Поверьте мне, принц, приготовьтесь к смерти. Вам и не приходится думать о защите. Тот, кто хочет вас погубить, сторонник правительства. Есть ли кто виновнее вас.» и т. д. 3 page

Во вторую половину минувшего века вопрос о шпионстве получил осо­бенно широкое развитие. Жомини, Бюжо, де Брак, Тибо, JIa-Рош-Аймон и другие писатели единогласно признают пользу и необходимость системати­чески организованного шпионства, служащего важным подспорьем к воен­ным рекогносцировкам.

За последние двадцать лет в иностранной литературе, преимуществен­но французской, появилось несколько сочинений, довольно подробно и всесторонне обсуждающих вопрос о шпионстве и пытающихся наметить организацию этого дела, принимая за основу слова маршала Бюжо: «шпи­онство составляет весьма существенный отдел военного искусства; полко­водец, который сумеет воспользоваться им, извлечет большие выгоды: он избавит свои войска от лишних передвижений и боевых столкновений и очень часто без потерь и риску достигнет таких результатов, которые по неимении сведений он купил бы ценой крови и бесконечными маршами и контрмаршами... Было бы полезно завести в каждом корпусе специальный орган шпионства... Не следует ничем пренебрегать, чтобы подыскать ла­зутчиков все понимающих, все знающих и все угадывающих. Шпионство не импровизуется мгновенно; поэтому все штабные офицеры должны даже в мирное время выработать в себе сноровку обучать нижних чинов испол­нению роли лазутчиков, посылать их в разных направлениях на разведки, сверять их донесения, и т. д. Следовало бы даже составить небольшое руко­водство по этой службе»^[17].

Впрочем не все писатели признают важность шпионства уже после от­крытия военных действий. «К услугам шпионов, —говорит фон дер Гольц^[18], — можно прибегать в подготовительный к войне период, когда они имеют еще возможность пользоваться обыкновенными средствами отправки коррес­понденции и когда немедленная передача донесений не столь необходима, как в период военных действий. Для операций, столкновений и сражений имеют значение только совершенно свежие сведения, а их-то шпион не мо­жет доставить. Он не может пользоваться телеграфом для сношений с той стороной, которой служит. Если он пожелает сделать словесный доклад, ему придется совершить кружный обход, чтобы дойти до своих; следовательно, в большинстве случаев он запоздает. Он будет играть роль прежних шпионов только тогда, когда в военных действиях настанет временное затишье, при осадах и при расположении в укрепленных лагерях или на укрепленных обо­ронительных позициях».

О пользе шпионства довольно красноречиво свидетельствует военная история. Уже в древности почти все полководцы прибегали к услугам шпио­нов, чтобы выяснить все происходившее у противника. «Они имели сведе­ния о местности, силах, расположении и даже о средствах неприятеля, между тем как последний не знал ничего или почти ничего. Этим объясняются ус­пехи одних и неудачи других»^[19]. Не задаваясь мыслью написать историю шпионства, ограничимся следующими примерами.

Во время борьбы с этрусками (298—290 гг. до P. X.), по поручению консу­ла Кв. Фабия Максима, брат его отправился осмотреть лес, положение кото­рого не было известно римлянам. Свободно владея местным наречием, он переоделся этруском, прекрасно выполнил свою задачу и даже привлек не­сколько городов на сторону римлян³.

Лет тридцать спустя карфагенский полководец Ганнон, находясь со сво­ими войсками в Сицилии, узнал, что четыре тысячи подчиненных ему галлов намерены перейти на сторону римлян вследствие неуплаты им жалования. Ганнон не наказал их, боясь вызвать этим открытый мятеж, но придумал следующую хитрость: он подослал к римлянам ложного шпиона, который предупредил их о месте, где карфагеняне предполагали произвести фуражи­ровку; затем, временно успокоив волновавшихся галлов, Ганнон послал их в назначенный пункт на фуражировку. Предупрежденные шпионом, римляне напали на них из засады и истребили почти поголовно⁴.

За 203 г. до P. X., во время войн с Карфагеном, Корнелий Сципион послал J1 елиуса для рекогносцировки лагеря Сифакса. Лелиус взял с собой несколь­ких офицеров, переодетых слугами, и отправился к Сифаксу под предлогом каких-то переговоров. Когда один из сопровождавших его офицеров был случайно узнан неприятелем, Лелиус приказал дать ему публично несколько палочных ударов, чтобы убедить всех, что наказанный не более как простой лакей. Желая же подробнее высмотреть расположение врага, Лелиус тайно выпустил на свободу одну из своих лошадей и, под предлогом розыска ее, обошел весь лагерь нумидийцев^[20].

