Глава 7 10 page

– Разумеется… Я лишь хотел объяснить, почему мне доставляет удовольствие ваше общество. Видите ли, вы бесценны для наших врагов и, следовательно, для нас тоже. То, что вы взяты в плен, – это милость божья, позволяющая нам увидеть конец войны. Конечно, у роялистов есть еще силы… Двор сейчас в Оксфорде, недалеко от Лондона. И если, скажем, Маврикий организует налет, он может отбить вас. Но этого не должно случиться. Файрфакс это прекрасно понял. И он распорядился, чтобы вас доставили сюда в глубочайшей тайне, и здесь вы должны оставаться до тех пор, пока восточные районы не будут полностью очищены. А потом, без всякого волнения и риска, вы можете быть доставлены в Лондон.

– Для чего?

– Это решит Парламент.

Глубокие морщины легли возле губ Руперта.

– Представляю себе…

Шелгрейв осторожно взял принца под локоть и повел по тропинке. Высокие кусты роз стояли по обеим сторонам, а под ними скромно синели анютины глазки; легкий ветерок был насыщен их ароматом. Солнечные лучи, пробравшись сквозь листву, золотыми пятнами падали вниз. Под ногами тихо поскрипывал гравий.

– Ваше высочество, оставьте грусть, – сказал Шелгрейв. – Вы здесь найдете немало удовольствий и забудете о борьбе. Конечно, вся прислуга и все, кого вы здесь можете встретить, дали клятву ни словом не упоминать о вашем присутствии, а моим людям можно доверять… Но хотя и под охраной, вы будете достаточно свободны в моих землях, – он с виноватым видом вздохнул. – Я не осмелюсь позволить вам ездить верхом. Мне бы хотелось, но… Я страстный охотник, и вам понравятся мои лошади и борзые.

Кулаки Руперта снова на мгновение сжались.

– Но вы можете ловить рыбу, играть в мяч, делать все, что вам вздумается, – пообещал Шелгрейв. – Я слыхал, у вас есть склонность к философии. Ну, я тоже ею интересуюсь. Вы найдете много любопытных книг в моей библиотеке. Вы играете в шахматы? Я недурной игрок. По ночам, правда, боюсь, вам придется сидеть взаперти в ваших апартаментах, вон в той башне, довольно высоко. Я часто провожу там бессонные ночи, наблюдая движение луны и звезд в небе. Приходите и вы! Я покажу вам тайны небес… – Голос Шелгрейва дрогнул, в глазах его мелькнул фанатизм. – И, может быть, небеса помогут вам встать на истинный путь!

Руперт энергично встряхнул головой.

– Истина не имеет отношения к вашей кислой и лицемерной вере.

Шелгрейв вспыхнул, но сумел взять себя в руки.

– Разве вы не воспитаны кальвинистом, милорд?

– Я старался быть настоящим протестантом, но я не способен отбросить все то хорошее, что было в прежние времена. Я охотнее слушаю службу, чем напыщенную проповедь; и я не думаю, что мои римские друзья прокляты, и не думаю, что преследовать иудеев – правильно, – и он добавил горько: – В тот день, когда мы взяли Личфилд, я был рад позволить его преданным защитникам сохранить свою честь. Но потом мы вошли в собор и увидели оскверняющие надписи на древних святынях… – Принц рубанул воздух ладонью. – Довольно об этом!

– Однако когда над миром встает солнце, – сказал Шелгрейв, – мы перестаем видеть милые маленькие звездочки… Но, впрочем, есть звезды, которые бесчестно светят в палатах тиранов! И как жаль, что вы сражаетесь за уходящую ночь!

– Я допускаю, что Якоб был не лучшим из королей…

– Он был наихудшим… Ужасные налоги, чтобы содержать роскошный двор, давление на купцов, в которых заложено семя будущего величия Англии, поддержка отсталых деревенских сквайров… таково наследство, от которого не захотел отказаться Карл. Хуже того, королева – католичка; паписты с легкостью проникли в Англию, а англиканская церковь погрязла в грехах. И те небольшие изменения, которых ждут свободнорожденные, давно ожидаемые ими реформы может дать только Парламент.

