По-прежнему народ Книги? Вопрос авторитета

К концу 1880-х годов руководители Церкви адвентистов седьмого дня, похоже, забыли о своих радикальных библей­ских корнях, выраженных в принципе sola scriptura. По исте­чении сорока лет существования Церкви некоторые ее лиде­ры были более чем склонны обращаться к тем источникам доктринального авторитета, которые были в свое время бла­гополучно отвергнуты основателями движения.

Чувствуя назревшую проблему, Елена Уайт попыталась поддержать библейский авторитет в адвентизме в письме, ко­торое она написала в августе 1888 года делегатам грядущего съезда Генеральной Конференции. «Исследуйте Писание внимательно, — писала она, — дабы понять, что есть истина. Истина ничего не потеряет от тщательного изучения. Пусть Слово Божье говорит само за себя, пусть само себя истолко­вывает... Есть среди наших служителей немало людей, прояв­ляющих поразительную леность и желающих, чтобы другие [по-видимому, Батлер и Смит] исследовали Писания за них; они принимают истину из их уст как само собой разумеюще­еся, но не познают библейскую истину путем личного ее изу­чения, чтобы дать возможность Святому Духу оказать глубо­кое влияние на их сердце и разум... Многие, многие погибнут, потому что не исследовали Слово с Библией на коленях, с го­рячей молитвой... Слово Божье — мощное средство выявле­ния заблуждений; все... нужно проверять им. Библия должна быть мерилом всякой нашей доктрины и всякого дела» (Письмо Елены Г. Уайт к собратьям от 5 августа 1888 г.).

Несмотря на столь однозначную рекомендацию, привер­женцы традиций апеллировали по крайней мере к четырем формам человеческого авторитета, способным содействовать в разрешении библейских и богословских проблем, тревожив­ших Церковь в 1888 году. Во-первых, речь шла об экспертном мнении, к которому и Смит, и Батлер пытались обратиться для решения спорных вопросов. Показывая несостоятель­ность попыток Батлера воспользоваться экспертным мнением в дебатах по поводу Послания к Галатам, Ваггонер заявил: «Мне безразлично, что говорит человек. Я хочу знать, что го­ворит Бог». Адвентисты седьмого дня, продолжал он, «долж­ны быть протестантами до мозга костей, испытывая все од­ной лишь Библией» (Е. J. Waggoner, The Gospel in the Book of Galatians, 56, 60).

Вторая форма человеческого авторитета строилась вокруг авторитетного поста. Батлер, будучи президентом церковной организации, был особенно подвержен этому искушению. Елена Уайт, в свою очередь, противостояла этой тенденции. Вскоре после конференции 1888 года она написала, что Бат лер «думает, будто занимаемое им положение дает ему такую власть, что его голос становится непогрешимым» (Письмо Елены Уайт к Мэри Уайт от 4 ноября 1888 г.). Порицая обра­щение к человеческому авторитету, будь то высокопоставлен­ный администратор или эксперт, Елена Уайт указывала в де­кабре 1888 года, что «не следует считать, будто пастор Батлер либо пастор Смит стоят на страже учений адвентистов седьмого дня и потому никто не смеет высказывать мысли, не совпадающие с их мнением. Я не перестаю увещевать: ис­следуйте Писания самостоятельно... Никто из людей не дол­жен быть для нас авторитетом» (Письмо Елены Г. Уайт к У. М. Хили от 9 декабря 1888 г.).

Третья форма контрпродуктивного использования автори­тета была связана с обращением к адвентистской традиции. И Смит, и Батлер неоднократно повторяли, что раз адвенти­стские воззрения на Послание к Галатам и Книгу Даниила считались истинными на протяжении сорока лет, значит, их ни в коем случае нельзя видоизменять. Урия Смит заявил даже, что если традиционный взгляд был ошибочен, то ему ничего не остается, как только отвергнуть адвентизм (см. письмо Урии Смита к А. Т. Робинсону от 21 сентября 1892 г.).

Ваггонер и Джоунс, конечно же, отвергли ссылку на тради­цию. И Елена Уайт встала на сторону реформаторов. «Как на­род, — предупреждала она, — мы безусловно окажемся в большой опасности, если не остережемся принимать наши представления, которых давно придерживаемся, за библей­ские доктрины, во всех отношениях непогрешимые, и оцени­вать каждого по тому, согласен он с нашим толкованием биб­лейской истины или нет. Это очень опасно, и это величайшее зло, какое только может приключиться с нами как народом» (Рукопись 37).

Последней категорией человеческого авторитета, которую отстаивали единомышленники Батлера и Смита в попытке за­щитить традиционный адвентизм, стало их желание принять голосованием вероучительный документ, нечто вроде симво­ла веры, в котором было бы закреплено адвентистское бого­словие в том виде, в каком оно существовало до 1888 года. Джоунс, Ваггонер, Елена Уайт и ее сын Уильям успешно про­тивостояли всем подобным устремлениям.

