Глава 11. Лондон еще не заполонили его высокородные обитатели, предпочитающие пока оставаться в своих охотничьих угодьях до тех пор

ПУТЬ ИСТИННОЙ ЛЮБВИ *

Лондон еще не заполонили его высокородные обитатели, предпочитающие пока оставаться в своих охотничьих угодьях до тех пор, когда открытие Сезона, начало работы парламента и прочая имитация бурной деятельности не увлекут их в круговорот городской жизни. Да, но вот эта заварушка может здорово испортить нынешний сезон развлечений, заявил полковник Фицуильям своему кузену, когда они, встретившись в Буддле за ужином, узнали, что Москва отвергла Бонапарта, и к тому же такой ужасной ценой. Дарси лишь покачал головой. Что тут скажешь, если люди в отчаянии пошли на немыслимое дело – предпочли сжечь не просто свои дома, но целый огромный город: лишь бы он не достался этому алчному чудовищу.

– Что это тебя так огорчило, Дарси! Господи Боже, ну и вид у вас! Восседаете, словно два патриарха!

Дарси пружиной обернулся на этот голос, и, не помедлив и секунды, от души огрел блудного друга по спине.

– Дай! О, Господи, когда же ты вернулся? И почему не писал?

Лорд Дайфед Брум протестующее поднял свои наманикюренные холеные ручки и воскликнул, отступив на шаг в ужасе от такого чрезмерного проявления чувств.

– Писать? Но это чересчур утомительно, друг мой! А тебе, Фицуильям, довольно было бы просто пожать мне руку. Да, вот так достаточно. – Он победительно ухмыльнулся им и уселся, предлагая занять соседние кресла.

– Писать, говоришь? Нет уж… собирался преподнести тебе сюрприз, что мне и удалось, как видишь.

Дарси сел на свое место, по такому клоунскому вступлению сразу угадав, что за роль собрался играть его друг.

– Как Америка, Брум? – Фицуильям уселся тоже, вытянувшись лениво в кресле. – Не могу сказать, что тебе она на пользу.

Дарси, наконец-то присмотревшись к другу, не мог с этим не согласиться, и, чем пристальнее он всматривался в его лицо, тем более ужасающим было впечатление. Дай был безукоризненно одет, как всегда, но одежда висела на нем, словно на вешалке. Его лицо, и всегда-то худощавое, теперь было словно кожа да кости, щеки же его глубоко ввалились. Нет сомнений, что за океаном ему пришлось несладко.

– Никогда больше не упоминай это место в моем присутствии! – Дай театрально прикрыл глаза рукой. – Как это я вообще позволил уговорить себя на такую авантюру, понятия не имею. Убийственное, Фицуильям, просто бесчеловечное путешествие! Аборигены сущие дикари, без самой малой толики разума, все до единого! Полный кошмар!

Ричард присвистнул от таких душераздирающих ужасов, потом спросил:

– Что за аборигены, Брум? Алгонкианцы, ирокезы? – он обернулся вопросительно к Дарси, но тот лишь пожал плечами.

– Нет, нет, старина. – Дай посмотрел на него, словно тот сошел с ума у него на глазах. – Аборигены Бостона и Нью-Йорка, конечно же! – Он извлек платочек из кармашка и приложил его к вискам. – Это ужасно, просто ужасно!

Ричард выразительно посмотрел на Дарси, закатил глаза и поднялся.

– В таком случае, я оставляю тебя на попечение моего кузена; уверен, что от него будет больше проку, чем от меня. Мне пора на пост, – повернулся он к Дарси. – Не забудь, Его светлость и матушка ждут нас к ужину ровно в девять. Ваш покорный слуга, Брум.

Дай важно кивнул и изящно махнул ему рукой. Потом Брум и Дарси молча ждали, пока Фицуильям пробирался к выходу через круговорот завсегдатаев клуба и прислуги.

Потом Дарси озабоченно обернулся к другу.

– Боже мой, Дай, да ты ужасно выглядишь!

– Все так плохо? – Его светлость встряхнулся, выпрямился и подозвал лакея, заказав что-то спиртное. – Не собирался появляться в городе, пока не наберу хоть малость мяса, – вздохнул он, – но наше Министерство опасалось, что я и так проторчал там слишком долго, так что вот он я, – картинно поднял он руки, – прям как пугало!

– Что же произошло? – Дарси с тревогой наклонился над столом.

– Не могу сказать, друг мой, – грустно ответил Дай, – кроме того, что она ускользнула-таки от меня.

– А Беверли Тренхолм? Ты нашел его?

– Он даже не входил на тот корабль, на который ты его направил. Собственно, он вряд ли даже покинул Англию. Кто-то решил, что она гораздо важнее, чем Тренхолм.

– Силвэни! Но никто не видел Бева… Господи! Но ты же не хочешь сказать…!

Дай лишь кивнул, и оба некоторое время сидели молча. Посреди обычного неумолчного жужжания разговоров вокруг них. Где-то послышался звон разбитого стекла, потом шум спора.

– Скажи, – спросил Дай, разрывая тяжкую тишину, повисшую между ними, – как поживает мисс Дарси?

– Вполне благополучно, – медленно отвечал Дарси, – Очень хорошо, собственно, вот только ей явно не хватает твоего общества.

Блаженная, искренне счастливая улыбка осветила лицо Брума. Дарси же постарался следующую свою фразу выговорить как можно более бесстрастным голосом.

– Но у нее наметилась было новая дружба после твоего отъезда.

