Поверьте мне, принц, приготовьтесь к смерти. Вам и не приходится думать о защите. Тот, кто хочет вас погубить, сторонник правительства. Есть ли кто виновнее вас.» и т. д. 4 page

Следующий документ дает право заключить, что и случайные шпионы доставляли иногда важные сведения^[47].

Свидетельство

«Состоящей в распоряжении штаб-офицера над вожатыми в действую­щей армии, уволенный в 1856 г. из волонтеров Греческого легиона императо­ра Николая I, кавалер ордена св. Георгия 4-го класса и серебряной медали за защиту Севастополя, Константин Николаевич Фаврикодоров, по приказа­нию его превосходительства начальника штаба Журженского отряда гене­рал-лейтенанта Скобелева 2-го, был послан 31 мая 1877 г. через Сербию в Рущук для разведывания об укреплениях, позициях и числе войск; по воз­вращении им сообщены были сведения: 1) о количестве пороха, привезенно­го из Салоник в Рущук; 2) о количестве запасов и продовольствия, приготов­ленного для турецких войск; 3) о числе арабов, ожидаемых в Рущук; 4) о составе армии отправленного в Черногорию Али-паши и числе лошадей, за­купленных им для своей армии; 5) о прибытии турецкого главнокомандую­щего Абдул-Керима в Рущук и его свите, об отбытии его в Силистрию и, наконец, 6) подробная таблица батарей, траншей и сведения о количестве таборов низама, зейбеков, башибузуков и черкесов в крепостях и укрепле­ниях: Виддине, Лом-Паданке, Рахове, Никополе, Систове, Рущуке, Сумон- ле, Ловче, Плевне, Враще, Клиссуре, Берковцах, Белградчике. 26 июня 1877 г. Фаврикодоров, посланный мной из города Систова для разведывания о по­ложении неприятеля, сообщил о предполагаемом движении из Виддина Ос­ман-паши в место, находящееся ниже Белградчика, с 50-тысячной армией, о встрече с египетским Хассан-пашей, шедшим в город Никополь во главе 15-тысячного войска с 32 пушками маленького калибра, о встречах в Этро- поле 2000 черкесов и среди поля, где он ночевал, с 10 тыс. башибузуков, шед­ших в Плевну; наконец, пробравшись в Плевну, для распознания состава неприятеля, слышал английские и иностранные, нетурецкие слова; пытался проникнуть в лагерь под видом продавца рахат-лукума, но его туда не пусти­ли; затем, сообщив о войсках, стоявших в местностях Сельви-Оглу и Жема- са, добрался до города Шумлы, осведомился об укреплениях, воздвигаемых англичанами, о запасах сухарей, заготовляемых в Проводах, и о движениях войск, сосредоточенных в Варне; оттуда отправился в Адрианополь, сооб­щил об укреплениях близ Адрианополя двух селений, Карагаче и Демирдече, о маршруте, коим доставляется провизия морем и сухим путем, и движении транспортов. По возвращении 3 августа в Горный Студень, Фаврикодоров был вновь послан мной в Плевну 6 августа — первый раз и 16 августа — второй раз, куда и пробрался с большими трудностями через три дня, в ноч­ное время, через берег Вида; переодетый на мельнице в турецкий костюм и обойдя турецкие позиции, выходил на общую дорогу Сыр-Базар и оттуда вмести с турками входил в Плевну. Из Плевны сообщены в первое и второе его проникновение в укрепленную позицию сведения им лично, по возвра­щении, подробно. Посланный вновь из селения Горный Студень в Плевну 8 сентября, Фаврикодоров 24 сентября прислал уведомление, сообщавшее о положении армии Осман-паши, о продовольственном состоянии его войск, подробное сведение о помощи, поданной им Шефет-пашой, о количестве людей, лошадей, пушек и провианта, привезенного с ним в Плевну 14 сен­тября, о количестве запаса хлеба и фуража, заготовляемого ими и реквизиру­емого из семи сел, указанных им; в своем донесении подробно и обстоятель­но сообщил о количестве вновь устроенных батарей, с подробным обозначе­нием их местоположения и названий, известил штаб об устройстве к батаре­ям сообщающих их между собой глубококопанных дорог для маскирования движения по направлению к оным и без опасения подвоза материала от об­стреливания, о результатах бомбардирования с наших позиций, 21 сентября об ожидании из Константинополя вспомогательного отряда и зимнего одея­ния; затем Фаврикодоров, оставаясь в Плевне, 27 октября вновь уведомил меня письменно о положении плевненской армии, о количестве уже умень­шившегося гарнизона, о нуждах, претерпеваемых им, потерях от перестре­лок, о порционах, о дезертирах, о распоряжениях Осман-паши относительно жителей, о переменах в расположении лагерем турецких войск с подробным обозначением магал, о количестве годных к употреблению полевых и осад­ных орудий, о расположении пороховых складов, о числе батарей с указани­ем сильных и слабых позиций, наиболее удобных для бомбардирования; и, пробравшись с риском через усиленные турецкие форпосты 30 октября, по­следний раз был отправлен 2 ноября в Плевну и оттуда известил 14 ноября штаб о том, что Осман-паша решился прорваться на Софийскую дорогу.