– Тут я не судья, – сказал Руперт. – Я просто предан королю. И еще… ваши люди так много болтают о свободе… – Он широким жестом показал на батраков, работающих на полях: – Насколько свободны вот они? О них не заботится их лорд. Зато вы свободны обречь их на нищету, выбросив на дымную фабрику.

Какое‑то время они шли в молчании, и каждый старался совладать с собой. Наконец Шелгрейв заговорил прежним мягким тоном:

– Я думал, ваше высочество из тех философов, которые разбираются в искусстве механики.

– Да, – согласился Руперт. – Я люблю хорошие машины.

– А как вы относитесь к недавно изобретенным экипажам, которые движутся силой пара и тянут за собой поезд?

– У меня было слишком мало возможностей увидеть их, разве что издали, да и строители железных дорог в основном – пуритане. Мы как‑то захватили один… локомотив – правильно?.. – неподалеку от Шресбери, на той единственной линии, что ведет на запад. Я пришел в восхищение, но у меня не было времени как следует ознакомиться с ним, – взгляд Руперта, словно невольно, то и дело возвращался к самому большому из сараев, куда уходили рельсы. Из трубы на крыше сарая поднимался дымок.

– Я люблю эти машины так же, как моих охотничьих лошадей, – сказал Шелгрейв. – Вскоре они смогут перевозить настоящие грузы. Пока они слишком малы и движутся едва ли быстрее лошадей, хотя и не знают усталости. Сейчас они в основном подвозят уголь для вечно голодных машин на фабриках и мануфактурах, где производятся ткани и скобяные изделия, и люди вроде меня стремятся построить все больше и больше таких фабрик… – и, чуть не задохнувшись от прилива энтузиазма, он продолжил: – Возможно, вы не понимаете, что мы делаем, ведь вы лишь мельком видели нашу страну. Но вы… но те, кто живет сегодня, увидят день, когда весь остров будет покрыт паутиной железных дорог, и локомотивы будут перевозить огромные партии товаров, да еще и пассажиров, и войска, оружие во время войн… день, когда главным станет не благородство предков, а количество фабрик и доменных печей!

– Возможно, – коротко произнес Руперт, рассеянно глядя на сарай.

Шелгрейв, заметив это, слегка улыбнулся, снова дотронулся до локтя принца и сказал:

– Это подъездная ветка для моего личного пользования. Я приказал постоянно поддерживать огонь, как вы, без сомнения, уже догадались, потому что надеялся, что зрелище поезда поднимет настроение вашего высочества, а может быть, вам даже захочется самому повести локомотив.

– Вы слишком добры, сэр Мэлэчи, – голос Руперта потеплел.

– Тогда пойдемте, – предложил Шелгрейв.

Рабочий распахнул дверь сарая, и принц вместе с Шелгрейвом и стражниками вошел в его полутьму.

Мгновением позже паровоз, тянущий за собой один‑единственный пассажирский вагон, повернул с брэдфордской линии к замку сэра Мэлэчи. Когда он остановился, лакей в строгой ливрее соскочил с задней площадки вагона, чтобы открыть дверь купе и подать руку пассажирке. Но Дженифер Элайн не обратила на лакея внимания. Она выпрыгнула на платформу, огляделась вокруг и восторженно закричала:

– Наконец‑то я дома!

Лакей поклонился. И он, и машинист искренне радовались, глядя на девушку.

– Добро пожаловать, мистрис Дженифер! – сказал лакей.

– Спасибо! – Она ласково сжала плечо слуги, но тот вежливо отступил на шаг. Девушка побежала на лужайку, окруженную кустами сирени, все еще влажными от утренней росы. Она притянула к себе цветущие ветки, вдыхая их нежный аромат.

Ее горничная, покинувшая вагон куда более степенным образом, поспешила следом.

