Случай Гарольда: работа и достижение определенного социального статуса

В работе с Гарольдом можно было выделить две основные линии: во-первых, продвижение вверх по социальной лестнице и, во-вторых, все большее включение в общество, особенно в плане его взаимодействия с женщинами. Эти два направления работы конечно тесно взаимосвязаны, поскольку продвижение по социальной лестнице существенно зависит от социализации, но мы будем описывать эти два направления по отдельности.

Обычно, работая с Гарольдом, Эриксон тратил на сеансы по часу, иногда по два. «Сначала почти всегда я использовал легкий транс; затем, по мере продвижения в процессе терапии, я стал использовать транс средней глубины, а затем, время от времени, — глубокий транс». Гипноз использовался для того, чтобы обеспечить следование пациента указаниям, а также для того, чтобы временами вызывать амнезию и таким способом

обходить сопротивление. На последующих стадиях терапии гипноз использовался для того, чтобы изменить субъективное чувство времени пациента, за счет чего можно было решить некоторые задачи в более короткие сроки.

Эриксон специально тренировал Гарольда, чтобы тот учился свободно выражать свои мысли. Он заставлял его подробнейшим образом рассказывать о том, как он сегодня работал и чем занимался. Эриксон задавал ему вопросы, высказывал свои суждения, сам спорил с ними, и таким образом Гарольд учился выражать свои мысли и воспринимать их.

На первом сеансе Гарольду было авторитетно заявлено: «Я не хочу спорить с вами. Я собираюсь поделиться с вами некоторыми идеями и объяснить их. Я хочу, чтобы вы слушали и понимали, и отдавали себе отчет в том, подходит ли это вам, а если подходит, то каким образом вы могли бы это использовать именно так, как нужно вам — именно вам, а не мне и не кому-то другому. Вы поймете все это так, как поймете, и не иначе. Вы останетесь собой — таким, какой вы есть».

Гарольд рассказал, что его сестры и мать были очень религиозны, но он таким не был. Библия была, по его словам, «самой важной вещью на свете», хотя при этом она его совершенно не интересовала. Опираясь на эту информацию, Эриксон начал укреплять у Гарольда ощущение важности собственной работы, связывая это и с умственной недостаточностью. Он говорил: «Вы верите в Библию, вы верите в то, что это самая важная вещь на свете. Это верно, и это хорошо. Сейчас я хочу, чтобы вы кое-что узнали и поняли это. Где-то в Библии сказано, что бедные всегда с нами. Бедные — это дровосеки и водоносы. Это простая каждодневная работа, но мир без нее не мог бы существовать. Я просто хочу, Чтобы вы поняли это».

Так на первом и на последующих сеансах началось обсуждение важности труда, выполняемого «слабоум-

ными» для всего общества. В этом контексте рассматривалась трудовая история Гарольда и ее значение для него как производителя и законного члена общества. Вместе с тем систематически, но маленькими порциями, вводились сведения о важности физических свойств человека. При этом упоминались размеры мышц, сила, координация, двигательные навыки а также качество ощущений.

«Например, работа на строительстве ирригационных сооружений требует не только одной физической силы. Конечно же вы должны ею обладать — но вы должны также уметь копнуть так, чтобы набрать на лопату ровно столько земли, сколько надо, иначе вы устанете задолго до того, как выполните всю дневную норму. То же самое при работе с хлопком. Вы не сможете ничего сделать, если даже у вас есть сила, пока не научитесь видеть и чувствовать, как надо правильно работать».

В подобных разговорах незаметно, ненавязчиво подчеркивалось осознание координации работы мышц и органов чувств, а также уважение и восхищение реальностью — и собой как частью этой реальности. Поскольку Гарольд презирал себя, обсуждалась также работа конвейерных рабочих как людей, обладающих только мышцами, но отнюдь не интеллектом. Я также говорил о том, что существуют повара, обладающие изощренными вкусовыми ощущениями, а интеллект при этом у них весьма низок. Таким образом, я строил прочный фундамент для идеи о том, что даже самый слабоумный человек может научиться делать очень многое. Когда, как мне показалось, он понял это, я предложил ему длинное интересное исследование идиотов-ученых с историями болезни и тщательным исследованием их способностей и дефектов. Я закрепил результаты этого обсуждения, глубоко загипнотизировав Гарольда и утверждая, что он не является ни идиотом, ни ученым, а кем-то находящимся между

ними. И пока он не успел осознать все значение этого замечания, я пробудил его, вызвав амнезию, и отпустил его.

