Глава 3. Период ухаживания: изменение молодого взрослого 2 page

Через полтора часа пациентка находилась в глубоком трансе. Для того чтобы укрепить сотрудничество и увериться в возможности дальнейшего применения гипноза, я сказал ей очень мягко, что она находится в гипнотическом трансе, и заверил ее, что я не сделаю ничего такого, чего бы она сама не пожелала. Затем я сказал ей, что она может прервать транс в том случае, если я ее чем-то задену, а потом я сказал ей, чтобы она продолжала крепко спать в течение неопределенного времени, слушая и выполняя только отчетливые команды, которые я буду ей давать. Таким образом, я вызвал у нее ободряющее, но и иллюзорное ощущение того, что ей предоставлен выбор. Я позаботился о том, чтобы она была настроена ко мне положительно, а затем подстраховался на будущее. Все это предисловие отняло довольно много времени, но это было жизненно необходимо для обеспечения и облегчения будущей работы.

И наконец, я сделал усиленное внушение о том, что следует «полностью и накрепко забыть некоторые вещи», тщательно избегая уточнений, что же именно должно быть забыто. Процесс исследования, который ей предстоял, был облегчен с помощью такого разрешения подавлять наиболее болезненные переживания, поскольку подобное указание автоматически применяется к наиболее тревожным и неприятным переживаниям.

Затем я постепенно дезориентировал ее во времени и пространстве, а потом сориентировал так, чтобы она почувствовала себя в нечетко определенном интервале времени, соответствовавшем периоду ее детства где-то от 10 до 13 лет. Этот период был выбран потому, что он предшествовал смерти матери, а также включал в себя начало менструального цикла и, следовательно, был критическим для ее эмоциональной жизни и психосексуального развития. Я ни разу не попросил ее точно назвать или определить возраст, до которого она регрессировала в трансе. Благодаря тому что ей было разрешено не вдаваться в конкретные детали,

она смогла сделать нечто гораздо более важное, а именно рассказать о том, что вообще означали для нее переживания тех лет.

Наблюдая за позой, движениями и речью пациентки, можно было сделать вывод, что она регрессировала к детскому уровню поведения. И тогда я сказал ей очень тепло: «Сейчас тебе известно очень многое, и ты никогда этого не забудешь, даже когда будешь совсем взрослой, и ты расскажешь мне о том, что знаешь, после того как я тебе скажу, что я имел в виду». Эти указания я повторял ей снова и снова, уговаривая пациентку последовать им, понять их до конца и приготовиться выполнить их полностью. Я продолжал делать это до тех пор, пока она не показала мне своим поведением: «Ну, чего вы еще ждете? Я готова».

Я попросил рассказать мне все, что она знает о сексе, особенно в связи с начавшимися менструациями, в том периоде ее жизни, до которого она регрессировала в трансе и который я счел целесообразным не определять точно. Пациентка выглядела несколько испуганной, а затем очень напряженной, и по-детски начала говорить несвязанными предложениями и отдельными словами. Она говорила о половой жизни, хотя, давая ей указания, я делал упор не на сексе, а на менструации.

«Моя мать рассказала мне об этом все. Это мерзко. Девочки не должны позволять мальчикам делать это с ними. Никогда. Это нехорошо. Хорошие девочки никогда этого не делают. Плохие девочки отвратительны. Я не буду делать этого. Ты не должна позволять им дотрагиваться до тебя. От этого тебе станет мерзко. Ты не должна прикасаться к себе. Отвратительно. Мерзко. Мать сказала мне: «Никогда, никогда, никогда», — и я этого не делала. Должна быть осторожной. Должна быть хорошей. Если не буду осторожной, то может случиться ужасное. Тогда ты ничего не сможешь сделать. Будет слишком поздно.

Я сделаю так, как скажет мама. Если я так не сделаю, она не будет меня любить».

Пока она говорила, я никоим образом не пытался прервать ее, но когда она закончила, я спросил ее: «Зачем же мать говорила тебе все это?» «Чтобы я всегда была хорошей девочкой», — таков был простой, честный детский ответ.

