Заключительная речь Главного обвинителя от Великобритании X. ШОУКРОССА 8 page

«Политический эффект таких операций широкого масштаба на мирное население ужасен, в особенности если учесть многочисленные расстрелы женщин и детей».

Имперский комиссар по восточным территориям, передавая этот протест Розенбергу, имперскому министру по оккупированным восточным территориям в Берлине, добавил:

«Тот факт, что евреи должны быть подвергнуты особому обращению, не требует дальнейшей дискуссии. Однако с трудом можно поверить тому, что это делается таким образом, как это описано в докладе генерального комиссара. Что такое Катынь по сравнению с этим! Вообразите только, что эти события станут известны противной стороне и будут использованы ею! Наиболее вероятно, что такая пропаганда не окажется действенной, но только потому, что люди, которые услышат или прочтут об этом, не смогут поверить этому»

(Р‑135).

Как правильно то, что здесь говорится! Разве даже сейчас мы можем поверить этому!

Описывая трудности в установлении различия между врагом и другом, он говорит:

«Тем не менее было бы возможно избежать зверств и похоронить тех, которые были ликвидированы. Запирать мужчин, женщин и детей в амбары и поджигать их – неподходящий метод борьбы с бандами, даже если желательно уничтожить население. Этот метод недостоин миссии Германии и наносит жестокий ущерб нашей репутации.

Из всех евреев, убитых в Белоруссии, более 11 тысяч было умерщвлено в Либавском округе и 7 тысяч из них в самом военном порту»

(Л‑180, Д‑841).

Как может кто‑нибудь из этих подсудимых заявлять, что он ничего не знал об этом? Когда Гиммлер говорил об этих действиях открыто перед своими генералами СС и остальными офицерами дивизий СС в апреле 1940 года, он сказал им:

«Антисемитизм – это точно то же самое, что санитарная обработка. Избавление от вшей не вопрос идеологии, это вопрос гигиены. Точно так же для нас и антисемитизм являлся не вопросом идеологии, а вопросом гигиены, который вскоре будет решен. Скоро мы избавимся от "вшей". У нас осталось только 20 тысяч "вшей", и затем с этим вопросом будет покончено во всей Германии»

(ПС‑1919).

А в октябре того же года он говорил: «Большинство из вас должны знать, что это такое, когда рядами лежат 100 трупов, или 500, или 1000».

Тем временем массовое уничтожение евреев в Освенциме и в других центрах уничтожения стало отраслью государственной промышленности, производящей большое количество побочных продуктов. Тюки волос, некоторые из них, как Вы вспомните, все еще заплетенные в косы, в таком виде, как они были срезаны с девичьих голов; тонны одежды, игрушек, очков и других предметов направлялись в империю для набивки стульев в домах жителей нацистской Германии и для того, чтобы служить им одеждой. Золото с зубов жертв, 72 полных транспорта, были направлены в Германию с тем, чтобы заполнить сейфы рейхсбанка Функа. Порой даже тела жертв использовались для того, чтобы возместить вызванный войной недостаток мыла (СССР‑272). Жертвы прибывали со всей Европы. Евреев из Австрии, Чехословакии, Венгрии, Румынии, Голландии, Советской России, Франции, Бельгии, Польши, Греции собирали вместе для того, чтобы депортировать в лагеря уничтожения или убивать на месте.

В апреле 1943 года Гитлер и Риббентроп оказывали давление на регента Хорти с тем, чтобы он предпринял действенные меры против евреев в Венгрии. Хорти спросил:

«Что он может сделать еще с евреями после того, как он лишил их почти всех возможностей существования; не может же он убить их. Имперский министр иностранных дел заявил, что евреи должны быть или истреблены, или посланы в концентрационные лагеря. Другой возможности не существует»

(Д‑736).

Гитлер разъяснял:

«В Польше ситуация а принципе приведена в порядок. Там, если евреи не желали работать, их расстреливали. Если они не могли работать, они вынуждены были погибнуть. С ними пришлось обращаться, как с бациллами туберкулеза. Это не было жестокостью, если вспомнить, что приходится убивать даже невинные создания природы, как, например, зайцев и оленей, с тем чтобы они не могли причинить вреда».

