Глава 21. Парадоксы христианства

Поле надлежит вскапывать, железо — плавить, пшеницу — молотить, а поток воды направлять на мельничное колесо. Быть может, так и с жизнью человеческой. В поражении зарождается победа, в слезах — устремленность, а в отчаянии — надежда. Почему человек падает, но вновь встает? Умирает, но обретает жизнь?

Джордж Делл

Взбираясь на вершину, все время, в буквальном смысле этих слов, меняешь точку зрения. Сначала видишь перед собой гранитную стену высотой в несколько километров. В голове бьется мысль: такое мне не одолеть. Потом начинаешь различать узкую тропку, ползущую по скалам. Выясняется, что на неприступную с виду гору вполне можно забраться. Карабкаясь, понемногу замечаешь, что меняется и вид сверху.

Сначала передо мной простиралась осиновая роща. Затем оказалось, что осины окружают горное озеро: оно совсем недалеко, но раньше его скрывали деревья. Потом выяснилось, что роща и озеро находятся в зеленой долине, усеянной озерами, лугами и перелесками. Спустя еще некоторое время я увидел, что долина расположена на склоне горы, а потоки вод из озера стекают вниз, к реке, которая струится по каньону мимо моего дома, километрах в тридцати отсюда. Но целиком пейзаж откроется моим глазам, лишь когда я попаду на вершину. Дб того мои догадки о нем могут оказаться ошибочными.

Мир — благой. Мир — падший. Мир можно спасти. Если эта последовательность описывает историю Вселенной, надо научиться смотреть на себя и на мир в ее свете. Вера предполагает способность принять точку зрения, которую я не усвою, пока не достигну вершины. Необходимо довериться Божьему Промыслу, и однажды Бог раскроет перед нами полную картину, в которой все будет на своих местах.

Современный философ Николас Решер уподобляет общение с Богом разговору по телефонному аппарату начала XX века. То и дело вмешиваются другие голоса, связь пропадает, нас разъединяют, мы же взываем в трубку: «Алло! Алло! Вы меня слышите?» Однако апостол Павел указывает, что эти трудности – явление временное: «Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан» (1 Кор 13:12). Когда Бог восстановит Свое Творение в соответствии со Своим первоначальным замыслом, завеса между видимым и невидимым мирами исчезнет. Цель, к которой идет история, состоит в том, чтобы снова свести эти миры воедино.

Начиная с первых глав Книги Бытия и кончая последними главами Апокалипсиса, я вижу описание двух потоков, двух главных сил, действующих в истории нашей планеты. Сначала зло захватывает доброе творение и калечит его. После грехопадения мы оказались в мире, где властвуют темные силы (чтобы в этом убедиться, достаточно прочесть любой учебник истории или даже сегодняшнюю газету). Насилию и несправедливости удивляться не приходится: таковы законы падшего мира.

В противовес Бог направил поток Своей силы, чтобы исправить испорченное злом. Причем силу Свою Он явил через, казалось бы, самых неподходящих для этой цели рядовых бойцов — через людей со всеми их достоинствами и недостатками. Из–за такой стратегии иногда чудится, что Бог проигрывает битву. Но окончательная победа будет за Ним! Он одержит ее тогда, когда, явившись, точно молния, в силе и славе, положит конец власти злых сил.

Я свято верю, что этот великий день, предвестником которого стало Воскресение Христово, действительно наступит, и подлинная, светлая Сила одолеет самозванцев. Но до дня Второго Пришествия столкновение этих противоположных потоков будет продолжаться. Постоянно, без перерывов, и, хоть мы и участвуем в этой борьбе, чаще всего — незримо для нас. Одна сила пытается исказить и изуродовать добро, а другая — спасти разрушенное.

