Не богом единым 4 page

Любопытно, что именно образ Барбароссы стал у немцев мифическим. О нем рассказывала маленькому Гейне его немецкая Арина Родионовна:

«Она уверяла, что он не мертв,

Что это вздор ученый,

Что в недрах одной горы он живет

С дружиной вооруженной...

...И думу думает он или спит,

Подчас затруднишься ответом.

Но день придет — и встанет он,

Уж вы поверьте мне в этом!

Он добрый свой поднимет стяг

И крикнет уснувшим героям:

«По коням! По коням!» — и люди встают

Гремящим, сверкающим строем...

...Им любо скакать и любо рубить,

Они отоспались на славу.

А император велит привести

Злодеев на суд и расправу, —

Убийц, вонзивших в Германию нож,

В дитя с голубыми глазами,

В красавицу с золотою косой, —

«О, солнце, гневное пламя!»

Этот миф — художественное изображение реальности архетипических воплощений. После пережитых Германией бед народ верил, что Барбаросса снова явится и отомстит ее врагам. Индийского учения об аватарах он не знал, но архетипическое подсознание подсказывало ему образ императора, спящего в пещере горы Кифгайзер (ведущего «личиночное» существование, по гораздо менее красивому сравнению Эволы). Не этой ли вере был обязан своим успехом Гитлер? Кстати, его фамилия означает на немецком языке поток, который то появляется на поверхности земли, то снова исчезает.

Если мы задумаем искать следы Гитлера в другом цикле, то имеет смысл вспомнить невнятное, брошенное вскользь замечание Д.Андреева о монаде одного римского императора. Скорее всего, он имел в виду Диоклетиана, который прослыл самым жестоким преследователем христиан. Но вот странность: египетские христиане — копты ведут свое летоисчисление по эре Диоклетиана, которая началась 29 августа 284 года по юлианскому календарю, а по григорианскому — 11 сентября. Что случилось в этот день в 2001 году, все хорошо помнят.

Все это очень интересно, только к Гитлеру отношения не имеет, хотя его любимой цифрой была как раз «11» и это корневая цифра его ряда — он родился на 110-й день от начала года. По версии самого Д.Андреева монада не названного им римского императора предназначается для воплощения грядущего Антихриста, а Гитлер был лишь одним из кандидатов на эту роль, притом неудачным.

Аналог Гитлера в предыдущем цикле просматривается очень смутно, но некоторые косвенные признаки заставляют обратить внимание на фигуру Суллы, хотя его имя скорее ассоциируется с Муссолини, чем с Гитлером.

Как уже говорилось, монада может давать несколько волевых выбросов в разных направлениях. Можно предположить и возможность парного выброса. Что если тандем Гитлер-Муссолини был именно таким случаем?

Плутарх в жизнеописании Суллы указывает на двойственность его натуры: «Он был неодинаков и противоречил самому себе. Он много брал, но еще более дарил; оказывал уважение без всякой причины и без всякой же причины надругался... Он показывал неровность своего характера и в отношении наказаний, — засекал до смерти за простую вину и спокойно переносил самые тяжелые оскорбления, легко прощал кровные обиды — и казнил или конфисковывал имения за пустые, незначительные ошибки... Он был вспыльчив и мстителен по своему характеру, но старался рассудком смягчить его суровость».

Таким своим поведением он живо напоминает действие закона Кармы согласно священным книгам джайнов или христианского Бога в трактовке Леметра. «Сулле было не только приятно, когда его называли «счастливым», — продолжает Плутарх, — он сам старался еще более возвышать свои дела и приписывать их богам, видеть в них руку счастья; быть может, из хвастовства, или же потому, что был действительно религиозен». Он сам писал, что дела, на которые он решался случайно, без предварительного обсуждения, удавались ему лучше тех, которые были тщательно обдуманы. Т.Моммзен уточняет, что странное легковерие Суллы имело мало сходства «с мрачной верой фанатиков в предопределение, — это была та вера в нелепости, которая неизбежно нарождается в душе всякого, кто совершенно отказался от надежды отыскать причинную связь событий; это было суеверие счастливого игрока, который воображает, что он одарен привилегией от судьбы всегда и везде попадать прямо в цель[93].