По свидетельству Полибия, задолго до своего похода в Италию Ганнибал отправил туда шпионов, поручив им собрать самые точные сведения о пло­дородии долины По и подошвы Альп, о населении этих местностей и его боевой готовности, в особенности же о степени нерасположения или враж­дебности жителей к римскому правительству. Эти агенты были также обяза­ны склонить на сторону Ганнибала всех предводителей галлов по обе сторо­ны Альп. Один из шпионов пробрался даже в самый Рим, где был схвачен только несколько дней спустя. Вообще шпионы Ганнибала, зная римское наречие и надевая римские одежды, не раз забирались в различные итальян­ские города и облегчали Ганнибалу взятие их.

Во время третьего похода Цезаря в Галлию (56 г. до P. X.) один из его под­чиненных, Сабинус, прибыл с тремя римскими легионами в область унеллов и расположился в укрепленном лагере на очень удобном месте. Значительно сильнейшие войска галлов, под начальством Веридовикса, стали в двух ми­лях от лагеря и ежедневно, хотя тщетно, вызывали врагов на бой. Желая окон­чательно убедить галлов в трусости римлян, Сабинус подослал к Веридовиксу ложного шпиона, который уверил его, что римляне собираются отступить ночью и двинуться на выручку Цезаря. При этом известии галлы бросились на неприятельский лагерь. Но римляне уже приготовились к отпору, быстро перешли в наступление двумя отрядами и наголову разбили врага^[21].

Во время седьмого похода Цезаря, не рассчитывая победить римские ле­гионы, Верцингеториск, вождь восставших галлов, приказал сжечь все на­селенные пункты в окрестностях Аварикума (нынешний Бурж в Оверне) и уничтожить продовольственные запасы, чтобы вызвать голод среди римлян. Но жители Аварикума упросили Верцингеторикса не жечь их город, обязав­шись защищать его от римлян. Цезарь осадил Аварикум, а Верцингеторикс расположился в пяти милях от него, на очень сильной позиции, окруженной болотами и лесами. Преданные ловкие шпионы постоянно доносили Верцингеториксу обо всем происходившем в городе и передавали туда его пове­ления; они же подробно извещали его о тех пунктах, куда римляне посылали за продовольствием и фуражом³.

Приведенные примеры доказывают, что в древние века шпионство при­менялось в широких размерах, и редкий полководец не прибегал к этому средству для сбора сведений о противнике. Отличительная черта шпионства той эпохи заключается в том, что оно практиковалось почти исключительно уже после объявления войны. Другую особенность составляет отсутствие какой бы то ни было организации шпионства, случайный характер его и простота мер для введения противника в заблуждение: в большинстве случа­ев шпионы проникали в неприятельский лагерь или в качестве слуг при ли­цах посылавшихся туда для фиктивных переговоров, или в качестве пере­бежчиков, подвергшихся истязаниям и побоям в своей армии; при втором способе, чтобы придать больше веры своим словам, шпионы добровольно истязали себя.

В средние века шпионство практиковалось в значительно меньших раз­мерах; рыцари признавали только открытый бой, и тайные подсылки слиш­ком противоречили понятиям о рыцарской чести. Тем не менее, изучая войны за этот период, мы встречаем несколько случаев шпионства. Так, например, король англосаксов Альфред Великий лично взял на себя роль шпиона и перед битвой при Эддингтоне в 878 г. под видом английского барда проник в лагерь датчан, где, забавляя их своими песнями, высмотрел положение и силы неприятеля, а затем разбил его наголову^[22].

Во второй половине XIV в., с учреждением постоянных войск, шпион­ство входит в прежнюю силу и достигает наибольшего развития во Франции в правление Ришелье и Мазарини, а в Пруссии при Фридрихе Великом. Вме­сте с тем оно практикуется не только во время военных действий, но и в период мира, и из сферы исключительно военной переносится в область меж­дународных политических сношений. При помощи этого тайного органа Ришелье, Мазарини, Кромвель и другие государственные люди той эпохи внимательно следили за политической и военной организацией иностран­ных государств, сообразно с полученными сведениями направляли свою дипломатию и делали соответствующие приготовления в своих армиях.