Во все время служения Константин Фаврикодоров исполнял честно и добросовестно, по мере сил и возможности, возложенные на него важные поручения, рисковал жизнью, подвергался лишениям при исполнении сво­их обязанностей и оказал русской армии услуги, в особенности имевшие большое значение во время осады и взятия плевненских укреплений.

Означенный в сем свидетельстве К. Н. Фаврикодоров действительно до­ставлял мне те сведения, о которых он упоминает в этом свидетельстве, во время войны 1877—1878 гг. Удостоверяю моей подписью с приложением моей печати. 2 мая 1879 г. Подлинное подписал Генерального штаба полковник Артамонов».

По свидетельству Фаврикодорова, турки имели также своих шпионов, преимущественно болгар, занимавшихся этим ремеслом ради денег или дав­нишней своей дружбы с турками и нежелания их падения.

Война 1904-1905 гг. доказала, как обдуманно и рационально было по­ставлено военное шпионство у японцев. Ученики немцев в ратном деле, япон­цы не отстали в этом отношении от своих учителей и даже превзошли их. Теперь уже дознано, что до начала последней войны японцы наводнили сво­ими шпионами все более или менее важные пункты намеченного ими театра действий и даже держали их во внутренних губерниях России. В Маньчжу­рии и в Уссурийском крае японские шпионы проживали под видом торгов­цев, парикмахеров, прачек, содержателей гостиниц, публичныхдомовит. п.; во внутренних наших губерниях шпионством в пользу японцев занимались оплачиваемые ими евреи, греки, англичане и австрийцы.

Во время военных действий бывали случаи, что, не имея возможности проникнуть через наше охранение, нижние чины — японцы и даже офицеры переодевались в китайские костюмы и с привязными косами пробирались в наш район под видом местных жителей. Так поступил поручик 13-го кавале­рийского полка Комаяси. Будучи послан 12 марта 1905 г. из Кайюаня на разведку к Гирину, он донес командиру полка, что дальше деревни Шеншипу пробраться разъезду нет никакой возможности. Командир полка ответил кратко: «Данная вам задача должна быть выполнена». Тогда Комаяси и ун­тер-офицер Кого переоделись китайцами, в сопровождении нанятого про­водника прошли через нашу сторожевую цепь и добрались до деревни Тай- сухэ, в 20 верстах южнее Гирина. Там один из наших нижних чинов дернул унтер-офицера Кого за косу, которая осталась в руках солдата. Преданные полевому суду, поручик Комаяси, унтер-офицер Кого и их проводник китаец были расстреляны в Гунчжулине.

Хотя мы знали о деятельности японских шпионов до войны (еще в фев­рале 1899 г. японский шпион был пойман при съемке Порт-Артурских ук­реплений), однако со своей стороны ничего не предпринимали для изучения секретных данных наших будущих врагов. Когда уже начались военные дей­ствия, мы, по-видимому, считали дело тайной разведки совершенно третье­степенным, недостойным внимания и забот.