В сентябре 1942 года статс‑секретарь Риббентропа Лютер писал:

«Имперский министр иностранных дел инструктировал меня сегодня по телефону о том, что нужно ускорить, насколько это возможно, эвакуацию евреев из различных стран... После краткого обзора проходящей сейчас эвакуации в Словении, Хорватии, Румынии и на оккупированных территориях имперский министр иностранных дел приказал, чтобы мы вступили в переговоры с болгарским, венгерским и датским правительствами с тем, чтобы в этих странах также началась эвакуация»

(ПС‑3688).

К концу 1944 года 400 тысяч евреев из одной только Венгрии были казнены в Освенциме. В архивах германского посольства в Бухаресте в числе прочих имеется меморандум, который я цитирую: «110 тысяч евреев эвакуируют из Буковины и Бессарабии в два леса в районе реки Буг. Цель этого мероприятия – ликвидация этих евреев» (ПС‑3319).

День за днем, год за годом женщины поднимали на руках своих детей и указывали им на небеса в то время, как они ждали своей очереди перед пропитанной кровью общей могилой. 12 миллионов мужчин, женщин и детей погибли, таким образом, в результате хладнокровного убийства; миллионы и миллионы оплакивают сегодня своих матерей, отцов, мужей, жен и детей.

Какое право на милосердие имеет тот, кто принимал хотя бы косвенное участие в подобном преступлении?

Пусть Гребе вновь расскажет нам о Дубно (ПС‑2992):

«5 октября 1943 г., когда я посетил строительную контору в Дубно, мой десятник сказал мне, что поблизости от строительного участка евреев из Дубно расстреливали в трех больших ямах – 30 метров длины и 3 метров глубины каждая. Ежедневно убивали около 1500 человек, 5 тысяч евреев, которые еще оставались в живых в Дубно до погрома, должны были быть ликвидированы. Так как расстрелы происходили в то время, когда десятник там находился, он был вообще страшно подавлен. Вслед затем я поехал на строительный участок в сопровождении моего десятника и увидел вблизи от участка большую насыпь земли около 30 метров длины и 2 метров высоты. Несколько грузовиков стояло перед этой насыпью. Вооруженные полицаи‑украинцы сгоняли людей с грузовиков под надзором эсэсовца. Полицаи действовали в качестве охранников на грузовиках, а также служили водителями грузовиков, подъезжавших к яме и отъезжавших от нее. Спереди и сзади на одежде у всех этих людей были полагавшиеся по распоряжению желтые лоскуты, по которым в них можно было узнать евреев.

...Мой десятник и я направились прямо к ямам. Никто нам не помешал. Затем я услышал нестройный ружейный залп, раздавшийся из‑за одной насыпи.

Люди, которые сошли с грузовиков, – мужчины, женщины и дети всех возрастов – должны были раздеться по приказу членов СС, имевших при себе кнуты или плетки. Они должны были сложить свою одежду в определенных местах, таким образом соответственно рассортировывались обувь, верхняя одежда и белье.

