Знаешь ли ты, что ребенок ‑ это другой человек с другим мировосприятием?

Они ‑ другие. Они ‑ не мы. Это отдельные люди с собственным отношением к жизни. Со своими желаниями, мечтами, чувствами. С собственным отношением к фактам и событиям. С собственным видением ситуации.

Однажды дочь попросила своего пятилетнего сына, моего внука, сложить в стопку его детские книжки, снятые со старых стеллажей, лежавшие на полу в его комнате в ожидании нового шкафа. Книг было много, они, сложенные вначале ровными стопками, «поехали», образовав в углу комнаты бесформенную кучу.

‑ Разложи книги в стопочки ‑ попросила ребенка мама.

Он начал складывать книги. Мы с дочерью пошли на кухню пить чай.

Спустя минуту ребенок пришел к нам с вопросом:

‑ А можно я сложу книги у стены?

‑ Можно! ‑ хором ответили мы. ‑ Иди, складывай!

Спустя какое‑то время ребенок пришел с новым вопросом:

‑ А можно я сложу книги у окна?

‑ Конечно, можно! ‑ с готовностью ответили мы, ‑ иди, дорогой, складывай!

Мы пили чай, болтали, прерывал нас только ребенок, заходивший к нам с очередным вопросом, типа: «А можно я сложу книги у комода?», «А можно я сложу книги у стола?» или «А можно я сложу книги у кровати?»

‑ Можно! ‑ отвечали мы, отправляя его в детскую.

Спустя какое‑то время ребенок пришел и с гордостью заявил:

‑ Я все сложил!

Мы встали из‑за стола, чтобы пойти посмотреть на его работу и похвалить.

И нашему взору предстало неожиданное. Настолько неожиданное, что мы стояли молча, оторопев от увиденного, потом дочь отчаянно закричала:

‑ Ты что наделал? Я же просила тебя сложить книги в стопочки!

‑ Я и сложил, ‑ с недоумением ответил ребенок. ‑ Я сложил ‑ по всем сторонам!

Он действительно сложил их «по всем сторонам». Стопки из трех‑четырех книг лежали повсюду ‑ у комода и у кровати, у стола и у окна, у двери и у стены, вообще ‑ в центре комнаты. Вся комната была усеяна этими стопочками книг, все ее пространство было занято стопками книг.

Он сложил. Он действительно сложил, так, как хотел. О чем, между прочим, спрашивал у нас. Это было его собственное видение ‑ как надо сложить книги. Его собственный порядок.

И этот его порядок на самом деле очень соответствовал ему, маленькому ребенку. Это для нас, взрослых, сложить книги ‑ значило выложить их в две‑три высокие стопки, соответственно нашей собственной величине.

Для него такие вот стопочки были отражением его масштаба. И поскольку их получалось много, надо же было найти для каждой место!

Они ‑ другие! У них свой масштаб. Свои выводы. Свои чувства и отношения.

Однажды дочь, задержавшись на работе, опоздала за ребенком в детский сад.

‑ Ты представляешь мой ужас, ‑ рассказывала она мне, ‑ я понимаю, что опаздываю на час, когда воспитатель уж точно уйдет и ребенка оставят на попечение охранника детского сада, и я не могу дозвониться в сад и передать воспитателю, чтобы она объяснила сыну, что я уже еду и скоро приеду, чтобы он не думал, что я о нем забыла. И я всю дорогу нервничала, что мой ребенок сидит один в саду с охранником, и мне было стыдно, что я такая ужасная мать, что мой ребенок должен сидеть одинокий с каким‑то дядькой в саду. И как он там себя чувствует ‑ в пустом саду с чужим человеком? И ты представляешь, я примчалась в этот сад ‑ открывает мне дверь охранник, а ребенок мой ‑ довольный и счастливый, с неохотой встает с дивана, на котором он сидел и смотрел с охранником телевизор.

И выходя из сада, он прерывает мое сбивчивое: «Извини, дорогой, так получилось, что мне нужно было задержаться на работе, мне так неудобно…» ‑ совершенно неожиданной фразой:

‑ Ты знаешь, мама, сегодня ‑ самый счастливый день в моей жизни!

‑ Самый счастливый день? ‑ переспрашиваю я, не понимая ‑ в чем счастье‑то?

‑ Я остался один в саду с охранником! ‑ гордо говорит он. ‑ Я вместе с охранником смотрел телевизор! ‑ Так же гордо продолжает он.

И то, как он говорит слово «охранник», ‑ сразу все объяснило. Охранник ‑ это же самый важный человек в детском саду!

‑ Завтра мне будет завидовать весь детский сад! ‑ заявил ребенок, и дочь после этих слов успокоилась. И, рассказывая мне об этом, пораженно говорила:

‑ Я извелась, я вся в чувстве вины, что мой ребенок несчастен, а у него это ‑ «самый счастливый день в его жизни»! До какой степени он другой человек. С другим представлением, с другим отношением!

Они ‑ другие. Они ‑ не мы. У них действительно свои отношения, свои чувства, свои ценности.

‑ Однажды в детстве подружка дала мне обрезки цветной фольги, ‑ рассказывала одна женщина. ‑ Это была настоящая ценность ‑ маленькие пластинки разноцветной жесткой фольги, которую не купишь в магазине. Это было настоящее богатство! Я до сих пор помню замирание в сердце, когда я любовалась разноцветными кусочками, их бликами. Я уже представляла, как украшу звездочками из фольги платье любимой куклы, и она станет принцессой. Как сделаю своим куклам блестящие разноцветные короны, и они станут королевами. Я легла спать с этой мыслью. Но утром не обнаружила на столе своего богатства.

Моя бабушка все выбросила. Она увидела беспорядок на столе у ребенка и навела порядок. И бросила все ненужное ‑ обрезки бумаги, кусочки фольги ‑ в печь.

Я помню горе, которое пережила, узнав, что моего богатства больше нет. Для меня это было горе. Я пережила ощущение настоящей потери и непоправимости случившегося. Я до сих пор помню это чувство утраты и осознание невосполнимости этой утраты. Потому что уже ничего нельзя было сделать ‑ фольги уже нет и взять ее негде.

Это было настоящее горе, и я плакала так, как плачут при настоящем горе. Я обиделась на бабушку. И долго не могла простить ей это «преступление».

Сейчас я понимаю ‑ она была любящей бабушкой и любила меня так, как умела, ‑ заботилась, кормила, наводила у меня на столе порядок. Это она и сделала ‑ выбросив то, что было так дорого мне, но не представляло никакой ценности для нее. Она даже не подумала тогда спросить у меня, что мне тут нужно, что надо оставить. Ей в голову не пришло поинтересоваться, зачем нужны многочисленные обрезки. Ей в голову не приходило, что у меня могут быть мои собственные ценности.