К этому времени относится весьма любопытный и едва ли не единствен­ный в своем роде документ, хранящийся в архиве французского военного министерства: это патент, подписанный собственноручно Людовиком XIV в 1652 г. и выданный известному шпиону, францисканскому монаху Франсуа Берто. В патенте указывалось что «ввиду добродетельной, разумной, верной и преданной службы Его Величеству королю Франции», Франсуа Берто раз­решается «в случае необходимости, переодевание в какую ему заблагорассу­дится одежду, причем таковое не будет вменено ему в вину как нарушение духовных правил и королевских повелений».

Приведем несколько примеров шпионства в XVI и XVII столетиях.

В 1558 г., перед осадой Калэ, занятого англичанами, французский мар­шал Строцци и генерал Монлюк в переодетом виде проникли в крепость и подробно осмотрели ее^[23].

В Тридцатилетнюю войну Тилли и Валленштейн пользовались очень ча­сто шпионами. Во время осады Магдебурга имперцами в 1631 г., зная из донесений своих многочисленных шпионов, что граждане упали духом и что в сенате поговаривают о сдаче, Папенгейм настоял на том, чтобы был пред­принят штурм города, окончившийся полным успехом.

В том же году, перед штурмом Вербенского укрепленного лагеря импер­скими войсками, Тилли приказал своим шпионам, находившимся в лагере, заклепать шведские орудия. Но Густав-Адольф узнал об этом, задержал шпионов и отбил штурм^[24].

Во время осады Арраса в 1640 г. переодетый французский маршал Фабер проник в крепость и высмотрел расположение противника.

В 1668 г. генерал Катина, начавший военную службу под начальством Тюренна, с целью рекогносцировки крепости Люксамбурга пробрался туда под видом трубочиста^[25].

Один из замечательных полководцев этой эпохи, Л юксамбург имел шпи­оном секретаря принца Оранского, который предупреждал его заблаговре­менно о всех намерениях принца^[26].

План атаки Кремоны, составленный Евгением Савойским в 1702 г., был основан на показании шпиона Козоли, служившего священником в Кремо­не. Он сообщил Евгению о существовании сухого подземного хода из погре­ба своего дома в крепостной ров, и в ночь с 30 на 31 января по этому ходу проник в город отряд из 600 человек под начальством Штаремберга^[27].

Когда в 1710 г. главнокомандующий австро-сардинской армии граф Таун решил быстро вторгнуться через долину Барцелонетты, Людовик XIV был заблаговременно предупрежден об этом своими шпионами; несмотря на уда­ление маршала Бервика и на затруднительность сообщений, король успел дать знать маршалу о грозившей ему опасности^[28].

Во времена регентства и в царствование Людовика XV пользование шпи­онами во Франции уменьшается, но зато оно возрастает в Пруссии, где до­стигает своего апогея при Фридрихе Великом, который посвятил этому вопро­су целую главу в своем сочинении О военных учреждениях. Генерал Сухотин говорит по этому поводу^[29]: «Приготовления коалиции и намерения союзни­ков были очень хорошо известны Фридриху через посредство шпионов, быв­ших не только при дворах враждебных государству но и в составе главных квартир неприятельских армий. Так, он получал подробные сведения о дис­локации австрийских армий и передвижениях прямо из личной канцелярии главнокомандующего генерала Брауна; заведовавший главным магазином в австрийской армии тоже был подкуплен пруссаками. Весьма секретные пе­реговоры Австрии с Францией, завершившиеся 14 ноября 1756 г., были изве­стны королю через три недели (7 декабря 1756 г.); вообще наиболее опреде­ленные и ценные сведения получались таким путем».

Даже начальник нашей русской передовой конницы генерал-майор граф Тотлебен был «пособником» Фридриха II, т. е. прусским шпионом.

Сам Фридрих говаривал: «Маршал де Субиз требует, чтобы за ним следо­вало сто поваров; я же предпочитаю, чтобы передо мною шло сто шпионов».

Одни из противников Фридриха, французы, по свидетельству генерала Бардена, вовсе не употребляли шпионов в начале Семилетней войны, но вскоре убедились в пользе их и учредили в армии особую должность начальника шпионов.