– «Новый друг», ты хочешь сказать? – Дай сразу перестал улыбаться, нервно скользя пальцем по краю бокала, спросил, – Можно ли узнать имя этого «нового друга»?

– Можно, я понимаю, о чем ты подумал. Нет, это не то. – Дай с явным облегчением расслабился. – Этот друг – Элизабет Беннет.

– Элизабет Беннет? – изумился Дай. – Твоя Элизабет? Как такое вообще могло случиться?

Дарси, устроившись поудобнее, рассказал об их случайной встрече в этом августе. При упоминании случайности Дай недоверчиво поднял брови, но не стал прерывать его рассказ.

– К несчастью, она получила письмо из дома, которое вынудило ее уехать раньше, чем она намеревалась, так что они с Джорджианой общались не так долго, как хотелось бы.

– Джорджиана, – скептически отозвался Дай, – хм, как же. Получается, что Элизабет Беннет не так уж враждебно относится к тебе, а? Как жаль, что ей пришлось уехать! И ты не встречался с ней с тех пор?

Дарси беспокойно поерзал.

– Неделю тому назад я ездил навестить Бингли – помнишь его, на балу у Мельбурнов? – Дай кивнул. – Я ездил к нему в Незерфилд, в то имение в Хардфордшире, которое он никак не решится приобрести. Мы были с визитом у Беннетов на другой же день после моего приезда. Ничего обнадеживающего, боюсь, из этого не получилось.

– А точнее? – метнул на него допрашивающий взгляд Дай.

– Она почти не глядела на меня, и мы почти не разговаривали, хотя и провели в одной комнате несколько часов.

– Это странно! – задумчиво отозвался Дай. – Ты хочешь сказать, что она даже на твои вопросы не желала отвечать, категорически?

– Конечно же нет! – огрызнулся Дарси, – Она… она была как бы не в себе и я… Я просто не знаю, что сказать. – Он безнадежно смотрел на свои руки.

– А, так значит, вы просто не знали, что сказать друг другу, – заключил Дай. – В таком случае действительно нелегко поддерживать разговор и знакомство. Однако в Пемберли вам было намного легче. И в чем же причина, как ты полагаешь?

– Хочешь знать подробности? – Дай улыбнулся и пожал плечами. – Да, тогда возникли кое-какие семейные проблемы, о которых мне известно намного больше, чем случайному знакомому.

– Ага, то письмо из дома! – Дай хлопнул рукой по столу. – Так, теперь все сходится. Ее смущало то, что тебе стало известно о ее семейных тайнах! Весьма некстати для той, что так сурово распекала твое поведение. – Дай раздумывал в молчании некоторое время. – Скажи пожалуйста, мисс Дарси она в самом деле очень понравилась?

– Да, очень, насколько такое краткое знакомство позволяло. Джорджиана очень хотела бы встретиться с ней снова.

– Тогда, – осторожно сказал Дай, – хочешь один совет, дружище? – Дарси помедлил немного и тихо кивнул – Тогда, мой тебе совет – вера и терпение. Надежда и выдержка. Твой друг очень удачно для тебя выбрал место для резиденции, а у тебя всегда найдется повод его навестить, не так ли? Пусть пройдет немного времени, и попытай счастья снова, когда волны неприятностей немного улягутся. Если ее стоит добиваться, значит, стоит и усилий, и времени. «Увы! Я никогда еще не слышал и не читал …» * –, процитировал он, – Я полагаю, ты не хуже меня знаешь это! – Он поднялся. – Но мне пора! Передай, пожалуйста, мои искренние пожелания мисс Дарси в столь нежных выражениях, насколько ты сочтешь приемлемым, и я надеюсь, мы с вами очень скоро увидимся.

И он, картинно раскланявшись, через минуту оказался на другой стороне зала в известной всем компании развязных и шумных юнцов.

По некотором размышлении Дарси, грустно улыбнулся жестокому совету Дая. Впрочем, скорее неизбежному. Ждать и надеяться. И все же он будет ждать, чего бы это ему ни стоило.

Я никогда еще не слышал и не читал … Дарси порылся дальше в памяти, вспоминая строки Барда, … в истории, иль в сказке ли, чтоб гладким был путь истинной любви.

Он встал, и в таких, вперемешку с вечной мудростью Барда, размышлениях, вышел из зала и спустился по лестнице в холл. Здесь, пока он задержался в ожидании шляпы и трости, его и заметил тотчас поспешивший к нему лакей с серебряным подносом, на котором ярким пятном белела чья-то записка.

Дарси поднялся по ступенькам Эреуил Хауса, едва бросив взгляд на внушительный рыдван леди Кэтрин, всегда служивший ей для дальних разъездов. Странностью стало бы с ее стороны даже не предупредить о визите заранее, но вот так приехать сразу в дом ее могло вынудить только нечто чрезвычайное. Что это могло быть, он и представить себе не мог, если только, не дай бог, это было связано со здоровьем Энн. Дверь дома распахнулась перед хозяином еще до того, как тот ступил на последнюю ступеньку лестницы к подъезду. Уитчер приветствовал его с самой серьезной физиономией, принимая от него трость и шляпу.

– Где она? – Спросил Дарси, снимая перчатки уже в холле.

– В гостиной, сэр, – поклонился Уитчер, принимая перчатки. – Вы уж простите меня, сэр, но она желает видеть вас немедленно.

– Уверен, выбор у тебя был небогатый, – успокоил его Дарси, – но все в порядке. Ее светлости, надеюсь, не забыли подать угощение?

– Да, сэр, но она отказалась. Может теперь, поскольку вы здесь…

– Принеси-ка нам чаю, Уитчер, будь добр.

