы человека, охраняемые правом вообще от посягательства со стороны других, нарушаются лицом, осуществляющим свое частное право. Так, напр., защищая свои луга от потравы чужим скотом, я могу задержать пойманных на моей земле лошадей, свиней и т.п. Если кто-нибудь врывается в мою квартиру помимо моей воли, я могу принять насильственные меры, чтобы удалить его.

Правонарушения нет, когда интересы человека, охраняемые правом вообще от посягательства со стороны других, нарушаются с согласия самого заинтересованного. С точки зрения тех, которые в правонарушении видят нарушение субъективного права, всякое вторжение в сферу чужих защищенных интересов теряет характер правонарушения, как только имеется согласие потерпевшего. Но мы видели несостоятельность этого взгляда. Если же признать, что правонарушение является нарушением объективного права, защищающего определенный круг интересов, то, очевидно, согласие не имеет никакого значения там, где нормы права охраняют общественные интересы, и вопрос возможен только в отношении норм, охраняющих частные интересы. Согласие того, чьи интересы нарушаются, устраняет наличность правонарушения только в том случае, если потерпевшему принадлежит свободное распоряжение своим правом. Так, напр., собственник земельного участка допускает завладение частью его земли, - правонарушения со стороны завладевшего нет; расточитель допускает похищение вещи, субъектом права на которую является он, но так как он не свободен в распоряжении своим правом, то правонарушение налицо, Наиболее остро стоит вопрос о влиянии согласия убитого на лишение его жизни, напр., когда страдающий неизлечимой болезнью обращается к врачу с просьбой отравить его, или когда готовящийся к самоубийству просит своего друга застрелить его. Станем ли мы на точку зрения французского права, приравнивающего этот случай к обыкновенному убийству, или германского права, смягчающего наказуемость убийства с согласия умершего, - все равно такое действие рассматривается как правонарушение.

Правонарушения нет, когда интересы человека, охраняемые правом вообще от посягательств со сторны других лиц, нарушаются лицом, находящимся в состоянии необходимой обороны. Под необходимой обороной понимается нарушение обороняющимся лицом охраненных правом интересов лица, незаконно нападающего. Так, напр., женщина убивает попавшимся под руки ножом посягающего на ее честь, проснувшийся ночью видит влезающего в окно вора и стреляет в него. Необходимую оборону нельзя понимать в смысле фактических условий, оправдывающих преступное посягательство*(207), потому что при необходимой обороне посягательство на чужие блага не противоправно, а правомерно*(208). Основанием допустимости нарушения интересов нападающего при обороне против него является невозможность защиты со стороны установленной власти. Допуская необходимую оборону, устраняя при ее наличности момент противоправности в нарушении интересов нападающего, объективное право стремится поднять в гражданах сознание неприкосновенности их прав. Иеринг особенно поддерживал ту идею, что защита своих прав против законных посягательств есть долг гражданина, обеспечивающий его лично и правопорядок, когда органы власти не в состоянии подать необходимую помощь*(209). Условия необходимой обороны сводятся к двум моментам: нападение, незаконное и утрожающее опасностью, и защита, направленная к устранению опасности. Но между средствами обороны и угрожающей опасностью должно быть соответствие.

Правонарушения нет, когда интересы человека, охраняемые правом вообще от посягательства со стороны других лиц, нарушаются лицом, находящимся в состоянии крайней необходимости. Под состоянием крайней необходимости понимается спасение собственных интересов за счет чужих интересов от угрожающей и иначе неотвратимой опасности. Напр., человек, защищаясь от нападавшей на него собаки, убивает ее, чем причиняет вред ее хозяину; спасаясь от нападения сумасшедшего, человек прячется за другого, который и попадает под удар. Состояние крайней необходимости отличается от необходимой обороны тем, что в первом случае нарушаются интересы третьих лиц, а во втором - интересы нападающего; во втором случае неправомерному нападению противопоставляется правомерная защита, а в первом происходит столкновение интересов равно защищаемых правом. Основание к устранению момента противоправности в действиях, совершенных в состоянии крайней необходимости, можно видеть в снисхождении к слабости человека, которому своя рубашка ближе к телу.

До сих пор мы рассматривали правонарушение как действие противоправное. Теперь поднимается новый вопрос: должно ли правонарушение быть еще и вменяемым действием, т.е. основанным на вине действовавшего лица? Составляет ли вина сущестаенный момент в понятии всякого правонарушения? Вопрос этот представляется спорным.