– Мистрис Дженифер! – воскликнула она. – Осторожнее! Вы промочите платье… – горничная остановилась. – Ох, милая, да вы уже промокли!

– Как хорошо, что это тебя зовут Пруденс[4], а не меня! – Рассмеявшись, девушка взглянула на мокрое платье и подбежала к горничной. – Прости свою ветреную птичку, пожалуйста, и тогда я постараюсь никогда не быть упрямой ослицей!

Пруденс в ответ лишь поджала губы.

Несмотря на одинаково строгие, чопорные черные платья с белой отделкой, молодая женщина и ее старшая костлявая подруга, казалось, принадлежали к разным расам. Дженифер была высокой, тонкой, как тростинка, но с пышной грудью, с быстрыми, энергичными движениями. Капюшон сс дорожного плаща упал на спину, открыв янтарного цвета косы. Большие зеленые глаза окружали густые ресницы, темные брови выгибались дугами; нос девушки был чуть вздернут, а полные мягкие губы контрастировали с четко очерченным подбородком и скулами.

– Я лишь ваша смиренная прислуга и компаньонка, – сказала Пруденс, склоняя голову, – и я давно служу сэру Мэлэчи и его супруге, которые ожидают, что я буду присматривать за вами должным образом. Моя обязанность – научить вас достойно вести себя.

– И я тебе весьма признательна, – сообщила Дженифер и тут же торопливо добавила: – Теперь я действительно чувствую, что здесь – мой дом. Ты знаешь, как мне не хватало всего этого там, в Лондоне, – и моря, и холмов… те долгие‑долгие недели в Брэдфорде… – Она заторопилась, слова запрыгали, как горошины. – Эти годы, эта вечность среди пыли и копоти, дымного воздуха и грохочущих машин, и эти рабочие, шаркающие ногами, и невеселые дети со сморщенными личиками, стоящие у ткацких станков… и богатеи, такие самодовольные…

– Поосторожнее, дитя, – перебила ее Пруденс. – Не говори ничего дурного о прогрессе.

– Извини. Я забыла. Да ведь и в Лидсе я видела то же самое, – грустное выражение исчезло с лица Дженифер. Девушка повернулась так стремительно, что юбка обвилась вокруг ее ног, раскинула руки и воскликнула: – Здесь все так чудесно! Каждый лепесток светится, словно фонарик, паук ловит бриллианты в свою паутину, малиновка проносится, как метеор… – Она, пританцовывая, помчалась от кустов к деревьям, потом к цветочным клумбам, распевая на ходу:

Усталый век,

И гневный век,

Дождями исхлестан он.

Но мрак уйдет,

И солнце взойдет,

Станет мир, как зеленый газон.

Динь‑дон, динь‑дон, колокольчик звенит.

Нас с другом лес зеленый манит.

– Потише, мистрис! Это уж слишком большая вольность! – предостерегла ее Пруденс. Но Дженифер не слышала слов компаньонки.

Пчелки, деревья,

Табор цыган –

Все веселятся с нами.

Птицы поют,

Ручьи бегут,

Мир они хором славят.

Динь‑дон, динь‑дон, колокольчик звенит.

Нас с другом лес зеленый манит.

– Ей ведь всего семнадцать, – пояснила Пруденс, обращаясь к небу, и попыталась догнать девушку, не сбиваясь при этом на бег. – И старшие должны следить за тем, чтобы сатана не подсунул ей аппетитную приманку.

Ветерок принес Ароматы роз,

В небе жаворонок парит.

Позвольте ж девице

Гулять без опаски,

Ведь в мире любовь царит.

Динь‑дон, динь‑дон…

Резкое пыхтенье заглушило голос девушки. Дженифер умолкла и остановилась. Пруденс настигла ее. Вместе они уставились на сарай. Из его дверей вырвался и тут же растаял густой клуб дыма.

Рабочий в замасленной одежде вышел из дверей и распахнул их пошире.

Из сарая, звякая и фыркая, выкатился локомотив.