***

Образ действий Бога я бы назвал парадоксальным. Казалось бы, на каждую возникшую проблему надо отвечать немедленным ее решением. Например, заболела женщина — Бог исцеляет, посадили человека по ложному обвинению — Бог освобождает. Но такое случается редко. Бог не пишет примитивные романы. Его произведения строятся по сюжетам тонким и глубоко продуманным, где все отклонения от основной линии содействуют общему благому замыслу. Неслучайно апостол Павел благодарит за данное ему «жало в плоть, ангела сатаны» (2 Кор 12:7), а добродетельный Иосиф говорит своим жестоким братьям: «Вот, вы умышляли против меня зло; но Бог обратил это в добро» (Быт 50:20). Иосиф не забыл пережитые бедствия и не пытался их приуменьшить, но увидел в них часть удивительного замысла, который содействовал ко благу не только ему, но и «великому числу людей» (Быт 50:20). Однако постичь этот замысел Иосиф смог, лишь оказавшись на вершине горы, то есть спустя многие годы после предательства братьев и последующих испытаний.

Впрочем, нам, христианам, не стоит удивляться, что на созидание добра идут, казалось бы, отходы, а то и токсичные материалы. Вспомним крест — неотъемлемый символ нашей веры, который мы отливаем из золота и носим на груди или водружаем над зданиями церквей. Но ведь крест — это орудие жестокой казни! Бог не избавил от креста Своего возлюбленного Сына, но парадоксальным образом через Его крестную смерть спас и Сына, и еще «великое число людей». В результате Боговоплощения и небывалого самоумаления Бога, вплоть до Крестной Жертвы, на землю хлынул божественный поток силы, противодействующей злу. Бог побеждает зло добром, ненависть — любовью, а смерть — Воскресением. Писательница Фланнери О'Коннор, прекрасная христианка, как–то сказала:

«Писатели всегда обсуждают, как найти хороший сюжет. Мой собственный опыт показывает, что для хорошего сюжета требуется событие совершенно неожиданное, но при этом абсолютно правдоподобное. Для меня лично это почти всегда действие, за которым стоит благодать. Причем орудием этой благодати, сам того не желая, часто оказывается дьявол. Не могу сказать, что я прибегаю к такому построению сюжета сознательно, но, потом, перечитывая готовый рассказ, я это хорошо вижу».

Вместе с возрастанием веры растет и понимание того, что наша личная жизнь вносит свой вклад, пусть даже очень маленький, в грандиозную эпопею. Сюжет моей жизни включает в себя повороты, которые я предпочел бы миновать: болезни, ранения, времена бедности, серьезные ошибки, разрушенные отношения, упущенные возможности и разочарования. Но способен ли я искренне, без тонкого лукавства, доверять Богу? Способен ли верить что Его спасительный замысел увяжет все эти беды в сюжет, где «дьявол, сам того не желая, окажется орудием благодати»?

А в книге Тейяра де Шардена «Божественная среда» мы находим аналогию между Всевышним и художником:

«Художник использует изъяны камня, бронзы или другого материала, из которого он ваяет, чтобы создать более гармоничную форму, более совершенный цвет. Бог подобен такому мастеру. Он не избавляет нас ни от окончательной смерти, ни от смертей, которые мы переживаем чуть ли ни ежедневно (они составляют важную часть нашей судьбы), но преображает их, включая в Свой совершенный замысел, — если мы с любовью уповаем на Него. Он может преобразить не только неизбежные наши болезни, но и наши недостатки, грехи невольные и даже сознательные — если мы в них покаемся. Для ищущих Бога не все становится благом немедленно, здесь и сейчас. Но все способно стать благом».

В школе я увлекался шахматами. Записался в шахматный кружок, а на большой перемене перелистывал вместе с другими любителями книги вроде «Курса открытых дебютов». Я изучал технику игры, выигрывал в турнирах, но потом забросил шахматы лет на двадцать. В Чикаго я познакомился с шахматистом, который совершенствовался в своих умениях с юных лет. Мы сыграли несколько коротких партий, и я быстро понял, что значит играть с мастером. С классическими дебютами он был знаком отлично. Я попытался уклоняться от его знаний, избирая нестандартные, «кривые» дебюты, но без толку: мои авантюры оборачивались на пользу противнику. Я хватался за подставленного, как я думал, коня, но вскоре выяснялось, что конь пожертвован ради победоносной атаки. Иными словами, все мои хитроумные затеи пошли прахом и были удачно использованы против меня же. Ничего не скажешь, мастерство есть мастерство.

