Кассета 6. Сторона б

* * *

Не отворачивайтесь от меня. Дослушайте оставшиеся две истории.

Наверное, я не имею права просить вас об этом, потому что я сама не смогла этого сделать. Я отвернулась от себя!

И на самом деле весь мой рассказ как раз о том, как я себя отвергла. Неважно, что и о ком я говорила раньше, в конце концов, я сама во всем виновата.

Ее голос кажется спокойным, похоже, она довольна.

До этой вечеринки я так часто думала о том, чтобы все бросить.

Не знаю, может, некоторые люди больше, чем другие, предрасположены к подобным мыслям? Кто знает… Но когда у меня случались неприятности, я все время пасовала, я мечтала, чтобы все это закончилось… раз и навсегда. Я должна наконец произнести это слово вслух… я всерьез задумывалась… о… самоубийстве.

Злость, упрек – все это куда‑то исчезло. Она уже все для себя решила.

После всего, о чем я говорила в этих записях, после всего, что произошло, я думала о самоубийстве. Обычно это была просто случайная идея – вот бы взять и умереть.

Я много раз об этом думал, но не мог произнести вслух.

Но иногда дело этим не ограничивалось, и я представляла, как бы я это сделала. Я ложилась на кровать и думала, что мне для этого нужно.

Ружье?

Нет. У нас его никогда не было, и я не знала, где его раздобыть.

А может, повеситься?

Как и где я смогу это сделать? И даже если я придумаю, как и где, не могу себе представить, как кто‑нибудь найдет меня в таком виде – болтающейся в нескольких сантиметрах от пола. Ну, не могу же я так поступить с родителями.

Так как же они тебя нашли? Столько слухов ходит.

Это стало своего рода болезненной, жестокой игрой – представлять разные способы самоубийства. Оказалось, что даже к этому делу можно подойти творчески.

Ты наглоталась таблеток – это то, что мы знаем. Также говорят, что ты потеряла сознание и утонула в ванной.

В итоге я остановилась на двух вариантах.

Если я хочу, чтобы все решили, что это несчастный случай, тогда мне нужно инсценировать аварию – вылететь с дороги, причем в каком‑нибудь таком месте – я уже присмотрела несколько подходящих, – где у меня точно не будет шанса спастись.

Другие говорят, что ты начала набирать воду в ванну, но уснула в кровати. Твои родители пришли домой, увидели, что ванна перелилась через край, и стали звать тебя. Но им никто не ответил.

Затем появилась идея с кассетами.

Тогда возник вопрос: могу ли я вам доверять? Не пойдете ли вы к моим родителям?

Тишина.

Не знаю. Не уверена.

Она думает, мы можем проболтаться. Просто подойдем к кому‑нибудь и скажем:

– Хочешь, расскажу тебе страшный секрет?

Я выбрала наименее болезненный способ из всех возможных. Таблетки.

У меня скрутило живот, вот‑вот стошнит. И тогда из меня выйдет все – еда… мысли… эмоции…

Но какие таблетки? И сколько их нужно? Не знаю. И у меня нет времени это выяснить, потому что я собираюсь сделать это… завтра.

Ух ты.

Сижу на обочине около темного тихого перекрестка.

Завтра меня здесь уже не будет…

Непонятно, живет ли кто‑нибудь в окружающих меня домах. Лишь в нескольких окнах виднеется голубоватый свет телевизоров. В трети из них на крыльце горит свет, а в остальных газон не стрижен и не видно припаркованных на подъездных аллеях машин.

Завтра я встану, оденусь и пойду на почту. Там я отправлю комплект кассет Джастину Фоли, тем самым отрезав себе путь к отступлению. Из‑за этого я опоздаю на первый урок. Это будет наш последний день вместе. Единственная разница между нами будет в том, что я буду об этом знать, а вы – нет.

Видел ли я ее в школе в тот день? Очень хочется вспомнить, как это было.

Вы будете вести себя как обычно. Помните, что последнее сказали мне?

Нет.

Последнее, что сделали?

Улыбнулся. Я в этом уверен!

После той вечеринки я все время тебе улыбался, но ты ходила, уткнувшись в пол, не поднимая глаз. Теперь я знаю почему. Ты уже приняла решение.

А что я вам сказала? Поверьте, я тщательно взвешивала каждое свое слово.

Вроде ничего особенного.