Но за счастье в прошлом цикле пришлось платить крахом в нынешнем. Суллу можно считать, по сути, первым римским императором, хотя принято начинать историю Римской империи с Юлия Цезаря. Фактически Римская республика при Сулле уже была мировой империей, а Сулла стал ее неограниченным властелином, получив титул диктатора. В Риме при чрезвычайных ситуациях и раньше назначались диктаторы, но на срок не более шести месяцев, Сулла же получил эти полномочия на неограниченное время.

Сулле во время военных действий в Греции также пришлось сражаться на два фронта, с одной стороны — против Митридата, с другой — против захвативших в его отсутствие Рим марианцев. Кстати, интересные параллели прослеживаются между Марием и Ф.Д.Рузвельтом. Марий вопреки римским обычаям избирался консулом семь раз, Ф.Д.Рузвельт вопреки американским обычаям избирался президентом четыре раза. Седьмое консульство Мария длилось лишь несколько дней — он умер 13 января 86 года до н.э. Рузвельт после своей четвертой инаугурации тоже протянул совсем недолго и умер 12 апреля 1945 года.

А как же восточный противник Суллы? В прошлом цикле Сулла победил Митридата, в новом, в порядке компенсации, Митридат должен был победить Суллу. Так что ж, новым Митридатом был Сталин? Но ведь мы уже упоминали в связи с ним другую фигуру — шаха Кавада.

Однако, если возможно раздвоение волевого импульса одной монады на два разных воплощения, то почему бы не представить себе противоположный случай: схождение волевых импульсов двух воплощений прежнего цикла в одном воплощении нового цикла? Такая сосредоточенная воля, разумеется, будет сильнее раздвоенной.

Сулла, как и упомянутый выше Диоклетиан, в последние годы жизни отошел от государственных дел. Гитлер тоже мечтал об этом, но ему это было не суждено. «Счастливчик» Сулла исчерпал лимит везения на два воплощения вперед.

Такова же судьба не только основателей империи, но и основателей религий. Закон компенсации действует и для них. Заратустра создал религию, названную его именем. Ницше воспользовался тем же именем, втайне мечтая о создании своей религии в противовес христианству. Но он связал себя тем самым с уже исчерпанным источником импульсов и заведомо обрек свое дело на неудачу. Нельзя создать вторично то, что однажды уже было создано.

Кстати, о зороастризме. Д.Андреев писал о «трансмифах Верховных Религий», как всегда, придумывая новое слово, когда можно было бы обойтись и старым «монадический уровень», и о видении, которое ему было, видении этих трансмифов в форме пирамид разных цветов. Всего их пять, и шестой никогда не будет. Д.Андреева удивило, что «одна из пирамид, меньших размеров, но удивительной, какой-то нездешней белизны, есть наивысший трансмиф религии», которую он «никогда бы не мог отнести к числу мировых или верховных: трансмиф зороастризма». Д.Андреев так и не понял «каким образом эта локальная религия, исторически давно угасшая и... не столь уж богатая мифологией, оказывается отражением такой колоссальной и только ей исповедуемой реальности»[94]. Д.Андреев просто плохо знал зороастризм, но его признание ценно: значит, его видение не было обусловлено какими-то личными симпатиями.

Прочие пирамиды Д.Андреева: голубая — высший трансмиф христианства, небольшая золотая пирамида — наивысший аспект иудейства, исполинская пирамида сиреневого цвета — наивысший аспект индуистского трансмифа, столь же великая зеленая пирамида — мир наивысшего аспекта буддизма[95]. Вы обратили внимание? Д.Андреев не увидел в этом ряду пирамиды ислама. Почему ее там нет, он объясняет позже.

По его словам, метаисторическое значение личности и деятельности Мухаммеда невозможно правильно оценить, стоя на точке зрения какой-либо ортодоксии, мусульманской или христианской. «Казалось бы, не подлежит сомнению ни религиозная гениальность Мухаммеда, ни его искренность, ни его вдохновленность высокими идеалами, ни та особая огненная убедительность его проповеди, которая заставляет признать в нем подлинного пророка... С другой стороны, непонятно, в чем же, собственно, можно усмотреть прогрессивность его учения сравнительно с христианством; если же такой прогрессивности в его учении не заключено, то зачем оно было нужно человечеству?»

Д.Андреев дает следующее объяснение: Мухаммед явился в тот исторический момент, когда Дьяволом (у Андреева его зовут Гагтунгр) было уже подготовлено появление на исторической арене подлинного лжепророка.