Вот, например, как поставлено было шпионство в северо-восточной Ко­рее^[48]: «В качестве заведывающего тайной разведкой был командирован при­званный из запаса офицер, проживший перед войной в Сеуле около 10 лет. Это последнее обстоятельство придало ему первоначально большой вес в наших глазах, и добровольным его предложением мы поспешили воспользо­ваться. Ближайшим следствием этого явилась необычайная полнота сведе­ний о противнике, с точностью до десятка определенные его силы, необык­новенная проникновенность даже в область его намерений. Фактическая проверка этих сведений разъездами зачастую обнаруживала однако их боль­шую фантастичность, а ближайшее знакомство с этим офицером и его дея­тельностью убедило начальника отряда и штаб в полнейшем отсутствии сколько-нибудь основательной организации шпионства. Агенты оказались людьми случайными, а не заранее подготовленными, и вся разведка зижди­лась исключительно на слепом к ним доверии, велась без системы и без уме­нья. Наконец, в заведующих разведкой не было ни призвания, ни энергии к такой сложной работе».

Тоже, или почти тоже, было у нас и в Маньчжурии: отсутствие системы, неподготовленность, случайный подбор работников и сверху, и снизу. «Все походило на то как будто мы, зная, что серьезные люди без тайной разведки войны не ведут, завели ее у себя больше для отбытия номера и очистки сове­сти, чем для надобностей дела. Вследствие этого она играла у нас роль той же "приличной обстановки", какую играет роскошный рояль, поставленный в квартире не имеющего понятия о клавишах»^[49].

Дело начало налаживаться только после Мукдена, но... было уже поздно.

Из всего сказанного можно вывести следующие заключения:

1) При правильной систематичной организации шпионства в мирное вре­мя оно будет приносить плоды с минуты объявления войны^[50] и до окончания ее. Необходимость постоянной осведомленности о намерениях и силах, как материальных, так и нравственных, своих соседей и вытекающая отсюда неизбежность шпионства сознаются всеми государствами и не много най­дется таких, которые не применяли бы шпионства в более или менее широ­ких размерах.

2) В военное время на фронте и на флангах противника тайная разведка дополняет войсковую, в особенности при затяжных действиях; в тылу про­тивника, в области его предначертаний и его подготовительных к бою работ, тайная разведка незаменима войсковой.

3) «Весьма важно знать намерения противника, но еще важнее не обна­руживать своих»^[51]. Надо помнить, что шпионство соседа, по образному вы­ражению одного из авторов, писавших об нем^[52], это гриб, подтачивающий гранит крепостной и съедающий сталь оружия. Поэтому каждый начальник обязан принять все зависящие от него меры, чтобы раскрывать неприятель­ских шпионов; а для успешного разрешения этой задачи необходимо хотя бы поверхностное знакомство с организацией шпионства.

Кто называется шпионом. - Категории шпионов и их характеристика. - Вербовка и подготовка шпионов. - Обращение со шпионами. - Управление шпионством

Не лишены интереса вопросы: в чем состоят шпионство и кто может быть назван шпионом? Они разрешаются различно. В общежитии под именем шпиона подразумевается лицо, прокрадывающееся под ложным предлогом в местность, занятую неприятельской армией, для сбора сведений о силах и расположении противника.

В таком же смысле высказывается немецкий юрист Блюнчли в своем тру­де Vu,lkerrecht: «Шпионом считается тот, кто тайно или под ложным предлогом пробирается в район расположения армии, чтобы собрать сведения, полезные для противника, и сообщить ему таковые». По мнению Блюнчли тайный сбор сведений в мирное время об армии противника, о его крепостях и тому подоб­ные действия, подсудные гражданскому, а не военному суду, не могут быть названы шпионством; «шпионство возможно только в военное время».

Почти такое же определение находим в декларации Брюссельской кон­ференции, созванной в 1874 г. по почину покойного императора Александра II для выработки общеобязательных законов и обычаев войны: «Шпионом может быть признаваемо только такое лицо, которое, действуя тайным обра­зом и под ложными предлогами, собирает или только еще старается собрать сведения в местности, занятой неприятелем, с намерением об открытом до­нести противной стороне».

Тайный образ действия и ложные предлоги, т. е. обман — таковы суще­ственные признаки шпионства, наказываемого по военным законам^[53].

Вышеприведенные почти совершенно тождественные определения по- видимому несколько односторонни, так как они предусматривают шпион­ство только военного времени. Гораздо более широкое определение дает Мон­тескье в своем сочинении Дух законов; по его мнению, шпионство заключа­ется в подсматривании за фактами и положениями и в пересказывании та­ковых кому-либо, причем Монтескье причисляет также к шпионству всякие секретные изыскания одного государства в пределах другого.