Половина ценности гипноза заключается в том, что вы можете использовать амнезию в тот момент, когда предлагается критическое или крайне важное внушение, и оно может быть оспорено или подвергнуто сомнению. При использовании амнезии отвержение ценной идеи исключено, и пациент может воспользоваться этой идеей позже, когда он созреет.

Весьма часто терапевтические внушения могут быть банальными по своему характеру. Они представляют собой обобщения, проекции которых на данную личность еще не осознаны, но которые впоследствии станут неоспоримыми. Например: «Неважно, что вы говорите или как вы это говорите; важно только то, что вы при этом имеете в виду». Или: «Не существует никого, кто не мог бы научиться чему-то хорошему, интересному, страшно приятному от каждого младенца, каждого ребенка, каждого мужчины, каждой женщины». Или: «Никто не может сказать, что вырастет из этого ребенка, и никто не знает, каким он будет через пять лет или даже через год».

Вместе с идеей о широких возможностях слабоумных и о скрытых возможностях каждого человеческого существа Эриксон вводил неопределенность относительно скрытых способностей самого Гарольда. Однако это делалось так, что эту неопределенность не так легко можно было оспорить или отвергнуть.

Подчеркивая важность и полезность труда слабоумных, Эриксон начал сосредотачиваться на качествах, которые нужны хорошему рабочему. Обычно он находил у человека какое-то хорошее качество, и использовал это качество как рычаг, чтобы сдвинуть пациента с определенных стереотипов поведения. В нашем случае Гарольд гордился тем, что он хороший рабочий, и как

раз вокруг этого Эриксон организовывал свои внушения.

Он начал с того, что хороший рабочий нуждается в физическом благополучии. Затем он подчеркнул важность хорошей диеты и побудил Гарольда научиться хорошо готовить. Чтобы этому научиться, Гарольд должен был брать поваренные книги в библиотеке — так он научился пользоваться библиотекой. Эриксон также убедил его в том, что лучше покупать хорошие продукты, чем отдавать заработанные деньги сестре-алкоголичке и ее мужу. В данном случае Гарольд научился воспринимать эту супружескую пару как яркий пример саморазрушения и пренебрежения к себе. Как мотивирующая сила, здесь использовалось желание Гарольда стать хорошим рабочим.

На этой начальной стадии Гарольд принял идею о том, что хороший рабочий должен заботиться о своем организме и своем физическом «Я», что включало также покупку хороших удобных ботинок, чтобы лучше работать. Но когда эта идея применялась к нему самому, Гарольд начинал оказывать сопротивление, поэтому Эриксон сменил тему и начал беседовать с ним о работе на хлопковых полях.

В ходе этой беседы мы начали разговаривать о тракторе как о такой части оборудования фермы, которая используется только для выполнения механической работы. Я заметил, что трактор нуждается в уходе за собой, чтобы он мог хорошо работать. Его надо смазывать, чистить и защищать от коррозии. Его надо регулярно заправлять, используя при этом соответствующие сорта бензина и масла (и бензин, конечно же, не должен быть авиационным). Клапаны должны быть опущены, зажигание прочищено, радиатор наполнен, если вы хотите, чтобы трактор исправно трудился. Я провел и другие аналогии, а затем сказал: «Вы знаете, иногда вы должны делать какие-то вещи,

которые следует делать, даже если вы не хотите их делать». При этом я тщательно позаботился о том, чтобы не уточнять, что это за «вещи».

Он отреагировал тем, что в следующий раз пришел ко мне в чистой одежде. Будучи настроен агрессивно и воинственно, он ждал, как я прокомментирую его внешний вид. Я сказал: «Ну, пришло время позаботиться о своей одежде, вместо того чтобы тратить деньги на свое тело, приобретая все новые и новые тела, потому что они изнашиваются так быстро». В этой фразе поддерживалось как убеждение Гарольда в своей неполноценности, так и принятие им идеи о том, что о себе следует заботиться; таким образом, это замечание побуждало его продолжать заботиться о себе.

