Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Уехать в Москву? Уехать!





 

Из Польши я приехал не только с обширным багажом вещей, но и с большим багажом опыта. Когда я работал, все видели, что причесываю не так, что стригу не так, короче – все делаю не так, как принято было в СССР. У профессионалов это вызывало определенный интерес. Они не понимали моей техники, и им хотелось научиться. Поэтому уже в те времена я начал делать мастер‑классы и какие‑то выступления. Работая, я продолжал готовиться к конкурсам. На одном победил, на втором, на третьем, на четвертом, на пятом, на десятом. Дошел до всесоюзного. От Усть‑Каменогорска меня послали выступать в город Чимкент. Это был конкурс как раз перед всесоюзным – он был республиканским.

На этом конкурсе на меня обратила внимание Ачилова Людмила (тогда это был мастер номер один в Советском Союзе). Во время конкурса она подошла и сказала, причем очень громко сказала:

– Посмотрите! Обратите внимание – он будет звездой! Этому мальчику надо хотя бы второе место дать.

На следующий день Людмила уехала, а меня, как могли, пытались раздавить и в итоге дали 4‑е или 5‑е место, не помню.

На конкурсе в Чимкенте я познакомился с моделью Инной Крицкой. Эта модель тогда уже выступала со сборной страны. Короткое общение с Инной, и она сказала:

– Что ты в этой глуши работаешь?! Уезжай отсюда. Да сразу видно, что ты звезда! Пошли всех, собирайся и уезжай отсюда!

Смотрел я, как она все это говорит, и думал о том, что мне и тут неплохо. Я уже звезда, зачем куда‑то еще ехать?! Кроме того, мне было не совсем ясно, как можно все вмиг бросить и уехать. Но несмотря на эти мысли, слова Инны прочно осели в голове.

После Чимкента меня отправили в Алма‑Ату на отборочный тур всесоюзного конкурса, где я был замечен и оставлен в команде. Мы тренировались и поехали выступать за Казахстан на всесоюзный конкурс. Там в первый раз меня и приметила Долорес. Я еще не знал, как она выглядит, но когда я работал, возле меня все время ходила маленькая полненькая женщина, очень ярко одетая. Оказалось, что это она за мной ходит и наблюдает все время. Один мастер мужской, который уехал потом жить в Израиль, он Рабинович, предложил познакомить меня с Долорес, так, на всякий случай. Он меня подвел к ней, мы познакомились, и немного пообщавшись, Долорес сказала:

– Я тебя сразу заметила. Тебе нравится то место, где ты живешь и работаешь? Мне кажется, тебе уже пора уезжать. Ты не чувствуешь, что ты вырос?

После ее слов я начал задумываться о переезде гораздо чаще. Ведь когда несколько незнакомых людей советуют тебе одно и то же, есть над чем призадуматься. Кроме того, Долорес оставила свой телефон.

После конкурса я приехал домой и никак не мог найти себе места. Погрузился в работу и непрекращающийся поиск информации. Но все равно невозможно было, все достали: и куча знакомств, и клиентура, и телевидение, и радио, и пресса. Появилось чувство, что я попал в замкнутый круг и срочно надо что‑то делать, что‑то менять.

Дальше события развивались более стремительно. Виктор, один мой знакомый, который выступал за сборную страны и был моделью у Владимира Гаруса, по счастливой случайности оказывается в салоне. Он узнает, что я успешно выступил на каком‑то конкурсе, находит меня и заводит разговор о переезде в Москву. Оказывается, он наблюдал за мной несколько лет и уловил тот момент, когда я перерос свое окружение. Практически каждую нашу встречу Виктор говорил:

– Ты такой талантливый, ты работаешь, как работают чемпионы России. Мастера, которые ездят и выступают за сборную страны. Ты не хочешь поехать в Москву, показаться? Вообще тебе надо как‑то переезжать из этого города. Ты такой мастер конкурсный, интересный, весь город о тебе говорит, на всех конкурсах победы. Что ты здесь мучаешься? Переезжай в Москву. Давай я тебя отвезу в Москву, просто так город посмотреть.

Я отказывался, но Виктор все равно обрабатывал и обрабатывал меня. В один прекрасный момент я согласился, поехал просто походить по театрам, по магазинам. В общем, у меня такой был секс‑шоп‑тур, и театральный тур в придачу. Интересно было познакомился с новыми людьми. У меня появилась подруга в Москве, певица, которая первая пела песню «Разлучница‑разлука», еще до Зарубиной. Написал эту песню Добрынин, и с ним я тоже познакомился, так как они репетировали как раз там, где я остановился.

