Чехословакия – это почти Лондон

Отборочный тур в Чехословакии был для меня очень жестким. Я многих закулисных деталей не знал. Например, когда идет тренировка, то в принципе о костюмах и моделях мастера не думают. За все это отвечают тренеры. Иногда мастера даже и не подозревают, в чем их модели будут выступать. А я не знал, что должны предоставлять костюмы, что как‑то страна беспокоится, условно говоря. И я, идиот, все сам и делал.

Представлять страну – это очень большая ответственность. В Чехословакию приезжали самые крутые мастера мира, звезды. Необходимо было достойно выступить. Понятно, что костюмы должны быть у моделей красивые и сам должен быть одет превосходно. Но в те времена тяжело было хорошо выглядеть: ни ткани, ни аксессуаров, ничего не было. А объединение меня даже не спросило, чего надо, за счастье считалось, что тебя везут, вот такое отношение. Поэтому пришлось много работать, сам шил платья для своей модели, бешеные деньги тратил на ткани и всю подготовку. Аксессуары сам делал. Не повезешь же ее как попало. Нужно, чтобы тема была интересно представлена. Моя тема называлась «Вечерняя прическа», соответственно пришлось шить вечернее платье. Я его сшил со шлейфом.

Поездка в Чехословакию действительно считалась в те годы за большое счастье, почти Лондон‑фэшн. Я очень волновался, так как теперь считал себя выездным, а быть выездным – большая ответственность: других не выпускали, а тебе поверили и выпустили. Сейчас бы меня ни за какие деньги не уговорили поехать в эту дыру. А тогда, я помню, туда рвались. Ведь там было всего больше и все было лучше, чем даже в Москве. Долорес, например, поехала, унитаз купила, дорогущий. И не в лом ей было его через границу переть, потому что таких унитазов и в Москве не купить. Я задумал приобрести комплект белья «Неделька». Хватило денег лишь на двое трусов: на понедельник и на вторник.

Я без унитаза, но с трусами «неделька» триумфально выступил в Чехословакии. Народ встал на моей прическе, на моем выступлении. Мне Долорес дала шикарную модель. Красивая девочка, нос с горбинкой, но не страшная. Высокая, стройная, волосы вьются, как на м…е. Но никто этого не узнал, я их выпрямил, и не видно эти лобковые волосы на голове. Она очень знаменитой моделью была в то время, но пластмассовая на всю голову. Тормоз была девочка, сейчас не взял бы никогда. В общем, вышел и с перепуга причесал ее за несколько минут, зал аж зааплодировал так, что могли обрушиться колонны. При этом присутствовали и Петр Иванович Созонов, и замы, всё и все Мособъединение. Они в Чехословакии поняли, какая у них в руках звезда. Я очень вдохновленный уехал.

Объективно это был мой день и моя победа. У одного мастера инструменты упали по всему подиуму, у другого мастера не получилась прическа, у третьего руки задрожали. А у меня все получилось. Я с двумя трусами, с победой, с вазой хрустальной (подарили за выступление) приехал в Москву – и сразу к креслу. Запись огромная, и никому не интересно, что звезда. Стой и делай план. Но поскольку клиентура уже другая, ответственность другая, очень уставал.

«Посмотрите, как он работает!»

Проходит совсем немного времени, и в Москве я уже общепризнанная звезда, пресса пишет, все обо мне знают, везде, где могу, выезжаю, за границей выступаю. И тут, помню, пришла ко мне от Долорес весточка, как бы посредник. Приехала женщина и предложила перейти работать в Центральное проектно‑конструкторское бюро, в лабораторию к Долорес.

– Вы знаете, – говорю ей, – когда я в Москву приехал, то звонил Долорес, но так и не смог дозвониться до нее. Ну, как‑то не хочу ее теперь беспокоить.

После этого визита мне было ясно, что мной заинтересовались. И правда, проходит совсем немного времени, и от Москвы меня посылают на отборочный тур в Центральное проектно‑конструкторское бюро к Долорес.

* * *

Московская команда парикмахеров‑визажистов тренировалась в той самой «Чародейке», куда меня не взяли, когда я только приехал в столицу. Там был единственный класс, где можно было проводить тренировки. Приехал туда, работаю, и вдруг мне моя приятельница мастер‑парикмахер говорит:

– Сереж, а ты не видишь, что происходит?

– А что?

– Все по очереди ходят смотреть на тебя, на твою работу. Постоянно приходит смотреть на тебя заведующая салона. – Она заведующую знала.

Я понять не мог, какая заведующая, о чем она вообще говорит. Мне не до этого было. К тому же уже привык, что все ходили смотреть, как я работаю, какая у меня техника, как выгляжу. Ни у кого никогда столько рядом народа не было, как у меня. И я уже не обращал на такие вещи внимания. Потом вдруг подходит мастер и говорит, что со мной хочет пообщаться заведующая салона. Это оказалась та самая Надежда, которая говорила со мной, когда я пытался устроиться на работу. Но я не сразу ее узнал. Надежда пригласила меня к себе в кабинет:

– Сережа, вот тебе мой кабинет. Здесь ты можешь переодеваться, здесь ты можешь оставлять вещи, хочешь здесь чайку попей.

– Зачем? – спрашиваю. – Спасибо, я там с командой, а то неудобно…

– Вот тебе оставляю ключи от кабинета, мало ли, вдруг модель переодеться захочет.

– Нет, нет. Спасибо. Не надо, все в порядке.

Через какое то время она подходит и говорит:

– Тебе нравится, где ты сейчас работаешь?

– Очень.

– Не думал уйти?