Я видел груду обуви, приблизительно от 800 до 1000 пар, огромные кипы белья и одежды. Без криков и плача эти люди, раздетые, стояли вокруг семьями, целовали друг друга, прощались и ожидали знака от другого эсэсовца, который стоял около насыпи также с кнутом в руке. В течение 15 минут, пока я стоял там, я не слышал ни одной жалобы, ни одной мольбы о милосердии. Я наблюдал за семьей, состоявшей из 8 человек: мужчины и женщины, в возрасте около 50 лет с детьми, около 8 и 10 лет, и двумя взрослыми дочерьми, около 20 и 24 лет. Старая женщина со снежно‑белыми волосами держала на руках годовалого ребенка, пела ему и играла с ним. Ребенок ворковал от удовольствия. Родители смотрели на него со слезами в глазах. Отец держал за руку мальчика приблизительно лет 10 и что‑то мягко говорил ему. Мальчик боролся со слезами. Отец указывал на небо, гладил рукой его по голове и, казалось, что‑то объяснял ему. В этот момент эсэсовец у насыпи крикнул что‑то своему товарищу. Последний отсчитал около 20 человек и приказал им идти за насыпь. Среди них была и та семья, о которой я говорил. Я запомнил девушку, стройную, с черными волосами, которая, проходя близко от меня, показала на себя и сказала: "23". Я обошел вокруг насыпи и оказался перед огромной могилой. Люди тесно были сбиты друг к другу и лежали друг на друге, так что были видны только их головы. Почти у всех по плечам струилась кровь из головы. Некоторые из расстрелянных еще двигались. Некоторые подымали руки и поворачивали головы, чтобы показать, что они еще живы. Яма уже была заполнена на две трети. По моему подсчету, там уже было около тысячи человек. Я поискал глазами человека, производившего расстрел. Это был эсэсовец, сидевший на краю узкого конца ямы; ноги его свисали в яму. На его коленях лежал автомат, он курил сигарету. Люди, совершенно нагие, сходили вниз по нескольким ступенькам, которые были вырублены в глиняной стене ямы, карабкались по головам лежавших там людей к тому месту, которое указывал им эсэсовец. Они ложились перед мертвыми или ранеными людьми, некоторые ласкали тех, которые еще были живы, и тихо говорили им что‑то. Затем я услышал автоматную очередь. Я посмотрел в яму и увидел, что там бились в судорогах люди; их головы лежали неподвижно на телах, положенных до них. Кровь текла из затылков. Я был удивлен, что не получил приказа уйти, но затем увидел, что вблизи находились еще два или три охранника в форме.

Следующая группа уже приближалась. Они спустились в яму, легли на линию против предшествовавших жертв и были расстреляны. Когда я, возвращаясь, огибал насыпь, я заметил другой, только что прибывший грузовик, нагруженный людьми. На этот раз это были больные и дряхлые люди. Старая, очень худая женщина со страшно тонкими ногами была раздета другими, уже обнаженными, в то время как два человека поддерживали ее. Женщина, очевидно, была разбита параличом. Обнаженные люди пронесли ее вокруг насыпи. Я покинул это место вместе со своим десятником и уехал в машине обратно в Дубно.

Утром следующего дня, когда я снова посетил строительный участок, я увидел около 30 обнаженных людей, лежавших вблизи от ямы, примерно в 30–50 метрах от нее. Некоторые из них были еще живы, смотрели прямо перед собой остановившимися глазами и, казалось, не замечали ни утреннего холода, ни рабочих моей фирмы, которые стояли вокруг. Девушка около 20 лет заговорила со мной и попросила дать ей ее одежду и помочь бежать. В этот момент мы услышали шум быстро приближавшейся машины, и я заметил, что это была команда СС. Я отошел обратно на свой строительный участок.

Через 10 минут мы услышали выстрелы со стороны ям. Еще живым евреям было приказано бросить тела в яму; затем они сами должны были туда лечь и были расстреляны выстрелами в затылок».

То, что ни один человек из сидящих на этой скамье не мог оставаться в неведении об ужасах, которые совершались для того, чтобы поддержать нацистскую военную машину и политику геноцида, становится еще более ясным, когда Вы рассматриваете доказательства в отношении другого огромного преступления, о котором мало слышали в течение этого процесса и которое так же ясно, как и любое другое, иллюстрирует безнравственность и порочность этих людей и их режима – убийство около 275 тысяч людей, так называемое убийство из милосердия. Какие низменные поступки прикрывали они этим высоким словом!

Летом 1940 года Гитлер издал секретный приказ убить всех больных и престарелых людей Германии, которые не могли уже больше продуктивно работать для германской военной машины. Фрик больше, чем кто‑либо иной в Германии, был ответствен за то, что произошло в результате этого приказа. Имеется обильный материал, свидетельствующий о его осведомленности и о том, что это было известно огромному количеству людей в Германии.