Дарси быстро поднялся в гостиную. Единственным утешением было то, что, какая бы причина не вынудила его тетку нагрянуть к нему с визитом, он очень скоро это узнает – в этой особенности леди Кэтрин не приходилось сомневаться. Только бы не несчастье с кузиной!

– Дарси! Ну наконец-то ты здесь! Проходи! – Леди Кэтрин в царственной позе возвышалась в центре комнаты, прямая и непреклонная, точь-в-точь твердо воткнутая в пол ее серебряная трость. Она протянула ему руку, и он поспешил усадить важную даму на лучшее место.

– Дорогая тетушка, – воскликнул он, обеспокоенный ее удрученным видом, – Что же могло случиться?

– Никогда, никогда в жизни со мной еще не обращались с таком бесстыдством, с такой неблагодарностью! Я в ужасе думаю о том, куда катится мир! – патетически вскричала леди Кэтрин. – И зачем же я, спрашивается, старалась, для чего я приложила столько усилий – лишь для того, чтобы меня так оскорбляли!

– Тетя!

Дарси теперь взирал на тетку сверху вниз со смесью облегчения и досады. Значит, дело не в Энн. Но тогда в чем же? Она подняла на него свой гневный взор.

– Я терплю все эти муки только ради тебя, племянничек. Да, да, – подтвердила она в ответ на его удивленный взгляд, – и ради всей семьи, конечно! Кто-то же должен следить за всем, пока дело не зашло слишком далеко; а кому же еще, как не мне следить за соблюдением благопристойности и приличий в нашей семье. Теперь надо всем вместе сделать все для того, чтобы эти скандальные слухи не распространялись далее, не дай Бог.

Стук дверь вынудил тетку прервать на минутку свои ужасные и загадочные обвинения, и перевести дух. Дарси позволил слугам войти, и следом за Уитчером лакей внес поднос с чаем. Это была хорошая возможность ускользнуть на время от сверлящего его бедную голову взгляда леди Кэтрин и попытаться собраться с мыслями. Скандальные слухи? Он в первую очередь подумал о Джорджиане – но она рассказала бы об этом. Или просочилось что-то о Норвике, или о леди Монмаут? Маловероятно, но что же тогда?

Прислуга вышла, и Дарси повернулся к тетке.

– Я вас не понимаю, мэм. Какие слухи вы имеете в виду?

– Так значит, ты ничего не слышал? – Она криво усмехнулась. – Но я не сошла еще с ума, чтобы произносить такие вещи. Как бы то ни было, племянник мой, такие слухи необходимо категорически отрицать, особенно в том, что касается тебя. Тогда станет ясно, что распускающий эти сплетни просто плут и мошенник.

Тетя уже вполне своей бессвязной трескотней исчерпала запас его долготерпения.

– Мэм, если вы потрудитесь рассказать мне, что питает ваши тяжкие подозрения, возможно, мне удастся скорее успокоить вас.

Леди Кэтрин недоверчиво выслушала его, но это ее ничуть не вразумило, скорее наоборот. Он уже стал опасаться удара.

– Эта… эта юная особа… с которой я так милостиво обошлась прошлой весной… эта подруга супруги моего пастора…

– Мисс Элизабет Беннет? – потрясенно выговорил Дарси. Господи, да неужели его роль в участи Лидии выплыла наружу?

– Именно! Она вполне показала, насколько она недостойна того внимания, что я великодушно оказывала ей. Да, именно эта женщина распускает грязные слухи о том, что она скоро станет миссис Фицуильям Дарси!

И тут леди Кэтрин, громко стукнув тростью о пол, величественно замерла, откинувшись в кресле и не спуская с него грозного взгляда.

В полном потрясении, похолодев от неожиданности, с бешено бьющимся сердцем Дарси пытался, все же собраться с мыслями.

– Понимаю, – только и смог он выговорить, и сел на кушетку по другую сторону стола – на порядочном расстоянии от леди Кэтрин.

– Вот как, Дарси? Эти слухи всего за три дня из Хартфордшира добрались до самого Кента. Я не могла бездействовать ни минуты и решила сделать то, что считаю нужным.

Что именно она сделала? Элизабет… о, он умрет, если не узнает сейчас же! Но, если он хочет вытащить всю правду из своей вредной тетки, он должен действовать с крайней осторожностью.

– Как я понимаю, вы расстроены каким-то известием, которое касается мисс Элизабет Беннет. Откуда это стало известно? Это достаточно благонадежный источник?

Тетя разжала, наконец, кулак, сжимающий набалдашник, и даже отставила свою трость в сторону.

– Благонадежный во всех отношениях. Мой пастор, мистер Коллинз, который и сообщил мне новости, не только порядочный священник, но и родственник этой особы. А его жена к тому же еще и близкая ее подруга. Тут не может быть ошибки, племянничек.

Дарси прикрылся, слушая эти слова, чашкой с чаем. Коллинз, значит? Скорее, его жена. Письмо от Элизабет? Или из Лукас Лодж?

Это возможно.

– И каком виде, мэм, было получено это известие?

– В каком? Просто это сказал мне сам Коллинз, Дарси! Да, было письмо от родных его супруги с известием о помолвке твоего друга и старшей мисс Беннет, а потом написано, что ожидается и твое обручение со следующей их дочкой. Такие сплетни надо прекратить!- и она, снова схватив свою трость, поставила ей точку на этих слухах с оглушающим грохотом.

– Дорогая тетя, но меня уже не раз таким образом «обручали» с самыми разными невестами. Это слухи, не более. Выдумки. Почему же на этот раз вы так расстроены?

