Животное есть организм

Грамматическое деление предметов природы. – Азбучное деление на три царства. – Научное деление на природу органическую и неоргани­ческую. – Общие свойства организмов. – Состав, разнородность частей и пр. – Явление по преимуществу органические. – Попытки найти различие между животными и растениями.

В грамматике всегда упоминают о том, что предметы бывают или одушевленные, или неодушевленные. Может показаться странным, почему грамматика в этом случае перестает говорить о словах и начинает говорить о самих предметах, и что ей за нужда делить предметы таким или иным образом? Оказывается, что деление, о котором мы сказали, отразилось на самих формах языка. Известно, что язык теснейшим образом связан с мышлением, что он в своих формах представляет как бы воплощение логики. Но здесь всего любопытнее то, что в нем отразилась не форма, а самое содержание мысли, то есть известный взгляд на вещи, некоторого рода философское убеждение.

Действительно, для простого, для обыкновенного взгляда, нет различия между предметами более существенного, более важного, как различие предметов одушевленных и неодушевленных. В самой грубой, но резкой форме, это различие выражается так, что мы представляем в одушевленных предметах особое существо, душу, которая как бы заключена в них, между тем как в неодушевленных ее нет.

Понятно поэтому, что различие столь резкое, столь глубоко полагаемое умом народа, могло выразиться и в его языке.

Между тем, и в этом случае встречается то же противоречие между научным взглядом и мнениями профанов, какое мы видели в прошлом письме. Примените на самом деле это деление, которое встре­чается в языке, к предметам природы, тогда животные, как существа одушевленные, должны бы составлять один отдел, а все другие существа, как неодушевленные, должны бы образовать другую группу, противоположную первой.

Но, конечно, все знают, что науки о природе не так делят предметы. Известно всем, например, старинное деление тел природы на три царства. Оно считалось очень долго чем-то несомненным, и в азбуках выставлялось наряду с делением года на 12 месяцев и с перечислением семи дней недели. Это деление совершенно отступает от грамматического деления, и оно действительно составляет шаг к нынешнему научному взгляду. Линней, великий мастер на резкие формы, выразил деление на три царства в такой же, так сказать арифметической форме, в какой мы выражаем отличие животных от других предметов (именно полагаем, что животное есть как бы сумма души и тела). Линней говорил: «Камни растут, растения растут и живут, животные растут, живут и чувствуют».

Таким образом, у растений есть свойство, которого нет у камней, а у животных к свойствам растений прибавляется еще новая способность, которой нет у

растений. Такая формула, державшаяся очень долго, оказалась однако же со временем негодною. В этом состоит один из самых важных успехов в познании природы, и к этому привел целый ряд открытий. Оказалось, в самом деле, что животные и растения несравненно более близки между собою, чем полагали. Чем точнее исследовали их, тем больше и больше обнаруживалось их сродство, и наконец вместо прежнего деления установилось новое, именно, все тела природы стали делить на органические (жи­вотные и растения) и неорганические (минералы). Это деление еще более уклоняется от грамматического, от того деления, которое народ выразил в своем языке. В самом деле, животные здесь уже не только не имеют, как особое царство, одинакового отношения к растениям и к минералам, – они сливаются с одним из этих отделов и образуют одно целое с растениями. Они, во-первых, прежде всего, – существа органические.

Вы видите, что противоречие явное, разительное. Кто же прав, кто виноват? Наука ли или обыкновенный смысл, смысл народа, смысл профанов?

Заранее скажу вам ответ, который очень похож на решение прошлого письма. Животные действительно суть тела органические; но есть признаки, по которым они, если не в равной, то в подобной степени выше растений и минералов, в какой человек выше всех других тел природы. С этими признаками случилось тоже, что с признаками человека: различие между животными и растениями искали не там, где следует, и потому – ничего не нашли.

Итак, в чем же дело? Что утверждают естественные науки? По каким признакам животные и

вместе с ними человек, соединяются в один отдел с растениями?