Моя стратегия состояла в том, чтобы создать точку зрения, почти идентичную точке зрения ее матери. Мне было необходимо отождествиться с ее матерью полностью. Но в самом конце я осмелился сделать некоторую оговорку. Итак, я начал с того, что непосредственно и с полным сочувствием поддержал пациентку: «Конечно, ты всегда будешь хорошей девочкой». Затем с жестких, косных и запрещающих позиций матери (которые реконструировались по словам и стилю поведения пациентки) я внимательно рассмотрел каждое утверждение, приписываемое матери, используя те же самые слова, и честно одобрил их. Я уговаривал ее порадоваться тому, что ее мать уже рассказала ей все то, что каждая мать должна рассказать своей маленькой девочке. И наконец, я дал ей указание «помнить о том, что ты все это мне рассказала, поскольку я собираюсь заставить тебя рассказать мне это еще когда-нибудь».

Постепенно и систематически я снова ориентировал ее во времени, восстанавливая первоначальное гипнотическое состояние. Указание «забыть многие вещи» все еще действовало, и амнезия на состояние регрессии продолжалась. Пробудившись, пациентка не проявила никаких признаков осознания того, что она была в трансе. Она пожаловалась на усталость, и мимоходом заметила, что, возможно, гипноз мог бы ей помочь, поскольку помогает ее подруге. Действуя целенаправленно, я никак не отреагировал на это замечание. Вместо этого я сказал резко: «Расскажите мне, пожалуйста, все, что говорила вам мать о сексе, когда вы были маленькой девочкой».

Проявляя некоторое колебание и сопротивление, пациентка в конце концов начала рассказывать тихим голосом с некоторым жеманством, в сущности, ту же самую историю, которую она рассказывала в регрессивном трансе. Но сейчас она использовала высокопарные слова, строила предложения, как взрослый человек, и часто упоминала свою мать. Она сказала: «Моя мать дала мне очень подробные указания по многим вопросам незадолго до того, как у меня началась первая менструация. Мать заставила меня понять важность того, чтобы я, как хорошая девочка, защищала себя от определенных нежелательных переживаний. Мать заставила меня осознать, насколько тошнотворным, отвратительным и грязным может быть секс. Она заставила меня понять, насколько опустившимся является человек, позволяющий себе заниматься сексом. Я поняла и высоко оценила все, что сказала мне мать, когда была еще просто маленькой девочкой». Она совершенно не пыталась развернуть какое-нибудь из этих утверждений и явно стремилась поскорее поменять тему. Когда она завершила свой рассказ, я заново повторил все утверждения ее матери, никоим образом не пытаясь их критиковать или обсуждать. Вместо этого я полностью и честно их одобрил. Я сказал ей, что она должна быть благодарна своей матери за то, что та использовала каждый случай, чтобы рассказать своей маленькой девочке о том, что должен знать любой ребенок. Назначив ей встречу на следующей неделе, я быстро отпустил ее.

На втором сеансе у пациентки легко развился глубокий транс, и я привлек ее внимание к тому факту, что мать повторяла свои беседы с ней. Я спросил: «Сколько лет тебе было, когда твоя мать умерла?» Она ответила: «Мне было тринадцать». И тут же я спокойно и энергично сказал: «Если бы твоя мать прожила дольше, она успела бы поговорить с тобой на эту тему еще много раз, чтобы дать тебе советы. Но,так как она умерла, когда тебе было только тринадцать,

она не смогла завершить начатое, и ты должна завершить это без ее помощи».

Не давая ей ни малейшей возможности принять или отвергнуть это утверждение, или же как-то отреагировать на него, я быстро отвлек ее внимание просьбой описать ее переживания сразу после пробуждения от первого транса. Когда она справилась с этим, я привлек ее внимание к повторяющемуся характеру бесед, которые проводила с ней мать, и сделал то же самое замечание о незавершенности работы, которую проводила с ней мать. Затем я снова ориентировал ее на тот же самый период детства. Я постарался подчеркнуть тот факт, что все это говорилось ей в детстве. И по мере того как она вырастала, мать должна была продолжить учить ее. Я предложил ей продолжить тот курс сексуального образования, который начала читать ей мать, но не успела завершить из-за своей смерти. Она могла бы начать с серьезных размышлений о том, какой совет дала бы ей мать в период между детством и юностью, и между юностью и ранней взрослостью. Как только она приняла это предложение, я добавил указания, учитывающие интеллектуальные и эмоциональные аспекты. Закончив эти инструкции, я сразу же сказал, чтобы она после пробуждения повторила все, что она говорила во время пребывания в трансе.