«Пророк Мухаммед был носителем высокой миссии. Смысл ее сводился к тому, чтобы... вызвать в христианской церкви пламенное движение в сторону религиозной реформации, в сторону очищения христианства... Но Мухаммед был не только религиозным проповедником, он было гениальным поэтом, даже больше поэтом, чем вестником мира горнего: он был одним из величайших поэтом всех времен. Эта поэтическая гениальность, в сочетании с некоторыми другими свойствами его натуры, увлекала его в сторону от неукоснительного прямого религиозного пути. Струя могучего поэтического воображения вторглась в русло его религиозного творчества, искажая и замутняя то Откровение, которое было ему дано. Вместо реформы христианства Мухаммед позволил себя увлечь идеей создания новой, чистейшей религии. Он и создал религию. Но так как Откровения достаточного для того, чтобы сказать воистину новое слово после Христа, у него не было, то созданная им религия оказалась не прогрессивной сравнительно с учением Христа, а регрессивной... Отрицая многие основные идеи христианства, эта религия регрессировала к упомянутому монотеизму; она, в сущности, не дает ничего нового, и теперь понятно, почему в числе Великих Трансмифов, в числе пяти хрустальных пирамид... нет трансмифа ислама»[96].

Тут столько всего наворочено, что даже не сразу поймешь, с чего начинать расчистку завалов. Не помню, кто, но очень верно сказал, что в монотеизме в принципе не может быть ничего нового. Монотеизм это конечная станция, тупик, вс¸, приехали. А Д.Андреев пытался обнаружить в нем какой-то «прогресс» или «регресс», требовал вносить в него что-то «новое». Мухаммед действительно создал «чистейшую», ничем не «замутненную» религию, наиболее соответствующую семитскому архетипу. Не мог он «реформировать» христианство, внимая мудрым советам Д.Андреева, как не мог и сам Иисус реформировать иудейство, хотя и намеревался этим ограничиться. Монада Иисуса попала не в свой архетип и была им отторгнута, монада Мохаммеда попала в свой и растворилась в нем. Отсутствие в исламе трансмифа это отсутствие в нем монадического уровня; ислам — религия сугубо архетипического уровня, для которого характерно подавление человеческой индивидуальности.

Достоевский и его герои исступленно поносили католицизм за то, что он якобы поддался на «третье дьяволово искушение». А папы просто воззавидовали халифам, соединявшим в своих руках как религиозную, так и светскую власть.

Д.Андреев, завороженный насквозь ложной по своей основной идее «Легендой о Великом инквизиторе», приписывает ее автору некое «духовное знание», утверждает: «Тот, кто должен стать Антихристом... был, можно сказать, схвачен за руку Достоевским на одном из важнейших этапов своего предсуществования»[97].

Не за ту руку схватил Достоевский! Как уже говорилось, прообразом для его «Великого инквизитора» послужил знаменитый кардинал-просветитель Франсиско Хименес де Сиснерос: именно его враги клеветнически изображали кровожадным инквизитором, который распял бы Христа, если бы тот снова пришел на Землю[98].

Не там искал Д.Андреев Того, Кого он называл Антихристом, да еще и писал это слово с маленькой буквы. Это все Достоевский виноват: сам запутался и многих других, в том числе и Д.Андреева, с толку посбивал. «Заплутал Достоевский», — вздыхал с сожалением Андрей Белый. Правильно вздыхал.

К путанице Достоевского Д.Андреев добавил и свою. Монада не названного им римского императора шла у него «от инкарнации к инкарнации»[99], хотя монады такого масштаба воплощаются крайне редко. И не случайно Д.Андреев не назвал имя императора, монада которого была якобы «похищена» некими «демоническими» силами. Это прошлое виделось ему смутно, он верно угадал только эпоху — IV век нашей эры[100].

А в этом веке было два гонителя христианства — уже упомянутый Диоклетиан и Юлиан, прозванный христианами «Отступником», хотя на самом деле отступниками от веры предков были именно они. Догадываясь, что одним Диоклетианом дело не ограничилось, Д.Андреев писал: «В дальнейшем было похищено еще несколько монад — своего рода «резерв», или, если можно так выразиться, кандидаты в антихристы. В исторической перспективе между ними вырисовывались жесточайшие схватки, победа сильнейшего, удачнейшего, и сосредоточение демонической работы именно на нем»[101].