По мнению одних, правонарушение логически предполагает вину. "Как гражданское, так и уголовное правонарушение", по словам Листа, "есть вменяемое (виновное) действие"*(210). "Противоправное действие", говорит Биндинг, "должно быть умышленным или неосторожным; правонарушение может быть только при наличности вины, и без него нет"*(211). Эту мысль едва ли не раньше других развивал Меркель*(212).

Правонарушение составляет нарушение велений и запретов права. Эти приказы обращены к воле людей, способных к вменению, и потому могут быть нарушены лишь по воле. Все, что не исходит от сознательной воли человека, представляется только явлением природы. В таких случаях человек выступает не как существо, одаренное разумом и волей, а потому ответственное, а просто как выразитель суммы естественных сил. Если говорить о правонарушении со стороны сумасшедшего, ребенка, то нужно последовательно говорить о правонарушениях со стороны животного, даже неодушевленных предметов.

Против этого взгляда выдвигается понятие о правонарушении, как действии, несогласном с правом, хотя бы оно было совершено человеком невменяемым, или без всякой вины с его стороны.

Одновременно с Меркелем выступил Иеринг с противоположным мнением, предлагая различать объективное правонарушение, как независимое от вины состояние, и субъективное правонарушение, имеющее в своем основании вину*(213). В этом же направлении высказываются и некоторые современные юристы. "Действия, упущения и господство людей, нарушающие право, составляют неправду. В подобное противоречие можно впасть и без вины, и в таких случаях мы говорим о неправде объективной; если же право нарушается виновно, то неправда является субъективной"*(214). Бирлинг предлагает различать "правонарушение в широком смысле, как всякое противоречащее праву внешнее отношение человека к человеку, и правонарушение в тесном смысле слова, как такое, которое вменяется, согласно праву, лицу действующему противоправно*(215).

В начальную эпоху развития права всякое правонарушение оценивалось со стороны причиняемой потерпевшему обиды. Вопрос рассматривается всецело с точки зрения пострадавшего. Объективное право становится на его сторону, проникается его психологией, продолжает его психическую реакцию против того, что ему причинило вред. Если мы и теперь, при всем нашем развитии, не можем иногда отрешиться от реакции против неодушевленного предмета, причинившего нам боль, то тем более понятна позиция, принимаемая вначале объективным правом в деле оценки правонарушений. Напротив, развитое право принимает во внимание не только точку зрения потерпевшего, но и точку зрения причинившего вред, и стремится примирить их с социальной точки зрения. С социальной стороны, со стороны цели правового воздействия, момент вины в понятии правонарушения не может быть устранен.

В разрешении вопроса о том, насколько момент вины является существенным в понятии о правонарушении, необходимо начать с понятия о вине. Если виной называть ответственность за совершенное противоправное действие*(216), то все дело сводится к тому: установлена ли ответственность за данное действие или нет. Если закон установил ответственность, значит вина предполагается; если ответственности не установлено, следовательно нет вины, нет и правонарушения. С этой точки зрения рассматриваемый вопрос легко решается в области уголовного права: без наказания, назначенного по закону за действие, действие не может считаться преступным, т.е. нарушением права.

Дело стоящее в гражданском праве. Существуют, несомненно, случаи, когда закон соединяет известные юридические последствия с действиями, в которых не открывается никакой вины. Собственник усматривает в добросовестном владельце нарушителя своего права, и закон помогает ему восстановить свое право. "Как должны мы", замечает Иеринг, "обозначить положение добросовестного владельца чужой вещи? Правомерным назвать его нельзя; тогда не остается ничего иного, как назвать его неправомерным"*(217), т.е. нарушением права. Если мы говорим об ответственности добросовестного владельца перед собственником, хотя отсутствие вины отмечается в признании добросовестности, значит, возможна ответственность при отсутствии вины, а следовательно, мыслимо правонарушение без вины. Это обстоятельство и произвело раскол среди цивилистов, из которых одни отстаивают необходимость вины для понятия о правонарушении*(218), другие считают допустимым правонарушение и без вины*(219).

