Интервью с яношем Корнаи

Корнаи: Да, я вернулся. Самое смешное в этой истории, что один и тот

же директор прославлял меня до октября 1956 г., потом осудил и уволил,

а после 1956 г. пригласил обратно в Институт экономики — и я вернулся.

Еще одна типичная для того времени вещь — это определенная последова-

тельность событий: сначала я стал членом Американской и Британской

академий и только затем — членом Венгерской академии наук. Я стал при-

глашенным профессором в Стэнфорде и Йеле, а уже после этого меня при-

гласили вести семинар в Будапештском экономическом университете, ко-

торый, к слову, так и не предложил мне постоянного места профессора. Но

власти Венгрии знали обо всем, что со мной происходит, поэтому они пред-

ставляли степень моей востребованности за рубежом, что в итоге расши-

ряло для меня возможности, связанные с публикацией работ.

Бланшар: Табу, которое вы упоминали, касалось роли коммунистиче-

ской партии?

Корнаи: В то время в Венгрии существовало четыре табу. (В России и

Чехословакии — намного больше). Во-первых, вы не можете ставить под

сомнение принадлежность Венгрии к Варшавскому договору. Во-вторых, не

обсуждается монополия на власть коммунистической партии. В-третьих, вы

не вправе отрицать доминирующую роль государственной собственности.

И. в-четвертых, нельзя критиковать Маркса. В отличие от России и Чехос-

ловакии, в Венгрии никто от вас не ждал, что вы будете говорить не то, что

на самом деле думаете, — лишь бы показать свою лояльность. Вам было

необходимо не затрагивать этих четырех вопросов.

Каждый должен был сделать свой тяжелый выбор — как жить дальше.

Я говорю об этом, поскольку сегодня это отнюдь не очевидно. Одни ре-

шали уходить в подполье и публиковать работы в виде «самиздата», таким

образом избегая табу, — что и сделали некоторые мои друзья. Я восхи-

щался их смелостью. Цена такого выбора — отказ от более широкой ау-

дитории. Другие выбирали побег за границу. Я выбрал совсем иной путь,

как и некоторые другие представители венгерской интеллигенции. Я пу-

бликовал свои мысли официально, но многое недоговаривал. Это тоже

было рискованно, особенно в моменты ухудшения общей политической

ситуации в стране: например, при частичной реставрации сталинизма это

могло закончиться увольнением и даже арестом. Это также было не менее

рискованно и в обычной политической обстановке того времени. Путь,

который я выбрал, заставил принять меня очень сложное решение: я дол-

жен был скрывать некоторые свои идеи и взгляды. Я никогда не лгал.

Я всегда писал только правду или то, как я действительно думал, но умыш-

ленно всей правды я не писал. У меня оставалась надежда, и наверное,

вполне оправданная, что многие читатели прочтут между строк все недо-

сказанное. Иногда я даже пытался делать намеки, и — вполне возможно —

небезуспешно.

Date: 2015-07-27; view: 374; Нарушение авторских прав