В июле 1940 года епископ Вурм писал Фрику (М‑152):

«В течение нескольких последних месяцев умалишенные, слабоумные, эпилептики – пациенты государственных и частных медицинских учреждений – были переведены в другое медицинское учреждение по приказу "имперского совета обороны". Их родственников, даже в тех случаях, когда пациент содержался на их счет, информировали о переводе только после того, как он уже совершался. В большинстве случаев лишь через несколько недель после этого их информировали о том, что данный пациент скончался в результате болезни и что в связи с опасностью инфекции тело его должно было быть подвергнуто кремации. По приблизительному подсчету несколько сот пациентов только из одного медицинского учреждения в Вюртенберге умерли таким образом...

В связи с многочисленными запросами из города и сельской местности из самых различных кругов я считаю своим долгом указать имперскому правительству, что этот факт является причиной особого возбуждения в нашей маленькой провинции. Транспорты с больными людьми, которые разгружаются на маленькой железнодорожной станции Марбах на Лане, автобусы с непрозрачными стеклами, которые доставляют больных с более отдаленных железнодорожных станций или непосредственно из госпиталей, дым, поднимающийся из крематория и заметный даже на большом расстоянии, – все это дает пищу для размышлений, тем более что никому не разрешается входить в замок, где происходят казни. Каждый убежден в том, что причины смерти, которые опубликовываются официально, выбраны наугад. Когда в довершение всего в обычном извещении о смерти выражается сожаление о том, что все попытки спасти жизнь пациента оказались напрасными, это воспринимается как издевательство. Но, кроме всего, атмосфера тайны будит мысль о том, что происходит нечто противоположное справедливости и этике, и поэтому правительство не может открыто выступить в защиту этого, как это происходит в отношении других необходимых и обязательных мер военного времени. Это положение постоянно подчеркивается простыми людьми и в многочисленных устных и письменных заявлениях, которые к нам поступают».

Фрик был глух, когда к нему взывали о справедливости и этике. Через год, в августе 1941 года, епископ Лимбургский писал имперским министерствам внутренних дел, юстиции и по церковным делам (ПС‑615):

«Примерно в восьми километрах от Лимбурга, в маленьком городке Хадамар, на холме, возвышающемся над городом, имеется учреждение, которое прежде служило для различных целей, но с недавнего времени использовалось как инвалидный дом. Это учреждение было отремонтировано и оборудовано как место, в котором, по единодушному мнению, приблизительно с февраля 1941 года в течение нескольких месяцев систематически осуществляется предание людей вышеупомянутой "легкой смерти". Этот факт стал известен за пределами административного округа Висбаден... Несколько раз в неделю автобусы с довольно большим числом таких жертв прибывают в Хадамар. Окрестные школьники знают этот автобус и говорят: "Вот снова едет ящик смерти".

После прибытия автобуса граждане Хадамара видят дым, поднимающийся из трубы, и с болью в душе думают о несчастных жертвах, в особенности когда до них доходит отвратительный запах. В результате того, что здесь происходит, дети, поссорившись, говорят: "Ты сумасшедший, тебя отправят в печь в Хадамар".

Те, которые не хотят или не имеют возможности вступить в брак, говорят: "Жениться?! Никогда! Произвести на свет детей с тем, чтобы их потом бросили в эти мясорубки". Часто можно слышать, как старики говорят: "Не посылайте меня в государственную больницу: после того как будет покончено со слабоумными, настанет очередь следующих бесполезных едоков‑стариков..."

Говорят, что чиновники государственной тайной полиции стараются подавить обсуждение событий в Хадамаре путем применения суровых угроз. Это может быть вызвано хорошими намерениями в интересах общественного спокойствия, но осведомленность, убежденность и негодование населения не могут быть этим изменены.

Убежденность укрепится после горького осознания того, что обсуждение запрещено под угрозами, но сами действия не преследуются уголовным правом. Факты говорят сами за себя».