Она повторила все это очень кратко. Из всего, что она говорила, она сделала единый сжатый рассказ. Важно, что она говорила, используя прошедшее время: «Моя мать пыталась объяснить мне, что такое секс. При этом она говорила со мной как с ребенком, чтобы я могла понять. Я поняла, что секс — это очень серьезно и что очень важно держаться подальше от всего этого. Как ребенку, она объяснила мне все это очень ясно».

Она говорила все это с длинными паузами между фразами, производя впечатление глубокого размышления. Несколько раз она прерывала себя, чтобы за-

метить, что из-за смерти матери указания, которые она давала, были неполными, и что, если бы она была еще жива, то рассказала бы гораздо больше. И еще она сказала как бы самой себе: «Хотела бы я знать, как мать рассказала бы мне то, что я должна знать сейчас». Ее последнее замечание я обозначил как конец сеанса, и отпустил ее домой.

Сразу же после того, как она пришла на следующий сеанс, я загипнотизировал ее и дал указание быстро и молча вспомнить все события двух предыдущих сеансов, а также указания и предложения, которые были ей сделаны, и реакции на них. Ее последнее утверждение резюмировало ее действия наиболее точно. Она сказала: «Можно сказать, что мать старалась рассказать мне о том, что я должна была знать, то есть о том, как заботиться о своем благополучии и что сделать, чтобы с уверенностью дождаться времени, когда я смогу жить соответственно своему возрасту, то есть иметь мужа, дом и быть взрослой женщиной».

Я сказал ей, что после пробуждения она полностью забудет все три сеанса (включая сам факт, что ее гипнотизировали), за исключением того жеманного высокопарного рассказа после первого пробуждения. Эта амнезия распространялась, таким образом, и на то новое удовлетворительное понимание, которого она достигла. Затем я сказал ей, что после пробуждения я займусь систематическим пересмотром ее убеждений относительно секса, которые мне стали известными из ее рассказа. Но из-за полной амнезии этот пересмотр покажется ей неким возможным предположением, которое я построил на основании ее первого рассказа в бодрствующем состоянии. Она будет слушать меня с все возрастающим интересом и пониманием. И во всем, что я буду говорить, она найдет определенные истины, смыслы и значения, понятные только ей. И по мере того как эти смыслы и значения будут становиться ей все более понятными, у нее будет появляться способность воспринимать, применять и осознавать

их, как действительно принадлежащие ей, и это не будет понятно мне, а будет понятно только ей.

На первый взгляд, внушение подавить прозрение (как важнейший пункт терапевтического процесса) может показаться странным. Существуют три причины, по которым это было сделано. Во-первых, предполагается, что большая часть эффективного прозрения может оставаться (или снова становиться) неосознанной, не теряя при этом своей терапевтической ценности. Во-вторых, эта мера защищает девушку от неприятного чувства, что кто-то еще знает о том, что она хочет сохранить в тайне; отсюда важность внушения, что она поймет во всем этом гораздо больше, чем я. И в-третьих, воспринимая все это просто как некое возможное предположение, пациентка будет доходить до понимания сама по мере проверки этого возможного предположения на достоверность.

Я пробудил ее и предложил поразмышлять о возможной природе тех указаний относительно секса, которые она когда-то получила от матери, и сделал обзор того, что она говорила, используя общие слова, что позволило ей без труда применить это к своему собственному опыту.

Таким образом, я смог рассказать пациентке о развитии первичных и вторичных половых признаков; таких, как появление менструации, рост волос в подмышечных впадинах и на лобке, развитие груди, вероятный интерес к росту сосков, воспоминания о том, как она первый раз надела бюстгальтер, и о том, что мальчики, наверное, заметили ее развивающуюся фигуру, и некоторые из них пытались слегка ее шлепнуть и т.д. Я перечислял все это в произвольной последовательности, не подчеркивая ничего специально, а затем стал говорить о скромности, о пробуждении полового самосознания, аутоэротических чувствах, о том, как представляется любовь в подростковом возрасте и ранней юности, и о первых соображениях о том, откуда, собственно, берутся дети. Я не говорил ни

о чем специфичном, из-за чего сказанное мною было приложимо к широкому кругу типичных переживаний любой девушки. После этого я сделал несколько общих утверждений о том, что время от времени ее посещали некоторые размышления. Это также было сделано очень осторожно, с использованием расплывчатых общих слов, что давало ей возможность углубить свое понимание и применить мои замечания к ее собственному уникальному опыту.