Его черный паровой котел, почти десяти футов в длину, высился над огромными красными колесами. Из трубы валил черный дым, летели искры и пепел. Отчаянно звонил бронзовый колокольчик. На открытой платформе стояли четверо. Дженифер узнала сэра Мэлэчи Шелгрейва, машиниста и кочегара, бросавшего уголь в топку, – но четвертого человека она не знала: смуглого, необычайно высокого роста юношу, чей орлиный взгляд был сосредоточен на действиях машиниста; и еще Дженифер увидела сидящих на тендере паровоза четырех солдат. Локомотив тащил за собой вагон с дубовыми стенками и высокой крышей. Сквозь свинцовые переплеты можно было рассмотреть внутренность вагона, обставленного, как контора.

– Дядя, ты собираешься на прогулку? – Дженифер снова пустилась бегом. – Можно и мне с тобой?

Шелгрейв похлопал машиниста по спине.

– Притормози‑ка.

Паровоз пыхнул и остановился. Кочегар сел и провел рукой по лбу, оставив светлый след на закопченной коже. Руперт по‑прежнему смотрел на машиниста и задавал вопросы. Шелгрейв наклонился через поручни, окружавшие платформу.

– Привет, Дженифер, – сказал он. – Как дела в Брэдфорде?

– Просто ужасно, – ответила она. – Я так рада, что вернулась!

Шелгрейв погрозил ей пальцем.

– Ты не должна искать удовольствий, – назидательно произнес он. – Но ты должна на коленях благодарить господа, победа которого дала тебе возможность вернуться сюда.

Руперт, услышав это, нахмурился и шагнул к Шелгрейву. Но тут он заметил девушку и поклонился.

– Ваше высочество, – сказал Шелгрейв, – позвольте представить вам мою племянницу и подопечную, высокочтимую Дженифер Элайн.

Дженифер залилась краской и присела в реверансе. Шелгрейв обратился к ней:

– Благодари за честь, ведь ты стоишь перед его высочеством Рупертом, племянником нашего короля, принцем Рейнским, герцогом…

Дженифер судорожно вздохнула и прижала ладонь к губам. Глаза ее стали огромными.

– Храни нас господь, это Руперт! – взвизгнула Пруденс и упала без чувств.

Дженифер опустилась рядом с ней на колени.

– Она в обмороке, бедная старушка! – сказала девушка, положила седую голову к себе на колени и принялась обмахивать ее краем плаща. – Ну, ну, не надо бояться, – приговаривала она.

Ресницы Пруденс затрепетали, женщина издала негромкий стон. Мужчины расхохотались. Дженифер бешено уставилась на них.

– Нечего тут смеяться! – резко бросила она. – У нее есть причины для страха!

Руперт спрыгнул на землю, подошел к женщинам, присел рядом с ними на корточки и принялся растирать руки Пруденс.

– Увы, на самом‑то деле никаких причин нет, – сказат он, язвительно скривив губы. – Я знаю, конечно, что в памфлетах меня называют принцем‑грабителем, князем разбойников и так далее; и, без сомнения, вы были встревожены, когда до вас дошел слух, что я продвигаюсь к Йорку… – он весело взглянул на девушку. – Но мне лишь однажды пришлось воевать с женщиной…

Дженифер изумленно уставилась на него.

– Я не знал, с кем сражаюсь, – пояснил принц. – В самом начале войны, с небольшим отрядом, я пытался захватить один повстанческий дом, но его защитники сражались отчаянно и сопротивлялись нам до тех пор, пока у них не иссяк порох. И лишь тогда я выяснил, что защитников было всего несколько человек, а командовала ими хозяйка поместья! Я предложил ее мужу присоединиться к нам, но он отказался. И я оставил их в покое, не тронув их имущества. Она заслужила это право, – принц вздохнул. – Но вообще… да, мне часто приходилось реквизировать разное, как это принято во время войн на континенте, но – это было необходимо для поддержки нашего дела. Когда мы победим, мы возместим стоимость реквизированного, – он едва заметно улыбнулся. – А пока что я пленник и совершенно безопасен.