Уж как-то слишком по Дарвину представлял себе Д.Андреев этот процесс «искусственного отбора». Но ведь возможно не только расщепление одной монады на два воплощения, но и соединение двух в одном. Похоже, Диоклетиан и Юлиан соединили свои антихристианские усилия, поэтому Д.Андреев и растерялся, не решаясь назвать определенное имя.

Копты, как мы знаем, ведут свое летоисчисление с начала правления Диоклетиана. С чего бы это? Диоклетиан был иллириец, а не египтянин, родственные чувства не играли здесь своей роли. Может быть, египтяне были благодарны Диоклетиану за эдикт 301 года о регулировании цен? Цены в Египте всегда отличались сравнительной дешевизной, а тут вдруг Египет оказался в привилегированном положении, поскольку максимальные цены, установленные в масштабах всей Римской империи, были значительно ниже современных эдикту египетских цен[102].

Хоть и было сказано «не хлебом единым», но хлеб оказался выше слова божьего для египтян, а не для Великого инквизитора, придуманного Достоевским. Они почтили Диоклетиана и тем самым определили место воплощения будущего Антихриста или, если хотите, его предтечи.

А вот время его воплощения по календарю эры Диоклетиана не рассчитывается, как ни крути, даже если вести отсчет не с начала его правления, а с даты его рождения или смерти. Зато если взять за исходную точку дату рождения императора Юлиана и добавить пресловутое число «666», мы получим 996 год. Именно тогда в Египте начал править знаменитый халиф Хаким.

Хаким принадлежал к династии Фатимидов, религией которых был шиизм исмаилитского толка. Основатель этой династии Убайдаллах был провозглашен халифом в 910 году в Кайруане (нынешний Тунис), в результате чего исламский мир раскололся на три враждебных друг другу халифата. В 969 году Фатимиды овладели Египтом и перенесли свою столицу в Каир; в этой стране они правили до 1171 года.

Фатимиды выдавали себя за потомков пророка, но конкуренты утверждали, что Убайдаллах — самозванец. «А был он мерзким еретиком, врагом ислама, прикидывающимся шиитом, стремящимся к устранению мусульманской общины. И доказательство этого — убийство им факихов, и улемов, и имамов, и изучающих хадисы, и праведников; он убил большое число их. И было его целью уничтожение религии, чтобы люди сделались подобны животным, а он получил бы возможность развращать умы и убеждения»[103].

Несмотря на эту враждебную пропаганду, международный престиж Фатимидов непрерывно рос. Особенно велик он был при халифе Азизе (975—996), отце Хакима. Главной задачей Фатимидов после завоевания Египта стало полное подчинение Сирии, что должно было привести к покорению всего аббасидского халифата, а затем и всего мира[104].

Адам Мец в своей книге «Мусульманский Ренессанс»[105] называет Азиза «первым представителем того великодушного и благородного сарацинского рыцарства, которое позднее произвело столь огромное впечатление на Запад». Любимой женой Азиза, матерью Хакима, была славянка, попавшая в плен и проданная крымскими работорговцами[106]. Другой советский автор прямо пишет, что мать Хакима была русская, голубоглазая блондинка[107]. Но сын ее, по его словам «проявил себя свирепым деспотом и невменяемым сумасбродом».

Хаким родился 23 числа месяца раби аль-авваль 375 года Хиджры, что соответствует нашему 13 августа 985 года. Это значит, что в 996 году, когда он вступил на престол, ему было всего 11 лет (опять эта цифра одиннадцать!). Опекуном юного халифа стал евнух Барджаван, которого многие исследователи тоже считают славянином. Он фактически правил страной при несовершеннолетнем Хакиме, пока тот в 1000 году не приказал убить своего опекуна[108]. Он объявил себя «повелителем правоверных», и тогда-то, как пишет капитан Н.Бурон в своей книге о друзах, и «начались его ночные чудачества. Каждую ночь он ездил по улицам или, переодевшись крестьянином, замешивался вечером в толпу, чтобы слушать поэтов, смотреть танцы альмей, жонглеров. Он въезжал на осле на холм Мокатам и беседовал со звездами. По утверждению христианского епископа Севера, он особенно обожал Сатурн, что свидетельствовало в глазах этого епископа о связи Хакима с Сатаной![109]