Нельзя утверждать, что вина = ответственность. Ответственность есть последствие вины: если есть вина, то есть ответственность, но ответственность, т.е. обязанность возмещения вреда, мыслима и там, где вины нет. Вина же представляет собой состояние сознательной воли человека, который намеренно или неосмотрительно*(220) совершает действие, направленное на фактический результат, противный закону*(221). Однако, говорят, все же, при отсутствии умысла или неосторожности со стороны действовавшего, может произойти нарушение интересов, защищаемых законом против посягательств. Нарушение юридически защищенных интересов есть правонарушение. Но это именно неверно. Юридически защищенные интересы и юридическая защита интересов - не одно и то же. Интерес, связанный с правом собственности на дом, есть юридически защищенный интерес, но юридическая защита не поможет, если нарушение данного интереса произойдет от пожара. Юридическая защита интересов дается против действий человека путем воздействия на его волю угрозой, но не против слепых сил. Юридические средства обеспечения интересов предполагают именно наличность воли, способной усвоить угрозу и воздержаться от нарушения. За пределами этих условий юридическая защита бессильна, откуда бы ни исходило нарушение интересов. Если во время облавы на медведя один из охотников: погиб от шальной пули своего сотоварища, то с юридической точки зрения это все равно, как если бы он погиб от самого зверя или от обвалившегося на него дерева. Если сумасшедший свалит с окна камень на голову проходившего человека, то это такая же случайность, как если бы камень сам свалился с крыши.

Право защищается только против тех, к кому оно обращает свои веления. Ребенок или сумасшедший не принадлежат к тем, на кого право стремится воздействовать страхом перед последствиями правонарушения. Но это значило бы, по мнению Бирлинга, что детям не запрещено убивать и т.п., a "такой вывод был бы противен здравому смыслу"*(222). И тем не менее следует признать, что "юридически" детям это но запрещено. Закон может принимать предупредительные меры против подобных несчастий, может возложить на родителей или опекунов ответственность за недосмотр, но виновности детей он не признает. Убивать, красть и т.п. запрещается детям морально, но не юридически, со стороны окружающей общественной среды, но не со стороны закона. Дети лишь подготавливаются к восприятию правовых мотивов. Если право определяет, как должны относиться друг к другу люди, подчиненные его власти, то объективного правонарушения, т.е. действий, противных праву и в то же время невменяемых, быть не может.

Если правонарушение предполагает непременно вину, то как же объяснить ответственность добросовестного владельца перед собственником? Возражая Иерингу, Биндинг говорит, что "неправомерным может быть названо создавшееся состояние, но не поведение добросовестного владельца"*(223). Произошло случайное смешение интересов без чьей-либо вины; закон распутывает это положение тем, что возвращает вещь собственнику, а за добросовестным владельцем сохраняет собранные им при пользовании вещью, плоды, именно потому, что он не совершил никакого правонарушения.

Последствия правонарушения выражаются главным образом в двух формах: 1) наказание и 2) вознаграждение за вред. Наказание состоит в причинении нарушителю права страданий отъятием у него какого-либо блага, обеспеченного ему, как и всем гражданам, самим правом: жизни, свободы, телесной неприкосновенности, имущественной неприкосновенности (штраф, конфискация). Вознаграждение пострадавшего от правонарушения за вред, причиненный ему нарушителем, состоит в восстановлении нарушенного равновесия интересов; в уравнении происшедшего сокращения ценности одного имущества за счет ценности из имущества правонарушителя. Наказание грозит правонарушителю страданием, вознаграждение вреда обещает пострадавшему исправить причиненное страдание. Наказание имеет ввиду отнять у правонарушителя благо, заранее определенное за подобное деяние; вознаграждение за вред предполагает отнять у правонарушителя столько ценности, сколько потребуется для того, чтобы привести интересы пострадавшего к прежнему уровню. Наказание поражает лично нарушителя и со смертью его отпадает; обязанность вознаграждения входит в пассив имущества правонарушителя и за смертью его переходит к наследникам в составе наследства. Наказание падает полностью на каждого из соучастников совершенного совместно правонарушения, тогда как вознаграждение за вред распределяется по частям между соучастниками правонарушения.

Кроме этих двух основных последствий, которые соединяются с правонарушениями, возможны еще и иные. Так, правонарушение может повлечь за собой принудительное восстановление того фактического состояния, с которым связан интерес потерпевшего. Если у собственника похищена принадлежащая ему вещь, то он прежде всего заинтересован в возвращении ему этой вещи путем полицейской силы. Если сдавший помещение под магазин уклоняется от предоставления нанимателю, то, по взгляду, принятому в некоторых законодательствах, он может быть принужден к тому судебным приставом на основании судебного решения. Если вызванный на суд свидетель не является,то он может быть подвергнут приводу.