У других противников, в русской армии, сбор сведений о театре военных действий и о неприятеле производился как через шпионов, называвшихся «конфидентами», так и через русских офицеров, отлично владевших немец­ким языком и знакомых с краем, например, майора Романиуса, поручиков Далегорского, Шрейдера и многих других. Фрейман, адъютант Юрия Ливена, все время разъезжал под видом польского офицера. Другой русский офи­цер, посланный Лопухиным, проехал через всю Пруссию до Данцига, «буду­чи в службе лакеем у одной женщины»^[30]. С 1758 г. сведения о неприятеле до­ставлялись преимущественно конницей. «Нет сомнения в том, что у нас не пренебрегали другими средствами для того, чтобы узнать о положении не­приятеля, но не в той мере, как принято думать; показаниям "конфидентов", служивших исключительно за деньги, ни Фермор, ни кто другой не придава­ли решающего значения. Фермор с начала войны имел наглядный пример ложности донесения самого верного конфидента Брауна (иезуита под лите­рой F.), уведомившего почти накануне падения Швейдница, что крепость сильна и "нечего опасаться", а потому понятно, что с его стороны мы не встречаем особого доверия даже донесениям ксендзов, которые по их образо­ванию и убеждению, по-видимому, были опасными "конфидентами" врагов Фридриха II. Вообще все сведения, случайно получаемые в главной квартире стороной, проверялись разведками и донесениями постоянных конфиден­тов, которых в начале 1758 г. было не более 3—4. Значительное число тайных агентов русской главной квартиры появляется позднее, зимой 1758—1759 гг.»^[31]

В конце того же столетия, 6 сентября 1794 г., после поражения поляков под Крупчицами, отряд Сераковского поспешно отступил к Бресту кратчай­шим путем, через леса и болота. Суворов не преследовал его и к ночи 7 сен­тября, пройдя 40 верст, подошел к д. Трещин, верстах в шести от Бреста. Предполагая обойти позицию поляков справа, Суворов выслал 20 казаков под начальством подполковника Ивашева для рекогносцировки бродов че­рез Мухавец и Буг и для сбора сведений о противнике. Не успел еще Ивашев вернуться, как казаки привели еврея, который сказался посланным от своих земляков-единоверцев. «По его словам, в Бресте ожидали скорого прибытия русских войск, и еврейское население, заботясь о своей участи при предсто­явших военных действиях, предлагало русским свои услуги. Посланный показал, что войска Сераковского очень утомлены, что решено избегать но­вого боя и утром ретироваться по направлению к Варшаве, для чего обозы уже тронулись в путь. Кроме того еврей разъяснил, насколько мог, разные другие обстоятельства, важные для русских: о свойстве местности, ширине Мухавца и Буга, бродах, и предложил себя в проводники». Немедленно про­диктовав диспозицию собравшимся генералам, Суворов выступил в час по­полуночи 8 сентября, переправился вброд через Мухавец и Буг, заставил Се­раковского принять бой и разбил его наголову^[32].

Шпионство, почти совсем утратившее во Франции свое значение после Людовика XIV, получило новую силу и развитие при Наполеоне I. Великий полководец посвятил много времени, труда и денег, чтобы, с одной стороны, прочно поставить это дело в своей армии, с другой — оградить себя от подоб­ных попыток своих врагов. Доказательством этому служить переписка На­полеона^[33], из которой заимствуем следующие выдержки.

20 сентября 1797 г. из Пассериано генералу Дюма: «Пошлите шпионов в Гориц, Триест и Лайбах, чтобы узнать названия кавалерийских полков и пе­хотных батальонов, находящихся в этом крае. Поручите также своим аген­там наблюсти, произведены ли какие-нибудь работы в Горицкой цитадели и поставлены ли туда орудия».

27 сентября 1798 г. из Каира генералу Дюпюи: «Прикажите обезглавить двух взятых шпионов и пронести их головы по улицам города с объявлением, что они были местными шпионами».

21 сентября 1805 г. из Сен-Клу генералу Лемаруа: «Вы выедете ночью, отправитесь в Базель, не раскрывая ни имени, ни звания своего. Вы должны собрать с большим вниманием самые точные сведения об австрийцах, нахо­дящихся в Штокахе, Шварцвальде и Форарльберге. Проезжайте вдоль Рей­на с швейцарской стороны и дойдите до Шафгаузена, чтобы получить там те же сведения. Оттуда отправьтесь в Куар и вернитесь через Берн».