Вскоре после начала этой процедуры пациентка стала проявлять выраженный интерес и другие внешние признаки прозрения и понимания. В конце концов она просто объявила: «Знаете, я могу понять, что со мной случилось, но сейчас я очень спешу, поэтому расскажу об этом завтра». Так она впервые призналась в том, что у нее была проблема.

Вместо того чтобы позволить ей уйти, я тут же снова загипнотизировал ее, и внушил ей повторить абсолютно все свои переживания в трансе, которые могли бы представлять для нее какую-то ценность или быть ей полезными. Я вел ее к пониманию того, что каждое из них может быть полезным. Это отвлекло ее внимание от противоречивых чувств, которые она испытывала в связи с этими воспоминаниями, и это помогло восстановить все свободно, легко и полностью. Затем я добавил, что, если она хочет спросить совет или узнать что-либо, то пусть сделает это свободно, без всякого стеснения. Как только она усвоила это последнее предложение достаточно прочно, я пробудил ее.

После пробуждения она сразу же, но не очень торопясь, сказала, что собирается уходить, но добавила, что сначала она хотела бы задать несколько вопросов. Я согласился, и она попросила меня выразить мое личное мнение относительно «поцелуев, объятий и сексуальных ласк». Очень осторожно, используя ее собственные слова, я одобрил все три действия, добавив, однако, что каждое из них должно совершаться так,

как этого хотят оба партнера, и что любое поведение в любви позволительно, если оно не противоречит желаниям и убеждениям каждого из партнеров. Пациентка внимательнейшим образом выслушала это, а затем спросила, как лично я отношусь к человеку, который испытывает сексуальное желание. Я осторожно ответил, что сексуальное желание представляет собой нормальное и весьма важное чувство, присущее каждому живому существу, и что его отсутствие в определенных ситуациях является ненормальным. Я добавил, что она без сомнения должна согласиться с тем, что ее собственная мать, будь она жива, сказала бы совершенно то же самое. Обдумав все это, она встала и быстро ушла. На следующий день пациентка пришла рассказать мне, что вчерашний вечер она провела со своим другом. Сильно покраснев, она добавила: «Целоваться — это здорово!», — и сразу ушла.

Через несколько дней она пришла на назначенную встречу и вытянула вперед левую руку, чтобы показать мне обручальное кольцо. Она объяснила мне, что в результате беседы со мной на последнем сеансе, она приобрела совершенно новое понимание очень многих вещей. Это дало ей возможность принять в себе чувство любви и сексуального желания, и, таким образом, она почувствовала себя взрослой и готовой к приобретению опыта взрослой женщины. Но было очевидно, что развивать эту тему дальше она не желает. Она только спросила меня, не могу ли я назначить ей встречу в ближайшем будущем — на этой встрече она хотела бы получить от меня информацию относительно полового акта, так как она собирается выйти замуж. Несколько смутившись, она добавила: «Доктор, вы помните, я хотела уйти? Не отпустив меня, вы тем самым спасли мою девственность. Я ведь хотела бежать прямо к нему и предложить ему себя».

Через некоторое время я встретился с ней по ее просьбе и предоставил ей некоторый минимум информации. Я обнаружил, что она практически не тре-

вожится в связи со всем этим и что ее желание получить информацию является честным и подлинным. Еще через некоторое время она появилась у меня, чтобы сказать, что уже несколько дней она замужем, и с нетерпением ждет продолжения медового месяца. Затем я увидел ее через год, и она сказала мне, что в семейной жизни имеет все, на что могла когда-то надеяться. Ей предстояло стать матерью, и это было для нее очень приятным переживанием.

Через два года я снова встретился с ней и обнаружил, что она счастливо живет со своим мужем и маленькой дочерью.

Кажется очевидным, что Эриксон, выступая представителем мира взрослых, дает молодому человеку разрешение на поведение, которое было запрещено ему тогда, когда он был моложе и данное поведение было бы несоответствующим. Инициация могла производиться Эриксоном деятельно и директивно, или недирективно с помощью тонких внушений. Эриксон делает это, используя слова и термины, доступные молодым людям.