По признакам материальным, вещественным. Как бы мы ни рассматривали животных и растения с этой стороны, со стороны их вещественности, мы не найдем особенного различия. Не так давно еще один из наших известных натуралистов говорил на публичной лекции, в виде примера, что между сосною и лошадью нет существенного различия. В чем же состоит их сходство? Постараемся изложить его сколько возможно яснее.

Возьмем сперва анатомию, и даже сначала химический состав. В отношении к химическому составу оказывается, что как растения, так и животные, как сосна, так и лошадь, в главных своих составных частях сходны. Они состоят по преимуществу из кисло­рода, водорода, углерода и азота. Чтобы вы могли видеть, какое важное сродство показывает этот одинаковый составь, нужно заметить, что состав неорганических тел несравненно разнообразнее; в них встречается около шестидесяти* простых веществ, которые химия, в нынешнем своем состоянии, считает такими же эле­ментами, как кислород, водород, углерод и азот. Сочетание этих, а не каких других элементов, в органических телах, имеет глубокое значение, оди­наковое для растений и животных. В самом деле, из этих же начал состоит земная атмосфера, слой газов, облекающих земной шар. Много газов из­вестно химии, можно даже полагать с большой вероятностью, что было время, когда все вещество земли,

_____________

* Теперь их насчитывают до восьмидесяти. См. Менделеев «Основы химии», стр. 8.

вся ее масса находилась в состоянии газа, состояла из одних только газообразных тел. Поэтому, весьма замечательно, что при конце развития земного шара, когда выделились твердые и жидкие части, оставшаяся газообразная оболочка получила именно этот опреде­ленный состав. Она состоит из кислорода и азота, из паров воды, которая сама слагается из водорода и кислорода и из углекислоты, то есть из соединения углерода и кислорода. Этот состав атмосферы вполне отразился в органических существах. Весьма спра­ведливо выражение знаменитого химика Дюма: «в отношении, – говорит он, – к настоящим органическим составным частям животных и растений, должно ска­зать, что эти существа произведены воздухом, что они суть ни что иное, как сгущенный воздух»*.

Вы видите, следовательно, что в химическом от­ношении растения и животные существенно сходны между собою и существенно отличаются от остальной, мине­ральной массы земного шара.

Пойдем теперь далее. В отношении к устройству, к форме и к расположению частей, животные и растения представляют величайшее сходство. На первый взгляд сосна и лошадь не представляют, кажется, ничего общего, но заметим, во-первых, что и то и другое тело состоит из разнородных частей. Сходство важное. Возьмите для примера кусок золота, самородок, найденный в песке; в нем все части одинаковы, все – золото; вот всегдашнее свойство минералов. Между тем в сосне вы находите – кору, дерево, иглы, шишки и проч.; в лошади можно различить кожу, кости,

_____________

* Essai de Statigue Chimigue des etres organises.

голову, ноги и пр. Каждая из этих частей сама может состоять из многих других, и такие-то части, все равно сложные или простые, лишь бы они отлича­лись одна от другой, называются органами.

Но этого мало. Разнородность частей – признак слишком общий и отвлеченный; трудные и многочисленные исследования показали, что есть сходство не­сравненно более значительное и существенное. В 1839 г. в Берлине вышло маленькое сочинение Шванна под заглавием: «Микроскопические исследования о сходстве строения и роста растений и животных». В этом сочинении излагается одно из величайших открытий нашего века; вот в чем оно состоит. Все животные и все растения состоят из однородных мелких органов. Эти органы, обыкновенно микроскопические (одна и две сотых миллиметра в диаметре средним числом) на­зываются клеточками. Они состоят из пузырька, наполненного жидкостью и заключающего сверх того маленький шарик – ядро *. Впрочем, главное не в этом, а в том, что животные и растения состоят или из таких клеточек, или же из органов, в которые превра­щаются такие клеточки; превращение же их бывают многоразличными. Чаще всего они удлиняются и стано­вятся волокнами; нередко целый ряд, расположенный в одну линию, сливается и проч. До всего этого нам пока нет дела; главное в том, что все организмы, как животные, так и растения, имеют в основании одинаковые мелкие органы. Большое животное, большое растение – в нем много клеточек; малое – в нем меньше клеточек; наконец есть животные и

_____________

* Это учение о существенном составе клеточки не удержалось до настоящего времени. Но это не изменило сущности излагаемой теории.