– Потому что ты… а вернее, она. – Она замолчала, с подозрением присматриваясь к нему. Он постарался ответить ей как можно более невинным взглядом, однако, откровенно говоря, от ее слов зависело теперь все. Должно было случиться что-то более весомое, чем просто пара строчек в письме, чтобы она так разъярилась.

– Прошу вас, я весь внимание, мэм.

– О! – вскипела она. – Если бы только ты позволил огласить вашу с кузиной помолвку, такого бы вообще не случилось! Эта девчонка вообще не посмела бы тогда и надеяться на что-то, а не только нагло отказываться обещать мне…

– Обещать вам! – Дарси вмиг оказался на ногах. – Что вы сделали? Вы разговаривали об этом с мисс Элизабет Беннет?

– Уж не думаешь ли ты, что в таком деле достаточно было бы письма? Нет, только лицом к лицу я…

Дарси похолодел.

– И когда? – потребовал он. – Когда вы говорили с ней? О чем именно вы говорили с ней?

– Этим самым утром, сэр, и такой наглости, такой открытой неблагодарности я в жизни еще не встречала, и молю Бога, чтобы больше не увидела никогда!

Дарси медленно отошел к окну, пытаясь справиться с леденящим душу ощущением ужаса внутри. Но нет, не страх, а гнев – естественная реакция на поведение этой дамы. Гнев за себя и за Элизабет, и скрывать это он уже не считал нужным.

– Насколько я понял, – начал он четким, надменным тоном, – вы проехали от Кента до Хартфордшира с единственной целью обвинить мисс Элизабет Беннет в распространении этих слухов, а потом потребовали от нее какого-то обещания? Позвольте, мэм! Но по какому праву вы вмешиваетесь в то, что является исключительно моим личным делом?

Леди Кэтрин воинственно выпрямилась и вновь гневно вонзила свою трость в пол.

– По праву ближайшей родственницы, разумеется, – привстав, надвинулась она на него, – и в твоих же собственных интересах! Да, да! В твоих интересах! О! Я сразу заметила твою склонность к ней той весной в Розингсе, но я и подумать не могла, что ты способен настолько потерять голову из-за этой кокетки – да еще под крышей моего дома! – что ты позволишь ей возомнить о себе такое! И тебе же доверять улаживать это дело? Если такие слова, как честь, долг и благодарность ничего не значат для нее, то что еще оставалось, как ни показать ей во всей красе, что именно ожидает ее в таком браке! И по полному праву, сэр! Я не позволю вам забыть свой долг, сэр, и я не допущу, чтобы подобные особы примазывались к нашей семье и препятствовали законному счастью моей дочери!

Дарси обойдя стол кругом, встретился лицом к лицу с яростью самозваной хранительницы чести их рода и заодно его собственной.

– Вы слишком много на себя берете, мадам. Не может быть никакого оправдания подобному беспардонному вмешательству в столь деликатные и личные дела, и тем более угрозам женщине, к которой вы не имеете никакого отношения, каким высоким бы ваше положение не было по сравнению с ее собственным.

– Но если бы я попыталась повлиять на тебя – да ты бы просто все отрицал! Что тогда? Она, по крайней мере, не смела отрицать…

– Отрицать – что? – Он с трудом сдерживал горячее желание встряхнуть, да, именно собственную тетку. – Чем все закончилось?

– Ничем. Она отказалась дать мне обещание! Даже несмотря на то, что я без утайки показала ей, что ждет вас в этом браке. Но все бесполезно! Я не добилась от нее обещания отвергнуть подобное предложение. Упрямое, своевольное создание! И именно так я ей и сказала. Она погубит тебя! Она выставит тебя посмешищем перед всем белым светом!

Смутный лучик надежды пробился сквозь его гнев и согрел его сердце. Она не отказалась от него! Выдержала всю беспардонность обращения его тетки и не подчинилась! Элизабет… Это тепло, согревающее его душу, это надежда на счастье. Если в этом и есть хотя бы росток надежды, он не даст ему погибнуть. И начинать надо уже сейчас.

– Ваша светлость. – Дарси сделал шаг назад и поклонился. – Я буду с вами совершенно откровенен. Я ни в коей мере не намерен примириться с вашими действиями, или словами в отношении мисс Элизабет Беннет. Хотя признаю, что в этом есть доля и моей вины.

– Хм, – почти победоносно хмыкнула его тетя. – Никогда бы не подумала, что придется напоминать сыну Джорджа Дарси о его обязанностях перед семьей!

– Нет, мадам, моя вина совсем не в этом. В том, что никогда ни я, ни Энн не желали брака между нами. – Ее светлость открыла было рот, но он остановил ее решительным жестом. – Мне следовало бы покончить с этим двуличием уже давным-давно, но я предпочитал помалкивать в надежде на то, что вы сами поймете немыслимость этого брака. И я должен в этом извиниться перед вами. Это было не только трусостью, но и жестокостью.

– Дарси, это невозможно! Энн ожидает…

– Моя кузина хочет этого брака не более, чем я. Мы обсудили это и полностью согласны в этом. Крайне жестоко было с моей стороны позволить вам тешить себя иллюзиями, вместо того, чтобы пресечь их со всей прямотой. За это я прошу у вас прощения, мадам, – сказал он, опять низко поклонившись.

Его тетя потеряла дар речи. Легко было понять, что она изо всех сил пытается осознать услышанное. Она то отворачивалась от него, то что-то пыталась сказать, потом опять сердито отводила взгляд. Наконец усилием воли сделала последнюю попытку.