Адам Мец, в отличие от нашего Г.А.Беляева, не употребляет в адрес Хакима сильных выражений, а только называет его «странной фигурой». Странности его выражались в том, что он то сидел днем при свете свечей, то ночью в потемках. Поскольку он любил разъезжать ночью, торговцы должны были держать лавки открытыми и освещенными. Ему досаждал собачий лай, и он приказал перебить всех собак, кроме охотничьих. Просьбы он требовал выражать кратко, одной строкой. «Милостыню он раздавал, сколько мог, и был для простого народа добрым правителем, ибо при нем господствовали закон и справедливость»[110].

Хаким, как мог боролся с коррупцией! Чтобы воспрепятствовать незаконному обогащению судей, он вдвое увеличил им жалование, при условии, однако, не брать ни дирхема с людей[111]. В 1013 году он приказал, как простому вору, отсечь обе руки начальнику одного министерства за совершенную тем растрату. Впрочем, в 1018 году он вновь поставил этого человека с отрубленными руками на пост главы ведомства расходов[112]. В 1009 году Хаким закрыл дворцовую кухню, запретил повергаться перед ним ниц, целовать ему руку и обращаться к нему со словами «наш господин». Он отменил ношение над ним зонта и все царские регалии, отменил титулы и все незаконные поборы. В том же 1009 году он дал волю всем своим рабам и рабынями, снабдив их всем необходимым»[113]. Ну явно был «безумный деспот и невменяемый сумасброд»! Подобно Диоклетиану, он прибегал и к регулированию цен. В 997 году, когда из-за недорода поднялись цены на зерно, Хаким запретил его собственникам скапливать большие запасы и определил цену каждого вида зерна; виновных в нарушении предписания били кнутом[114]. В 1005 году Хаким открыл в одном из своих дворцов в Каире «дар-аль-ильм» (дом знания), большую библиотеку со свободным доступом для всех. Чернила, перья и бумагу предоставляли там бесплатно и дважды в неделю устраивали публичные лекции. Это учреждение стало одновременно и центром развития естественных наук, медицины и филологии[115].

Но без гонений на христиан, в силу возложенной на него метафизической миссии, Хаким обойтись, конечно, не мог. Начались они в 1011 году (опять одиннадцать!), когда Хаким приказал разрушить все христианские церкви и конфисковать их имущество и земли. К 1015 году около 30 тысяч церквей в Египте и Сирии было разрушено и разграблено, в том числе и знаменитая церковь Воскресения в Иерусалиме, что, как считает Л.А.Семенова, послужили одном из поводов к Крестовым походам[116], хотя начались эти походы через 80 лет после смерти Хакима — дошло до европейцев, как до жирафа!

На месте церквей строились мечети (в частности, аль-Азхар). Строжайшим образом предписывались распоряжения о ношении определенной одежды, т.н. «правила Омара». Христиане обязаны были носить не шее тяжелые деревянные кресты; дополнительным указом устанавливались их размеры — 1 локоть в длину и ширину и толщина в палец. Запрещались публичные праздники, колокольный звон, с наружных стен выломали изображения крестов и следы их замазали. С 1012 года начались гонения и на иудеев. Они получили на шею шары весом в 5 фунтов[117].

Под конец жизни Хаким часто скитался в пустыне, отпустил волосы до плеч, не обстригал ногтей и не снимал черной власяницы и голубой повязки с головы. Во время одного из этих скитаний он бесследно исчез. Произошло это в 1021 году. Может быть, его убили враги из партии, которую возглавляла его сестра Ситт аль-Мульк, а может быть, его «взяли», как выразилась бы Ванга.

Обожествлять Хакима начали еще при жизни. Его до сих пор почитают как Бога те, кого мы знаем под именем друзов.

С друзами та же история, что и с джайнами. Их считают «шиитской сектой», но И.П. Петрушевский, например, пишет: «Секта друзов превратилась по существу... в самостоятельную эклектическую религию»[118].

И в самом деле: в рамки ислама она не укладывается. Мусульманские ересиологи различают и осуждают три формы обожествления людей: зухур (отражение божества в человеке), иттихад (сосуществование человеческого и божественного начала в одной душе) и хулуль (инкарнация божества в человеке). А у друзов к последней форме добавляется еще вера в переселение душ (танасух)[119].