Если простой народ Германии знал об этих сравнительно незначительных по масштабам убийствах и жаловался по этому поводу, если министерства юстиции, внутренних дел и по делам церкви получили протесты от епископов двух округов, далеко отстоявших один от другого, о том, что было общеизвестно в их епархиях, то насколько более серьезной являлась проблема обеспечения тайны в деятельности эйнзатцкоманд на Востоке. В мае 1942 года руководитель СС, докладывая в Берлин по поводу своей инспекторской поездки по проведению мероприятий по умерщвлению, писал о газовых автомобилях:

«Приказав установить по одной ставне с каждой стороны в маленьких автомобилях и по две ставни с каждой стороны в больших автомобилях, – такие, как можно часто видеть в крестьянских домах в деревне, – я добился того, что автомобили группы "D" стали выглядеть, как автомобили, приспособленные для жилья. Они настолько хорошо известны, что не только власти, но и гражданское население называют такие автомобили "душегубками", как только они появляются. По моему мнению, даже при маскировке нельзя будет держать это в секрете хоть сколько‑нибудь продолжительное время»

(ПС‑501).

Могли ли эти подсудимые оставаться в неведении? Что именно ниспослало им провидение для того, чтобы не дать им узнать об этом, чтобы спасти их от знания того, что было содеяно ими же? Эти убийства престарелых и слабоумных – предмет толков всей Германии и тема статей в мировой прессе – должны были быть известны каждому из этих людей.

Насколько больше еще они должны были знать о концентрационных лагерях, которые в течение этих лет покрыли, как сыпь, всю Германию и оккупированные территории! Если они могли молча согласиться с убийствами из милосердия, то с каким одобрением они должны были рассматривать убийства евреев!

В 1939 году существовало шесть основных концентрационных лагерей: Дахау, Заксенхаузен, Бухенвальд, Маутхаузен, Флоссенбург и Равенсбрюк.

Бюджет Фрика, составленный на 1939 год для министерства внутренних дел, включает сумму в 21 155 тысяч рейхсмарок для вооруженных отрядов СС и концентрационных лагерей, сумму, которая представляет собой не менее одной пятой всего бюджета. К апрелю 1942 года к этим лагерям прибавилось еще девять. Позднее было создано много других лагерей.

Однако эти лагеря были только сердцевиной этой системы, причем, подобно тому, как планета имеет свои спутники, сопутствующие ей, так и каждый из этих лагерей имел свои вспомогательные лагеря.

Цирайс[51]дал Вам некоторое представление о масштабах этой системы (ПС‑626). Он описывает вспомогательные лагеря, которые были у одного только лагеря Маутхаузен. Он упомянул названия 33 из этих лагерей, указав при этом число заключенных в каждом из них, причем общее их число превышает 102 тысячи.

Помимо этих 33 лагерей было и 45 других, которые также управлялись комендантом лагеря Маутхаузен.

Все Вы видели карту Европы, на которой было показано расположение всех тех основных и вспомогательных концлагерей, которые стали известными. Более 300 из них отмечены на этой карте (Ф‑324). К августу 1944 года общее число заключенных в этих лагерях составляло 1 миллион 136 тысяч, из них 90 тысяч человек из Венгрии, 60 тысяч из полицейской тюрьмы и гетто Литцманнштадта, 15 тысяч поляков из генерал‑губернаторства, 10 тысяч осужденных из восточных территорий, 17 тысяч бывших польских офицеров, 400 тысяч поляков из Варшавы и от 15 тысяч до 20 тысяч человек, постоянно прибывавших из Франции (ПС‑1166). Это были только лица, пригодные для физической работы, поэтому они были постоянными заключенными этих лагерей, постоянными, по крайней мере, до тех пор, пока в силу их физического изнурения неприятные заботы, связанные с тем, чтобы они продолжали жить, переставали окупаться производительностью их труда. После этого они занимали свое место среди людей, ежедневно отправляемых в газовые камеры. День за днем из труб крематориев исходило тошнотворное зловоние, распространявшееся по всей окружающей местности. Если епископ Лимбургский мог написать Фрику об отвратительном запахе, исходившем из сравнительно небольших печей Хадамара, можем ли мы сомневаться в правдивости показаний Гесса относительно того, что «отвратительный тошнотворный запах от постоянно сжигаемых тел распространялся по всей местности и все население окружающих населенных пунктов знало, что в Освенциме происходило истребление людей».