В этом случае отражено достаточно аспектов эрик-соновского подхода. Наиболее важны здесь способы построения защиты для этой молодой девушки. Эриксон изящно вовлекает ее в ситуацию лечения, мягко вводит в транс и тщательно оберегает ее от любой мысли, которая могла бы вызвать у нее отрицательную реакцию. Она защищает ее также и от импульсивных действий, задержав ее тогда, когда она хотела броситься к своему другу. В данном случае Эриксон демонстрирует не только контроль над содержанием сознания, но и тонкое понимание действительной ситуации молодой девушки.

Для юношей, как и для молодых девушек, необходимо уметь вступать в интимные отношения с противоположным полом. На результаты поисков молодым человеком подруги влияет множество факторов, но самым

главным из них является наличие у молодого человека соответствующей сексуальной реакции. В годы поздней юности мужчина обучается эмоционально возбуждаться от присутствия женщины и вступать в связи с женщинами, готовясь к более длительному союзу в будущем. В этот период, который обычно является периодом сексуальных проб и ошибок, молодой человек, постоянно терпящий неудачу в половых отношениях, выпадает из процесса поиска подруги. Самыми распространенными проблемами (за исключением, быть может, общей неспособности чувствовать себя нормально в общении с женщинами) являются преждевременная эякуляция и импотенция. В любом из этих случаев сексуальный контакт нарушается, и вместо углубления интимных отношений развивается расстройство.

Однажды к доктору Эриксону обратился молодой человек и попросил вылечить его от преждевременной эякуляции с помощью гипноза. Доктор Эриксон рассказывал:

Этому молодому человеку было тридцать лет и он не был женат. Он страдал от преждевременной эякуляции с двадцати, со времени своей первой попытки вступить в половой контакт. Он переживал это очень болезненно и считал, что таким способом он наказан за аморальность. Он чувствовал себя больным и неполноценным. С того времени у него появился навязчивый интерес к предмету, и он прочитал все публикации о сексе, которые были ему доступны. Он искал себе все новых и новых женщин из самых разных социальных слоев, расовых групп и физических типов, но все с тем же результатом. Ему удалось и в правду доказать себе, что он страдает преждевременной эякуляцией.

Когда я попросил его описать как можно подробнее его сексуальное поведение, он заявил, что ведет себя всегда одинаково — имеет ли дело с пожилой

пьяной проституткой или привлекательной очаровательной девушкой с высшим образованием. Он никогда не испытывал трудностей с появлением и поддержанием эрекции (даже после эякуляции). Много раз он не обращал внимание на преждевременную эякуляцию и продолжал половой акт, но это не давало ему удовлетворения, равно как и не вызывало приятных чувств. Он рассматривал эту свою активность как неприятное усилие, побуждаемое отчаянным желанием достичь сексуальной компетентности. Обычно он продолжал эту интравагинальную мастурбацию до тех пор, пока не оказывался готов ко второй эякуляции, и в этот момент он неохотно, но компульсивно прекращал половой акт. Без второй экстравагинальной эякуляции он не был готов к интроитусу. Обращение ко мне было его последней надеждой.

Шесть сеансов мы посвятили оплакиванию его проблемы. Но он входил в транс, давая приличную постгипнотическую амнезию. Пока он находился в трансе, я задавал ему множество вопросов о его теперешних связях. Я узнал, что он усердно ухаживает за проституткой, которая живет в многоквартирном доме на третьем этаже. Ее квартира расположена над входом во двор. Чтобы попасть к ней в квартиру, надо войти во двор, подняться по лестнице и пройти по галерее. Я сделал ему внушение о том, что, когда он придет к ней, у него появится эрекция сразу после того, как он войдет во двор, и будет сохранятся до тех пор, пока он не покинет двор — один или в ее сопровождении. У него никогда не было проблем с эрекцией, и он легко мог обнаружить ее, зайдя во двор.