– Поступай как знаешь, дорогой племянник, но никогда не смей навязывать эту женщину нашей семье! Ты не имеешь никакого права так поступать.

– Мадам!

– Подобные союзы заключаются вопреки семейным интересам! И не строй себе иллюзий, что она будет принята в семье! Кто ее родители! У них нет никаких заслуг перед светом, кроме потакания бесстыдству и скандалу! Их младшая дочь – уверена, что ты знаешь об этом – сбежала и жила в Лондоне с офицером! Это несмываемое пятно на репутации!

– Мадам, прошу вас, ни слова больше! – рявкнул Дарси, и она даже на минуту опешила.

Леди Кэтрин огляделась в поисках шалей и шляпы, схватила их в охапку и тут вдруг обернулась к нему с такой нескрываемой злобой, какой он даже не ожидал от нее.

– Я не собираюсь молчать! Я твоя ближайшая родственница и обязана заменить твоих родителей. И ради их памяти я заявляю тебе, что брак с этой женщиной опозорит тебя навеки!

Дарси окаменел под ее яростным гневом.

– Если ты не откажешься от этой прихоти, забудь навсегда о Розингсе, твое имя будет забыто там навеки, и я отрекаюсь от всякого родства с тобой!

– Что ж, мадам, как вам будет угодно. – Он поклонился и распахнул двери в холл. – Экипаж леди Кэтрин. Ваша светлость, – отступил он в сторону, освобождая ей проход.

– И не надейся, что только я одна буду противником вашего мезальянса! – загромыхала она вниз по лестнице. – Я буду писать к твоему дяде, лорду Мэтлоку, и немедленно! Он сумеет вразумить тебя. Ты еще поймешь, что…

Лишь когда дверь надежно избавила его от всех ее оскорблений, Дарси смог, наконец, немного перевести дух. Перейдя к окну, он наблюдал, как она пронеслась на всех парах к своему экипажу, и затем карета с разъяренной фурией внутри поспешно отчалила от его дома. И слава Богу! Дарси вернулся к столу и налил себе вина. Да, он был как никогда в жизни близок к… Он сделал большой глоток вина. Потом прошелся туда, обратно. Ну и женщина! Допил остальное. Что же она наделала! Он стоял посреди большой комнаты, а дышать было нечем. Такое обращение с Элизабет! Он провел руками по волосам. Что же это были за слухи, если тетка сразу поспешила в Хардфордшир? Просто сплетни? Нет, вряд ли. Он должен отдышаться и попробовать рассуждать разумно. Что именно натворила его тетка? Каков именно результат ее беспардонности?

Присев, наконец, на кушетку, он стал анализировать то, что конкретного узнал об этом пресловутом их разговоре. Самое важное – Элизабет не пожелала обещать, что не примет его предложение. Именно это взбесило ее больше всего. Но смеет ли он надеяться на то, что может случиться обратное? То есть, примет ли она его предложение? Ее поведение во время последних их встреч никак не помогло ему поверить, что сможет принять. Почему же она не сдалась, не уступила нажиму, ведь это избавило бы ее от оскорблений? Что двигало ею – гнев или ее сердце? Но ответ на этот вопрос узнать можно лишь в Хардфордшире!

– Уитчер! – прокричал он вниз, выйдя на лестницу. – Уитчер!

– Сэр? – отозвался старый дворецкий, явно обеспокоенный суматохой в этом обычно столь спокойном доме.

– Подготовь мою дорожную карету и отправь Флетчера собираться. Я хочу выехать завтра утром!

– Да, сэр! – ответил старик и поспешил вниз, передать и без того взбудораженному персоналу очередное сенсационное распоряжение.

«Надеяться и ждать», таково мнение Дая. Всю дорогу он словно переживал с рядом ней отвратительную сцену, устроенную леди Кэтрин. И сейчас, провожая взглядом сменяющиеся за окнами кареты пейзажи полуденного Хардфордшира, Дарси словно наяву видел свою властную, надменную тетку, коршуном налетевшую на Элизабет. Которая даже из пустяков могла устроить пошлый несносный фарс. Тем не менее, Элизабет предпочла выдержать все ее нападки и та от нее ничего не добилась, хотя с легкостью могла прекратить тягостную сцену одним лишь одним словом, если бы была решительно настроена против него. И в сотый раз уже с момента вчерашней стычки с тетей он задавал себе один и тот же вопрос: так что же его ждет – что она думает о нем; и, что существеннее, что же он делает, ринувшись без оглядки в Хардфордшир – всего лишь еще одну глупость следом за всеми уже совершенными в его жизни?

Но, как свидетельствовал его хронометр, прошло гораздо меньше времени, чем это представлялось его лихорадочному воображению, до той минуты, когда его экипаж развернулся перед парадным Незерфилда. Дарси не предупредил письмом о своем приезде, более того, уезжая, даже не обещал другу твердо, что вернется. Так что, возможно, его даже не ждали. Но не успела карета остановиться, как в дверях показался сам Бингли с самой искренней и радостной улыбкой на лице.

– Дарси! Ну, надо же, Дарси! – вскрикивал он, сбегая со ступенек ему навстречу. – Это просто невероятно! – и он схватил Дарси за руки, едва тот ступил на землю.

– Чарльз, – начал было Дарси, – извини меня, что я без предупреждения…

– Чепуха, – перебил его Бингли, – я так рад, что ты здесь. Я тут с ума схожу от того, что не на кого изливать свои восторги. Давай, заходи. Мне надо столько всего рассказать тебе!