– Вы говорите с таким благородством, лорд, – прошептала девушка. Краска отхлынула с ее щек, она побледнела.

Пруденс, пришедшая в себя, села и, расхрабрившись, принялась браниться.

– Безопасен – он?! Да он страшней сатаны!

Руперт усмехнулся.

– Ну, позвольте дьяволу помочь вам встать на ноги.

Пруденс ничего не оставалось, как подчиниться. Но, встав, она тут же покачнулась.

– Ей нужна поддержка, – решила Дженифер. – Прошу прошения, сэр.

И она обняла горничную за плечи.

– Пусть она идет в дом, и ты иди с ней, – решил Шелгрейв. – Ваше высочество, не продолжить ли нам прогулку?

– До вечера, Дженифер Элайн, – сказал Руперт. Он взял руку девушки и поцеловал ее. Там, откуда принц прибыл, это было обычным проявлением вежливости; но у Дженифер подогнулись колени. И без того перепуганная Пруденс теснее прижалась к девушке, и обе женщины застыли, не сводя глаз с принца.

Руперт, не обратив никакого внимания на подвесную лесенку, одним прыжком очутился на платформе паровоза. Поезд тронулся с места и, пыхтя, направился через мостки и дальше на юг.

– Нам бы следовало уйти в дом, милая Дженифер, – едва слышно пробормотала Пруденс.

Девушка не отводила взгляда от удалявшегося паровозного дымка.

Пруденс насторожилась.

– Дженифер! – громко окликнула она.

Девушка вздрогнула.

– Ох! – она повернулась к горничной. – Да. Действительно. Я иду.

У перекидного моста она задержалась, чтобы приласкать сторожевых псов. Собаки отчаянно завиляли хвостами и принялись тыкаться влажными носами в ее юбку и облизывать ей руки.

– Вы слишком уж нежничаете с этими гадкими псами, – сердито заметила Пруденс. – Они опасны!

– Ну, только не для меня, – рассмеялась Дженифер, к которой уже вернулась вся ее живость. – Кто еще любит их? – она почесала собак за ушами, погладила их. – Привет, Скулл! Ах ты, хороший, Боне!

– Это глупо – любить животных, – сказала Пруденс. Ее взгляд вернулся к рельсам и к удалявшемуся поезду. – А он – зверь из Апокалипсиса…

Дженифер направилась к дому. Горничная последовала за ней. Дворецкий закрыл за ними двери.

Глава 3

БАШНЯ‑ОБСЕРВАТОРИЯ. НОЧЬ

Руперт оторвался наконец от телескопа.

– Я и вправду видел луны Юпитера и горы на нашей собственной луне, – пробормотал он. – Как это странно…

– Вы не знали этого до сих пор? – спросил Шелгрейв.

– Я слышал об этом, конечно, – ответил Руперт. – Но у меня редко выпадало время подумать о подобных вещах, если не считать трех лет в Линсе, когда я был в плену; да и тогда я слишком был занят другим. Да я и не видел телескопов такой силы. Я многое могу вам простить, сэр Мэлэчи, за то, что вы открыли передо мной небеса.

Он окинул взглядом небо и землю. Луна была уже в последней четверти, ее свет приглушал звезды, но планеты были неплохо видны. Серебристые лучи ложились на лужайки, далекие поля и холмы, подчеркивали черные купы деревьев; река в их свете казалась лентой живого серебра. Зато фонарь, висевший над входом в сарай, потускнел.

На крыше башни и на парапете находилось множество разнообразных инструментов. А неподалеку от телескопа, в тени, смутно поблескивали каски и кирасы стражей, той четверки, что охраняла пленника в ночное время. Можно было не сомневаться – солдаты весьма не одобряют астрономические забавы.

Тихая, теплая ночь пахла зеленью. Внизу стрекотали цикады.