Следующие два часа я посвятил беспорядочному длинному разговору. Тем не менее в моем монологе содержались четкие, систематически построенные постгипнотические инструкции. Я запутывал его до тех пор, пока не исчерпал весь набор внушений. Я внушал ему, что невротические симптомы служат достижению

определенной цели, положительной для личности; это было одним из постгипнотических внушений. Проявления невроза могут казаться неизменными, но они, в своей сущности изменяемы, поскольку цель, средствами для достижения которой они являются, изменяется с течением времени, как меняются обстоятельства жизни человека и сама его личность. Очень многие невротические симптомы могут исчезнуть, и они действительно исчезают. Невротическая проблема может быть эффективно разрешена как совершенно случайным образом, так и в результате целенаправленного усилия. Ни один невротик не может знать, что будет с его симптомами в определенный момент времени. Исчезновение одной невротической проблемы может быть достигнуто с помощью появления другой такой же проблемы, а это уже благоприятно. Определенный невротический симптом — такой, как преждевременная эякуляция, — может неожиданно превратиться в другой симптом, в пугающую задержку эякуляции — примерно этак на полчаса или больше. Ему действительно стоило бы побеспокоиться о том, что могло бы случиться, если бы это произошло с ним. Ему действительно стоило бы знать, как беспокоиться сознательно и бессознательно. Это, несомненно, повлекло бы за собой совершенно неожиданное появление ин-травагинальной эякуляции, и тогда бы он оказался лицом к лицу с проблемой полноценной сексуальности, которая потребовала бы своего соответствующего применения.

В течение следующей недели он находился в состоянии беспокойства, предвещающего грядущие перемены в его жизни. Я запретил ему любые обсуждения этой темы, равно как и какие-то действия, предписывая ему просто оставаться в состоянии покоя. Я назначил ему встречу на следующий день (это был вторник), затем на среду и на пятницу. Во вторник я поговорил с ним очень кратко, не дав ему ничего сказать. Я пообещал ему, что краткость встречи будет

скомпенсирована в воскресенье. Я знал, что по субботам вечером он встречается со своей проституткой. В среду я повел себя так же, как и во вторник, снова напомнив ему о воскресной встрече. Встреча в пятницу тоже была очень краткой со ссылкой на встречу в воскресенье. Три полностью оплаченных очень коротких встречи плюс обещание скомпенсировать это в воскресенье!

Тем не менее, придя ко мне в воскресенье, он объяснил, что его мысли заняты чем-то гораздо более важным, чем угадывание того, что я ему скажу в воскресенье. Он предложил мне отложить мои планы на эту встречу, поскольку в последние дни у него, как ему кажется, появились очень интересные переживания.

Он рассказал, что три его последние встречи со мной, когда он получил, по его словам, «от ворот поворот», привели его в состояние потерянности, почти отчаяния. После встречи в пятницу ему было так плохо, что он позвонил девушке, с которой довольно часто виделся, но не был пока в интимных отношениях. Он предложил ей пойти пообедать, а потом пойти в театр. Но весь вечер он был не очень-то внимательным к своей подруге, поскольку его занимали собственные мысли. Время от времени его посещала мысль о том, не сможет ли он совершить эякуляцию интравагинально. Он сомневался — а ведь раньше он твердо знал, что не способен на это! Но теперь он сомневался, может он это сделать или нет... Эта мысль появилась почти внезапно, когда он пытался вспомнить, о чем же он думал. Через некоторое время эта мысль появилась снова, но только для того, чтобы ускользнуть. Это повторялось снова и снова.

Когда он провожал свою спутницу домой, у него появилась эрекция, как только они вошли во двор. Она сохранилась, несмотря на то что он был занят этой ускользающей мыслью и совершенно не собирался заниматься сексом. Но как только они вошли в квартиру, его спутница повела себя настолько агрес-

сивно в сексуальном плане, что он просто вынужден был лечь с ней в постель. Поскольку он все еще был занят своими мыслями, он позволил ей играть активную роль. Сразу после введения полового члена.он почувствовал внезапный страх от мысли, что на этот раз эякуляция вообще не будет. Этот страх был настолько всепоглощающим, что: «Я совершенно забыл о моей преждевременной эякуляции. Я был тогда в состоянии думать только о том, что хочу проникнуть в нее и испытываю страх перед тем, что не смогу сделать этого». На этот страх он отреагировал активным половым актом, и, начиная его, он почему-то «взглянул на минутную стрелку часов, которые не снял в этот раз перед тем, как лечь в постель». Когда истекло почти полчаса, он почувствовал себя еще более возбужденным и вместе с тем еще более испуганным. И тогда внезапно он ощутил вполне удовлетворительную интравагинальную эякуляцию.