Такое всестороннее объяснение более правильно. Разве секретный сбор политических данных, по существу самого деяния, отличается от сбора воен­ных сведений? Весьма часто тайным политическим агентам приходится до­носить о таких фактах, которые имеют исключительно военное значение. Где же граница между шпионством политическим и военным?

Итак, под шпионством приходится подразумевать факты и обстоятель­ства весьма различные. Единственное крупное отличие между ними заклю­чается в том, что одни из них, как происходящие в мирное время, подлежат действию общеуголовных законов; другие, как происходящее во время вой­ны, предусматриваются военными законами; но как первые, так и вторые деяния могут получить общее название шпионства, а лица, занимающиеся ими — общее наименование шпионов.

Можно ли считать шпионами офицеров, тайно пробирающихся к не­приятелю для сбора сведений о нем? Ответ находим в статье 22-й Брюссель­ской декларации, которая гласить следующее: «Военные, проникнувшие в пределы действия неприятельской армии с целью рекогносцировки, не мо­гут быть рассматриваемы как шпионы, если только они находятся в присво­енной им одежде (поп dftguisfts). Не считаются также шпионами взятые в плен военные (и невоенные, исполняющие открыто свое поручение), на ко­торых возложены обязанности по передаче депеш или известий, предназна­ченных их армии или неприятельской. К этой же категории принадлежат также взятые в плен воздухоплаватели, производящие разведки и поддержи­вающие сношения между различными частями армии или территории».

Впрочем, в 1870—1871 гг. германцы не всегда признавали воздухоплава­телей военнопленными и обращались с ними, как со шпионами. С другой стороны, вследствие наступивших вскоре политических замешательств, про­ект Брюссельской декларации 1874 г. не был утвержден.

В нашем официальном положении о законах и обычаях сухопутной вой­ны^[54], основанном между прочим и на постановлениях трех Гаагских деклара­ций 1896 г., указано, что не считаются лазутчиками лица, посылаемые на воздушных шарах для передачи депеш или вообще для поддержания сооб­щений между различными частями армии или территории. Но о воздухопла­вателях-разведчиках вовсе не упоминается.

Таким образом, во взглядах на этот вопрос возможно некоторое разли­чие; постепенно же возрастающая роль воздушного флота вызовет несо­мненно пересмотр соответственных положений на следующей международ­ной конференции.

«Шпион» — слово нерусское и происходит от французского epier (быв­шее espier), что значит подсматривать, тайно наблюдать. Во время Семилет­ней войны, как мы заметили выше, лица, состоявшие при нашей армии и занимавшиеся тайным сбором сведений о противнике и местности, называ­лись «конфидентами», что значит «доверенное лицо» (confident). Наконец, есть чисто русское слово «лазутчик».

Строго говоря, все три слова выражают одно и то же понятие; но, прини­мая во внимание, что в глазах общества имя шпиона неразрывно связано с представлением о личности безнравственной, даже подлой, нельзя не сочув­ствовать предложению генерала Леваля, который говорит, что, так как в слу­чае поимки неприятелем офицеры, не носящие присвоенной им военной одеж­ды, судятся как шпионы, а между тем решаются на такую опасную роль не из корыстолюбия, а из благородных побуждений (патриотизм, чувство дол­га, выручка своих и т. п.), то было бы более справедливым называть их не малопочтенным именем шпионов, a emissaire, т. е. тайными агентами или лазутчиками. Нам кажется, что можно пойти еще дальше в этом направле­нии и называть «лазутчиками» не одних офицеров, а вообще всех тех лиц, которые руководствуются такими же благородными побуждениями. Понят­но, что подчас трудно точно разграничить эти две категории. Шпионы разделяются на: добровольных и подневольных; простых и двойных; временных и постоянных; подвижных и неподвижных, или местных.

Добровольные шпионы. По побуждениям, которые заставляют людей добро­вольно взяться задело шпионства, они могут быть подразделены на четыре вида.

Во-первых, некоторые смотрят на шпионство как на ремесло, которому они посвящают себя и в котором находят средство для удовлетворения своих мате­риальных нужд. Таковы, например, агенты тайной пограничной полиции. По­нятно, что степень их усердия зависит от количества получаемого ими содержа­ния: чем лучше они оплачиваются или чем больше надеются на увеличение жа­лования или на награды, тем больше дорожат своим местом и тем ревностнее исполняют свои обязанности. В общем, так как эти люди уже испытаны, изве­стны начальству и обладают опытом, то их показания заслуживают веры.