Руперт, положив руки на влажные от росы камни парапета, взглянул вверх и медленно продолжил:

– Теперь я и в самом деле могу представить, как мы поднимемся на борт корабля, способного долететь до Солнца.

Шелгрейв нахмурился, хотя этого и нельзя было увидеть, поскольку широкие поля шляпы закрывали его лицо.

– Поосторожнее, – резко бросил он. – Хотя господь и милостив к нам, и позволяет нам услаждать наши измученные заботами и бессонницей души – что мне слишком хорошо известно, – наблюдая небесные явления, но и сатана не дремлет, стараясь увлечь нас… Утверждение о движении Земли противоречит Святому Писанию.

Руперт вздернул брови.

– Я не богослов, но я знавал вполне благочестивых людей, которые утверждали нечто прямо противоположное. – Глаза принца нечаянно скользнули по стражникам, и Руперт невольно передернул плечами. – Не сомневаюсь, вы станете отрицать даже то, что Земля круглая.

– О нет, не стану! Это было известно уже в древние времена. Даже в языческой Британии, до прихода римлян, этот факт был признан.

Руперт откровенно заинтересовался.

– Как это?

– Но разве разгневанный Лир не воскликнул: «Разящий гром, расплющи шар земной!»?[5]Я бы не осмелился утверждать, что великий историк говорит неправду.

– Мне давно хотелось в этом разобраться, – сказал принц. – На континенте так много записей и хроник сгорело во время нашествия римлян, что Шекспир остался чуть ли не единственным нашим источником… да сохранилось еще очень немногое о более давних временах, о греках, первом королевстве Богемии, имевшей тогда выход к морю, или о прежней России… Но что записывал великий историк – факты или всего лишь легенды? Да и может ли подлинная правда пройти испытание веками?

– Может, если она предназначена для избранного богом народа, – торжественно произнес Шелгрейв. – Этот народ – англичане, а он – их историк.

В глазах Руперта сверкнула насмешка.

– Ну, я наполовину англичанин. Продолжайте.

Шелгрейв прошелся взад‑вперед, сложив руки за спиной, и заговорил торопливо:

– Но разве вы не согласны с тем, что англичане избранный народ, ведь это видно из их национального характера, из языка, возвышенной речи благородных людей и даже простолюдинов… он существовал еще до того, как воздвигнуты были стены Трои, до Афин Тезея… А когда мы тщательно изучаем нашу английскую Библию, нетрудно увидеть, кем были наши предки: не кто иной, как одно из десяти племен Израиля! Их потомки в других местах смешались с местными племенами и почти утратили свою первоначальную природу, однако тут, в удаленной Британии, они остались сами собой, не смешиваясь с римлянами, саксонцами, датчанами – хотя все они родственной нам крови. И хотя их много раз обманывали, как израильтян во времена Авраама, они всегда хранили зерно истины, расцветшее в душе великого историка.

Руперт потер подбородок.

– Да, это может быть… Я однажды ночевал в его доме.

Шелгрейв резко выпрямился.

– Вы?!

– Да, около года назад. Королева незадолго до того вернулась в Англию с войском и деньгами. Я сопровождал ее до Оксфорда, где находился ее супруг‑король. И так уж случилось, что я провел одну ночь в Стратфорде. Его внучка с мужем по‑прежнему живут в том доме, и они оказали нам гостеприимство. На следующий день я помолился на его могиле.

Руперт снова посмотрел через парапет вниз. Перед ним лежали развалины аббатства. Принц указал на них.

– Если вы так уважаете старину, – сказал он, – почему вы стремитесь уничтожить былую славу подобных мест?

Шелгрейв подошел ближе. Голос пуританина прозвучал резко и хрипло:

– Мы восстановим истинную древность – вернем времена Иеговы‑Громовержца и его Сына, изгнавшего менял из храма… и лишь Он один останется в душах людей. О мой лорд, я думал, вы были протестантом.

– Прежде всего я просто христианин, – заметил Руперт, стараясь говорить спокойно. – И вопреки всем ошибкам, те стены были оплотом правды.