День за днем поезда с жертвами, обреченными на истребление или рабство, курсировали по железным дорогам всей империи. Многие прибывали умирающими или даже мертвыми из‑за тех ужасных условий, в которых им приходилось путешествовать. Один чиновник из управления железнодорожной станции в Эссене описал прибытие рабочих из Польши, Галиции и Украины следующим образом:

«Они прибыли в товарных вагонах, в которых перевозился картофель, строительные материалы и скот. Вагоны были битком набиты людьми. Я лично считаю, что перевозить людей подобным образом просто бесчеловечно. Люди были так тесно прижаты друг к другу, что даже не было места свободно повернуться. Каждый порядочный немец пришел бы в ярость, если бы видел, как били этих людей, ударяли их ногами и вообще подвергали их жестокому обращению. Уже в самом начале, как только прибыл первый эшелон, мы могли видеть, как бесчеловечно обращались с этими людьми. Каждый вагон был настолько переполнен, что казалось невероятным уместить такое количество людей в одном вагоне. Одежда военнопленных и гражданских рабочих была в ужасном состоянии. Это были просто лохмотья, обувь была в таком же состоянии. Во многих случаях они должны были выходить на работу, намотав на ноги тряпки. Даже в самую плохую погоду и ужасный холод я никогда не видел, чтобы хоть один вагон отапливался»

(Д‑321).

Эти люди не были предназначены для концентрационных лагерей – об атом можно сказать наверняка. Несколько ужаснее было положение тех, которые были предназначены для них! Большие колонны людей также проходили пешком по шоссейным дорогам Германии. Они шли до тех пор, пока могли идти, а затем они падали и умирали на обочине дороги.

Цирайс, комендант Маутхаузена, в своем предсмертном признании говорит:

«В присутствии Бальдура фон Шираха и других я получил следующий приказ от Гиммлера: "Все евреи, проживающие на юго‑востоке, работающие в так называемых командах по строительству укреплений, должны быть посланы пешком в Маутхаузен".

В результате этого приказа мы ожидали получить 60 тысяч евреев в Маутхаузен, но в действительности только небольшая часть этого количества прибыла на место назначения. Я помню, что из одной конвоируемой партии, состоявшей из 4500 евреев, которая была направлена в лагерь из одного местечка внутри страны, прибыло на место назначения только 180. Женщины и дети были разуты, одеты в лохмотья и покрыты насекомыми. В этой партии были целые семьи, которые отправились в путь все вместе, но очень многие из их членов ослабели в пути и были расстреляны».

Что бы ни было спрятано от постороннего взгляда за колючей проволокой концентрационных лагерей, эти факты могли видеть все. Каждый из этих подсудимых должен был это видеть, как он должен был видеть тысячи заключенных концентрационных лагерей, работавших на полях и фабриках, в полосатой пижаме – форменной одежде, которая была так же знакома всем, как и любая другая форма в Германии. Как мог каждый из этих подсудимых, если в нем была хоть искра человеческой жалости, продолжать принимать активное участие в поддержке той системы, которая была ответственна за подобные страдания? Но у них не было никакой жалости. С помощью своей идеологии и воспитания они отучили и германский народ проявлять чувство жалости. Цирайс описывает тот страшный конец, который Кальтенбруннер предназначал для концентрационных лагерей и заключенных в них, когда приближение наступавших союзных армий вызвало угрозу захвата этих лагерей и раскрытия виновности нацистского правительства. Я цитирую: «Заключенные должны быть введены в туннели фабрики Бергкристалл, и оставленный единственный вход должен быть взорван с помощью взрывчатых веществ, таким образом заключенные должны быть умерщвлены» (ПС‑3870).

Даже Цирайс – убийца 65 тысяч заключенных Маутхаузена – испугался и отказался от выполнения этого приказа. Эти показания подтверждаются совершенно определенно письменным приказом, изданным начальником ЗИПО и СД в генерал‑губернаторстве. Этот приказ был представлен в качестве доказательства. Я цитирую его:

«Следует заранее провести подготовку с тем, чтобы, если этого потребует положение на фронте, можно было полностью очистить лагерь от заключенных. Если же события будут разворачиваться совершенно неожиданно и таким образом, что будет невозможно эвакуировать заключенных, то все заключенные должны быть умерщвлены и по возможности следует уничтожить их тела (сжигание, подрыв зданий и т.д.).