На ходу велев слугам подать в библиотеку закуски, Бингли почти бегом утащил его туда и усадил перед собой в кресло.

– Однако, Чарльз, я же весь в пыли! – Дарси выразительно развел руками, демонстрируя состояние всего дорожного костюма.

– С твоей пылью ничего не случится, Дарси! – засмеялся Бингли.

Вошел лакей с подносом, и, едва за ним закрылась дверь, Бингли выпалил:

– Я обручен!...С самым дивным ангелом на всем белом свете! Моя богиня сказала да, и ее отец тоже. Мы поженимся, Дарси, ты можешь себе представить, поженимся! Ты можешь поверить – а я еще нет! Это слишком удивительно!

– Нисколько, Чарльз! – Он крепко сжал его плечи. – Я не знаю другого, кто бы больше тебя заслуживал счастья, и это чистая правда. Так ты думал, она сможет отказать тебе? Какая чепуха! Я желаю тебе всяческого блаженства, Чарльз, тебе и твоей будущей жене.

Бингли уже не скрывал слез. Дарси похлопал его по плечам и отвернулся.

– Спасибо, Дарси, – откашлялся тот, – спасибо. Что я могу сделать для тебя?

– Не знаю, право. Просто позволь остаться, может, на день, может и больше. Пока не могу сказать.

Чарльз с любопытством пригляделся к нему.

– Мой дом всегда в твоем распоряжении, ты же знаешь. И ты ничего больше не можешь мне сказать?

– Нет, к сожалению, – ответил Дарси. – Это слишком уж личное. А может быть, просто глупое, я не знаю. Но, – улыбнулся он,- это никак не испортит твоего счастья, если ничего не выйдет. Просто возьми меня с собой, когда будешь с визитом к своей невесте, вот и все.

– Конечно, – ответил тот, – я завтра же я буду у них. Коли мы с Джейн помолвлены, я у них всегда желанный гость. Можем выехать рано ли, поздно ли, как тебе угодно, – с задумчивым любопытством продолжая наблюдать за другом, отвечал Бингли.

– Что скажешь насчет партии в бильярд перед ужином? – предложил Дарси почти безотказное средство, если судить по кузену, для рассеяния. И отвлечь внимание от себя, впрочем, тоже.

– Конечно! – Бингли ехидно прикусил губу. – А может, и ставочку на успех сделаем?

Следующим утром Дарси и Бинги направлялись в Лонгборн при свежем попутном ветерке, так сказать. Листва мягко осыпалась с окаймлявших богатые поля деревьев, переливавшихся всеми оттенками осеннего убранства. Хотя, казалось, Бингли пересказал Дарси уже все, что произошло здесь за эти две недели его отсутствия, но нет, все же то и дело находилась оставшаяся в забвении минутка его счастья. Так что вся поездка прошла под аккомпанемент переполнявших его друга восторгов в ожидании грядущего супружества. Это вовсе не нагоняло на его приятеля тоску; напротив, Дарси внимательно улавливал малейшие подробности, могущие пролить свет на ситуацию с семьей в целом и с Элизабет в частности. Очевидно было, что все с нетерпением и радостью ожидают скорого их бракосочетания. Что же касается Элизабет, Бингли не уставал возносить ей хвалы за ее доброту и любовь к сестре, а главное, за ее неистощимость на уловки, то и дело дарующие счастливым влюбленным бесценные минуты наедине.

То, как их приняли в Лонгборне, полностью оправдывало восторженные краски в описании Бингли собственного счастья, хотя Дарси не мог не заметить нескольких недоуменных взглядов, брошенных в его сторону. В ужасе перед тем, чем мог окончиться для него этот день, Дарси едва осмелился поднять взгляд на Элизабет. Едва они спешились и раскланялись с хозяевами, Бингли с жаром поспешил предложить дамам прогуляться по окрестностям в такой чудный осенний день. Джейн, Элизабет и Китти охотно отправились за своими шляпками, а миссис Беннет, уверив Бингли, что окрестные тропинки самые дивные в округе, конечно, добавила потом, что сама она не любитель пеших прогулок вообще.

Таким образом, пока Бингли хлопотал вокруг будущих сестер, Дарси остался в стороне от суматохи, задумчиво любуясь последними цветами осеннего, местами уже вскопанного сада. Он вдыхал сырые, успокаивающие древесные ароматы, знакомые тона обильной почвы. И снова время, не спрашивая, неудержимо увлекало его от этих бесценных мгновений настоящего в будущее, его будущее, которого он и желал, и страшился. Он и хотел, жаждал появления Элизабет и в то же время надеялся, что ее удержит какой-нибудь случай, пусть хоть на несколько минут, чтобы он успел взять себя в руки.

Шум у входа привлек его внимание, и, обернувшись, он увидел Бингли, подающего руку Джейн, а следом за ней из тени дома на солнечный свет, в игру света и тени на ее зеленом платье и простом рыжевато-коричневом спенсере, шагнула Элизабет. Простой и безыскусный, казалось бы, наряд, ведь она оделась для прогулки. Но Дарси замер, в который раз бесконечно очарованный.

Бингли и Джейн под руку прошли вперед, Элизабет, улыбаясь, проводила их взглядом, и вот – ох, у него перехватило дыхание – она подняла глаза на него. Непонятно как, но вдруг он оказался рядом с ней, и они пошли по дорожке следом за Бингли и Джейн, а где там сзади младшая, никому, похоже, и дела не было. Похоже, что Дарси пребывал в полной прострации во время той краткой дискуссии, когда было решено прогуляться мимо Лукас Лодж, где Китти собиралась расстаться с ними и отправиться навестить Марию Лукас. Но зато сам результат устраивал его как нельзя лучше. Оставалось лишь отстать на допустимо приличную дистанцию от помолвленной пары; а после этого единственным оправданием для него, коли он останется в неведении относительно своей судьбы, будет только его собственная позорная трусость.