растения, состоящие из одной клеточки. Точно также, если животное или растение, лошадь или сосна – растут, это значит, что число клеточек в них увеличивается; чем меньше они, тем меньше в них клеточек, а начинаются они с того, что то и другое состоит только из одной клеточки.

Вот открытие, которое если не вполне совершил, то довершил Шванн.Оно имеет величайшее значение. Найдена общая форма для строение всех организмов, найдены органические атомы, одинаковые во всем животном и растительном царстве. И вы видите, что, вместе с тем, найдено величайшее сходство между животными и растениями.

Весьма замечательно также то, что вначале ученые думали найти значительное различие между клеточками животных и клеточками растений, но чем дальше идут исследования, тем больше и больше исчезает это различие.

Все это относится, разумеется, только к элемен­тарному, к микроскопическому строению, что же ка­сается до наружных форм целого организма или до форм его больших, сложных органов, то на первый взгляд кажется, что нельзя найти никакого сходства между формами животных и растений. И, однако же, при более точном исследовании оказывается, что в тех и других организмах господствуют одинаковые формы.

В самом деле, длинная, округлая форма, свой­ственная стволу дерева и его ветвям, беспрестанно повторяется у животных, например, в ногах, волосах, рогах, щупальцах и проч. Есть целые животные, совершенно похожие на грибы. Есть множество животных

подобных цветкам и даже считавшихся прежде цветками; это те животные, которые строят кораллы и которых до сих пор по-прежнему называют животно-растениями.

Обыкновенно, впрочем, животные представляют другого рода форму, так называемую симметрическую; обыкновенно у них можно различить правую и левую сторону, и стороны эти, совершенно сходные между собою, представляют обращенное повторение одна другой. Но и эти формы очень обыкновенны у растений; каждый лист имеет две равные половинки; есть много цветков, не похожих на звездочку и представляющих боковую симметрию, например, цветы фиалки, цветы гороха, акации и проч. Цветы гороха по своей форме слегка напоминают бабочку или мотылька, и потому ботаники все растения, имеющие подобные цветы, называют мотыль­ковыми. Точно так, есть цветы с одинаковою правою и левою половинкою, грубо напоминающие фигуру лица; их называют личинковыми.

Много других примеров можно бы привести для доказательства сходства форм растений и животных. Помните ли в саду Плюшкина молодую ветвь клена, протянувшую сбоку свои лапы-листы? Эти листы дей­ствительно похожи на лапы, и именно на лапы плавающих птиц, например, гусей *.

Итак, как во внутреннем устройстве, так и в наружных формах животных и растений есть не­сомненное сходство; оно выкажется еще резче, если заметим, что неорганическим телам, минералам,

_______________

* Подробное рассмотрение этого сходства см. в моей книжке «О методе естественных наук», стр. 33 и след.

свойственны формы совершенно другого рода. В наибольшем своем развитии минералы бывают ограни­чены плоскими поверхностями, они представляют так называемые кристаллы. В отношении к внутреннему строению, кристаллы, собственно говоря, однородны, т.е. не имеют никакого строения, подобно, например, стеклу или воде, где не видно никакого расчленения, никакого разделения на части.