Если будет необходимо, то с евреями, которые все еще используются в промышленности вооружения или на других работах, следует расправиться подобным же образом. При всех обстоятельствах следует избегать того, чтобы заключенные или евреи были освобождены противником, безразлично – будь то враг с запада или Красная Армия. Они не должны также попасть в их руки живыми»

(Л‑532).

И Кальтенбруннер лично заботился о том, чтобы эти приказы были выполнены. Располагая этим доказательством, мы можем придать только одно значение той телеграмме, которая была найдена среди документов при его аресте:

«Прошу сообщить рейхсфюреру СС и доложить фюреру о том, что я лично позаботился сегодня о проведении всех мероприятий против евреев, политических заключенных и заключенных концентрационных лагерей в протекторате»

(ПС‑2510).

Утверждение, которое Вас просят принять, заключается в том, что человек, который был министром или играл какую‑то другую ведущую роль в государстве, которое в течение шести лет перевезло в ужасных условиях 7 миллионов мужчин, женщин и детей на работу, истребило 275 тысяч собственных старых и душевнобольных людей, уничтожило в газовых камерах или расстреляло по минимальным подсчетам 12 миллионов, оставался в неведении и не несет ответственности за совершение этих преступлений.

Вас просят также согласиться с тем, что ужасы транспортировки этих людей, условия рабского труда, используемого в трудовых лагерях по всей стране, зловоние от сжигаемых тел – все это было известно всему миру – было неизвестно тому 21 человеку, согласно приказам которых осуществлялись все эти действия.

Вам предлагают согласиться с тем, что, когда они высказывались или писали в поддержку этой жуткой политики геноцида, они действовали, не зная фактов, в ходе выполнения своего долга поддерживать политику правительства или, наконец, с тем, что их высказывания следует считать чисто теоретическими, иными словами, что только делая подобные письменные и устные высказывания, они имели возможность отвлекать Гитлера от жестокостей и агрессии. Решить, что же правильно, должны Вы.

Геринг, Гесс, фон Риббентроп, Кейтель, Кальтенбруннер, Розенберг, Франк, Фрик, Штрейхер, Функ, Шахт, Дениц, Редер, фон Ширах, Заукель, Иодль, фон Папен, Зейсс‑Инкварт, Шпеер, фон Нейрат, Фриче, Борман – вот люди, которые виновны в этом.

Разрешите мне сделать краткие замечания о каждом из них, но особенно я остановлюсь на тех, чье тесное соучастие в совершении самых подлых преступлений – зверских убийств – было, возможно, менее очевидным.

Ответственность Геринга за асе эти преступления вряд ли возможно отрицать. Скрываясь за маской показного добродушия, он не меньше, чем все остальные, был творцом этой дьявольской системы. Кто же еще, помимо Гитлера, был более осведомлен о том, что происходило, или имел большую силу повлиять на ход этих событий?

Руководство правительством в нацистском государстве, последовательное проведение подготовки к войне, заранее рассчитанная агрессия, зверства – все это не происходит самопроизвольно или без тесного сотрудничества людей, возглавляющих различные высшие учреждения государства. Люди сами по себе не вступают на чужую территорию, не спускают курок винтовки, не сбрасывают бомб, не строят газовых камер, не сгоняют вместе свои жертвы, если только их не организуют для этого и им не приказывают делать это.

В преступлениях, совершавшихся систематически и в национальном масштабе, должен был быть замешан каждый, кто являлся необходимым звеном этой цепи, ибо без участия такого человека выполнение агрессивных планов в одном месте и проведение массовых убийств в другом было бы невозможным.

Принцип фюрерства, согласно которому нацисты передали себя, душой и телом, в распоряжение своего фюрера, был созданием нацистской партии и этих людей. Выступая перед Вами в начале процесса, я отметил, что приходит время, когда надо сделать выбор между своей совестью и своим фюрером. Ни один из тех, кто, как эти люди, предпочел отречься от своей совести ради этого чудовища, которое они сами создали, не может теперь жаловаться на то, что их привлекают к ответственности за их соучастие в действиях этого чудовища.