Они продвигались по дорожке вдоль поля, ведущей к небольшой рощице. Как-то незаметно Джейн и Бингли стали все больше и больше отставать от них, едва компания оказалась в окружении более уединенного пейзажа.

– Мистер Бингли выбрал очень удачный день для прогулки, – выговорила Элизабет, – хотя я не уверена, что он вообще сейчас замечает хоть что-либо вокруг.

– День и впрямь чудеснейший, – отозвался Дарси, и оглянулся, – но вы абсолютно правы касательно Бингли. А ваша сестра?

– Это тоже весьма вероятно.

Они шли молча под шорох опавших листьев, разлетающихся из-под их подошв. Спустя несколько мучительнейших минут Дарси сподобился спросить, не эта ли ее излюбленная дорожка, та, что сейчас у них под ногами.

– Только когда Шарлота дома, ведь отсюда – видите? – она указала на расступившиеся, чтобы пропустить тропинку, деревья, – Это тропа к Лукас Лодж. Думаю, я попаду туда даже с завязанными глазами.

Он кивнул, да, конечно, он заметил эту развилку, но тут Китти поспешила напомнить о себе.

– Так можно мне удалиться, Элизабет? – спросила она, старательно избегая глаз Дарси. Понятно, что она рада сбежать подальше от таких скучнейших попутчиков.

– Конечно, можешь идти, но до сумерек ты должна быть дома, и не вздумай просить у сэра Уильяма для себя экипаж, – с такими наставлениями отпустила она младшую сестрицу.

Китти, манерно закатив глазки к небу, не заставила долго себя уговаривать. Дарси мельком глянул через плечо и убедился, что Джейн и Бингли и вовсе пропали из виду. Так что теперь они остались действительно наедине. Он выждал, предоставляя Элизабет выбрать тропинку. Она, же стрельнув в него глазами, решила продолжить путь в том же направлении. Он поспешил следом. Вот теперь пора, сказал он себе.

Он догнал ее и пошел рядом, уже потянувшись было к ее руке, что бы остановить ее… но внезапно она сдержала шаг и взглянула на него обеспокоено.

– Мистер Дарси, простите мне мой эгоизм, – так начала она, – потакая которому, и своему удобству заодно, я скорее всего не очень уважила ваши чувства. – Изумленный Дарси замер на месте, озадаченно глядя на нее. – Простите, но я не могу не поблагодарить вас за беспримерную доброту вашу к моей бедной сестре. – Она выговорила все это, почти не поднимая на него глаз. – Но с той самой минуты, как я узнала об этом, я мечтаю о случае выразить вам всю свою благодарность за такую заботу. И, если бы моя семья не пребывала в неведении, я бы могла поблагодарить вас и от ее имени.

Так она знает! Он похолодел от мысли о том, что это решительно, а может и фатально, меняет все. Теперь ее отношение к нему в прошлый его приезд более, чем понятно.

– Я сожалею, – ответил он сдержанно, – мне крайне жаль, что вам вообще стало известно о том, что, представленное, может быть, в ложном несколько свете, могло немало смутить вас. – Вздохнув же, добавил, – я никак не ожидал, что миссис Гардинер не сдержит своего обещания.

– Не вините в этом тетушку, – взмолилась Элизабет, – это Лидия первой проговорилась о вашем участии в этом деле, и конечно, – призналась она, – я не успокоилась, пока не узнала все подробности. Позвольте же мне поблагодарить вас от всей семьи за ваше участие и за все усилия по обнаружению их.

Эти слова благодарности, да еще в столь лестных для него выражениях и оценках, убедили Дарси, что все его опасения были совершенно напрасны. Она вовсе не сердилась на него за непрошенное вмешательство, она была признательна ему. Но только благодарность теперь могла быть скорее помехой его надеждам. Он хотел союза по любви, не по признательности, мечтал о том, чтобы она искренне и свободно отдала ему свое сердце, и никак не меньше.

– Если это действительно так, благодарите меня лишь от своего имени, – твердо отвечал он. – Не стану отрицать, что желание сделать вас счастливой было существенным стимулом и ко всем прочим моим побуждениям. Но ваша семья мне ничем не обязана. При всем моем к ним уважении, думал я только о вас. – Он растерянно замолчал, сам не зная какой реакции ожидать, как понимать свои собственные слова. Однако Элизабет молчала.

Ее лицо совсем некстати почти скрывали поля шляпки, но ему довольно было и мелькнувшей пунцовой от смущения щечки девушки. Жаркий, мощный порыв чувств, охвативший его, удержать он был не в состоянии; он должен узнать все… здесь же… и сейчас.

– Вы слишком великодушны для того, чтобы бездумно играть моими чувствами, – с открытой душой заговорил он, – и если ваши чувства ко мне те же, что были в апреле, скажите сразу. Мои чувства и желания неизменны. Но лишь одного вашего слова довольно, чтобы я никогда больше не заговорил о них.

– Мистер Дарси, – едва выговорила она его имя, – Поверьте… мои чувства… – голос ее прерывался, но он уже поймал взгляд ее сияющих глаз и все понял. – Мои чувства так изменились с того злосчастного апреля, что я не могу и передать вам, насколько я счастлива, что ваши, напротив, не столь переменчивы.