Как ни велико сходство растений и животных в химическом составе и в строении, но сходство в переменах, совершающихся в тех и других, еще важнее и разительнее. И животные и растения суть, во-первых, существа беспрерывно изменяющиеся. Вещество, из которого они состоят, находится как бы в постоянном брожении, беспрестанно разрушается и возоб­новляется. Из окружающих их предметов они поглощают известные вещества и постоянно также выбрасывают из себя различные вещества. Так жи­вотные принимают в себя пищу ртом, растения листьями и корнями, и проч. Одним словом, весьма справедливо каждый организм сравнивают с круго­воротом, в котором вещество беспрерывно сменяется, а форма остается неизменною. Можно сравнить также организм с водопадом или еще лучше с фонтаном, в котором выбрасываемая вода получает какую-нибудь, иногда очень затейливую, форму. Частицы воды быстро сменяются одни другими, каждое мгновение они другие, а между тем общая форма сохраняется та же, и тот же блеск для глаз, тот же шум для ушей.

Но этим круговоротам или водопадам, представляемым нам организмами, принадлежит еще целый ряд особенных явлений, которые можно назвать по-

преимуществу органическими. Эти явления образуют собою целый замкнутый круг.

Каждое животное и растение, во-первых, рождается, то есть сперва составляет часть другого организма, а потом отделяется от него, делается самостоятельным.

Потом, оно развивается, то есть не только увели­чивается в размерах, но и проходит целый ряд превращений и перемен, тот же самый ряд, какой свойствен материнскому организму.

На известной степени развития, каждый организм становится способным к размножению, то есть начинает отделять от себя части, как самостоятельные организмы, ему подобные.

Наконец, каждый организм, совершив свое развитие и размножение, уступает место новому поколению; он непременно умирает.

Вы видите, что здесь крупными чертами изображено то, что мы привыкли называть жизнью, в самом общем смысле этого слова. Я опустил только различие полов – мужского и женского – хотя это различие можно также считать почти общей принадлежностью организмов.

Вот признаки величайшей важности, связывающие в одно целое животных и растения. Представьте, например, что после долгой и многодеятельной жизни (после долгого развития) умирает человек, или – что рождается и растет дитя, на которого отец и мать, по обыкновению, возлагают восторженные надежды, и вспомните, что при этом исполняется тот же закон, которому подчиняется каждая травка, каждое ничтожное насекомое. Вы увидите тогда, какое глубокое значение имеют те общие черты жизни, которые указаны выше.

И человек, как всякое животное и растение, прежде всего, есть существо органическое; главный закон его жизни тот же, как и для всех организмов, но по­смотрите, какого высокого смысла достиг в нем этот закон! Нет скорби глубже скорби о потере любимого человека, и нет радости выше радости ма­тери, видящей прекрасные свойства сына. Но эта скорбь и эта радость человеческой жизни составляют только высочайшее выражение той общей жизни, которой живут все растения и животные, вся органическая при­рода. И в природе всюду господствует безжалостная смерть и всюду цветет новая, свежая жизнь.

Мы подробнее поговорим об этом в другом письме, а теперь я хотел только слегка указать на особенную важность известных явлений, совершающихся в организмах, потому что в этих самых явлениях обнаруживается сходство между растениями и животными и, следовательно, оно тем важнее, чем важнее эти явление.

После этого коротенького обзора, мне кажется, для всякого совершенно ясно, что в признаках, которые мы рассмотрели, нельзя искать какого-нибудь важного различия между животными и растениями. Ясно, что, хотя бы и было различие, оно всегда будет менее зна­чительно, чем сходство в этих же самых признаках.

Но так как натуралисты имеют предметом исследования видимую, вещественную сторону природы, то они именно здесь и стали искать различия. Поэтому, нисколько не удивительно, что попытки их были весьма неудачны и привели их к странному недоумению. «С первого взгляда, – говорит Гувен, – кажется легко отличить животное от растения, и даже самый

несведующий человек думает, что он ясно видит различие. Но именно незнание и составляет причину, по которой это различие кажется таким резким» *.

И в самом деле, точное и многообъемлющее исследование показало, что ни по одному из признаков, на которые мы указали, нельзя провести резкой границы между животными и растениями. Тот же самый Гувен, например, не мог остановиться ни на каком другом отличии животных, кроме того, что у всех у них есть рот и желудок, чего у растений не бывает.