Сначала ты велела мне уйти, а после начала игнорировать.

А теперь я расскажу вам о моих последних в этой жизни выходных, наступивших после того несчастного случая, о последней вечеринке, которую я пропустила.

Я все так же была под домашним арестом, но не это стало причиной. Если бы я хотела туда попасть, то устроить это было бы гораздо легче, чем в прошлый раз.

В те выходные я присматривала за домом папиного друга. Он уехал из города, а я должна была кормить его собаку и следить, чтобы все было в порядке, что было особенно актуально из‑за того, что в одном из соседних домов намечалась чумовая вечеринка с музыкой и кучей выпивших подростков.

Даже если бы я знал, что ты там будешь, я бы все равно остался дома. Я не думал, что твое отношение ко мне изменится, очень уж явно ты дала мне понять, что не хочешь больше общаться. А проверять, прав я или нет, мне совершенно не хотелось.

Говорят, что если однажды переберешь с текилой, то после тебя начинает тошнить от одного ее запаха. То же произошло и со мной, только в отношении тусовок. Стоило мне услышать доносившуюся издалека музыку, как у меня сжимался желудок. Одной недели оказалось слишком мало, чтобы забыть о прошлой вечеринке.

Собака начала сходить с ума: она лаяла каждый раз, когда кто‑то проходил мимо. Я хотела накричать на нее, чтобы она заткнулась, но слишком боялась, что меня кто‑нибудь услышит. Наконец я заперла собаку в гараже, где она могла лаять сколько ей заблагорассудится.

Ну‑ка, мне кажется, я вспомнил, когда видел тебя в последний раз.

Музыка была настолько громкой, что не слышать ее было просто невозможно, но я старалась – закрыла в доме все окна, занавесила шторы, опустила жалюзи.

Я вспомнил последние слова, которыми мы обменялись.

Затем я заперлась в спальне и включила телевизор, но и это не помогло – даже если я не слышала саму музыку, то ощущала вибрацию басов. Тогда я зажмурилась и унеслась прочь из этой комнаты. Я снова оказалась в том чулане, я раскачивалась взад и вперед и плакала, и никто не мог меня услышать.

Я заметил, что ты не пришла на английский, который вел мистер Портер. Когда прозвенел звонок с урока, я вышел в коридор и встретил тебя.

Наконец вечеринка закончилась. И только после того как все прошли мимо окон и собака успокоилась, я обошла дом и распахнула шторы.

Мы чуть не столкнулись – я замешкался, а ты, как обычно, смотрела в пол, словно что‑то потеряла. Мы одновременно извинились.

После того как я столько времени провела взаперти, мне был необходим свежий воздух.

Затем ты подняла голову и увидела меня. В твоих глазах появилось…

Что это было? Печаль? Боль?

Ты обошла меня и убрала волосы с лица. Я еще обратил внимание, что твои ногти были накрашены синим лаком. Тем же самым, каким ты рисовала цифры на кассетах.

Я так и остался стоять посреди коридора, наблюдая, как ты уходишь. Мне было наплевать, что всем приходится меня обходить. Я все смотрел и смотрел, как ты исчезаешь вдали. Как оказалось, навсегда.

И снова Г‑4 – дом Кортни Кримсен, друзья, место, где проходила вечеринка.

Нет, в этой записи речь пойдет не о Кортни, как вы могли бы подумать. Она, конечно, сыграла не последнюю роль, но она понятия не имеет, о чем я собираюсь рассказать. Кортни ушла прямо перед тем, как начали разворачиваться основные события.

Я развернулся и пошел в противоположном от дома Кортни направлении.

Я просто хотела прогуляться. Вдруг я бы встретила кого‑нибудь, безуспешно сражающегося с замком машины, тогда я могла бы подбросить его домой.

Вместо дома Кортни я направляюсь к месту первого поцелуя Ханны – в парк Эйзенхауэра.

На улицах не было ни души, вероятно, все уже разъехались. А затем кто‑то окликнул меня. Над деревянным забором рядом с ее домом показалась голова. Кто, вы думаете, это был?

Брайс Уокер.

Боже, только не он.

– Куда идешь? – спросил Брайс.

Сколько раз я видел, как он обходится с девушками, словно с куском мяса, и нисколько этого не стесняется.

Я вся сжалась, намереваясь просто пройти мимо, главное – не останавливаться. Но я обернулась.