– Когда закончится эта братоубийственная война, я разрушу их, сровняю с землей и поставлю там железные моторы.

– Варварство! Зачем?

– Чтобы изгнать тех духов, что время от времени являются туда и которых видят преданные им люди, бродящие в развалинах и вон в том лесу, – Шелгрейв указал вдаль. – Да, верно, римская церковь сначала была непорочна – в те времена, когда блаженный Августин проповедовал в Саксонии. Но явился Змий, вместе с ересью и язычеством – и сильнее всего его влияние сказалось в западных землях, где так называемые христиане‑кельты творили свои обряды в Ирландии, Уэльсе и в самом Гластонбери…

– Говорят, Гластонбери был Авалоном короля Артура.

– Если и так, то после Артура там все разложилось. И здесь произошло то же самое, и вскоре католики примирились с язычеством. Святые являлись весной, чтобы благословить поля – какая им была разница, кого считали святым? Танцы Мая и Морриса стали в конце концов просто непристойными, а вместо Рождества праздновали зимнее солнцестояние. Местные жители продолжали подносить молоко и зерно эльфам, а священники закрывали на это глаза… ох, да ведь они требовали уже, чтобы Пака произвели в христианские святые! – Шелгрейв вцепился в рукав Руперта. – Но не ошибитесь, – прошипел он, – все эти твари и вправду существуют, и ведьмы, и дьяволы, и Люцифер, они насмехаются над Творцом и строят ловушки ада… У меня есть одна немецкая книга, которую вам следует прочесть, «Malleus Maleficarum», в ней объясняется все и рассказывается, с какими муками добывается правда, и лишь огонь и вода могут уничтожить зло, лишь веревка и перекладина – задушить его!

Руперт некоторое время молча разглядывал Шелгрейва, потом сказал:

– И вы еще изучаете астрономию! Думаю, мне лучше вернуться вниз, в мою камеру!

Глава 4

КОМНАТА В БАШНЕ

За стенами стоял серый день, солнце пряталось за низкими облаками, время от времени начинал моросить дождь. Коровы, пасшиеся на ближайшем выгоне, казались невероятно красными на фоне мокрой зеленой травы. Сквозь открытое окно в комнату проникала промозглая сырость, которой храбро противостоял стреляющий искрами огонь в очаге.

Конечно, назвав свою комнату камерой, Руперт выразился чрезмерно энергично. Это была широкая палата, удобно обставленная, устланная коврами. Но принц отодвинул в стороны большую часть обстановки, чтобы освободить место для рабочего стола. И теперь Руперт стоял возле него, осторожно ведя резцом по воску, наложенному на медную пластинку. Время от времени он брал кусок хлеба или мяса или делал глоток эля из стоящего рядом кубка.

Раздался стук в дверь, едва слышный сквозь ее дубово‑металлическую толщу. Руперт раздраженно откликнулся. Но его раздражение растаяло, когда он увидел Дженифер. Один из стражей, стоявших на площадке лестницы, тут же занял пост в дверях.

– О, добро пожаловать, леди! Какой приятный сюрприз! – принц поклонился.

Хотя Руперт был одет в запятнанные кислотой рабочую блузу, бриджи и домашние туфли, а на девушке был хотя и темный и строгий, но очень дорогой наряд, принц выглядел более изысканным. Девушка вспыхнула, сжала руки и опустила глаза.

– Чем обязан вашему визиту? – спросил Руперт. И добавил с усмешкой: – И где ваша дуэнья?

– Я… я от нее сбежала, – прошептала Дженифер. – Она бы ни за что сюда не пошла.