Он облегченно вздохнул и спонтанно перешел в состояние транса, чтобы избежать дальнейшего обсуждения своей одежды. Я сразу же рассказал ему с вымученным чувством юмора историю о скупом фермере, который считал, что мул — это «просто рабочая лошадь», и, вместо того чтобы кормить его травой, надел на него зеленые очки и давал ему древесную стружку. Впоследствии фермер жаловался, что пока он учил мула питаться древесной стружкой, тот умер, так и не успев поработать на него. И прежде чем Гарольд смог отреагировать на это, я начал читать и комментировать «Дьюконовский Шедевр, или чудесный одноконный фаэтон». Затем я отпустил его в довольно запутанном и неопределенном состоянии ума.

На следующую встречу он явился впервые аккуратно подстриженным и в новой одежде, и было очевидно, что он недавно принял ванну. Он смущенно объяснил, что его сестра и ее муж протрезвели для того, чтобы отпраздновать годовщину своей свадьбы, а он чувствовал, что должен пойти сюда. Я ответил, что некоторые вещи делать надо и что, если привычка устоялась, то любые действия становятся нетрудными. Гарольд добавил также, что в качестве подарка

он поведет свою сестру к своему стоматологу и своему врачу, чтобы она могла пройти медосмотр. Кроме того, он вскользь упомянул, что теперь у него — новый адрес «с недавних пор». И ничего более не было сказано о том, что он теперь умеет заботиться о своем физическом «Я» и что уровень его жизни повысился.

Когда Гарольд начал хорошо одеваться и жить более комфортно, Эриксон стал побуждать его к проверке его способностей, намеренно организуя провал.

Я побудил его записаться на вечерний курс изучения алгебры. Оба мы знали, что ему не справиться с этой работой, но я чувствовал, что желательно создать сначала негативную ситуацию, а потом избавиться от нее, прежде чем создавать позитивную ситуацию. Пациент продолжает чувствовать необходимость быть в своем праве даже тогда, когда он ошибается, и психотерапевт в такой ситуации должен присоединиться к пациенту. Таким образом, когда придет время для исправления ошибки, пациент и психотерапевт смогут исправлять ее совместно, и таким образом психотерапия станет в большей степени их совместным усилием.

Гарольд вскоре с удовольствием объявил, что он не может справиться с курсом алгебры, а я с таким же удовольствием объявил, что доволен провалом. Это доказывало, что Гарольд ошибался, записываясь на курс алгебры, для того чтобы определить, сможет ли он успешно закончить курс, вместо того чтобы определить, что он не сможет этого сделать. Это утверждение поставило Гарольда в тупик, но оно было сформулировано так для того, чтобы создать предпосылки для дальнейших попыток учиться.

Как только ситуация с неудачей была завершена безопасным для него образом, Гарольд стал воспринимать и другие указания.

С этого момента Эриксон начинает инструктировать его в плане социализации, что будет обсуждаться в пунк-

те с этим заглавием, но здесь мы коснемся лишь одного сеанса, который был важен для развития способностей Гарольда.

Я дал Гарольду задание завязать одно знакомство и дал ему адрес, предписав взять из этой ситуации все, что можно, ничего не упустив, и посещать этого человека часто. В течение нескольких последующих недель, когда он выполнял это задание, я запретил ему обсуждать это со мной, и, таким образом, все, что он делал, было на его ответственности. Подобная инструкция также побуждала его все время быть готовым к обсуждению того, что он делал.

Человека, к которому я послал Гарольда, звали Джо, ему было тридцать восемь лет, и почти сразу же они с Гарольдом крепко подружились. Джо страдал от астмы и артрита. Прикованный к инвалидному креслу, он тем не менее удовлетворял почти все свои желания и сам себя поддерживал. В свое время он, зная, что потеряет способность ходить, соорудил у себя в доме множество различного рода приспособлений для любых нужд. Он зарабатывал себе на жизнь ремонтом радиоаппаратуры и электроприборов, запаивал кастрюли соседям и, кроме всего прочего, был превосходной нянькой для детей. Его истории, стихи и песни, которых он знал множество, а также его выразительнейшая мимика очаровывали взрослых и детей. Еду Джо готовил себе сам, да так, что у него просили рецепты, и он охотно давал консультации хозяйкам, живущим по соседству.

У Джо не было даже шести классов образования, и коэффициент его интеллекта не превышал девяноста баллов. Но он обладал хорошей памятью, умел внимательно слушать и имел богатейший запас фактов и философских идей. Он любил людей и был жизнерадостным и бодрым, несмотря на свою физическую ущербность.