4 марта 1807 г. из Остероде генералу Морану: «По своему положению^[34]вам удобно выслать шпионов. Не жалейте денег и посылайте мне два раза в день донесения о том, что узнаете».

20 декабря 1811 г. из Парижа герцогу Бассано: «Напишите шифром ба­рону Биньону, что, если война возгорится, я предполагаю прикомандировать его к своей главной квартире и поставить во главе тайной полиции по части шпионства в неприятельской армии, перевода перехваченных писем и доку­ментов, показаний пленных и т. д.; поэтому необходимо, чтобы он немедлен­но организовал хорошую секретную полицию; чтобы он сыскал двух поля­ков, хорошо говорящих по-русски, военных, способных и заслуживающих полного доверия, одного — знающего Литву, другого — Волынь, Подолию и Украину, наконец третьего, говорящего по-немецки и хорошо знающего Лифляндию и Курляндию. Эти три офицера должны будут опрашивать плен­ных. Надо, чтобы они свободно владели польским, русским и немецким язы­ками. Под их начальством будет человек двенадцать тщательно выбранных агентов, оплачиваемых соответственно важности добытых ими сведений. Желательно, чтобы они могли давать некоторые разъяснения насчет мест, где пройдет армия. Я желаю, чтобы г. Биньон тотчас занялся этой организацией. Для начала три указанные агента должны завести себе своих агентов на до­рогах из Санкт-Петербурга в Вильно, из Петербурга в Ригу, из Риги в Me- мель, на путах из Киева и на трех дорогах из Бухареста в Санкт-Петербург, Москву и Гродно; послать других в Ригу, Динабург, Пинские болота, Гродно, и иметь ежедневные сведения о состоянии укреплений. Если результаты бу­дут удовлетворительны, я не пожалею ежемесячного расхода в 12 ООО фран­ков. В военное время размер вознаграждений лицам, доставляющим полез­ные сведения, не может быть ограничен».

Маршалы следовали примеру своего вождя. «Полководцу настолько же важно скрыть свои намерения, насколько проникнуть в намерения против­ника, — говорит Мармон^[35]. — В этом отношении он не должен ничего упу­скать из виду. Ему следует держать шпионов, хорошо оплачивать их, хотя и не слепо доверять их показаниям. В особенности выгодно завязать сноше­ния со служащими в штабах». А генерал Бельяр писал Ласаллю в октябре 1806 г.: «Добудьте, дорогой Ласалль, все возможные сведения о противнике; если удастся, пошлите шпиона в Наумбург; посулите ему крупную сумму денег: 3000, даже 6000 франков, если он доставит ценные сведения»^[36].

Бюжо рассказывает между прочим следующий факт. В 1812 г. была ми­нута, когда французская армия потеряла соприкосновение с русской и не имела никаких сведений о ней, несмотря на всевозможные попытки узнать что-нибудь. Тогда эту задачу взял на себя некий капитан Лафонтен, воспи­танный в России и прекрасно говоривший по-русски. Переодевшись рус­ским офицером, он проник в район, занятый нашей армией, разъезжал всю­ду на почтовых лошадях, требуя их по мнимому повелению государя, и вер­нулся несколько дней спустя с богатым запасом ценных сведений.

Марбо говорит в своих Мемуарах, что перед походом в Россию все фран­цузские генералы получили карты России; они были отпечатаны с медных гравировальных досок, несмотря на громоздкость выкраденных из русского архива французскими шпионами, а затем отосланных во Францию^[37].

У нас в 1812 г. не раз пользовались шпионами, причем эту роль иногда брали на себя наши знаменитые партизаны. Достаточно вспомнить поиски Фигнера в окрестностях Москвы. Прекрасно владея французским языком, он смело отправлялся на французские биваки под видом то торговца, то бро­дяги, иногда даже переодевшись французским офицером. Немалым количе­ством важных сведений обязана была наша армия своему славному парти­зану Фигнеру.

Австрийцы также не пренебрегали услугами шпионов. По свидетельству де Брака^[38], в день сражения при Эсслингене на французских биваках были обнаружены австрийские шпионы, пробравшиеся туда под предлогом скуп­ки кож со скота, зарезанного для продовольствия войск.