– А, небось боится испачкать свои крахмальные юбки и свою непорочность в моей пропитанной серой берлоге? Бедная Пруденс! – Руперт громко расхохотался. – Но ведь и вы пришли сюда впервые с тех пор, как я заключен в этой башне, а между тем прошло уже четыре недели! – Веселость принца угасла. Шагнув ближе к девушке, он осторожно сказал: – Вашему дядюшке это не слишком понравится, даже если он и ничего не скажет… ему давно не по душе то, что мы с вами слишком много гуляем вместе, играем в шашки и шахматы – и все это на глазах у всех. – Тут принц вспомнил о Круглоголовом, стоявшем в дверном проеме, и одарил его язвительным взглядом, добавив: – А впрочем, вас все равно охраняют.

– Но в этом нет необходимости, – Дженифер говорила, уставясь на собственные пальцы. – Ваше высочество – человек чести. Я пришла… потому что вы давно не выходили… я боялась, что вы заболели, – зеленые глаза внимательно глянули на Руперта. – Но у вас здоровый вид.

– Я здоров.

– Слава богу… – она произнесла эти слова так, словно молилась.

– Как мило с вашей стороны, что вы обо мне беспокоились. С того дня, как зарядил дождь, за дверью просто нечего делать, и я занялся искусством, как я это делал когда‑то в Лидсе, и настолько увлекся делом, что мне не хотелось отрываться от него, – Руперт внимательно посмотрел на девушку. – Я только теперь понял, как мне не хватало вас.

– Ох… – она нервно сглотнула. – Можно мне взглянуть, что вы делаете, ваше высочество?

– Это гравюра, изображающая святого Георгия и дракона, но это еще не победа, это сама схватка. – Дженифер следом за принцем подошла к столу. Ее нетренированный взгляд не мог разобраться в линиях на медной пластинке, и она посмотрела на рисунок, с которого делалась гравюра.

– Как же это прекрасно, все как живое! – вздохнула она.

– И весьма современно, – сказал Руперт, усмехнувшись. – Ну, спасибо вам, Дженифер, – он встряхнул головой, пытаясь сбросить уныние. – Может быть, посидите немного со мной, поболтаем?

Он придвинул к очагу два кресла. Девушка подождала, пока не сел принц, и лишь после того опустилась в кресло. Руперт улыбнулся, глядя на нее, и улыбка смягчила обычную суровость его черт.

– Во многом это место напоминает мне Лине, – заметил он. – Включая также и присутствие прекрасной дамы.

Дженифер застыла. Огонь бросал отблески на ее лицо; голос девушки прозвучал едва ли громче треска искр в очаге:

– Кто это был? – И, помедлив немного, Дженифер смущенно добавила: – Простите мою бесцеремонность, лорд.

– Вам не за что просить прощения, миледи. Хотя это странно… разве я не рассказывал вам о дочери графа Куфстейна? Вы так горячо расспрашивали меня о прошлом – а это лестно любому мужчине, – что я думал, вы знаете все подробности моей биографии.

– Нет, вы ничего не говорили о тех трех годах, когда вы были в плену в Австрии, – сказала девушка и наклонилась к принцу. – Я это понимаю. Сходство ситуаций… – Голос ее чуть дрогнул. – Так что не нужно мне рассказывать об этом, принц Руперт.

– Думаю, я бы с удовольствием рассказал, если вы не возражаете, – медленно произнес он.

– Тогда говорите.

Их глаза встретились. Но тут же Руперт перевел взгляд на огонь в очаге.

– Такое сердечное тепло, – задумчиво проговорил он, – для сына Ледяного короля…

– Ледяной король?..

– Вы не знали о его прозвище? – Руперт с легким удивлением посмотрел на Дженифер. – Да, моего отца звали именно так, в то время, когда он правил в Богемии. Уверен, вы знаете, как Англию раздражала политика пфальцграфства.

– Я не слишком образованна, ваше высочество. – смущенно откликнулась Дженифер. – Вы же знаете, я выросла на диком и пустынном побережье в Корнуэлле. До четырнадцати лет я не училась в школе, а после того жила в монастыре, а в этой тюрьме немногому меня научили, – она весело глянула на принца и хихикнула. – Только, пожалуйста, не повторите это при моем дядюшке Мэлэчи.

Date: 2015-07-27; view: 285; Нарушение авторских прав