По другую сторону забора, где он стоял, поднимался пар.

– Заходи, присоединяйся, – предложил он. – Мы протрезвляемся.

И чья голова появилась рядом с ним?

Мисс Кортни Кримсен.

Какое стечение обстоятельств. Она использовала меня как водителя, чтобы добраться на вечеринку, а сейчас я могу испортить ей веселье. Она бросила меня в одиночестве, а теперь я могу отыграться, потому что она не сможет спрятаться в своем доме.

Но ты ведь приняла приглашение Брайса не для того, чтобы насолить Кортни. Ты знала, что совершаешь ужасную ошибку.

Но кто я такая, чтобы держать на нее зло?

Ты хотела, чтобы все стало еще хуже, чтобы жизнь тебе опостылела, чтобы в мире не осталось ничего хорошего и светлого. И ты знала, что Брайс может тебе в этом помочь.

Он сказал, что они просто расслаблялись. Затем ты, Кортни, предложила подвезти меня домой, когда все закончится, не зная, что мой дом в паре шагов. Ты казалась настолько искренней, что я даже удивилась и почувствовала себя немного виноватой.

Я хотела простить тебя, Кортни, и сейчас я хочу, чтобы ты знала, что я не держу на тебя зла. На самом деле я прощаю вас всех. Но вам все равно придется дослушать записи до конца.

Я прошла по мокрой траве и открыла засов на калитке. За забором я увидела источник пара – джакузи. Вы сползли вниз, оставив головы лежать на бортике. Глаза закрыты, а легкая улыбка на лицах говорила, что вы не против, если я к вам присоединюсь. Кортни, не открывая глаза, повернулась ко мне.

– На нас нижнее белье, – сказала она.

Я подождала несколько минут.

Стоит ли?

Нет… но я все равно сделала это.

Ты знала, во что ввязываешься, Ханна.

Я сняла кофточку, туфли, брюки и поднялась по деревянным ступенькам. Что после? Я залезла в воду. Это было так приятно, так расслабляюще.

Я набрала в руки воду и умылась, затем намочила голову. Я заставила себя закрыть глаза, сползла немножко вниз и облокотилась о бортик.

Но со спокойствием пришла и тревога. Зачем я это делаю? Я не доверяю ни Кортни, ни Брайсу. И какими бы ни были их намерения, я знаю эту парочку достаточно хорошо, чтобы ожидать от них худшего. И как оказалось, я была права… но было уже поздно.

Я открыла глаза и посмотрела на ночное небо. Сквозь пар весь мир казался таинственным и загадочным.

Продолжаю идти, опустив голову и стараясь не смотреть по сторонам.

Очень скоро вода перегрелась, и мне стало некомфортно.

Я не хочу видеть улицы, по которым мы с Ханной, независимо друг от друга, ходили в ночь после вечеринки.

Но когда я приподнялась и встала, чтобы немного остыть, то поняла, что моя грудь просвечивается через мокрый лифчик.

Поэтому я быстро соскользнула вниз в воду. Брайс тоже медленно сползал все ниже и ниже… И вот уже его плечо оказалось рядом с моим.

Кортни открыла глаза, чтобы посмотреть, что мы там делаем, и снова закрыла их.

Неожиданно я ударяюсь рукой о ржавый забор в виде цепочки. Придерживаясь за него, я закрываю глаза и иду вперед.

Голос Брайса был нежным, у него явно было романтическое настроение.

– Ханна Бейкер, – сказал он.

Все знают, что ты из себя представляешь, Брайс. Поэтому я должна уточнить, что не сделала ничего, чтобы остановить тебя. Ты спросил, было ли мне весело на вечеринке. Кортни зашептала, что меня там не было, но тебе, похоже, было все равно. Вместо этого ты начал ласкать мое бедро.

Открываю глаза и ударяю по ограде – на этот раз намеренно.

Я стиснула зубы, и ты убрал руку.

– По мне, так она слишком рано закончилась, – сказал ты.

И твои пальцы тут же вернулись назад.

Я придерживаюсь за металлическую цепь и иду дальше.

Вот уже вся твоя ладонь у меня на бедре. А когда я тебя не остановила, ты проскользнул рукой к моему животу. Ты гладил меня, поднимаясь большим пальцем к лифчику, а мизинцем опускаясь к трусикам.