Одним из самых верных и тайных агентов европейской коалиции, обра­зовавшейся против Франции в 1793 г., был швейцарец Малле дю Пан, изве­стный публицист и горячий приверженец Людовика XIV. Он был политиче­ским агентом и по некоторым сведениям стоял во главе обширной сети шпи­онства. 20 февраля 1796 г. Малле дю Пан доставил императору австрийско­му весьма определенное и ценное военное сведение: «Директория больше всего занята проектом во что бы то ни стало проникнуть в Пьемонт и Миланскую область. С этой целью уже предназначены и вновь назначаются большие силы для присоединения к Итальянской армии. Эти войска проходят еже­дневно значительными отрядами через Лион; другие части, атакже большие артиллерийские парки и транспорты с боевыми припасами следуют из Лан­гедока в Ниццу. Хотят предупредить союзников и рано открыть военные дей­ствия решительным наступлением. Это положительный факт, который я уз­нал из первоисточника»^[39].

В 1811г. лорд Веллингтон содержал много шпионов и часто посылал в расположение французов переодетых офицеров. Из первого французского корпуса он получал сведения от состоявшего при испанском посольстве со­ветника, а из Мадрида — от известного гитариста Фуэнтеса. Некто Стюарт, который вел морскую торговлю хлебом с Францией, держал под этим пред­логом рыбака на Бискайском берегу и получал много сведений о неприя­тельской армии. Наконец, шпионом Веллингтону служил один башмачник, живший в хижине на оконечности моста у Бидассоа; он считал каждого фран­цузского солдата, вступавшего на испанскую территорию, и отправлял все эти сведения в Лиссабон через указанного выше башмачника.

После падения Наполеона повторилось то же явление, которое замечается в XVIII в., т. е. во Франции начинают относиться с пренебрежением к сбору сведений через шпионов, что продолжается до 1871 г. включительно, между тем как в Пруссии эта отрасль рекогносцировок постепенно расширяется.

Прежде чем перейти к пользованию шпионством в кампании 1866 и 1870— 1871 гг., приведем один факт из войны Северо-Американских Соединенных Штатов^[40]. 24 июня 1862 г. северяне, расположенные по обоим берегам р. Чи- кагомине, северо-восточнее Ричмонда, занятого южанами, получили от шпи­онов донесение, что генерал Борегар с частью западной армии присоединил­ся к главным силам южан и что корпус Джэксона наступает также из доли­ны Шенандоа к Ричмонду, чтобы отрезать северян от базиса, главным пунк­том которого был Уайт-Гауз. В связи с рейдом Стюарта в тыл северянам эти сведения, оказавшиеся вполне верными, побудили Мак-Клелана перенести базу на р. Джемс. Вообще в эту войну обе стороны очень широко пользова­лись шпионами и не раз получали от них весьма важные сведения.

В кампании 1866 г. обе стороны не пренебрегали сбором сведений через посредство шпионов. По словам многих авторов, уже за 2—3 месяца до объяв­ления войны в пограничной полосе Австрии обнаружены были прусские шпионы и офицеры, под разными предлогами объезжавшие будущий театр военных действий. Со стороны австрийцев особым умением в сборе сведе­ний через шпионов и печать отличался эрцгерцог Альбрехт.

Кампания 1870-1871 гг. доказала также, что германцы вообще, и прус­саки в частности, по части шпионства не забыли уроков прошлого и настав­лений «старого Фрица». Правда, что раздраженный неудачами французский народ готов был признать шпионом каждого иностранца, что дало повод ко многим прискорбным недоразумениям. Однако по единогласному свидетель­ству многих заслуживающих веры французских писателей и официальных лиц, как гражданских, так и военных^[41], уже задолго до войны восточную Францию наводнил легион прусских шпионов и переодетых офицеров; одни под предлогом рыбной ловли измеряли глубину рек; другие под видом худож­ников снимали окрестности Лангра, Бельфора и прочих крепостей^[42].

В начале войны в Страсбурге появился какой-то человек, выдававший себя за уполномоченного американской компании по поставке в армию ру­жей и боевых припасов. Присутствие его в Страсбурге, где не было ни импе­ратора, ни штаба армии, возбудило подозрение. За ним стали следить и хоте­ли уже арестовать, но он исчез. Дали знать его приматы военной полиции, которая задержала его при выходе из вагона в Меце. Тогда он сознался, что состоит одним из начальников германских шпионов и рассказал организа­цию этого дела. Преданный суду, он был вскоре расстрелян³.