Во-вторых, есть люди, служащие из патриотизма или из ненависти к ино­земцам. Их содержание обходится сравнительно дешево, так как они не стре­мятся к наживе, а сообщаемые ими сведения обыкновенно верны, ибо со­ставляют результат добросовестной и усердной службы.

Иногда добровольно посвящают себя роли шпионов люди озлобленные несправедливостью, снедаемые завистью или увлеченные политическими страстями. На их постоянство труднее рассчитывать, а степень доверия к их показаниям должна быть тем больше, чем извинительнее повод, побудив­ший их принять на себя роль шпиона.

Мармон рассказывает в своих Мемуарах, что, находясь в Граце в период Аустерлицкой операции, он получал ежедневно сведения о месте расположе­ния главной квартиры эрцгерцога и о численности его армии от некоего Гаа- са, стоявшего во главе какого-то благотворительного учреждения и госпита­ля. «Этот человек, решительный революцюнер и враг австрийской династии, предавался политическим мечтам и страстно желал переворота».

Наконец, часто шпионничают люди низкой нравственности, обременен­ные долгами, бедные евреи и вообще подонки общества. Приманкой для них служат исключительно деньги, и они не колеблясь переходят на сторону того, кто им больше платить. Понятно, что к сведениям, сообщаемым подобными личностями, надо относиться крайне осторожно и давать им веру только тог­да, когда они подтвердятся сообщениями из других источников.

Обыкновенно, как справедливо замечает генерал Леваль, такие шпионы сулят золотые горы и вместе с тем выпрашивают себе денег вперед под предлогом покупки одежды, на путевые расходы и т. п. Затем они возвращаются без всякого результата, красноречиво описывают лишения и опасности, ко­торым подвергались, и в конце концов просят вознаграждения, вызываясь вторично отправиться на поиски.

Шпионы подневольные. Определение этой категории шпионов находим в следующих словах Фридриха II^[55] «Когда нет никакой возможности добыть сведения о неприятеле в его же крае, остается еще одно средство, хотя оно и жестоко: надо схватить какого-нибудь мещанина, имеющего жену, детей и дом; к нему приставляют смышленого человека, переодетого слугой (обяза­тельно знающего местный язык). Мещанин должен взять его в качестве ку­чера и отправиться в неприятельский лагерь под предлогом принесения жа­лоб на притеснения с вашей стороны. Вы предупреждаете его, что если он не вернется со своим провожатым, побывавши у неприятеля, то вы задушите его жену и детей, разграбите и сожжете его дом. Я должен был прибегнуть к этому средству, когда мы находились под Хлузитцем, и оно мне удалось».

Такие же указания находим у Бюжо: «Когда требуются агенты, чтобы добыть сведения о противнике, послать письма далеко за линию неприятеля или собрать какие-либо данные в районе, занятом им, тогда забирают в по­путных селениях зажиточных крестьян и прежде, чем дать им поручения, запугивают угрозами сжечь их дома, увести жен и детей, и проч. Их же упо­требляют и для сообщения неприятелю ложных известий; для этого их посы­лают с письмами, заключающими эти сведения и адресованными на имя начальника какого-либо поста или начальника войск в каком-нибудь пунк­те, который занят еще неприятелем. Крестьянин отправляется туда, его схва­тывают, письмо прочитывают, и хитрость почти всегда удается. Богатые кре­стьяне способнее к этой роли, чем люди более образованных классов: они дорожат своим имуществом и более привычны к тяжелому труду; кроме того патриотизм в них меньше развит, чем в высших классах. Наконец, они воз­буждают меньше подозрений. Если не встречаешь жителей, как это часто бывало в Испании, то надо уводить с собой встречающиеся стада; владель­цы не преминут явиться за ними; тогда этим лицам предлагают выкупить их ценой шпионства, причем предупреждают, что возвратят стадо лишь после проверки добытых сведений».