Эта дружба продолжалась два года, оборвавшись из-за смерти Джо от инфаркта. Гарольду эта дружба

дала бесконечно много. Мне он рассказывал о Джо очень мало, и, таким образом, эта дружба оставалась личным секретом Гарольда, равно как и его личным достижением.

Гарольду было также дано задание посетить местную библиотеку и тщательно ознакомиться с детской литературой, что он уже делал благодаря Джо. Он спонтанно начал исследовать и другие разделы библиотеки и стал делиться с Эриксоном своими впечатлениями о книгах и соображениями относительно высказанных там мыслей. Обсуждались и те мысли, которые высказывал Джо.

Однако две вещи, стоило лишь их упомянуть, повергали Гарольда в отчаяние. Это было приготовление пищи и искусство письма. И Эриксон начал говорить о приготовлении пищи, как о высоком искусстве; но вместе с тем он презрительно отозвался о нем, как о чем-то таком, что может делать даже слабоумный или женщина. Способность писать также обсуждалась как величайшее достижение человечества, но в то же время как нечто, что умеют маленькие дети, слабоумные и даже женщины. Более того, письмо приравнивалось к закорючкам и палочкам, которыми пользуются женщины-стенографистки.

Поскольку Гарольд обратился к психотерапевту, чтобы обеспечить себе чуточку удовольствия в жизни, Эриксон рассмотрел вместе с ним возможные источники удовольствия, которое может возникать при отдыхе.

Гарольд любил музыку, и у него уже был радиоприемник, хотя он ощущал вину по этому поводу, считая себя недостойным обладать такой вещью. Я убедил его в том, что на какое-то время радио ему необходимо, поскольку таково мое медицинское предписание. Я сказал «на какое-то время», чтобы помочь ему принять указание с осознанием его ограниченно-

сти. Если в будущем он отверг бы свое право иметь радиоприемник, то это можно было рассмотреть как сотрудничество, потому что обладание приемником предписывалось лишь на некоторое время.

Далее я предложил ему рассуждение о том, что он, как хороший рабочий, должен тренировать не только свое тело, но и глаза, уши, психическое «Я» в целом. Теперь, когда обладание радиоприемником и интерес к музыке стали законной частью его жизни, развития интереса к развлечениям можно было добиться достаточно легко, так как внушения можно было теперь связать с его интересом к музыке. Например, можно было дать постгипнотическое внушение о том, что мелодия, которая ему понравится, останется у него в памяти. Он захочет выучить эту мелодию, но лучше всего она запомнится тогда, когда он съест гамбургер. Таким образом можно было ненавязчиво изменить его диету.

На каждом сеансе я просил Гарольда рассказать о том, какая музыка и какие песни ему понравились в последнее время, чтобы использовать названия песен и цитаты из них для формулирования терапевтических внушений. К примеру, внушения были извлечены из «Делаю то, что приходит само», из «Усиливай хорошее, исключай плохое» и из «Сухие кости» («косточка большого пальца прикреплена к кости ступни» и т.д.). Но все песни, исполняемые женщинами, равно как и воспевающие женщин, до определенного момента терапии Гарольдом отвергались.

Я попросил Гарольда о том, чтобы, слушая музыку, он отбивал такт рукой и мурлыкал мелодию вместе с певцом. Затем, преодолев некоторое сопротивление с его стороны, я убедил его подпевать в полный голос. И наконец, я подвел его к мысли о том, что неплохо было бы купить магнитофон, чтобы записывать музыку и свое собственное пение, будет ли он петь один или вместе с певцом.

Гарольду все это настолько понравилось, что я получил возможность предложить ему нечто более рис-

кованное. Я начал внушать ему, чтобы он научился играть на каком-нибудь инструменте — лучше на банджо или гитаре — чтобы аккомпанировать себе. Но я тут же отверг эту мысль, поскольку ведь Гарольд предназначен исключительно для физической работы, требующей сильных мышц, а не тонких мышечных движений. Я всесторонне рассмотрел этот вопрос, взвешивая все «за» и «против», часто повторяя, что сожалею обо всем этом, и эти выражения сожаления представляли собой, в сущности, косвенные гипнотические внушения.