Немецкие шпионы были обнаружены также среди личного состава воен­но-врачебных заведений. Наибольшее число их открыто во время осады Парижа; двое из них, например, переоделись сестрами милосердия; один просил милостыню, а на дне своей фуражки делал чертежи парижских ук­реплений. Нашелся даже смельчак, который явился осмотреть форт Мон- Валерьян в форме морского лейтенанта с подложным пропуском за подпи­сью военного министра; его допустили к осмотру, однако телеграммой уве­домили о том военное министерство, которое предписало немедленно аресто­вать его; ответ запоздал, шпион успел уже скрыться^[43].

Перед делом при Банье мимо французских аванпостов у Шатильона про­ехал офицер французского Генерального штаба, направлявшийся в сторону пруссаков. Полагая, что всадник сбился с пути, стоявший на аванпостах под­поручик вышел с несколькими солдатами из-за закрытия, чтобы указать ему настоящий путь. Штабной, как казалось, удивился этой внезапной встрече, но тотчас оправился и сказал подпоручику: «Вас-то я и искал; передайте гу­бернатору эту весьма нужную и экстренную депешу». Он вынул из кармана запечатанный конверт, адресованный генералу Трошю, отдал его подпоручи­ку и поехал дальше по направленно к пруссакам. Подпоручик немедленно сам снес пакет губернатору; по вскрытии в нем оказалась чистая бумага^[44].

Были случаи, что роль шпионов играли даже изменники французы. Так, например, 28 августа 1870 г. житель из Нуара донес 12-й кавалерийской диви­зии о силах и приблизительном расположении войск Мак-Магона 27 августа^[45].

Французы вовсе не позаботились об организации разведочной части с помощью систематических кавалерийских рекогносцировок и через посред­ство шпионов. Поэтому они находились почти всегда в полном неведении о силах и намерениях германцев, причем верили самым нелепым, Бог весть откуда возникшим слухам. Однако генерал Дюкро говорить, что еще за не­сколько лет до войны он пользовался услугами, во-первых, одного лица, ча­сто путешествовавшего по Германии; во-вторых, — отставного французско­го унтер-офицера, жившего в Ландау и часто ездившего в Майнц и Баден.

По словам автора L'espionnage militaire, во время войны французский шпион провел около двух месяцев при штабе одного из прусских корпусов, откуда изредка посылал весьма обстоятельные и подробные сведения. Дру­гой тайный агент в декабре 1870 г. представил план осадных работ под Пари­жем, похищенный им у одного из офицеров прусского Генерального штаба.

До Русско-турецкой войны 1877—1878 гг. шпионство в Турции нами орга­низовано не было. Перед открытием военных действий тайный сбор сведений был возложен на Генерального штаба полковника Паренсова. Лишь в февра­ле 1877 г., благодаря его энергии, предприимчивости и знанию, удалось нала­дить дело и из разных пунктов от лазутчиков начали поступать ценные сведе­ния. «Так, в Рущуке, — говорит г. Паренсов^[46], — Карвонидес доставлял мне еженедельно, а иногда и по несколько раз в неделю, донесения, вроде сроч­ных ведомостей о прибытии и уходе войск, орудий, разного военного матери­ала, о постройке и вооружении фортов и о флоте. К этим ведомостям всегда и неизменно прибавлялось: "desbruits circulent que..."; в этой рубрике помеща­лись всевозможные слухи, предположения и т. п. В том же Рущуке помощник начальника товарной станции Рущукско-Варненской железной дороги, бол­гарин, служа мне и получая определенное жалование, самым аккуратным образом сообщал в определенные сроки, через Начовича, о прибытии и от­правке по железной дороге войск, артиллерии и грузов, причем, благодаря его служебному положению, точность была замечательная и служила мне про­веркой сообщений, делаемых Карвонидесом. Убедившись опытом в целесо­образности и практичности этой системы, а также в полной бесполезности получения отрывочных сведений одним только случайным путем, я составил проект учреждения постоянной агентуры и нашел для этого лиц, жителей раз­ных мест Болгарии, знакомых Евлогию Георгиеву, Начовичу и другим, лично мне известным болгарам, с которыми я был в непосредственных сношениях».