Быть может, подобным образом действует и Творец. Он дает нам свободу бунтовать против Своего изначального замысла, но, что бы мы ни вытворяли, все послужит достижению Его конечной цели — спасению мира. Если взглянуть на жизнь и мир с непредвзятой верой, мы увидим их в новом свете. Все хорошее — здоровье, талант, деньги — я могу принести в дар Богу, чтобы Он использовал его по Своему усмотрению. Но и все худое — нищета, семейные неурядицы, неудачи, болезни — может быть обращено во благо, и тогда все эти несчастья станут тем инструментом, тем путем, который приводит меня к Богу и ко спасению.

«Я научился быть довольным тем, что у меня есть», — написал апостол Павел, находясь в тюрьме (Флп 4:11). Наверное, Павел предпочел бы темнице уютную комнату, а болезням — здоровье, но он был уверен: для исполнения Своей воли Бог использует не только благоприятные, но и тяжелые обстоятельства.

Скептики скажут, что я подгоняю аргументы под заранее сделанный вывод. И будут правы. Христиане начинают с вывода, что благой Бог восстановит творение в соответствии со Своим первоначальным замыслом, и считают, что история движется к этой цели. Когда мастер играет с любителем, исход партии не вызывает сомнений, даже если позиция гроссмейстера порой кажется проигрышной.

***

В Библии много и радостно говорится о том, как Бог обращает плохие события во благо. Апостол Павел, оглядываясь на трудную, страшную историю спасения, которая одновременно является и историей его собственного народа, видит в ней и немало положительного. Если бы Израиль не сказал Христу «нет», христианская Церковь скорее всего осталась бы одной из маленьких иудейских мессианских сект: именно отвержение иудеями Благой Вести высвободило эту Весть и позволило ей распространиться по всей Ойкумене.

Сам апостол Павел умело использовал в своей миссии и доброе, и худое, и нейтральное. По прекрасным дорогам, выстроенным римскими императорами ради контроля над покоренными народами, он и другие последователи Христа разносили учение о Божьей любви. В минуты опасности Павлу доводилось апеллировать к римскому правосудию. И даже когда и он, и большинство из двенадцати апостолов, не говоря уже о Самом Спасителе, погибли от рук этого «правосудия», Бог обернул их мученические смерти благом. Благодаря смерти Иисуса явилось спасение миру. Христос пообещал ученикам: «Печаль ваша в радость будет» (Ин 16:20). А мученические смерти Его последователей лишь усиливали рост Церкви. Как сказал Тертуллиан в своей знаменитой «Апологии», «кровь мучеников есть семя христианства». И действительно, вся история Церкви подтвердила: гонения и другие попытки уничтожить христианскую веру лишь способствовали ее усилению.

Христианство — вообще религия парадоксальная. Вот один из таких глубинных парадоксов: в Заповедях Блаженства (Мф 5:3–12) страдание представляется как высшее благо. «Блаженны нищие духом… Блаженны плачущие… Блаженны изгнанные за правду… Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня…» Но вместе с тем мы призваны бороться с несправедливостью и страданиями. Не противоречат ли друг другу евангельские установки? Если нищие и гонимые блаженны, почему бы церкви не содействовать росту нищеты и боли?