В Москве на меня столько женщин навалилось, столько всего случилось. Чувихи просто умирали все тогда, хотя и сейчас, понятное дело, умирают. В этом экстриме я влюбляюсь в девушку. Она меня поразила своим умом. Выглядела на восемнадцать, а как только начинала говорить, ей был минимум полтинник, настолько у нее было несоответствие по годам в развитии интеллекта. У нее было что‑то от Софи Лорен. Яркий типаж, который мне никогда вообще не нравился. Я всегда любил блондинок типа Мерилин Монро, но никак не Софи Лорен. Долго не врубался, что Софи Лорен красивая.


Девушку звали Лена, она была другая, не такая, как остальные подруги. Может быть, более замкнутая, не открытая, она не была из богатой семьи. Росла без матери, у отца была другая семья, он жил своей жизнью. Лена жила с бабушкой, одевалась стильно, со вкусом, могла себя преподнести. Эффектная. Я сразу с ней общий язык нашел. Но дистанция сохранялась, потому что я был еще не до конца уверен, она ли это.

Пообщался с ее семьей, с ее окружением. И ее сестра, которая видела нашу взаимную симпатию, начала подговаривать меня жениться на Лене. К сожалению, в этот приезд ухаживать у меня особо времени не было.

Нам пришлось расстаться. Я уехал домой, закончился отпуск. Но мы с ней созванивались очень часто, говорили немного, но каждый раз в назначенное время я все бросал и уходил на переговоры. Со связью были проблемы: то не соединялось, то в Москве линия занята. Но для меня ожидание этих переговоров, этих звонков у кабинок было важнее, чем все, что было вокруг (мобильных телефонов тогда еще не было).

Я ее пригласил к себе, она приехала, причем в первый раз приехать сразу у нее не получилось, она опоздала на самолет. Но уже на следующий день прилетела другим рейсом. У нас завязывались все более прочные отношения, и я стоял на распутье: Лена настаивала на том, чтобы я приехал. Надо сказать, что переехать тогда было нереально. В то время сняться с партучета в одном месте, а потом встать на учет в другом было проблемно. Необходимо было партсобрание собирать, ведь этот вопрос решало общество. Но чувства оказались сильнее. Я решился окончательно. Возможно, я уехал бы чуть позже, но меня «поторопил» один жуткий случай.

Как‑то раз после работы я с огромной сумкой пошел останавливать такси. На дворе ночь была, автобусы не ходили, да и вообще транспорт уже не ходил. Рядом с автобусной остановкой стоял огромный фонарь. Там было светло, и водителям было видно, что кто‑то ждет такси, поэтому от работы пришлось идти до остановки. Когда я ждал машину, дорогу у остановки переходило четыре человека: два русских и два казаха. Эти казахи перебегают дорогу и идут ко мне. Не чуя подвоха, я подумал, что они тоже опоздали на транспорт и хотят ловить такси. Когда казахи подошли ближе, один из них, отвлекая, спросил, который час, а другой оглушил сзади. Я упал, а они начали пинать меня так, что я не мог подняться и дать отпор. Теряя сознание, я прощался с жизнью, но двое русских подбежали на помощь. Даже схватили одного из них. Меня, избитого и изуродованного, привезли в милицию, потом в больницу. И когда после этого инцидента я посмотрел первый раз в зеркало и вдруг не узнал свое лицо, то единственная мысль, которая пришла в голову была: «Уезжаю!» Как только отеки сошли, я собрал чемодан и уехал в Москву, никому ничего не объясняя.


 

«Москва слезам не верит»

 

Когда я приехал в Москву, то попробовал позвонить по телефону, оставленному Долорес. Но связаться с ней не удалось. Мужской голос в трубке всегда находил что ответить, когда я просил соединить меня с Долорес: то ее нет, то она уехала, то она еще не приехала.

 

* * *

 

Самым известным в советское время был салон «Чародейка». Об этом салоне знала вся страна. Именно в этом салоне я и мечтал работать в юности. Естественно, когда я не смог найти Долорес, то первая моя мысль была о «Чародейке». Я пришел туда, и меня послали к заведующей. Шло партийное собрание. И ее секретарь мне сказала, что невозможно меня принять из‑за этого собрания. Потом несколько раз меня подобным образом футболили и динамили.