Наконец, мы нашли решение. Гарольд мог быстро освоить все эти сложные действия, требующие тонкой двигательной координации, овладев сначала стенографией и печатанием на машинке — ведь раньше у него просто не было возможности научиться этому. Ведь эти действия мог выполнять любой слабоумный и любая глупая женщина, поскольку стенография — это не что иное, как нацарапывание карандашом крючков и палочек, а печатание на машинке — это просто стучание по клавишам, точно такое же, как игра на фортепьяно, но, когда ты печатаешь, ты сразу можешь увидеть, что сделал ошибку, и тут же исправить ее. Возможно, такой аргумент для пациента, находящегося в состоянии бодрствования, был бы смешным и неубедительным. В трансовом же состоянии пациент настроен реагировать на необычные идеи и ориентирован, скорее, на положительный результат, чем на поиски логических связей и соответствий.

Гарольдом овладела отчаянная решимость. Он выполнял все указания, и его желание овладеть стенографией и машинописью было просто огромным. Он упорно тренировался, выполняя все задания. Он обучился всему этому очень быстро, и в этом ему помогло восхищение умелыми руками Джо, точностью и изощренностью его движений.

Следующий шаг заключался в том, чтобы побудить Гарольда брать еженедельные уроки фортепиано,

«чтобы ускорить обучение машинописи и игре на гитаре». Я отправил его к пожилой учительнице музыки, муж которой был тяжело болен. Гарольд должен был выполнять всю мужскую работу по дому, а за это с ним занимались фортепиано. Гарольд принял это предложение, не осознав, что теперь он находится в особых отношениях с женщиной, играя, с одной стороны, роль ученика, а с другой — роль сильного мужчины. (Это обстоятельство возникло спонтанно, но потом оно было использовано в полной мере.)

Поскольку теперь затраты Гарольда на жизнь возросли — он купил магнитофон, гитару, пишущую машинку — он был вынужден поискать себе более высокооплачиваемую работу. Приятель научил его водить автомобиль, и он устроился на автобазу грузчиком, а затем водителем.

Следующий сеанс был посвящен анализу рабочей карьеры Гарольда. Отмечались его несомненные достижения, но общий комментарий был таков: «И вот, проживая день за днем, вы исполняете ту же однообразную работу и не находите ничего нового». В конце концов я побудил Гарольда читать объявления о найме на работу.

Совершенно случайно он наткнулся на объявление о свободном месте личного секретаря, пишущего под диктовку и располагающего своим временем таким образом, чтобы работать в любое время дня и даже ночи, а кроме всего прочего, живущего в отдельном доме в горах. Кандидат на это место должен был уметь печатать на машинке и владеть стенографией. Гарольд побеседовал с работодателем и был принят с окладом 410 долларов в месяц.

Его работодателем был богатый эксцентричный пожилой человек, ведущий очень замкнутый образ жизни и увлекающийся изготовлением копий старых рукописей, последующим их анализом и аннотированием. Гарольд выполнял обязанности секретаря, а также повара, когда тот брал выходной. К этому он был

вполне готов, так как процесс психотерапии уже включал в себя изучение поваренных книг и приготовление пищи. Хозяин был очень доволен работой Гарольда и начал снабжать его сверх заработка новой одеждой на все случаи жизни. У Гарольда был теперь деловой костюм для визитов в библиотеку и другая одежда, например, для выезда в город за покупками.

Гарольд работал там восемнадцать месяцев, время от времени посещая меня для двухчасового сеанса. За это время его мышление стало ощутимо более зрелым, кругозор невообразимо расширился, равно как и круг интересов, и углубилось понимание различных вопросов. Все это было результатом бесед с его образованным работодателем. Наконец, последний покинул Аризону, заплатив Гарольду вперед за 3 месяца.

За несколько дней Гарольд нашел себе другое место секретаря, столь же хорошо оплачиваемое. Здесь ему были приданы еще и функции руководителя. Он очень колебался перед тем, как принять это предложение, так как считал, что ему помешает справиться с работой его умственная отсталость. Но в конце концов он согласился, ожидая, что его скоро выгонят за некомпетентность. Тот факт, что его приняли, он объяснил так: «Они не могли найти никого лучше».

Когда Гарольд пришел ко мне, я загипнотизировал его и попросил тщательно и подробно рассмотреть всю свою карьеру. Он должен был обратить особое внимание на то, чтобы сравнить «с безжалостной объективностью» ранний период своей жизни и самый последний период, когда он работал секретарем. Это заставило его страдать, но он выполнил инструкцию. Я дал ему постгипнотическое внушение о том, что в следующий раз он придет ко мне и затронет самый важный вопрос в форме предварительного соображения, и отпустил его.