Основателями религии друзов были два человека. Первый из них, по имени которого она названа, Мухаммед ибн Исмаил Дарази пришел в Каир из Бухары. Отвергая утвердившееся представление об имамах — потомках Али как исполнителях воли Аллаха относительно торжества истинной религии, Дарази ставил Али выше Мухаммеда, т.е. имамат — над пророчеством, и отождествлял Али (а потом и всех имамов, включая Хакима) с самим Творцом.

В 1017 году Дарази, по случаю приезда делегации своих сторонников из Ферганы, вздумал прочесть в каирской мечети проповедь о божественности Хакима. По одним данным, делегация эта была целиком перебита, по другим — Дарази удалось спастись от ярости толпы.

Вторым был Хамза ибн Ахмад аль-Лаббад из Хорасана. Он усилил культ Хакима, провозгласив его уже не имамом, а исключительно божеством, не связанным с земной иерархией[120].

Капитан Н.Бурон считает, что «двое персов», Хамза и Дарази, привнесли в новую религию многое от древнего зороастрийского культа и от его диссидентской секты, манихейства. «В основу своих верований друзы положили веру в бессмертие души и в ее реинкарнации во многих телах до тех пор, пока, ставши совершенно чистой, она не растворится навсегда в свете и радости»[121]. Зороастризму учение о переселении душ было чуждо, но в манихейскую доктрину положение о реинкарнации Апостолов входит, как пишет Е.Б.Смагина в предисловии к коптскому манихейскому трактату «Кефалайя»[122]. Н.Бурон прослеживает и влияния индуизма, но, если у индусов и пифагорейцев переселение душ включает животных, то у друзов человек может воплотиться только в человека[123].

Пифагор, кстати, был у друзов одним из семи имамов, к которым Хамза причислил и себя, любимого. Согласно его учению, то один и тот же имам, который воплощается по приказу Хакима, когда ослабевшая вера нуждается в укреплении, чтобы человечество продолжало двигаться в направлении своей истинной Судьбы. В критические эпохи всегда снова появляется все тот же Хамза. «Моя миссия началась с первого дня мира. Во все века Всемогущий посылал меня к вам в ином виде, под другим именем и с другим языком. Я — Мессия народов». Во времена Иисуса, которого христиане называют Христом, Хамза был истинным Мессией, который, скрываясь среди его учеников под именем Элеазара, внушал свои мысли Иисусу, сыну Иосифа, и иудеи распяли не его — люди не могут послать на смерть эманацию Божества, — а Иисуса, который был лже-Мессией. При Мохаммеде Хамза в облике Сельмана эль-Фарези диктовал пророку Коран, который Сунна потом исказила»[124].

Здесь перед нами явные вариации на темы рассказов об аватарах Вишну, с той только разницей, что само Божество воплощается лишь один раз в виде Хакима, а обычно посылает вместо себя своего полномочного представителя, главное воплощение которого — Хамза, претендующий на роль тайного суфлера при основателях великих религий. Эти претензии сродни идее об исключительности манихейства как универсальной мировой религии в противоположность остальным религиям, ограниченным и локальным[125]. Манихейство трактовало все существующие религии как разнообразные искажения доктрины первоначальной «истинной церкви». Мани хотел открыть последователям ложных религий подлинную, неискаженную суть их веры[126]. Мани развивал идею о едином архетипе всех мировых религий, воплощениями которого были Будда, Заратустра, Иисус и он сам, Мани[127].

После длинного отступления о Хакиме и друзах, чтобы не потерять ход мысли, уместно напомнить, о чем, собственно, идет речь. А идет она об Антихристе, причем пора сказать о двойственности этого понятия. Конечно, можно обозвать «антихристом» любого противника христианства, от Юлиана до Ницше, но это будет неверно. Эти люди — просто представители других архетипов, которым вообще не было бы дела до христианства, если бы оно агрессивно на них не лезло. Противоречие заложено в самом христианстве, это противоречие между монадой его основателя и тем хищным архетипом, в который она угодила. Только что прозвучали фразы об «универсальной мировой религии», о «едином архетипе всех мировых религий». Нет такого архетипа, а есть лишь претензии одного хищного архетипа на универсальность. Помните лозунг «демонических монад» Д.Андреева: Вс¸ не-Я должно стать мною? Антихрист в этом смысле — любой претендент на мировое господство. Христианство пришло в мир через антихристианский архетип и в такой степени преобразовалось под его влиянием, что можно даже говорить об антихристианской сущности христианства. Христианство и есть Антихрист, как ни парадоксально это звучит.