Но однажды все‑таки ко мне вышла заведующая Надежда, на вид армяночка, блондинка, по тем временам очень хорошо и дорого одета. Она спросила, чего я от нее хочу, на что я сказал, что пришел устроиться к ней в салон. В ответ она говорит:

– ЧТО?! Вот когда вы в Москве станете звездой, я услышу о вас, тогда и приходите. Поговорим.

Я ушел ни с чем. И дал себе слово, что когда стану звездой, никогда не приду работать в этот салон.

 

* * *

 

Есть такая парикмахерская «Номер один» возле Красной площади, я туда тоже сходил. Но когда я вошел туда и огляделся, решил сразу же и выйти. Это была не моя энергетика, не моя атмосфера, все не мое. И это был единственный раз, когда я вошел и вышел. Больше я там никогда в своей жизни не появлялся.

 

* * *

 

После бесполезных поисков Долорес и хождения по салонам я обратился ко всем своим знакомым в Москве. Они вышли на каких‑то людей, назначили мне встречу, а те сказали, что устроиться на работу в Москве в какой‑нибудь салон стоит где‑то в порядке пяти или десяти тысяч долларов и работать придется практически бесплатно. Первое время.

Такое положение дел удивило и возмутило меня. Было непонятно, почему я должен тратить огромные деньги, к тому же доставшиеся с титаническими усилиями. Ведь зарабатывая на достойную жизнь, я просто пахал, стоя у кресла сутками. Это было несправедливо, неправильно, чтоб меня с партийными (не удивляйтесь, я был членом коммунистической партии) моими ценностями вдруг вот так вот. До этого случая я никогда такого вымогательства не видел и не слышал и вот, неподготовленный, столкнулся с этим прямо лоб в лоб. Я не знал, что ответить, просто инстинктивно послал всех на… и ушел. Пришел я домой расстроенный очень, на следующий день собрался, оделся, взял свои дипломы и поехал в Московское городское объединение парикмахерских услуг. Отправился сразу к Петру Ивановичу Созонову, человеку, который был директором всех комбинатов бытовых услуг Москвы. Придя, узнал, что к нему запись на месяц вперед. Тогда я внаглую подошел к его секретарю со словами:


– Я по личному вопросу!

– К нему нет возможности попасть в ближайший месяц, – ответила она.

– Вы знаете, вот я отсюда не уйду. Сейчас я прямо здесь остаюсь и пробуду столько, сколько надо будет. Просто буду сидеть и ждать. Я не выйду отсюда, лучше вы обо мне сразу доложите.

После этих моих слов она увидела, что человек в безнадежном состоянии и проще будет пойти в кабинет руководства и доложить. Я настолько впечатлил секретаршу, что Созонов принял меня.

Позже она рассказала мне, что, увидев меня, долго пыталась понять, кто я, чей я сын, может, какого‑нибудь посла, а может, и консула. Она не могла понять, какие проблемы могут быть у такого человека. Поэтому, пройдя по моей просьбе к Петру Ивановичу, она сказала, что его ожидает какой‑то непростой человек. В итоге менее чем через десять минут встреча была организована.

Как только я вошел, начал рассказывать, откуда я, что я, кто я, показал дипломы. Петр Иванович Созонов посмотрел эту пачку, где одни Гран‑при. Затем он очень внимательно слушал, надо отдать ему должное. Я явно был ему интересен. Сложилось такое впечатление, что он, обезумевший от этой серости, быта, от хозяйственных вопросов, от указов, от парикмахерских моек, кресел, препаратов, от прачечных, от швейных цехов, вдруг увидел перед собой что‑то такое интересное. Словом, он ничего понять не может, но так интересно, что это такое, слушал бы и слушал. И я успел рассказать ему всю свою автобиографию. Он был поражен тем, что у меня ни одного второго места нет и что это сидит реально звезда, выращивать не надо. Бери ее прямо сейчас голыми руками и «звезди» дальше. Что он, собственно, и сделал. Прервав мой рассказ, он позвонил и дал команду определить меня в самый центральный салон, это был «Стиль», и сообщил, что придет мастер, приказал принять. Затем он обратился ко мне:

– Так, скажешь, что ты мой племянник. Будь осторожен, ни во что не вникай, не влезай и не вступай, работай, я тебе о себе дам знать. Покажи себя с самой хорошей стороны, и если все будет нормально, то я хочу, чтобы ты был в сборной Москвы, чтобы ты выступал на конкурсах. В общем, постарайся.