На следующем сеансе Гарольд сказал: «Все это время я чувствовал себя как глупый, зеленый юнец, и как будто что-то рвалось внутри меня, как будто я

собирался что-то сделать., но не знаю что. Но возможно, я знаю часть ответа. Как-то глупо об этом говорить, но я чувствую, что должен поступить в колледж, даже если меня потом оттуда выгонят». Он добавил, что хочет исправить еще очень многое и хочет испытать риск в жизни, и хочет наслаждаться заходом солнца. Затем он добавил: «О, да ведь в жизни есть еще столько всего, но послушайте — я еще к этому не готов».

Я повелительно ответил ему: «Хорошо, вы пойдете в колледж, но на этот раз вы не ошибетесь, как это было с курсом алгебры, когда вы записались туда, чтобы определить, сможете ли вы с ним справиться, вместо того чтобы убедиться в том, что вы с ним не справитесь. В сентябре вы поступите в колледж на полный курс, чтобы в середине семестра обнаружить, с какой частью курса вы не справляетесь». Я добавил, что в этот период жизни он должен будет обращать особое внимание на те простые маленькие и приятные пустяки, которые и составляют большую часть жизни.

В течение трех последующих месяцев мы встречались с Гарольдом раз в неделю, причем характер наших встреч значительно изменился. Гарольд теперь спрашивал меня о том, как я смотрю на те или иные вещи. Он вел себя так, как ведет себя любопытный человек, желающий узнать, как другой человек, которого он уважает и любит, воспринимает разные вещи, поступает, отдыхает, думает, чувствует.

В сентябре Гарольд записался на полный регулярный курс в колледже, что занимало у него шестнадцать часов в неделю. Он не консультировался со мной о том, на какой курс записываться и как это сделать, не имея диплома об окончании средней школы. Убеждение Гарольда в том, что он страдает умственной отсталостью, еще не рассеялось, так что мне пришлось снова напомнить ему о том, что стоит подождать середины семестра, чтобы узнать о своем провале. Будучи совершенно уверенным в провале, он мог записаться

в колледж абсолютно спокойно. Он не должен был ожидать от себя ничего сверх своих способностей, но, чтобы осуществить этот провал, он должен был все-таки записаться в колледж.

Проходили недели, но Гарольд не собирался обсуждать со мной свои занятия. После экзаменов в середине семестра он с удивлением рассказал мне, что ему поставили хорошие оценки по всем предметам. Я ответил ему, что половина семестра — это слишком малый срок для того, чтобы преподаватели могли соответствующим образом оценить способности новых студентов. Я попросил его подождать до конца семестра, когда его способности смогут оценить соответственно. Таким образом, отсутствие провала объяснялось ошибкой преподавателей, и, кроме того, с помощью такого определения ситуации я готовил Гарольда к тому, чтобы он принял свои будущие оценки за семестр как правильную оценку своих способностей.

Возможно, трудно поверить в то, что пациент так очевидно ошибался при оценке своих способностей в учебе, но следует помнить, что здесь использовались гипноз, амнезия, отвлечение и перенаправление внимания, и все это способствовало тому, что он мог успешно скрыть от себя все, что с ним происходило. В конце первого семестра Гарольд получил по всем предметам высшие оценки и явился ко мне гораздо раньше назначенного времени. Он совершенно потерял душевное равновесие и чувствовал, что с ним что-то сильно не в порядке. Я заверил его, что с ним все в порядке, просто до сих пор он во многом ошибался. Когда он находился в глубоком трансе, я дал ему следующую постгипнотическую инструкцию: «Как только вы проснетесь, вы будете знать свои оценки. Вы будете знать также, что этот вопрос закрыт. Для каждой дискуссии есть свое время, а это теперь не спорный вопрос, а состоявшийся факт». Гарольд продолжал успешно учиться в колледже, где столкнулся с новой проблемой — как взаимодейство-

вать с женщинами в интимных отношениях. Но прежде чем перейти к этой теме, мы хотим добавить некоторые комментарии.

Во-первых, следует резюмировать, что за два-три года разнорабочий, считавший себя глупым кретином (и история его жизни подтверждала это), превратился в человека, способного жить, как обычный представитель среднего класса, и учиться в колледже. Из парии, живущего на грани выпадения из общества, он превратился в полноправного члена общества с довольно высоким статусом.