Нарушение права, насколько оно сопровождается наказанием, как последствием, называется уголовным правонарушением или преступлением. Если же нарушение права вызывает вознаграждение за вред, то оно составляет гражданское правонарушение. Следовательно, различие между уголовным и гражданским правонарушением обуславливается различием последствий, соединяемых по закону с тем или другим правонарушением. Изменение последствий, сделанное законодателем, изменяет и характер правонарушения.

Между тем, в прежнее время делались попытки провести разграничение между гражданским и уголовным правонарушением по самому существу их, независимо от последствий. Это так называемый спор о гражданской и уголовной неправде. Уже самая терминология, отождествляющая правонарушение с неправдой, обнаруживала методологическую ошибку в постановке вопроса. "Преступное деяние в обычном смысле", замечает Таганцев, "является правонарушением или неправом (Unrecht), а в применении к русскому и вообще славянскому юридическому мировоззрению, отождествляющему понятие права с правдой. C осуществлением справедливости (правда русская), посягательство на право будет нарушением требований правды, справедливости - неправдой"*(224).

Представление, по которому право - то же, что и правда, осталось далеко позади в истории. Для нас не подлежит сомнению, что нормы права могут разойтись с правдой, т.е. быть несправедливыми. Поэтому совершенно ошибочно искать различия между уголовным и гражданским правонарушением, как между уголовной и гражданской неправдой.

Попытка разграничения неправды уголовной и гражданской была сделана Гегелем с субъективной стороны, т.е. с точки зрения внутреннего юридического состояния действовавшего*(225). Весь вопрос в том, как относится субъект правонарушения к праву. Где есть сознательное нарушение права, там имеется уголовная неправда; где нарушение права лишено сознательности (намеренности), там только гражданская неправда. Возражение против этого взгляда основывается на том, что уголовное правонарушение может быть не только умышленным, но и неосторожным, а с другой стороны, гражданское правонарушение совместимо с сознательностью, напр., если должник не хочет исполнять договора.

С объективной точки зрения различие стараются найти в том, что нарушается. Уголовное нарушение по этому взгляду есть посягательство на нормы объективного права, тогда как в гражданском правонарушениии виновный посягает на субъективное право.

"Преступления (?) гражданские суть нарушения чьих-либо прав частных, поставленных в полную зависимость от частного произвола, нарушения, которые рождают только обязанность вознаградить владельца права, но не касаются общественного блага. Преступления уголовные, или иначе общественные, суть нарушения учреждений, установленных в интересе общественного порядка и признаваемых необходимыми условиями общежития"*(226). Но и этот взгляд нельзя принять, потому что всякое правонарушение есть действие, противное нормам объективного права.

Различие может быть усмотрено только в различии последствий, соединяемых по закону с тем или другим правонарушением. Всякое противоправное действие может быть соединено с наказанием, хотя в действительности не всегда с ним соединяется. Следовательно, законодатель свободен, с юридической стороны, в наделении правонарушений уголовным характером. Но гражданское правонарушение возможно только там, где с противоправным действием соединяется материальный вред для частного лица. Следовательно, законодатель не всякое противоправное действие может наделить гражданским свойством. Напр., законодатель может сделать неисполнение договора уголовным действием, если он соединит с ним наказание, и гражданским, если он возложит на должника обязанность вознаграждения за убытки; но он не в состоянии придать характер гражданского правонарушения кощунству, совершенному в церкви, или политическому преступлению.

Нельзя сказать, что "то, что мы называем неправдой уголовной и гражданской, составляет только различные моменты или стороны одного и того же правонарушающего посягательства"*(227). Некоторые противоправные действия действительно имеют ту и другую сторону, напр., убийство главы семьи, влекущее за собой наказание и обязанность обеспечения оставшейся после убитого семьи. Но другие противоправные действия могут иметь только одну сторону, напр., неплатеж долга есть только гражданское правонарушение, а государственная измена или кровосмешение являются только уголовным правонарушением.

Если законодатель признает в данном деянии гражданское правонарушение, так это потому, что оно вторгается в круг частных интересов, защищенных субъективным правом. Если законодатель признает в данном деянии уголовное правонарушение, т.е. облагает его наказанием, так это потому, что он считает действие, нарушающее частные или общественные интересы, чрезвычайно опасным для правового порядка. "В потоке времен", замечает Лист, "постоянно меняется раздельная линия между уголовной и гражданской неправдой. To, что сегодня есть преступление, не всегда им было и не должно непременно оставаться им впредь; спор, который мы сегодня ведем перед гражданским судьей, завтра может перейти в распоряжение того, кто держит в своих руках кровавый меч уголовного правосудия".