Это оказалось несправедливым; есть маленькие микроскопические существа, которых по всей вероятности должно считать животными, и у которых однако же нет рта. Но положим даже, что признак Гувена верен, что действительно у всех животных есть рот, а у растений его нет. Разве есть что-нибудь важное, су­щественное в этом отличии? Это будет просто не­которое различие в форме, в строении, а мы видели, как тесно вообще в этом отношении растения примыкают к животным. Несмотря на то, что лошадь имеет рот и желудок, а у сосны их нет, эти два существа в анатомическом отношении, по свойственной им организации, чрезвычайно сходны между собою и чрезвычайно отличаются от какого-нибудь кристалла.

Еще менее важны и более шатки другие отличия. В новейшее время особенно сильно настаивал на различие животных и растений ботаник Шлейден. Он считал даже совершенно нелепым выводить какое бы то ни было заключение о растениях на основании аналогии с животными, и обратно. Слишком долго бы

______________

* Handbuch der Zoologie. J. Von der Hoeven. 1 Bd., стр. 4.

было разбирать здесь его мнение по этому предмету. Замечу только, что еще недавно отвергнут один из признаков, в котором он находил противоположность между растениями и животными. Известно, что Линней принимал полы у растений. Некоторые части цветка он считал женскими, другие мужскими. Шлейден восстал против такого сравнения, которое действительно не было подтверждено вполне. Но после долгой борьбы, в которой Шлейден завоевал свою известность, кончилось все же тем, что его мнение, приобретшее сперва решительный перевес, рушилось, наконец, перед недавними наблюдениями. Оказалось, что у растений действительно существует таинственное разделение полов.

Вы выдели, что предмет, которого я коснулся, весьма обширен. Я мог бы при этом случае заняться подробным рассмотрением общих явлений органической жизни и должен бы был также указать те различные направление, которые она принимает в животных и в растениях, и оценить важность признаков, более или менее отличающих оба органические царства. Но это повело бы нас слишком далеко, а между тем того, что сказано, мне кажется достаточно, чтобы определить положение вопроса.

Вопрос именно в том, – где искать существенных признаков животных? Что эти признаки есть, мы заранее уверены; недаром мы называем живот­ных одушевленными существами. И что этих при­знаков нет ни в организации, ни в ее вещественных явлениях, это доказали естественные науки.

Действительно, существенные признаки животных – не вещественные, не органические. Уже Линней, как

мы видели, отличал животных тем, что они чувствуют, а в последних изданиях своей «Системы природы» прибавил: «и произвольно движутся». И в самом деле, эти два признака как нельзя лучше выражают то, что мы называем одушевленностью. Жи­вотное, как и всякое другое тело, подвергается влиянию окружающих его предметов и явлений; но оно не просто претерпевает эти перемены, – оно при этом чувствует. Как и всякое другое тело, животное противодействует влиянию, которое на него оказывается, но оно противодействует не просто, а произвольно.

Итак, в каждом из признаков Линнея мы должны различать две стороны, два явления, одно чи­сто вещественное и другое невещественное. Подвер­гаться внешним влияниям свойственно всем телам, – чувствовать могут только животные. Точно также, все тела обнаруживают противодействие, – и только жи­вотные действуют произвольно. Чувство же и произвол суть явления невещественные; видеть их или как-нибудь наблюдать невозможно. Мы знаем их только потому, что мы сами животные, сами чувствуем и произвольно действуем.

Все это можно пояснить многими соображениями. Понятно, например, что натуралисты должны были обратить все внимание на вещественную сторону явлений и искать в ней признаков чувства и произвола. Но, разумеется, попытки их были безуспешны. Так, некоторые думали, что способность чувствовать всегда сопровождается присутствием нервов, и доказывали нечувствительность растений тем, что у них нет нервов. Едва ли кто, однако же, найдет основательным такое доказательство, во-первых, нет никакой

причины полагать, что свойства растительных тканей и способность чувствовать несовместимы, а во-вторых, так как чувство есть что-то внутреннее, невидимое, то почему я знаю, что дереву не больно, когда его срубают?