Эта цель была достигнута без всякого исследования того материала, который лежал «за» проблемой в обычном психиатрическом смысле. Гарольд преобразился, не углубляясь в свое прошлое и не анализируя отношений между прошлым и настоящим с помощью толкований переноса. Он не открыл для себя никаких детских травм, которые могли бы быть использованы для объяснения его трудностей. Его, по всей видимости, несчастное детство не предлагалось ему в качестве объяснения или извинения его неудач или низкой самооценки. В сущности, вместо осознания прошлого такая психотерапия широко использует определенную дозированную амнезию для недопущения некоторых мыслей и переживаний в сознание. Материал осознается порциями согласно плану и в основном затрагивает не прошлое, а нынешние собственные способности пациента. Такой подход очень типичен для Эриксона, и он включает множество приемов, характерных для процесса обучения, однако пациент узнает не о причинах того, почему он таков, а о способах того, как стать другим и прийти к успеху. Возможно, самым замечательным в приведенном случае является то, что пациент не признавал, что он не слабоумный до тех пор, пока не начал успешно учиться в колледже.

Тут следует подчеркнуть еще одну особенность эрик-соновского подхода. В течение всего курса психотера-

пии Эриксон использовал сложную комбинацию авторитарных вмешательств, касающихся одних пунктов, и предоставления пациенту полной свободы относительно других пунктов. По преимуществу, действия пациента предполагают его полную самостоятельность и независимость от Эриксона. Во многих случаях Эриксон работал с пациентом, как с тем трактором, о котором шла речь выше: он заправляет его бензином, запускает мотор, а потом позволяет ему функционировать так, как тот этого захочет.

Случай Гарольда: социализация и ухаживание

Продвигая Гарольда к достойной социальной позиции, Эриксон параллельно развивал способность Гарольда ухаживать за женщинами. В начале терапии круг общения Гарольда ограничивался его сестрой и ее мужем. У него не было друзей-девушек, а женщин он избегал в принципе. Он обедал в столовых самообслуживания, чтобы не встречаться с официантками; покупки делал, если только было возможно, у продавцов-мужчин и предпочитал ходьбу пешком автобусу, если там были пассажиры-женщины. Более того, он с трудом выносил присутствие рядом с собой своей собственной сестры и терпел ее только потому, что она была его сестрой.

Его сексуальная активность сводилась к нерегулярным контактам с мужчинами, с которыми он занимался феллацией. Его сексуальные партнеры должны были удовлетворять следующим требованиям: быть моложе его, предпочтительно мексиканского происхождения, с длинными волосами, ростом не выше 160 сантиметров, и весом от 55 до 70 кг. Они должны были иметь округлое лицо, полные губы, узкие плечи, широкие бедра, пружинистую походку. Они должны были употреблять духи и масло для волос и иметь склонность хихикать

по любому поводу. Гарольд знал несколько таких парней, которых именовал «юнцами», и поддерживал с ними связь.

Гарольд никогда не был связан с женщинами, и не имел даже подружки; он настаивал на том, что женщин ему не нужно совсем. С терапевтической точки зрения, проблема вовлечения Гарольда в процесс нормального ухаживания была невыразимо сложной.

Эриксон стал действовать в типичной для него манере: он начал предлагать пациенту косвенные указания, которые позволяли тому сделать для себя связь с женщиной более приемлемой; он также предложил пациенту серию заданий, выполняя которые, тот вовлекался в процесс ухаживания. Важным и нужным было также то, что Гарольд начал лучше одеваться, улучшил свои жизненные условия и, продвинувшись по социальной лестнице, стал более привлекательным для женщин.

На ранних стадиях терапии Эриксон дал Гарольду задание в течение недели познакомиться с совершенно чужим человеком. Гарольд согласился, внутренне сопротивляясь, при этом он сомневался, что от него в данном случае требуется — успех или неудача (возможно, потому, что Эриксон недавно поздравлял его с провалом по алгебре).

Давая ему это задание, я предложил, чтобы он прогуливался мимо какой-нибудь стоянки трейлеров. Потом я повернул дело так, чтобы он выбрал определенную трейлерную стоянку, где жил еще один мой пациент, привычки которого я хорошо знал. Гарольд, естественно, дождался последнего дня той недели, которая была дана ему для выполнения задания, и, дрожа от страха, начал свою прогулку по трейлерной стоянке. Это было в шесть часов вечера. Когда он проходил мимо одного из трейлеров, его окликнул мужчина, сидевший вместе с женой в тени своего трейлера. По вечерам в это время они всегда сидели там,