– Элизабет, – прошептал он, опасаясь, что чудо, волшебство вокруг них сейчас рассеется, исчезнет словно сон. – Элизабет, – повторил он опять, как заклинание, взял ее руки в свои ладони, наслаждаясь сиянием ее чудных глаз, манящей прелестью ее улыбки. Он осторожно поднес к губам ее ручки, нежно целовал одну, потом другую, прижимал их к своему сердцу, наконец безоглядно открыв ей всю душу свою и глубокую, искренние любовь и надежду на будущее, на их полное взаимное счастье.

Они не знали, как и куда они шли, куда ступали, настолько переполнены были их сердца. Слишком многое надо было прочувствовать, высказать, слишком много счастья переполняло их сердца. Дарси рассказал ей о встрече с теткой, об их яростной, болезненной стычке, которая, тем не менее, дала ему первый лучик надежды. И как он старался измениться к лучшему, как надеялся в Пемберли убедить ее хоть немного в том, что ее критика его поведения не прошла даром. Элизабет поразилась, узнав, насколько близко к сердцу были приняты им те ее жестокие слова, которые нынче она даже постыдилась бы повторить. Он так ужасался своему письму, которым она, напротив, так дорожила, что она поспешила заверить его в том, что прошлое, если воспоминание о нем не приносит счастья и успокоения, не стоит хранить так близко к сердцу.

– Не могу сказать, что эта философия применима ко мне, – ответил он, покрывая поцелуями ее руки, – ибо ваше удовольствие от воспоминаний основано, скорее, на неведении, чем на необходимости философии. – Он прижал к себе ее руки. – Но я не могу того же сказать, увы, о себе. Мои воспоминания мучительны и болезненны, и поделом. – Он остановился перед ней и, нежно коснувшись ее щеки, признал. – Я был эгоистом всю свою жизнь в моих поступках, пусть и не умышленно. В детстве в меня были заложены понятия справедливости, но никто не требовал от меня умения подчинять им свою натуру. Верные принципы при гордыне и самодовольстве не помешали развиться себялюбию и властности характера, причем при полном безразличии ко всему, что находилось за пределами нашего семейного круга, презрении ко всему остальному миру, высокомерной уверенности, что все прочие на земле ничто по сравнению со мной.

Он с жаром вновь прижал к себе ее ручки, и, глядя в ее сияющие дивные глаза, с чувством и откровенностью продолжал.

– И таков я и был, с восьми до двадцати восьми, и таким мог и остаться навсегда, если бы не моя дорогая, чудесная Элизабет! Если бы я мог выразить, чем только я не обязан вам! Это был жестокий, но совершенно необходимый урок. Вы поставили меня на место. Я пришел к вам в совершенной уверенности в успехе. Вы легко показали мне, насколько недостоин я руки самой достойной из женщин.

Сколь многое, оказывается, можно обсудить всего за несколько пройденных миль. Элизабет поделилась своими переживаниями и опасениями в момент их встречи в Пемберли. Дарси заверил ее, что единственной его мыслью и побуждением было заслужить ее прощение. Он поведал ей, насколько рада была Джорджиана их знакомству и как огорчена была внезапным отъездом. Признался в том, что его сдержанность под конец их встречи в гостинице объясняется лишь тем, что в его голове уже стали зарождаться мысли и планы по спасению ее сестры. Она опять благодарила его; впрочем, слишком болезненной была тема, чтобы им хотелось сейчас это обсуждать.

– Однако где же могут быть Бингли и Джейн! – Она озабоченно взглянула на часы, потом оглянулась на тропу, по которой они только что пришли. – Нам пора возвращаться домой, а их не видать.

Они решили возвращаться назад, и Дарси положил ее ручку на свой согнутый локоть.

– Позвольте спросить, вы очень были удивлены, узнав об их помолвке?

– Нисколько. Когда я уезжал отсюда, я был уверен, что это вскоре должно случится.

– Иными словами, вы дали ему свое благословение. Я так и предполагала.

– Мое благословение! – Воскликнул Дарси, – нет, нет, это слишком уж самонадеянно с моей стороны, моя дорогая! Надеюсь, я все же чему-то да научился!

Она лишь улыбнулась. Он рассказал тогда, что перед отъездом в Лондон он признался Бингли во всех тех ошибках, совершенных им прошлой осенью. И, никогда не сомневаясь в его чувствах, убедился в ответных чувствах Джейн к нему. И в том, что прекрасно зная о пребывании ее сестры в Лондоне прошлой зимой, сделал все, чтобы утаить ее визит от Бингли. Конечно, тот был в гневе, но лишь до тех пор, пока Дарси не убедил друга в том, что он любим взаимно. И в эту же минуту он был искренне и безоговорочно прощен этим самым великодушным из друзей.

Они шли и не могли наговориться, потому что если он и терял в ее присутствии прежде дар речи, то теперь этому не бывать, ведь рядом с ним было самое милое, внимательное и признательное существо на свете. И в таком состоянии восторга и счастья они и не заметили, как оказались в Лонгборне, так что расстаться им пришлось уже перед самыми дверями гостиной.

* «Сон в летнюю ночь», У.Шекспир, Акт 1, сцена 1.

Лизандр: Увы! Я никогда еще не слышал,

И не читал – в истории, иль в сказке ль, –

Чтоб гладким был путь истинной любви.

Но – или разница в происхожденье…

“Midsummer Night’s Dream”, W.Shakespeare, Act 1 Scene 1.

LYSANDER

Ay me! for aught that I could ever read,

Could ever hear by tale or history,

The course of true love never did run smooth;

But, either it was different in blood,--