Помимо всего прочего фракция Смита-Батлера пыталась разрешить проблемы богословского характера путем обраще­ния к авторитету самой Елены Уайт. Перспективы, которые сулил такой подход, буквально окрыляли Батлера. В период с 1 июня 1886 года по 1 октября 1888 года президент Гене­ральной Конференции написал ей целый ряд писем, все на­стойчивее убеждая ее расставить все точки над «и» в толко­вании закона в Послании к Галатам, предоставив соответст­вующее свидетельство по поводу его истинного смысла. Она так и не поддалась ни на какие уговоры.

Елена Уайт не только уклонялась от участия в спорах по этой библейской проблеме, но даже высказала предположе­ние на одном из заседаний, проходивших 24 октября 1888 года, что утрата свидетельства, записанного еще в 1850-х го­дах для Дж. X. Ваггонера (отца Эллета), в котором она якобы разрешила этот вопрос раз и навсегда, было угодно Провиде­нию. «В этом проявилась Божья воля. Он хочет, чтобы мы об­ращались к Библии и черпали свидетельства из нее» (Руко­пись 9, 1988; курсив мой).

Столкнувшись с нежеланием Елены Уайт «выдавать» сви­детельство по поводу Послания к Галатам, миннеаполисские традиционалисты, должно быть, были рады уже тому, что у них есть хотя бы опубликованные ею труды по этой теме, особенно Очерки жизни апостола Павла (1883), где она как будто дала определение закону в упомянутом выше послании. Дж. X. Моррисон представил материал, подготовленный на основе этой книги, который вроде как решал исход спора в пользу батлеровского толкования закона (см. W. С. White, Notebook №1, 63, 67). Имея в своем распоряжении цитату из Елены Уайт, они думали, что уладили эту экзегетическую про­блему.

Однако Елена Уайт отказалась встать на их сторону в Мин­неаполисе. В то самое утро, когда Моррисон сделал свой док­лад (но до его выступления), она заявила, имея в виду закон в Послании к Галатам: «Я не могу встать ни на ту, ни на дру­гую сторону, пока не изучу этот вопрос» (Рукопись 9, 1888).

Именно в этом контексте она упомянула о Божьей воле в том, что она не может отыскать свое свидетельство Дж. X. Ваггонеру на эту тему. Обязательно нашлись бы люди, которые воспользовались бы им, чтобы удержать собратьев от иссле­дования Божьего Слова. Попытка Моррисона найти в Очер­ках подтверждение своей точке зрения, по всей видимости, не произвела на нее большого впечатления. У нас нет никаких данных, которые свидетельствовали бы о том, что после этого доклада она считала вопрос решенным, или же о том, что она сама цитировала свои труды в Миннеаполисе для решения ка­ких-либо богословских, исторических или библейских споров. Ее писания должны были выполнять свое назначение, но, по ее убеждению, их нельзя было ставить над Библией, делая их непогрешимым ее толкованием.

Ваггонер, Джоунс и супруги Уайт были единодушны в во­просе надлежащего авторитета в решении богословских про­блем. Все они считали, что только Библия может быть опреде­ляющим мерилом христианской веры. В итоге они выступили единым фронтом против неоднократных попыток традицио­налистов воспользоваться посторонними источниками для разрешения библейских споров.

Более остальных на необходимости изучения Библии при возникновении какой-либо богословской полемики настаива­ла Елена Уайт. 5 апреля 1887 года, к примеру, она написала, что «нам необходимо библейское свидетельство по каждому вопросу, который встает перед нами» (Письмо Елены Г. Уайт к Джорджу Батлеру и Урии Смиту от 5 апреля 1887 г.). Не­сколько месяцев спустя она отмечала, что «Слово Божье — мощное средство выявления заблуждений; все... нужно прове­рять им. Библия должна быть мерилом всякой нашей доктри­ны и всякого дела... Мы не должны принимать чье бы то ни было мнение, не сопоставив его со Священным Писанием. Только в нем заключен Божественный авторитет, главенст­вующий в вопросах веры» (Письмо Елены Г. Уайт к собрать­ям от 5 августа 1888 г.).

Сестра Уайт была непреклонна во время конференции и после нее в том, что обе стороны полемики о Послании к Га-латам должны заняться самым тщательным изучением Библии. В декабре 1888 года она вопрошала: «Если всякая идея, которой мы придерживаемся в своем вероучении, есть исти­на, значит ли это, что она не подлежит более исследованию? Разве зашатается она или падет, если подвергнуть ее критиче­ской оценке? А если так, — сама же она и отвечает на свой во­прос, — то пусть падает, и чем скорее, тем лучше. Дух, пре­пятствующий исследованию истины, как оно подобает хри­стианам, не есть Дух свыше» (Письмо Елены Г. Уайт к У. М. Хили от 9 декабря 1888 г.). Спустя еще два дня она на­писала Батлеру, что «Библия, и только Библия, принятая сердцем и благословенная Духом Божьим, может сделать че­ловека правым и сохранить его в этой правоте» (Письмо Еле­ны Г. Уайт к Дж. Батлеру и его жене от 11 декабря 1888 г.).

