Народ Книги или народ книг?

В вопросе инспирации у адвентистской Церкви в 1920-х годах была еще одна проблема, а именно неослабевающий соблазн выстраивать богословие на основании трудов Елены Уайт, делая их равным, а то и превосходящим Библию по авто­ритету источником. Подобный подход, безусловно, шел враз­рез с теми рекомендациями, которые она давала на протяже­нии всей жизни. Но в те годы ее уже не было в живых, и раз­ные деятели Церкви поступали с ее трудами так, как считали нужным.

Так, Ч. Л. Бенсон отмечал на библейской конференции 1919 года, что «на полях мы подчеркивали важность Духа пророче­ства [трудов Елены Уайт] более, нежели Библии, и многие наши люди по-прежнему поступают точно так же» (Материа­лы библейской конференции 1919 года, 30 июля, с. 39). Подоб­ный ход мысли отражен и в словах Даниэльса, который гово­рил, что адвентизм сделает большой шаг вперед, когда «мы будем относиться с собратьям, которые по-иному истолковы­вают Свидетельства, точно так же по-христиански, как мы от­носимся к ним, когда они разнятся с нами в истолковании Библии» (там же, с. 37). Прескотта одолевало подобное же беспокойство, когда он отмечал, что «если человек не верит в вербальную инспирацию Библии, то у нас к нему претен­зий нет; если же он говорит, что не верит в вербальную ин­спирацию Свидетельств, то на него сразу же начинают бро­сать косые взгляды. Я думаю, это нездоровая ситуация. Та­ким образом мы ставим Дух пророчества выше Библии» (там же, с. 30).

В противоположном лагере были такие люди, как Клод Е. Холмс и Дж. С. Уошборн, по-прежнему дискутировавшие с Прескоттом, Даниэльсом и У. Уайтом по поводу того, давала или нет Елена Уайт определение «ежедневной» из Дан. 8:13, хотя сама она неоднократно увещевала их не обращаться к ее трудам для решения этой проблемы. Будучи убеждены в непо­грешимости и вербальной инспирации ее писаний, Уошборн и Холмс в один голос утверждали, что «существует опасная доктрина, быстро проникающая в наши ряды», о которой «нужно говорить открыто. И звучит она следующим обра­зом: будто бы сестра Уайт не является авторитетом в области исторических данных». Для них все ее труды были «как Писа­ние». Они воспользовались умеренной позицией Даниэльса по поводу инспирации Елены Уайт, чтобы сместить его с по­ста президента Генеральной Конференции в 1922 году (Claude E.Holmes, Have We An Infallible "Spirit of Prophecy"? 1, 11; J. S. Washburn, The Startling Omega and Its True Genealogy; Письмо Клода Холмса к Артуру Даниэльсу от 1 мая 1922 г.).

О том, чтобы труды Елены Уайт занимали центральное место в адвентизме, позаботились не только такие «диссиденты», как Холмс и Уошборн. О том же ратовали и руководители, за­нимавшие ключевые посты в адвентистском движении. Так, Ф. М. Уилкокс заявил в 1921 году, что ее труды «составляют духовный комментарий на Священное Писание», а в 1946 году — что они «являются богодухновенными комментария­ми» на Библию (Ревью энд Геральд, 3 февраля 1921 г., с. 2; 9 июня 1946 г., с. 62). Эта позиция, безусловно, была ближе к точке зрения А. Т. Джоунса, которую он отстаивал на про­тяжении 1890-х годов, чем к воззрениям Елены Уайт относи­тельно дискуссий 1888 года о законе в Послании к Галатам или более позднего кризиса по поводу «ежедневной» в Кни­ге Даниила. Многие адвентисты крайне неохотно усваивали уроки церковной истории на эту тему.

Даниэльс был гораздо ближе к Джеймсу и Елене Уайт и другим пионерам адвентизма седьмого дня, когда отмечал, что «нам надлежит извлекать наши толкования главным обра­зом из самой Библии. Я думаю, эта Книга объясняет сама себя и мы можем постигать ее глубинный смысл с ее же помощью, не прибегая к Свидетельствам в подтверждение своих выво­дов». Ему вторил У. Хауэлл, директор отдела образования Ге­неральной Конференции: «Дух пророчества говорит, что Библия истолковывает сама себя». На это замечание Дани­эльс отвечал так: «Да, но я слышал, как служители говорят, что толкователем Библии является Дух пророчества. Несколь­ко лет назад на сессии Генеральной Конференции мне дове­лось услышать проповедь [произнесенную А. Т. Джоунсом], в которой говорилось, что единственный путь к пониманию Библии лежит через труды Духа пророчества». Дж. М. Андер­сон добавил: «А еще он сказал, что эти труды — „безошибоч­ный толкователь"». На что Даниэльс ответил: «Мы смотрим на это иначе, Дух пророчества нельзя считать единственным верным толкователем Библии. Это ложное учение, ложный взгляд. Он не устоит».

Далее Даниэльс справедливо подметил, что пионеры адвен­тистского движения «приобретали знания о Библии, разби­рая сами Писания. Мне больно слышать от некоторых людей, что Дух пророчества вел пионеров, во всем их наставляя — и в доктринах тоже... Это не так, даже судя по трудам самой Елены Уайт... Мы читаем, как... они вместе исследовали эти Писания и молились над ними, пока до них не доходил их смысл». В конце своего выступления Даниэльс высказал тре­вогу за тех адвентистов, что «выискивают в Свидетельствах разного рода утверждения, а глубокому изучению Библии времени нисколько не уделяют» (Материалы библейской кон­ференции 1919 года, 30 июля, с. 9—11).

Одна из величайших трагедий адвентизма 1920-х годов со­стояла в том, что выверенная с исторической и богословской точек зрения позиция Даниэльса оказалась не востребован­ной большинством адвентистов в последующие десятилетия. Увы, в адвентистском движении взяла верх позиция, отстаи­ваемая Холмсом, Уошборном и Уилкоксом. Как рядовые ве­рующие, так и служители адвентистской Церкви очень часто обращались с трудами Елены Уайт так, что «меньший свет», исходящий от ее произведений, стал на деле «большим све­том», затмив собой Библию (см. Литературный евангелизм, с. 125). Именно эта тенденция доминировала в адвентист­ском богословии в течение нескольких десятилетий после 1920 года — вкупе с уклоном в сторону вербальной инспира­ции и сугубой непогрешимости. По сути дела, адвентисты, на­чинавшие свой путь как «народ Книги», превратились скорее в «народ книг». Они забыли, как развивалось их собственное вероучение в этом вопросе.