Во время войны 1877-1878 гг. турки прибегали к этим средствам, чтобы заставить болгар шпионить в их пользу. Еще шире и чаще применялись по­нудительные меры японцами в 1904 и 1905 гг.: при вербовке шпионов среди китайского населения они действовали не столько золотом, сколько угроза­ми; так, если какой-либо китаец уличался в том, что он служил у нас в роли подрядчика, носильщика или погонщика, то он и вся его семья, попав в район, занятый японскими войсками, причислялись к подозрительным ли­цам и подвергались гонению; избавиться от этого китаец мог, только взяв на себя, хотя бы временно, роль шпиона; при его попытке бежать или обмануть японцев, ответственность падала на его семью, и все имущество отбиралось.

Сообщения таких людей, делаемые неохотно, бывают большей частью не­полны, недостаточны. Вообще эти шпионы малополезны; они или вовсе не возвращаются, если слишком запуганы, или возвращаются, так сказать, с пустыми руками, т. е. без вестей, причем всегда умеют подыскать разные об­стоятельства в свое оправдание, а проверить справедливость их слов трудно.

Простыми шпионами называются те, которые служат одной стороне; двой­ными — те, которые для получения двойного вознаграждения служат обеим сторонам. Последние скорее вредны, чем полезны, так как они всегда оказы­вают одной армии больше услуг, чем другой; их двойственная роль, обличаю­щая низкую нравственность, не позволяет верить их сообщениям. Единствен­ная выгода содержания двойных шпионов заключается, как увидим ниже, в том, что ими можно пользоваться для передачи неприятелю ложных известий.

Постоянные шпионы служат правительству или армии более или менее продолжительное время и исполняют не одно, а много поручений. Они лично известны, испытаны и потому заслуживают сравнительно полного доверия; к тому же продолжительная служба вырабатывает в них наблюдательность, изворотливость и вообще ловкость по отношению к шпионству. Часто они принимают на себя роль начальников и руководителей временных шпионов. К последней категории принадлежат люди, исполняющее только одно тай­ное поручение. От дальнейших их услуг приходится отказаться или вслед­ствие их неспособности к роли шпионов, или потому, что они не решаются вторично идти к противнику, или, наконец, потому, что они могут выполнить только одну определенную задачу.

Генерал Леваль в своем труде Tactique des renseignements подразделяет еще всех шпионов на сознательных и бессознательных. К первым он причисляет лиц, сознательно относящихся к своей роли, знающих причины или цели своих поступков и размер следуемого им вознаграждения. Ко вторым при­надлежат люди, сообщающие разные сведения из простой услужливости или из вежливости и не придающие им особенного значения; они играют роль шпионов совершенно бессознательно.

Но, по нашему мнению, да и с точки зрения закона, таких людей отнюдь нельзя назвать шпионами. Пленные и население той страны, где ведется вой­на, одушевленные патриотизмом и проникнутые сознанием своего долга, могут совершенно невольно сообщить противнику важные сведения, что тем не менее не дает никому права назвать их шпионами. Если в данном случае есть «тайный образ действия» и «ложные предлоги», то скорее со стороны допрашивающего, чем со стороны допрашиваемого.

По способу действия шпионы делятся на две категории.

Одни действуют постоянно в одном и том же участке, проживая в нем или являясь туда очень часто под предлогом какого-нибудь дела, например, тор­гового, промышленного или научного. Tame шпионы могут быть названы неподвижными, или местными.

В мирное время большинство шпионов принадлежит к этой категории. Во время войны они могут оказать громадные услуги в тот период, когда действия будут перенесены в подведомственный им район, так как они изу­чили его в совершенстве, давно всем знакомы, имеют связи и не возбуждают никаких подозрений. Но если они живут постоянно в соседнем государстве, то должны делать письменные донесения, причем очень часто им приходится прибегать к содействию других лиц для передачи этих донесений. Личные доклады, влекущие за собой более или менее частые отлучки с места житель­ства, могут возбудить подозрения.