На часы он посмотрел где-то через 20 минут после этого. Эрекция у него продолжалась, и, немного отдохнув, он возобновил половой акт, в результате чего удовлетворительная интравагинальная эякуляция повторилась. Спал он прекрасно, а на следующий день совершил автомобильную прогулку. В субботу его половая активность была совершенно нормальной.

Завершая свое описание, пациент спросил: «Есть ли какое-то объяснение тому, что я стал нормальным?» Я ответил, что ни он, ни я не нуждаемся в том, чтобы искать объяснения нормальному. Гораздо приятнее принимать все нормальное как нечто, чего достоин каждый человек.

Его связь с этой женщиной продолжалась примерно три месяца, после чего они расстались. Перед тем как всерьез задуматься о браке, он имел еще несколько связей с женщинами. Затем он обручился.

Иногда некоторые трудности препятствуют тому, чтобы молодой человек или девушка нормально уча-

ствовали в социальных взаимодействиях. Случается так, что симптом мешает им нормально работать или учиться. Во время Второй Мировой войны, когда служба в армии была намного популярнее, чем сейчас, Эриксон работал психиатром в призывной комиссии и помогал многим молодым людям поступить на службу в армию, если они, конечно, того хотели. Очень часто симптомы, от которых страдали эти молодые люди, были минимальными, но исключали их нормальную службу в армии. Одной из самых распространенных проблем было ночное недержание мочи, в чем молодым людям было особенно стыдно признаваться. Наш следующий пример посвящен тому, как Эриксон разрешил проблему ночного недержания мочи в течение одного сеанса.

В беседе с психиатром молодой призывник рассказал, что он страдает ночным недержанием мочи с подросткового возраста. Он никогда не осмеливался ночевать вне дома, хотя всегда очень хотел навестить бабушку и дедушку, которые жили довольно далеко. В последнее время в связи с предстоящей военной службой он особенно хотел навестить их. Он был очень расстроен, узнав, что энурез исключает службу в армии, и спросил, чем я могу помочь ему. Он рассказал, что выпил множество лекарств, проводил цистоскопию и массу других процедур, но все напрасно.

Я сказал ему, что смогу помочь ему только в том случае, если он согласится на гипноз. Он с готовностью согласился и легко впал в глубокий транс. Когда он находился в состоянии транса, я настойчиво внушал ему, что ночное недержание мочи имеет психологические причины и что, если он будет тщательно выполнять мои указания, симптом легко исчезнет.

В форме постгипнотических внушений я сказал ему, что после возвращения домой он поедет в соседний городок и снимет там комнату в гостинице. Он не

должен будет выходить из этой комнаты трое суток. Еду будут приносить ему в номер. Заняв комнату, он должен расположиться в ней поудобнее и начать думать о том, как бы он испугался и растерялся, если бы горничная (как это всегда делала его мать) обнаружила утром мокрую постель. Он должен был снова и снова прокручивать у себя в голове эти мысли и испытывать все возрастающую тревогу и унижение. И вдруг в его мозгу должна была появиться мысль о том, как странно и немного забавно было бы, и как бы горничная была удивлена, если бы обнаружила сухую постель.

Все это должно было показаться ему бессмысленным и так запутать и сбить его с толку, что он почувствовал бы себя не в состоянии привести свои мысли в порядок. Но эта мысль должна была возвращаться снова и снова, и вскоре он должен был обнаружить, что он беспомощно и запутанно размышляет о своем стыде, тревоге и смущении, которые он будет испытывать в тот момент, когда горничная обнаружит сухую постель вместо мокрой, как он раньше планировал. Разумное объяснение этим трем ночам было следующим: если бы план был эффективным, первая ночь была бы ночью сомнений и неопределенности, вторая — ночью определенности, а третья представляла бы собой переход от тревоги относительно недержания мочи к тревоге по какому-то другому поводу. Все эти размышления должны были привести его к отчаянию, и он в конце концов почувствовал бы себя настолько сонным, что был бы вынужден лечь в постель потому, что, как бы он ни старался мыслить более-менее ясно, он был бы не в состоянии.