Я приехал в этот «Стиль», меня заведующая встретила, такая приятная женщина Светлана Веселова. Она мне сразу показала салон, мое кресло. Отнеслась ко мне очень хорошо, почти как мать. В салоне оказался очень хороший коллектив, я почувствовал себя на своем месте. Я решил не говорить, что я племянник, и правильно сделал.

Итак, Москва меня не ждала с распростертыми объятиями, но первый же салон, в котором я работал, приехав в столицу, оказался «Стиль». Шикарный центральный креативный салон, с шикарным немецким оборудованием и импортной косметикой. Это был единственный салон с профессиональным подходом, с профессиональной косметикой, с профессиональным оборудованием, с сильными мастерами. Я себя звездой сразу почувствовал, работал в коллективе, где только суперпрофессионалы и топ‑мастера.

Я обрушился на Москву просто как факт, и во мне быстро признали профессионального мастера. Ведь у меня настолько высокое качество и в и дение того, что я делаю, я видел и чувствовал человека до такой степени, что мне не нужно было задавать вопрос: «А что вы хотите?» Я сам говорил, что люди должны хотеть, какая должна быть прическа, какая стрижка, какой цвет волос и так далее. Это быстро принесло свои плоды. Через неделю в салоне ко мне уже все было расписано на полтора месяца вперед. Опять две очереди стояло: одна официальная, другая неофициальная, после семи вечера у меня проститутки были из «Космоса», из «Националя» и из «Международной». Можно сказать, что самая элита путан приезжала. Куда угодно я мог войти без проблем. То есть открылся мир, подобный тому, в котором я уже жил. Но этот новый мир качественно был на другом уровне. Ядро моих новых клиентов составляли бизнесмены, артисты, художники, в общем, средний и высший класс.

Новая жизнь, новая борьба, новые конкурсы, новая подготовка к конкурсам. Одно из первых мероприятий, на которое меня пригласило объединение правления комбината, было выступление на ВДНХ. Я готовился очень тщательно. Несколько моделей нужно было сделать.

Я помню, там увидел в первый раз Анатолия Фарбера. Меня поразило его выступление. Тогда все без исключения выступали так: прибежали, причесали и убежали. Это ужасно. А у Фарбера было видно, что он готовился. Что он думал о том, во что одеть моделей. Он думал о том, как какие‑то образы раскрыть. Он думал, как сделать так, чтобы прическа подходила к этой одежде. Он думал, какая должна быть сама эта одежда. Например, у его ребят были повязаны шарфики. Я этого терпеть не могу. Но в целом все это смотрелось очень красиво. И я тогда удивился: надо же, какой мастер! Оказалось, не я один тогда думал об образе. Оказывается, есть еще один такой человек, все остальные‑то думали только о прическах, и все, включая команды сборной страны, выступали как могли. А вот Фарбер нет. И я нет. У меня были специально подготовленные платья, специально подготовленные прически, специально подготовленный мейк‑ап. Поэтому к двум коллекциям внимание было колоссальное: это Фарбер и мое выступление. Они ярко отличались от всех.

 

* * *

 

После ВДНХ на меня свалилась куча прессы, каких‑то корреспондентов, меня и мое творчество в первый раз показали. Меня заметили. И начиная с этого момента, за каждым моим шагом уже следили всякие обозреватели и журналисты из мира моды. Ничего нельзя было сделать, ничего нельзя было скрыть, слишком явно было видно разницу между теми, кто еще выступал, и мной. Разница была как белое и черное, причем белое в золоте. Пошли конкурсы. Победы. Первые выезды в другие города, другие страны. И как следствие – огромная зависть и куча недоброжелателей.

Вообще, какой город и какое время ни возьми, всегда и везде интриги были в парикмахерском искусстве. Моему успеху и победам всегда завидовали. Алла Пугачева очень метко говорит: «Успех не прощают!» И мне не прощали. Когда очередной конкурс заканчивался, я всегда думал о том, как выйду на работу и что там люди будут говорить. Когда уезжал из Усть‑Каменогорска, с одной стороны, было ощущение, будто что‑то потерял, а с другой – как отмучился. Как будто меня эта зависть отпустила. Но я рано радовался. Переезд в Москву оказался не избавлением, а переходом в другую зависть, более извращенную.

 







Date: 2015-07-11; view: 280; Нарушение авторских прав



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.012 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию