Затем он убил себя. Он знал, что такое власть»

Айя сидела тихо‑тихо, не шелохнувшись. Её большие, огромные глаза светились в темноте.

– Страшно, – наконец сказала она. – Ты рассказал плохую, страшную сказку. Да и не сказку вовсе…

Она зябко поёжилась и, вытянувшись, прильнула к его груди. Тело у неё было холодное, просто закоченевшее.

– Я сама виновата, – прошептала она, прижимаясь тесней. – Тебе было плохо, а я всё настаивала и настаивала… И ты взял и рассказал такую историю. Страшную.

Страшную, согласился Донован. Бедный Аол. Он совсем не знал, да ему и невдомёк было, что пришелец – это только разведчик, первая ласточка чужого мира, и что к ним скоро нагрянет целая орава пришельцев со специально разработанной и хорошо отрепетированной методикой обучения цивилизаций с более низкой ступенью развития, и начнёт обучать аборигенов, как нужно жить, как порвать с этой рутиной, с этим топтанием цивилизации на месте, с этим бесконечным, бесполезным бегом по кругу, чтобы двинуться вперёд, семимильными шагами к прогрессу… Беда только, что это будет чужой прогресс.

Айя успокоилась, согрелась.

– Ты мне не будешь больше рассказывать таких страшных историй? – попросила она. – Хорошо, обещаешь?

Донован сглотнул тугой ком слюны. Закрыл глаза.

– Обещаю, – сказал он. – Тебе – нет.

Он проснулся резко и сразу, будто его кто‑то толкнул. Утро было свежим, ясным, это чувствовалось сквозь закрытые веки, но он не стал их открывать – по ним бегали резвые солнечные блики. Он усмехнулся и представил, как Айя стоит на пороге хижины и зеркальцем пускает ему в глаза солнечных зайчиков, а сама, еле слышно шевеля губами, шепчет: «Вставай, лежебока!»

– Солнышко‑солнышко, – сказал Донован и прикрыл глаза рукой, – доброе утро!

Айя радостно взвизгнула, вбежала в кампаллу и бросилась к нему на грудь.

– Вставай, ле‑же‑бо‑ка! – восторженно завопила она и принялась его тормошить. Донован снова притворился спящим. Тогда она попыталась вывалить его из гамака на пол, но он расслабился, вовсе не собираясь помогать ей в этой затее.

– У‑у, тяжелющий! – недовольно выдохнула Айя и снова пропела на высокой ноте: – А ну, встава‑ай!

Донован сладко причмокнул и приоткрыл один глаз. Айя засмеялась.

– Солнышко высоко?

– Высоко, высоко!

Он открыл второй глаз.

– А море спокойно?

– Спокойно, спокойно!

– А я не брит?

Она рассмеялась и протянула ему зеркальце.

– Ты как морская шушандра!

– Тогда вперёд! – Он вывалился из гамака, вскочил на ноги и, забросив Айю на спину, галопом помчался к Лагуне.

– Ура‑а! – звонко, на всю Деревню, закричала Айя и немилосердно замолотила пятками, пришпоривая своего скакуна.

Донован диким аллюром проскочил рощу, выбежал на берег, на всех парах влетел в воду, но здесь не удержался на ногах, и они с хохотом и визгом, с тучей брызг, с шумом и плеском полетели в холодную гладь.

– Бр‑р‑р! Холодина! – отфыркиваясь, выдохнула Айя, окатила Донована водой, засмеялась и нырнула. Голова её показалась метрах в семи‑восьми, она крикнула: – Дылда, догоняй! – И снова нырнула.

Донован хотел броситься ей вслед, но непроизвольно оглянулся и увидел, как по берегу, пыля песком и выбросив в стороны длинные суставчатые лапы, мчит «богомол», а из кабины выглядывает Ратмир и машет ему рукой.

«Богомол» подкатил поближе и остановился, подтянув под себя лапы. Из кабины выпрыгнул Ратмир, тщательно выбритый и не менее тщательно причёсанный. Увязая в песке, он зашагал к Доновану.

– С добрым утром, – поздоровался он, подходя, и остановился на кромке берега.

Донован кивнул, буркнул приветствие и начал выходить из воды.

– Нам пора, – сказал Ратмир, не глядя на Донована. – Позови Айю, она обещала показать нам лабиринт.

Донован выбрел из воды и разбито опустился на песок.

– А я, признаться… – Он скрипнул зубами и перевернулся ничком. – Забыл я обо всём, Ратмир.

Ратмир молча сел рядом.

Вот и всё, с болью подумал Донован. Где ты, мой солнечный зайчик?

Айя выскочила из воды и мокрым холодным лягушонком, прыгнула ему на спину.

– Чего ты меня не догонял?

Донован повернулся, взял её на руки и встал. Через силу улыбнулся.

– Да так… Нам пора в Город.

– Ну вот, – Айя насупилась и исподлобья посмотрела на Ратмира. – Будто мы среди дня не можем туда поехать…

– Надо, – сказал Донован и опустил её на песок. – Понимаешь, надо. – Он вздохнул. – Сбегай, пожалуйста, принеси мою одежду.

Айя выскользнула у него из рук и медленно, всем своим видом выражая недовольство, направилась в Деревню. Она поминутно останавливалась, оглядывалась на Донована в надежде, что, может быть, он всё‑таки махнёт рукой на этот Город и отменит своё решение. Вид у неё был очень обиженный.

Иди, молча кивнул Донован и отвернулся.

Ратмир посмотрел на Донована, достал из кармана тюбик депилята и аккуратно надломил его.

– Возьми, побрейся, – сказал он, протягивая тюбик.

Донован взял тюбик и, глядя в воду себе под ноги, как в зеркало, снял с лица рыжеватую щетину. Обмыв лицо, он обернулся, чтобы отдать тюбик Ратмиру, но вместо него прямо перед собой увидел запыхавшуюся, раскрасневшуюся Айю. Ком одежды лежал тут же, на песке, а она стояла рядом: тяжело дыша, и протягивая полотенце. Видно пулей назад летела.

– Спасибо, кроха, – поблагодарил он.

Айя расцвела.

– Только сперва меня, Дылда! – крикнула она громко и требовательно. – Сперва меня…

Донован усмехнулся. Обмотав полотенце вокруг шеи, чтобы не мешало, он схватил Айю в охапку и с силой зашвырнул в Лагуну. Айя завизжала, задрыгала в воздухе ногами, плюхнулась в воду и сразу же, как ошпаренная, выскочила на берег. Донован поймал её, укутал в полотенце и стал растирать, а у неё глаза от удовольствия стали масляными, превратились в щелочки, и она даже похрюкивала.

– А теперь, – сказал Донован и легонько шлепнул её, – шагом марш в машину.

Айя отпрыгнула в сторону и обиженно стала пятиться к «богомолу». Губы она нарочито надула, как две оладьи, но в глазах прыгали смешливые бесенята.

– Бесстыдник ты, Дылда, – проговорила она. – Рад, что здоровый вымахал – знаешь, что сдачи не дам…

Она явно подзадоривала его, чтобы он сыграл с ней в догонялки. Но Донован игры не принял. Он молча оделся и пошёл к «богомолу».

– Залезай, – приказал он Айе, и она беспрекословно подчинилась.

Подошёл Ратмир.

– Ну что, поехали? – спросил он.

– Поехали, – буркнул Донован и, пропустив Ратмира вперёд, рывком забросил своё тело в кабину.

Феликс уже сидел в водительском кресле. Он повернулся и кивком головы поздоровался с Донованом.

– Шлем застегни, – подсказал он и тронул машину с места.

На этот раз они въехали в Город с северной окраины. Город начинался сразу же, вырастая из песка дымными развалинами. Здесь, с краю, дома были более целыми, ещё похожими на дома, с золотым песочным оттенком.

На одном из перекрёстков Айя затеребила Донована за рукав.

– Смотри, смотри! – указала она пальцем. – Чучело!

На втором этаже дома стоял застывший кибер. В руках он держал огромный блок стены с оконным проёмом. Видно, хотел поставить блок на место, но в это время прекратили подачу энергии.

Атлант, подумал Донован, и ему страшно захотелось увидеть Кирша и посмотреть ему в глаза.

Вход в лабиринт был загорожен гусеничным краулером, и, если бы не Айя, они вряд ли бы отыскали его. Протиснувшись между краулером и стеной, они увидели огромную дыру с закопчёнными краями, из которых крючьями торчала арматура. Откуда‑то сверху сочился ручеёк и, журча, убегал в темноту. Из провала тянуло промозглой сыростью, ржавым металлом и гнилой, мёртвой биоэлектроникой.

Ратмир принюхался, пошамкал губами, словно пробуя воздух на вкус.

– Не нравится мне всё это…

Айя непонимающе повела плечами.

– Он тут, – сказала она. – Только тут ходов много, запутаться можно, и не просто так, а надолго. Кирш говорил, что неделю можно ходить‑ходить, а может быть, и больше, и выхода не найти.

– Да, окопался, – проговорил Феликс, с интересом осматриваясь по сторонам, и прицокнул языком.

Ратмир бросил на него быстрый взгляд, но ничего не сказал.

– Ты знаешь, как его здесь найти? – спросил он Айю.

– Не… – Айя помотала головой. – Он меня сюда не водил. Говорил, нельзя, я запутаюсь, а он потом не найдёт. Но это всё враки, конечно, я бы нашла дорогу назад, но он сюда вообще никого не водил.

– Жаль, – вздохнул Ратмир. – Значит, так. Феликс, останешься в машине. А мы с Донованом спустимся в лабиринт. Никаких действий до нашего возвращения не предпринимать.

– Хорошо, – недовольно буркнул Феликс и, протиснувшись между краулером и стеной, зашагал к «богомолу».

Ратмир проводил его взглядом, затем кивнул Доновану:

– Идём.

И стал быстро спускаться в провал по каменному крошеву. На полдороги он остановился и глухо, как из бочки, добавил:

– Айю оставь. Ни к чему ей туда.

Донован посмотрел на Айю, улыбнулся и развёл руками. Что поделаешь, нужно подчиниться. Он спустился вслед за Ратмиром и в конце провала оглянулся. Айя стояла боком к нему – чёрная фигурка на светлом пятне входа – и обиженно сколупывала со стены штукатурку. В лабиринт она не глядела.

Ничего, сказал про себя Донован. Ты не расстраивайся. Он прав. Незачем тебе туда.

Ратмир тронул его за плечо.

– Здесь мы разделимся. Пойдёшь прямо, а я – налево. Встреча здесь же, через два часа. Ты хорошо ориентируешься?

Донован пожал плечами.

– Если стены здесь не двигаются…

Ратмир сдержанно улыбнулся.

– Тогда – до встречи. – Он кивнул и исчез за поворотом. Там он включил фонарь, и было видно, как по стенам, удаляясь под гулкий звук шагов, бегают блеклые отсветы.

– До встречи… – сказал ему вслед Донован, ещё раз оглянулся на Айю и пошёл в свою сторону.

Коридор, в который он свернул, был тускло освещён унылым грязно‑красным светом, и от этого всё вокруг казалось серым и угрюмым, как в туманную лунную ночь. Донован шёл неторопливо, прислушиваясь, запоминая дорогу, фонарь не включал. В лабиринте было сыро и затхло, во рту ощущался оскоминный привкус ржавого железа, и вообще, весь этот полумрак, это запустение, шелушащиеся штукатуркой стены, кучи седого хлама, битый пластик и гнилая слизь, распластавшаяся коричневыми скользкими лужами по полу, источали тревогу и полную безысходность. Как тут можно жить? Кирш, до чего же нужно опуститься, чтобы тут жить? Ведь это нора, грязная, запущенная, захламлённая нора, где могут жить лишь какие‑то нечистоплотные твари, но не люди… Логово.

Донован остановился и прислушался. Рядом, за стеной, кто‑то еле слышно бормотал. Он всмотрелся в темноту, увидел вход в соседнее помещение и шагнул туда. Комната была маленькой, приблизительно три на четыре метра, относительно чистой и пустой. Посредине сизой громадой возвышался громоздкий универсальный кибер, давно обездвиженный, горел только зелёный огонёк приёмника, и кибер голосом Кирша монотонно декламировал какую‑то белиберду, сильно нажимая на «р». Донован нагнулся, чтобы хоть что‑нибудь расслышать.

– Крыльями кружа красиво, – зло и тихо сказал ему Кирш в самое ухо, – крыса кралась кромкой крыши. Крепче кремня кривошипы, кроя кропотливо кражу, кролика кредитовали…

Декламирование оборвалось, раздался глухой, простуженный кашель. Больной кашель, плохой, буханье, можно сказать, а не кашель. И опять:

– Крепко кроль кричал, креняся, крепость кропля кратно красным…

Кирш, подумал Донован, ты всё пишешь стихи… Упражняешься… Он почувствовал, как ярость плотным давящим комком поднимается к самому горлу.

– …Крюк кривой кромсал круп кроля, кровью круто кровоточа…

Донован коротко размахнулся и изо всей силы ударил ребром ладони по зелёному огоньку на панели кибера. Что‑то звякнуло, огонёк погас, и воцарилась тишина. Донован посмотрел на ладонь. Из ссадины сочилась кровь. Он прислонился лбом к холодному пластхитину кибера и вдруг опять услышал за стеной бубнящий голос Кирша:

– …Кроткий кроль, крепя крест кролю, крапивой крушенье красил…

Донован скрипнул зубами и пошёл прочь от этого места.

Вслед ему неслось:

– …Крекча крысе кровожадной крах кромешный…

Замолчи… Замолчи, замолчи! Донован сжал кулаки и быстро, почти бегом, зашагал вперёд.

Он шёл напрямик, не разбирая дороги, через анфилады комнат, через завалы протухшей бумаги, гнилого тряпья, ржавого железа, битого стекла, развороченных, смятых, словно они побывали под прессом, каких‑то приборов и механизмов, назначение которых сейчас невозможно было определить – дикая смесь контуров псевдоприсутствия, частей роботов, биоэлектронного оборудования, транспортных средств, пересыпанная мелкими деталями и залитая разложившейся слизью биоэлектронного наполнителя. Он не помнил, сколько времени так шёл, не останавливаясь, не обращая внимания ни на что. Уже притупилось в памяти, куда он шёл и что здесь искал… И тут перед ним открылся хорошо освещённый зал, широкий, но с низким потолком, закопчённым, покрытым, как гусиной оторопью, каплями воды. Донован остановился.

Это был генераторный зал. А у пульта синтезатора, спиной к Доновану, на кособоком стуле, в грязном, пятнами, как маскировочном, жеваном комбинезоне, скорчившись, сидел Кирш.

Вот и встретились, почему‑то совершенно спокойно подумал Донован. Кирш чуть заметно покачивался, словно был вдребезги пьян, и что‑то монотонно бормотал. Вот как мы встретились… Донован смотрел ему в трясущийся затылок и чувствовал, как в нём снова начинает закипать злость. К этому человеку. Некогда его другу.

– Кирш, – тихо окликнул он.

Жалобное нытье оборвалось. Кирш застыл. Мгновенье он сидел так, сжавшись в судорожный комок, затем вскочил. Стул полетел в сторону, загрохотал, и Донован увидел, что на него, медленно разрастаясь, движется светящееся, перемигивающееся, снежное облако.

Ах ты..! Ярость ударила в голову, и Донован прыгнул. Вперёд, в сторону и к Киршу. Облако осталось сбоку и сзади, а прямо перед собой он увидел Кирша – небритого, сгорбленного, трясущегося – и, не размахиваясь, ударил. В лицо. Грязное, липкое от холодного пота…

Он постоял над распростёртым телом, отдышался, затем перешагнул через него и подобрал отлетевший в сторону арлет. Единственное оружие, против которого бессильно силовое поле защитного шлема… Донован переломил арлет. Указатель заряда стоял посередине шкалы. Где же ты его достал, Кирш? Ведь на всех синтезаторах на его производство наложено вето… Он поморщился. Пятки болели, будто их отбили бамбуковыми палками (это прыжок, подумал он), а левое плечо совсем не чувствовалось, занемело, покалывало. Зацепило‑таки облако. Он сунул арлет в карман и стал усиленно массировать плечо. Кто же мог ожидать от тебя такой прыти? Донован поднял кособокий стул и сел. Именно такой…

Кирш неподвижно лежал на полу. Донован огляделся. Синтезатор был разворочен, все рубильники, клавиши, кнопки выдраны из своих гнёзд с корнями; ни одного целого стекла, ни одного целого экрана… Сбоку на панели виднелся жёлто‑кристаллический потёк кислоты, а на полу, на том месте, куда она стекала, вздувшиеся пузыри жжёного бетона.

– Вставай, – сказал Донован.

Кирш не шевелился.

Тогда Донован, кряхтя от боли, встал, приподнял Кирша под мышки и прислонил к стене. Голова Кирша свесилась. Донован увидел под пультом синтезатора баллон с водой, достал его и, открыв вентиль, начал лить воду на голову Кирша.

– Я в сознании, – тихо сказал Кирш.

Вода всё лилась. Кирш открыл глаза и поднял голову.

– Я в сознании, – громче повторил он. – И даже его не терял.

– Жаль. – Донован бросил баллон на пол. – Для всех было бы лучше…

– Ты не галлюцинация? – спросил Кирш. – У меня в последнее время часто…

Он потрогал подбородок.

– Впрочем, нет. Давно прилетели?

– Давно… – Донован на ватных ногах вернулся к стулу и сел. – Вчера.

– А‑а…

Они помолчали.

– Ну, здравствуй, Кирш.

– Здравствуй, Донован. Айю видел?

Донован кивнул. Что же я хотел спросить? – мучительно думал он. Что? Столько было вопросов… Его начал бить озноб.

– Давно… всё это началось?

Кирш судорожно вздохнул.

– Давно… Не помню. Сейчас что – день?

– Убитых… Сколько убитых?

– Н‑не знаю.

Снова воцарилось молчание.

– Понимаешь, – сказал Кирш, – я думал: будут убитые, немного, без этого ведь нельзя, но потом кто‑то кого‑то возьмёт в плен, кто‑то победит… Появятся лидеры, всё прочее…

Внутри у Донована словно что‑то оборвалось. Последняя призрачная надежда… Ему стало жутко и в то же время бездонно тоскливо. Последняя, почти нереальная надежда, что всё‑таки Кирш не имеет ко всему этому никакого отношения, рухнула. Рухнула также беззвучно и страшно, как обрушивались остовы домов под лучами интеграторов, – первое, что увидел Донован с орбиты.

– Всё‑таки это ты, Кирш…

Кирш сник.

– Знаешь, я много думал. Я всегда был дилетантом. Раньше – как поэт, теперь – как вершитель чужих судеб…

– Я, я, я! – взорвался Донован. – Всё я! Устроил бойню, а думаешь только о себе! Зачем ты это сделал? Заруби на носу: если теория негуманна – она абсурдна!

Кирш отвёл глаза в сторону.

– Читайте еженедельник Комиссии по вопросам внеземных цивилизаций, – пробормотал он.

Донован внимательно посмотрел на него.

– Ты пьян?

– Нет. Нечем… А хорошо бы. И гитару… Побренчать, как ты говоришь. – Кирш помолчал немного, затем тихонько продекламировал:

В жизни мужчинам немало дано:

богом – женщина, чёртом – вино.

Но женщин желанней, хмельней вина,

есть для мужчин – война.

Он посмотрел на Донована.

– Нет, это не я. Это Киплинг.

– Бренчал бы у чьей‑нибудь юбки, а сюда не лез! – зло сказал Донован. – Вершитель судеб, чёрт тебя побери!

Кирш устало прикрыл глаза.

– Ты знаешь, у меня как‑то было желание покончить с собой, – сказал он спокойно. – Убей фашизм в себе самом… – Он усмехнулся. – Хорошо звучит, а? В себе самом…

По лицу Донована заходили желваки.

– Для этого ты и нацепил на голову шлем защиты? Не смеши. Мы с тобой не на театральной сцене.

– В том‑то и дело, – согласился Кирш. – Мне порой кажется, что всё это сон. Кошмарный сон. Хорошо бы проснуться…

Они снова замолчали. И в этот момент в кармане Донована запищала рация.

– Донован! Донован! – звал Ратмир. – Вы нашли Кирша? Где вы? Тут кибер, я через него слышу, как вы разговариваете!

Донован опустил руку в карман и щёлкнул клавишей. Затем встал, подошёл к пульту и отключил передатчик.

– Это кто? – равнодушно спросил Кирш. – Начальник экспедиции?

Донован не ответил.

– Понаехало шишек, руководителей, начальников… – Кирш судорожно вздохнул. – Ничего, разберутся.

Он вытер мокрый лоб, чтобы вода не капала на глаза.

– Понимаешь, – сказал он, – вся беда в том, что для них это просто игра. Не больше, и не меньше.

Донован поднял с пола баллон, закрутил вентиль и поставил его у стенки синтезатора.

– Благодетель человечества, – горько сказал он. – Ты приговорил этот мир к самоубийству, и тебе мало. Хочется, чтобы всё было красиво, с пафосом…

Краем уха Донован услышал за стеной зала какую‑то неясную возню, быстрый топот босых детских ног и, прислушиваясь, замолчал. На мгновенье в коридоре притаились, затем блеснула вспышка, кто‑то захохотал, снова побежал, шлёпая босиком по цементному полу, и в зал стремглав влетела Айя. Донован остолбенел.

– Ты что тут делаешь? Почему ты здесь, я же…

Он осёкся. Вслед за Айей в зал ворвался человечек с интегратором на изготовку. Он остановился, ослеплённый светом, а затем увидел Айю.

– Ага! – победно закричал он и нажал на спуск.

Донован рванулся наперерез, прыгнул к Айе и дёрнул её за руку. Хлопнула неяркая вспышка. На миг его окутал радужный туман, затем в шлеме щёлкнуло реле, туман исчез, и Донован увидел, что лицо у человечка начало вытягиваться. Он растерянно опустил интегратор. Сзади за спиной заливисто расхохоталась Айя.

У Донована задёргалась щека. Это хорошо, что у меня на голове шлем, подумал он. Я ведь как‑то об этом забыл. Он шагнул вперёд, ухватился за ствол оружия, и, вырвав его из рук человечка, зашвырнул под синтезатор.

– Вон! – заорал он, развернул человечка за плечи и дал пинка. – Мерзавец! Чтобы духу твоего здесь не было!

– Ты что! – возмутилась Айя. – Доновен, как ты мог? Ведь мы просто играли!

Донован на негнущихся ногах подошёл к ней, осторожно потрогал её волосы. Губы его дрожали.

– При чём тут он… – спокойно сказал Кирш. – Если уж кого по морде – так это меня.

Донован молча взял Айю на руки, перенёс к стулу и посадил.

– Доновен, как же это ты? – тихо спросила она, глядя ему в глаза. – Что с тобой, тебе плохо, да?

Он снял с себя шлем, надел ей на голову и наглухо застегнул.

– Не снимай, пока не разрешу, – сказал он.

– Зачем? Это что – новая игра?

– Нет. Но так надо.

– У‑у, я тогда не хочу! – закапризничала Айя. – Он большой и болтается на голове.

– Ничего. Это ненадолго. До вечера.

Айя недовольно сморщила нос.

– Да… Ты на всех будешь так надевать? – саркастически усмехнулся Кирш.

Донован повернулся. В глазах у него была откровенная, ничем не прикрытая ненависть. Он подошёл к Киршу, взял его за ворот комбинезона и рывком поставил на ноги.

– Послушай‑ка, ты… – сцепив зубы, выдавил он и оттолкнул Кирша к стене. – Ты хоть понимаешь, что ты здесь натворил?

Кирш отвёл глаза в сторону.

– Да, – сказал он. – Я научил их убивать.

– Кто, кто дал тебе на это право?!

– Риторический вопрос. Никто не может дать такого права.

Кирш впервые посмотрел прямо в глаза Доновану, и на его лице резко обозначились скулы.

– Да, я научил их убивать друг друга! – почти выкрикнул он. – Я рассказывал им о штыковой атаке, об окопной войне, о партизанах… Я демонстрировал им действия мин, гранат, противотанковых ружей, интеграторов, деструкторов…

В Доноване начала закипать ярость. Не отрывая взгляда от глаз Кирша, он нащупал в кармане арлет и вытащил его. Кирш это видел, но, не пошевельнувшись, только чуть побледнев, продолжал говорить.

– Я рассказывал им, как сквозь мясорубку войн человечество шло вперёд. Понимаешь, ВПЕРЁД!!! Сквозь боль, слёзы, кровь, смерть… Я хотел, чтобы они это поняли. Не только посмотрели, но и поняли!..