Подвижные шпионы переходят в мирное время из своего государства в соседнее, а в военное время проникают в район, занятый неприятельской армией, только в минуту необходимости, когда нужно собрать какие-либо сведения; по исполнении поручения они возвращаются к своим, где и оста­ются, пока не получат новой задачи. Так действует большинство шпионов в военное время. Перерядившись торговцами, пастухами, подводчиками, ни­щими и т. п., они отправляются к противнику, переходят из одного пункта в другой, избегая оставаться подолгу в одном месте или возвращаться туда вторично, в особенности если они меняют свой внешний вид, т. е. костюм. Исполнив задачу, шпион возвращается к своим войскам. Если срок его от­лучки продолжителен, то с разных пунктов ему придется посылать донесе­ния, следовательно прибегать к услугам посторонних лиц. Эти лица или гон­цы не считаются шпионами. Передавая какое-нибудь донесение, они могут не знать, что содержится в нем и какое значение оно имеет. Они должны обладать решительностью, ловкостью, способностью преодолевать разного рода местные препятствия, двигаться не только днем, но и ночью, притом без дорог; но их умственное развитие не имеет особенного значения.

Не всякий человек может быть шпионом, так как для этой роли необходи­мы особые физические и нравственные качества. От всех вообще шпионов требуется: добросовестность, верность, наблюдательность, хитрость и умствен­ное развитие; умение играть не только одну известную роль, но и находчивость во всяком положении, не допускающая потерянности и отчаяния^[56]; знание язы­ка, характера и обычаев населения той страны, где им приходится работать; наконец, общительность и умение располагать людей в свою пользу. «Тот, кто сумеет завоевать доверие и уважение местных высокопоставленных лиц, будет получать сведения верные и подчас чрезвычайно важные. В каждом чужеземном крае мы имеем своих приверженцев и своих врагов. Обязан­ность увеличить число первых и уменьшить число вторых лежит на началь­никах лазутчиков. Как бы мал ни был населенный пункт, как бы враждебно ни относились к нам жители, всегда можно путем хорошего обращения зару­читься друзьями и через их посредство положить прочное основание для ме­стного шпионства. Эти друзья доставят вам агентов, пошлют их к своим приятелям и за линию аванпостов противника к лицам, с которыми они со­стоят в переписке, там их не только укроют, но и будут сообщать самые сек­ретные данные»'.

В военное время сверх указанного требуется большая смелость, храб­рость, хладнокровие, твердость воли и еще большая способность увлекаться взятой на себя ролью, так чтобы играть ее даже наедине с самим собой; шпи­он, не соблюдающий последнего условия и по временам сбрасывающий с себя маску, рискует быть узнанным именно тогда, когда он этого вовсе не ожидает^[57].

Ясно, что выбор подходящего человека для исполнения трудных и опас­ных обязанностей лазутчика — задача далеко не легкая. Было бы большой ошибкой взять первого вызвавшегося на это дело охотника или рассчиты­вать на приобретение шпионов исключительно путем выдачи больших де­нежных наград; навербованные таким образом люди часто приносят больше вреда, чем пользы.

Выбирая шпиона, необходимо ознакомиться с его семейной обстанов­кой, с окружающими его лицами и через них с его нравственностью, а в военное время надо знать, какие сношения он имеет с противником.

«Во всех классах общества есть подходящие люди, надо только уметь найти и привлечь их»^[58]. В мирное время наиболее полезны телица, которые, не возбуждая никаких подозрений, по роду своей деятельности могут вра­щаться в разных кругах или, вообще, слышать разговоры различных лиц. Таковы комиссионеры, торговцы, кондукторы, ремесленники, лакеи, арти­сты, художники, фотографы, банкиры и т. п. Музыканты и цыгане, стран­ствующее пешком из города в город, из селения в селение, могут доставить важные сведения о местности, а во время войны послужить отличными про­водниками.

Большую пользу могут принести лица духовного звания; по мнению Гри- муара^[59], в странах католических многие сведения можно, получить только через них. Некоторые военно-исторические факты, в том числе указанное нами взятие Кремоны Евгением Савойским и деятельность иезуитов во вре­мя Семилетней войны, подтверждают такой вывод.

Еще полезнее в мирное время женщины, как честные, так и продажные; они редко возбуждают подозрения и могут раскрыть тайну при такой обста­новке, где мужчины оказались бы бессильными и недостаточно ловкими. В своем труде Малая война Деккер говорить: «Если партизан умеет влиять на женщин, он отнюдь не должен пренебрегать таким средством; он обязан бу­дет этому полу самыми точными сведениями. Тайна, которую нельзя узнать через женщин или через духовных лиц, по всей вероятности останется на­всегда тайной».

Date: 2015-07-10; view: 785; Нарушение авторских прав