Гораздо легче, по-видимому, открыть в деятельности какого-нибудь существа произвол, но и здесь внешние признаки ничего не показывают. Животное кричит, двигается в разные стороны, но и все тела способны издавать звуки, все способны двигаться.

Для ясности, возьмем частный пример. Есть весьма распространенное растение одуванчик. Оно приносить большие желтые цветы, состоящие из множества листочков и поддерживаемые пустым внутри стебельком, из которого при разрыве выходит белый сок. Никто не ценит этих простых цветов, а между тем ими можно полюбоваться. Когда солнце садится, и наступают сумерки, они закрываются, все листочки их поднимаются кверху и плотно прилегают друг к другу. Но взгляните на них утром, когда солнце уже осушает росу, они развернулись, все оборотились к солнцу и блистают свежестью и всей живостью своих красок.

Вот вам движения, которые, как они ни просты, вполне напоминают движения животного. Разве в жизни животных, даже высших, не замечается точно такой же периодичности и правильности? Восходить солнце – птицы начинают петь; наступает жар – и они перестают летать; приходить ночь – и глаза, целый день жадно принимавшие впечатление света, закрываются, как эти желтые цветы. Почему же мы знаем, что когда цветок закрывается, в нем нет желания

закрыться? Что утром, когда он раскрывается, он не чувствует солнечного света? Если судить только по движениям, то отвергать в нем желание и чувство нет никакого основания.

И вообще, движение само по себе ничего не показывает; по данному движению никакой математик не определит, сопровождалось ли оно желанием или нет, точно также по данному звуку ни один физик не решит, сопровождался ли он болью, или удовольствием или же произошел от неодушевленного предмета.

Поэтому и в животных о чувстве и желании, как и в людях об их духовной деятельности, мы заключаем только по аналогии, по сравнению с собою, и никакие исследования никогда не могут привести к непосредственному наблюдению душевных явлений.

Как лучшее доказательство этих положений, мне кажется, можно привести то, что были люди, да притом и чрезвычайно умные, которые не признавали у животных ни чувства, ни произвола, а считали их просто машинами. Так думал, например, великий философ Декарт *. Но для нас еще любопытнее то, что так же думает в настоящее время знаменитый натуралист Шлейден. Он полагает, что все движение животных совершаются без всякого ощущения и произвола, подобно тому, например, как у человека бьется сердце или желудок перетирает пищу. А вместо доказательства он спрашивает: почему же этого не может быть?

Нельзя не видеть, что, при всех своих занятиях естественными науками, Шлейден большой идеалист

____________

* А. Хомяков в своей статье «О современных явлениях в области философии» также выражает мнение, что животные лишены ощущения (Собр. соч. Хомякова, изд. 2-е, т. I, стр. 3.). Он находит в этом ясное отличие жизни животных от жизни человека.

и обращается с явлениями слишком своевольно. Странно не верить тому, что собака визжит от удовольствия и лает от злости, конечно, эту злость и это удовольствие нельзя ни видеть в микроскоп, ни получить, в виде особого вещества, посредством химического разложение мозга, но из того, что это суть явления невещественные, невидимые, следует ли, что их можно отрицать?

Истинный дух естествознания состоит в некотором благоговении перед явлениями природы, которое не допускает их произвольного искажения. Природа есть предмет исследования человека, но она вместе и лучший руководитель его умозрений. Убеждение, что смысл ее явлений однороден с сущностью чело­веческой мысли, есть лучшее предохранение от мно­жества заблуждений. Одни слишком увлекаются умозрениями и не хотят видеть даже того, что прямо бросается в глаза; другие боятся умозрений, как будто умозрения имеют силу сорвать их с земного шара и унести куда-нибудь за облака. А между тем, истина одна и не боится ни фактов, ни умозрений.

ПИСЬМО III

Date: 2015-07-25; view: 284; Нарушение авторских прав