– Нет.

– Я бы хотела предложить тебе поработать у меня в салоне, как ты на это смотришь?

И тут я все вспоминаю: и как приехал в Москву и пришел сюда, и как меня эта Надежда послала. Естественно, я отказался:

– Спасибо большое, – говорю, – но у меня сейчас отборочные туры. Мой салон меня устраивает. Но спасибо за предложение, мало ли, может, пригодится мне в дальнейшем.

– Ну ты подумай.

Что‑то осталось в моей душе, что мне не давало принять мысль о работе в этом замечательном салоне. Я отказался от сотрудничества с «Чародейкой», несмотря на то, что мне там очень нравилось, очень нравился коллектив, с которым за время тренировок я быстро подружился. Мы почти как родственники стали.

Видимо, первая встреча играет большую роль. Ведь впоследствии Надежда неоднократно сама заводила разговор о сотрудничестве. Она мне предлагала личный кабинет и отдельное рабочее место, обещала скользящий график, причем такой, чтоб я мог работать только тогда, когда сам этого захочу. В общем, условия она для меня всевозможные создала, но я не пошел. И не пошел бы даже, если б Надежда предложила мне золотой отдельный кабинет. Но несмотря на мои отказы, я до сих пор благодарен ей за это щедрое предложение.

Потом в дальнейшем мы очень часто пересекались. Когда мы случайно сталкивались, Надежда все время подходила ко мне пообщаться, поговорить. Мы перекидывались парой слов, узнавали, как идут дела друг у друга, как складывается жизнь. Она так и не знала, почему я уходил от вопроса о переводе к ней. Причем я никогда не говорил в категоричной форме: «Нет! Да что вы, сдурели, что ли?! Ни за что и никогда в жизни не стану у вас работать!» Я просто тактично уводил разговор в сторону. Она же мне все время твердила примерно одно и то же:

– Ну, ты подумал?! Ну когда уже решишься? Ну давай уже скорее переходи в «Чародейку»! У тебя тут будут все условия! И девчонки тебя любят, и ребята. Очень хорошее в салоне к тебе отношение. Тебя ждут в салоне. Мастера все время следят за твоим творчеством. Тебе у нас очень понравится.

Даже несмотря на то, что я простил ей ту нашу первую встречу, все забыл и не держал зла, все равно этот первый визит такой глубокий след оставил, что я все никак не мог переступить через себя и решиться работать с Надеждой.

После тренировок я еще несколько раз побывал в салоне «Чародейка». Мы стали с Надеждой очень близки друг другу. Пока она была жива, я приезжал к ней по мере возможности.

* * *

На отборочном туре в Центральное проектно‑конструкторское бюро я тренировался с полной ответственностью, добросовестно, очень многое для себя открыл, продвинул технику.

В отборочных турах принимали участие мастера, которые по пятнадцать лет были в сборной СССР и некоторые из них даже не вошли еще в основной состав. Я представлял Москву. Мастеров из Москвы было достаточно много, год очень насыщенный, время насыщенное, и в столице куча профессионалов выросла, даже переросла, это все были талантливые люди. Однако из тех, кто представлял Москву, должен был остаться только один. Так было заведено, из каждой республики или от каждого крупного города по одному мастеру.

Во время отборочного тура, когда всех моделей выстроили, Долорес вдруг вышла и говорит:

– Как вам не стыдно?! Вы же все звезды парикмахерского искусства! Вы посмотрите, как вы одеты и как он одет! – В пример всем она ставила меня. – Вы посмотрите, как одеты ваши модели и как одеты его модели. Как вам не стыдно? Почему человек первый раз в сборной и так серьезно относится к работе? Посмотрите, как он работает, у него никаких перерывов нет, я вижу, он все время работает. А как выглядит! Утром, днем, вечером, ночью, сколько надо, он столько и работает. Ну почему у вас это все не так, когда вы уже столько лет в сборной?

После этой речи и отборочного тура я попадаю в сборную страны. Войти в сборную страны с первой попытки было практически невозможно. Приведу пример: Николай Хорковский около десяти лет не мог выступить со сборной, не впускали его, и все тут. Кто‑то из мастеров пробовал пять лет, кто‑то четыре года, а меня взяли сразу. Это очень редкий случай. Я, может быть, тогда еще не понимал, что это круто. Многие удивлялись: ну как это ты в первый год пришел и тебя сразу в основную сборную? Это считалось нереально.

Я знаю, что очень много обсуждалась в головном объединении, управлении и Министерстве бытового обслуживания тема, брать меня или нет. Посудите сами, молодой человек, очень мало лет, только пришел на отборочный тур, и его сразу же берут в сборную. Сейчас, когда прошло какое‑то время, мне кажется, что Долорес лично на себя взяла всю ответственность за меня.

С другой стороны, ничего не достается просто так. Успех не случаен. Я сделал себе достаточно четкий и стабильный тыл, потому что работал в несколько смен. Поэтому быстро встал на ноги. Уже попав в сборную, не перестал пахать. Другие мастера заканчивали сборы, ехали отдыхать, а я трудился в салоне. Работал и тренировался.

Сейчас я в своей профессии опережаю время настолько, что другим профессионалам меня просто не догнать, техника очень сильная салонная. Ведь очень долго я был погружен только в это. У меня была задача постичь эту профессию и открыть людям глаза на то, что головы отдельно от туловища не бывает. Она не такая, как ее привыкли видеть в советское время, и не такая, как ее привык видеть мир. Хотел показать, что и человек в этой профессии должен быть другой. И мне удалось – сейчас это звездная профессия.