Ответ скрывается в той цепочке, о которой мы говорили выше: благость — падение — спасение. Даровав нам благой мир, Творец восхотел, чтобы мы насладились его плодами. «Бог всякого утешения» (2 Кор 1:3) желает, чтобы людям было хорошо. Но поскольку мы сами себя ввергли в условия мира падшего, полного зла и несправедливости, многие оказываются в нищете, страдают. И все же Бог использует в Своих целях даже самые тяжкие муки. Из самого плохого Он извлекает доброе. Как однажды заметила мать Тереза, часто бедные страны духовно богаты, а богатые — бедны.

Таково чудо благодати: Божьему Промыслу служат даже наши слабости, страдания, недуги и неудачи. Многие люди говорят, что постоянное искушение (например, болезненное пристрастие) является той самой душевной раной, которая заставляет их в отчаянии обращаться к Богу. Рана становится началом новой твари. Вот что пишет в этой связи Поль Турнье:

«Удивительнее всего в этом мире не то, что мы делаем добро, а то, что добро получается из содеянного нами зла. Например, меня поражает, сколько людей вернулось к Богу под влиянием сотворенного ими греха — ущерба, нанесенного другому человеку, нездоровой привязанности или пагубного пристрастия. Убежден, что наше призвание — созидать добро из зла. Ибо, если мы будем строить добро из добра, наши строительные материалы быстро закончатся».

Естественно, Турнье предпочел бы, чтобы люди вовсе не совершали зла. Но такой идеал в нашем падшем мире недостижим. Значит, нам остается выход, о котором мы только что говорили, выход парадоксальный и удивительный.

***

Мысли мои все время возвращаются к извечным вопросам: «Почему случаются несчастья? И почему они случаются даже с очень хорошими людьми?» Ну как об этом не думать? Ведь именно это обстоятельство чаще всего и смущает нас в общении с Богом, а многие люди даже чувствуют себя преданными. Как можно доверять Божьей любви, если Он попускает мне такие беды? А сколько вообще чудовищных бед Он попустил? Что за странный, парадоксальный образ действий? Почему бы не взять и попросту не предотвратить трагедию?

Британский теолог Лесли Уэзерхед[41], размышляя о понятии «Божья воля», проводит интересные разграничения. По его мнению, общение Бога со Своим творением, наделенным свободой выбора, включает как минимум три разные «воли». Во–первых, есть воля как первоначальное намерение. Поскольку в первых главах Книги Бытия и в завершающих стихах Апокалипсиса описывается совершенный мир, мы знаем, что именно угодно Богу. Бог хочет, чтобы человек полностью пребывал в благодатном состоянии, чтобы он был здоров, бессмертен, жил в изобилии и благодати, имел друзей. Все остальное — нищета, одиночество, ненависть, страдание, болезни, жестокость, голод — противоречит намерениям, с которыми Бог создавал мир.

Однако грехопадение изменило правила жизни человека. После победы, которую удалось одержать силам зла, на земле появилось много не просто плохого, а очень плохого. Тогда, соответственно, возникла Божья воля, соответствующая конкретным обстоятельствам. Раз изначальный замысел оказался испорченным, приходится спасать добро от зла. Многое здесь уже не соответствует первоначальному намерению, многое огорчает Бога. Хотел ли Бог, к примеру, чтобы Иосиф, Даниил, Иеремия или апостол Павел попали в тюрьму? Разумеется, нет. Нет — в смысле воли как намерения, в смысле несоответствия судьбы библейских героев общему замыслу о творении. Но неблагоприятные обстоятельства жизни (ревность братьев, политическая тирания, действия напуганных апостольской проповедью властей) заставили каждого из этих праведников провести часть жизни в узилище.

И все же, поскольку они доверяли Богу, замысел Божий свершился вопреки очевидному злу, причем в жизни каждого героя — по–своему. Иосиф, пройдя испытания, поднялся к вершинам власти. Даниил был чудесным образом избавлен от смерти. Иеремия оставил потомкам свои великие пророчества. Апостол Павел создал значительную часть своих богословских трудов (Посланий) именно в заключении. И в этой связи Уэзерхед выделяет третий вид Божьей воли — конечный замысел Бога. Тем, кто Ему доверяет, Бог обещает использовать любые обстоятельства ради высшей, хотя подчас и неведомой нам цели.