Я повернула голову набок, лишь бы не видеть тебя. Уверена, на моем лице не было и подобия улыбки.

– Приятно, – сказал ты.

Я почувствовала какое‑то движение в воде и на мгновение приоткрыла глаза: Кортни уходила.

Ты хотела, чтобы тебя еще больше ненавидели? Теперь Кортни?

– Помнишь, как ты только перешла в старшую школу? – спросил ты.

Твои пальцы уже пробрались мне под лифчик, но ты не лапал меня, лишь аккуратно скользил по груди, видимо проверяя, как далеко я позволю тебе зайти.

– Разве не ты была в том списке? – сказал ты. – Лучшая задница среди первокурсников.

Брайс, ты должен был видеть, как крепко я сжала челюсти, как я плакала.

Или это тебя заводило?

Брайса‑то? А ты как думала.

– Точно. – Ты сам ответил на свой вопрос.

А затем я просто позволила ему пойти дальше. Мои плечи обмякли, я раздвинула ноги. Я точно знала, что делаю.

Я и прежде становилась жертвой репутации, которую вы за меня создали. Парни хотели со мной встречаться только из‑за того, что слышали обо мне, но я всегда говорила им «нет». Всегда! До этого случая с Брайсом.

Так что поздравляю, Брайс! Ты тот самый, единственный!

Я наконец смирилась со своей репутацией – и она стала частью меня. Но не спешите с выводами, позвольте мне кое‑что объяснить. Я ведь никогда тебе не нравилась, Брайс. На самом деле ты чувствовал ко мне отвращение, но нужно же было удостовериться в правдивости окружавших меня слухов.

Я надеру тебе задницу! Клянусь!

Ты трогал меня, думая, что используешь меня для удовлетворения своих низменных инстинктов… но это я тебя использовала. Ты был нужен мне, чтобы я смогла окончательно от себя отречься.

Давайте я вам все проясню. Я не сказала ему «нет», не оттолкнула его. Я только отвернулась, сжала зубы и старалась не расплакаться. Он все это видел. Он даже велел мне расслабиться.

– Просто расслабься, – сказал он. – Все будет хорошо.

Как будто его рукоблудство могло решить все мои проблемы. Но я так и не сказала тебе, чтобы ты отстал. И ты этого не сделал.

Ты прекратил гладить мой живот, теперь твои руки занялись моей грудью. Мизинцем ты залез мне в трусики и начал водить им от одного бедра к другому. Ты зарылся пальцами в волоски на лобке. И это все, что тебе было нужно, Брайс. Ты начал целовать меня в плечо, шею, скользя пальцами внутрь меня. Ты не останавливался. О, простите! Описание слишком подробное? Слишком непристойное? Когда ты закончил, Брайс, я вылезла из джакузи и пошла домой. Вот и все. Со мной было покончено.

* * *

Сжимаю ладонь в кулак и подношу к лицу. Глаза застилают слезы, но я вижу, что по пальцам струится кровь, кожа содрана.

Неважно, куда Ханна хочет, чтобы я пошел, я уже решил для себя, где проведу остаток ночи. Но сначала мне нужно вымыть руку. Ссадины горят, а от вида крови мне становится дурно. Кстати, всего в двух кварталах есть заправка, так что если пойти туда, я почти не отклонюсь от намеченного маршрута.

Добравшись до заправки, я прячу раненую руку в карман и захожу в магазин. Нахожу баночку медицинского спирта и набор пластырей, кидаю на прилавок несколько долларов и спрашиваю, где туалет.

– В конце зала, – отвечает продавщица.

Дверь приходится открывать плечом. Я включаю холодную воду и, опустив руку под струю, наблюдаю, как мою кровь уносит в канализацию. Открываю баночку со спиртом и быстро, одним движением, потому что если я хоть на секунду задумаюсь, то уже не смогу этого сделать, опрокидываю все ее содержимое на исцарапанную руку.

От ощущения, словно с меня сдирают кожу, я покрылся испариной и закричал в голос. После, как мне казалось, часа мучений я наконец снова смог шевелить пальцами. Используя целую руку и зубы, вытаскиваю пластырь и наклеиваю его на раны.

– Спокойной ночи, – говорю я продавщице, покидая магазин.

Когда я выбрался на дорогу, меня снова начало шатать. Осталась всего одна кассета – на ней синим лаком написан номер «13».