Сессия ГК 1888 года действительно послужила возрожде­нию в среде адвентистских служителей интереса к изучению Библии. Но по следам ее возникли и новые проблемы. Не по­следней из них было все то же искушение полагаться на чело­веческое мнение. Однако к 1894 году речь шла уже не об авто­ритетных высказываниях Батлера и Смита, к которым склоня­лись люди, но о мнении Джоунса и его коллег. Поддержка, которую Елена Уайт неоднократно оказывала Джоунсу и Ваггонеру в Миннеаполисе и после него, безусловно, подготови­ла в сознании многих людей почву для признания всего, что они говорили или писали.

Так, в 1894 году С. Н. Хаскелл имел все основания напи­сать Елене Уайт, что члены Церкви «воспринимают все, что они [Джоунс и У. У. Прескотт] говорят, чуть ли не как бого-духновенные изречения» (Письмо С. Н. Хаскелла к Елене Г. Уайт от 22 апреля 1894 г.). В ответ она написала, что неко­торые адвентисты ставят Джоунса и Прескотта «туда, где по­ложено быть Богу. Они принимают всякое слово, от них исхо­дящее, сами же к Богу за советом не обращаются» (Письмо Елены Г. Уайт к С. Н. Хаскеллу от 1 июня 1894 г.; более под­робно о проблеме авторитета на миннеаполисской конферен­ции см. G. К Knight, Angry Saints, 100—115).

Еще одной проблематичной чертой периода после 1888 года стало стремление превратно использовать труды Еле­ны Уайт, которое отличает многих адвентистов и поныне.

В «авангарде» этой проблемы был А. Т. Джоунс. В течение 1890-х годов этот влиятельный служитель выработал четыре ошибочных положения, которые противоречили позиции ос­нователей движения и самой Елены Уайт по вопросу об авто­ритете и использовании современного дара пророчества.

Самым серьезным заблуждением в приверженности Джоунса трудам Елены Уайт в 1890-х годах была его позиция по их соотношению с Библией. На сессии Генеральной Конфе­ренции 1893 года он использовал отрывки из ее работ в ка­честве «текстов», на которых строились его проповеди. Он считал это вполне оправданным, когда проповедь была «об­ращена к нашему народу», и нежелательным, если в качестве аудитории выступали неадвентисты. Четыре года спустя он стал называть труды Елены Уайт «Словом» (Бюллетень ГК 1983 г., с. 39, 69, 358; Бюллетень ГК 1897 г., с. 3). Затем в на­писанных им чтениях молитвенной недели на 1894 год, оза­главленных «Дары: их присутствие и назначение», он вы­сказал мысль, что единственно «верное использование Сви­детельств — это изучение Библии через них». В конце этих чтений он объявил Елену Уайт «непогрешимым» толковате­лем Библии и тем самым поставил ее труды над Божьим Сло­вом (Ноте Missionary Extra, December 1894, 12). А ведь именно этой позиции он так упорно противостоял в Мин­неаполисе.

Вторым заблуждением, которое насаждал Джоунс относи­тельно трудов Елены Уайт, была так называемая вербальная инспирация, а третье состояло в том, что ее труды непогре­шимы и безошибочно точны. Она отвергала оба эти положе­ния, как будет показано далее в 6-й главе. В начале двадцатого столетия, столкнувшись с несколькими случаями, когда ин­спирация не стала гарантией безошибочной точности сооб­щаемых Еленой Уайт сведений во всех деталях, Джоунс утра­тил веру в сестру Уайт и стал ее самым ярым противником.

Последнее ошибочное положение, которое Джоунс оста­вил в наследство последующим поколениям адвентистов, за­ключалось в том, что исторический и литературный контекст того или иного утверждения якобы не имеет большого значе­ния для понимания трудов Елены Уайт. Он говорил так: «Я никогда не объясняю Свидетельств. Я просто им верю» (J. H. Kellog, «Report on the Work of the Sanitarium», Dec. 28, 1905). Хотя это и выглядит как простодушная вера, на самом деле это был для него прямой путь к отвержению ее идей. Джоунс усвоил законническое отношение к языку, когда под­черкивается буквальное значение слов, употребленных чело­веком, без учета того, какой смысл он мог им придавать в том или ином литературном и историческом контекстах. Таким образом, он мог обособлять слова и предложения и вклады­вать в слова Елены Уайт и других авторов прямо противопо­ложный смысл (более подробно о превратном использовании А. Т. Джоунсом трудов Елены Уайт см. мою книгу From 1888 to Apostasy: The Case of A. T. Jones, 230—236).

Сестра Уайт, как и следовало ожидать, всеми силами проти­вилась подобной герменевтике. Она постоянно увещевала своих читателей учитывать время, место и контекстуальные факторы, истолковывая ее труды (см. мою книгу Reading Ellen White, 77—100).