Об этом смутно подозревал Достоевский, но он ошибочно, со своей субъективной, предвзятой точки зрения возлагал вину за это «извращение» лишь на одну из ветвей христианства. Его последователь, Д.Андреев объяснял «невозможность объединения всего мира на основе римской космополитической иерократии» тем, что «без объединения человечества абсолютная тирания была неосуществима, но для этого объединения, на какой бы то ни было основе, не имелось еще множества необходимых предпосылок»[128].

Сегодня такие предпосылки созданы благодаря пресловутой «глобализации», точнее американизации, но США, новый претендент на мировое господство, замешаны и помешаны не на католицизме, и на другом варианте христианства, на кальвинизме, наиболее ветхозаветной из его ветвей, и одержимы, как и евреи, той же идеей собственной «богоизбранности».

В случае с кальвинизмом Д.Андреев мог бы говорить о таком же «регрессе» христианства, какой он усматривает в исламе. Александр дель Вале в своей книге «Исламизм и США: союз против Европы» писал о психологических и теологических основах этого союза: Мусульмане и протестанты «убеждены в своем превосходстве и намереваются любой ценой навязать свою истину и свое мировоззрение остальному человечеству, включая католиков и православных, которых они огулом считают «язычниками» и «неверными»[129].

На сходство между порядками, которые заводили Мохаммед в Медине и Кальвин в Женеве, указывал еще Макс Вебер. Но вспомним уже известный нам принцип: союз между силами зла невозможен. А дель Вале выпустил свою книгу в 1997 году. Кульминацией союза, который он анализировал, была агрессия против Сербии в 1999 году, что было потом: было 11 сентября 2001 года. Пошли разговоры о «столкновении цивилизаций», а произошло всего лишь неизбежное столкновение двух хищных, агрессивных архетипов. Отнюдь не все цивилизации такие.

Любопытно, что теология друзов предсказывает уничтожение в будущем обоих упомянутых хищных архетипов. «Армия, более многочисленная, чем звезды на небе, под водительством пяти посланцев свыше, придет с Востока, из Китая. Зверь, который выйдет из земли, и силы зла будут разбиты в Мекке и Иерусалиме и эти два города будут навсегда уничтожены»[130]. Это может быть результатом войны на уничтожение между Израилем и мусульманскими странами, плодами которой воспользуется третья сила — Китай. Пять посланцев свыше это пять звезд на современном китайском флаге.

Теология друзов вообще весьма интересна. Содержащаяся в ней идея монады-спутника тоже заслуживает внимания, только это, конечно, не всегда один и тот же Хамза (он был слишком высокого мнения о себе) и не монада-суфлер, а своего рода монада-корректор. При Иисусе это был его любимый ученик Иоанн, автор самого антиеврейского из всех Евангелий (масонам, очевидно, известна эта тайна, они ее тщательно охраняют, но все же выдают своим особым почтением именно к этому Евангелию), при Мохаммеде — Али, от которого ведет свое начало шиитская ветвь ислама.

Была такая монада-спутник и у Гитлера в лице Рудольфа Гесса. Об этом открытым текстом говорит таинственный собеседник Ж.Мабира в его книге «Туле»: «Он мне всегда напоминал скандинавского бога Бальдура, самого прекрасного и чистого из богов, но рожденного для несчастья. Когда они сидели вместе в тюрьме в Ландсберге, Гесс пересказал Гитлеру все мечты Общества Туле... Гесс стал секретарем Гитлера, его конфидентом, «заместителем». В немецком языке это слово многозначно, оно означает не просто заместителя и тем более не преемника. Я бы сказал, это тот, кто дублирует вашу личность и следит за тем, чтобы все шло хорошо. У католиков это «ангел-хранитель», у других просто «совесть». Гитлер и Гесс стали почти идентичны друг другу, но лишь для того, чтобы разыграть драму доктора Джекилла и мистера Хайда» («Атака», No.104).