Сын одного из ведущих христианских философов Николаса Уолтерсторфа погиб во время занятий альпинизмом. И Николас написал книгу «Плач о сыне», в которой попытался осмыслить свое несчастье и свои представления о Божьей воле. Уолтерсторф спрашивает: «Как мы можем ценить сияние, если боремся с тем, что его порождает? Как увидеть в страдании дар, отгоняющий пошлую мысль, что Бог использовал опасный горный склон, чтобы сделать меня лучше?» В книге Уолтерсторфа больше вопросов, чем ответов, но понятно, что при ограниченности нашего разума иначе быть и не может.

Уолтерсторфу удалось сохранить доверие к Богу. Он понял: «Чтобы исцелить нашу греховность, нашу неспособность любить, Бог, сострадая нам, не стал действовать силой, а послал Сына Своего возлюбленного, чтобы Он пострадал подобно нам, чтобы через Его муки избавить от страдания и зла нас. Бог не объясняет наши страдания — Он разделяет их с нами». Земная жизнь и смерть Христа предвосхищают окончательное и бесповоротное торжество Бога, неизбежность спасения человека и мира.

Лесли Уэзерхед нашел любопытный образ, иллюстрирующий эту неизбежность. Представим, говорит он, поток, стекающий по склону горы. Мы можем перегородить его плотиной, чтобы воды не стекали в долину. И они остановятся — но лишь временно. Из–за земного притяжения вода не может не течь вниз. Так же не может не осуществиться и замысел Божий. Какие бы препятствия ни возникали на его пути в ходе человеческой истории, он достигнет своих целей. Бог вернет Себе Свою семью на планете, которая во многом будет похожа на первоначальный райский сад.

Но пока этого еще не произошло. Здания рушатся, пласты земной коры сдвигаются, вирусы распространяются, а негодяи прибегают к насилию. Однако все, что мы знаем о природе Бога, свидетельствует: ни разрушительные природные процессы, ни любое другое зло, царящее в мире, не соответствуют Его замыслу. Полнота времен обязательно наступит, и Божий замысел свершится. Но в том промежутке времени, в который нам с вами выпало жить на планете Земля, зло неустранимо.

Бог сотворил мир из материи. Бог спасает его через человеческую личность — через нас самих. Из–за какой–либо постигшей меня трагедии я могу взбунтоваться и обвинить Бога в содеянном зле. Но могу поступить и иначе — обратиться к Нему в уверенности, что из зла Он извлечет добро. Первая возможность заставляет меня сосредоточиться на прошлом и заслоняет от меня будущее. А вторая возможность открывает будущее, ибо позволяет Творцу использовать произошедшее в качестве основы для нового рассказа. Без трагедий и неудач этот рассказ был бы иным, но после перенесенных мною испытаний он выходит из–под пера Великого Художника значительно более богатым и глубоким.

Наша жизнь есть краткое время ожидания. В каждом миге этого времени присутствуют неразрывно соединенные печаль и радость. Печаль входит во всякое мгновение жизни. Наверное, абсолютной, чистой радости вообще не существует: даже в самые счастливые минуты мы ощущаем привкус горечи. Испытывая удовлетворение, мы обязательно осознаем его пределы. В любом успехе живет страх перед завистью. За каждой улыбкой скрываются слезы. Во всяком объятии таится одиночество, и нет ни одной дружбы, в которой не присутствовала бы дистанция. Но такое устройство нашей судьбы, при котором в каждый кусочек жизни включена частичка смерти, выводит нас за пределы нашего существования. Оно заставляет нас смотреть в небесную высь в ожидании того дня, когда сердца наши исполнятся чистой, ничем не замутненной радости, — радости, которую уже никто у нас не отнимет.

Генри Нувен

Date: 2015-07-27; view: 278; Нарушение авторских прав