Ведь он показывает блеск, к которому все стремятся. Таким образом. Блох

ставит проблему авантюризма как одного из источников утопизирования^'.

В-третьих, утописты выступают от имени носителей будущего общества

и потому их можно рассматривать наполовину как высланных вперед квартирьеров,

наполовину как активных архитекторов. Таким образом, можно говорить

об оправдании Блохом даже традиционно критикуемых за «абстрактность

» известных утопических концепций.

Тогда можно

переформулировать и проблему авантюризма, и проблему утопизма, переводя ее из индивидуально-

психологической сферы в сферу социологии познания: доверие к самому себе является неизбежной и необходимой

предпосылкой утопизирования. Сам феномен доверия как предпосылки социального действия, сохранения

социальной стабильности или социальных изменений должен рассматриваться в более широком

философско-социологическом контексте. Некоторые примеры освещения проблемы авантюризма можно

найти в классических политэкономических и социологических исследованиях. См., например, рассуждения

известного немецкого социолога В. Зомбарта о специфике и исторических формах проявления предпринимательского

духа: Зомбарт В. Буржуа. Этюды по истории духовного развития современного экономического

человека. М., 1994. С. 21-82. Возможна и универсализация феномена авантюризма как формы индивидуального

и группового поведения: от революционного советского авантюризма до событий 1968 г в Западной

Европе. Блох ставит проблему отрыва, дистанцирования от существующей реальности. Тем самым авантюризм

получает некоторую легитимацию - хотя бы с точки зрения критического разрыва с социальными

данностями и тем самым открывается возможность анализа этого феномена не только с этической или политологической,

но и с философско-социологической точки зрения. Сам термин «утопизирование» мы употребляем

в позитивном смысле - как процесс порождения и выражения конкретных утопий.

Однако задача Блоха состояла не столько в полемике с определенными

оценками утопических произведений, сколько в выработке своей собственной

позиции. Блох формулирует свою задачу двояко: во-первых, должно

быть снято сужение утопического, во-вторых, следует ввести понятие «конкретной

утопии», чтобы преодолеть узкое и эвристически бедное понятие

социальной утопии.

Формула «конкретная утопия», предлагаемая Блохом, сама по себе парадоксальна,

ибо может быть истолкована двояко: если брать традиционные

версии социальной утопии, то они являлись абстрактными в силу именно

своей конкретности, т.е. подробного описания будущего устройства общества,

быта, воспитания и т.д. Поэтому любой традиционной утопической версии

можно предъявить упрек в конкретности, являющейся по сути дела абстракцией.

«Абстрактная конкретность» — это каинова печать традиционной

социальной утопии. [одна из проблем утопии, её надо упомянуть и снять. Это конкретность, которая является псевдоконкретной – не отменять же утопию из-за того, что в реальности плану не будет соответствовать какая-то мелкая деталь. Множество несущественных деталях затенняют главное идеальное содержание]

Однако он предлагает изменить смысл употребляемого термина:

«конкретная» утопия подразумевает опору, схватывание реальных возможностей

исторического процесса и их выражение в самой различной форме.

Конкретная утопия опосредована Реально-Возможным и выражает его. Это

такое утопическое, предвосхищающее мышление, которое отказывается от

готово-застывших проектов будущего и скорее указывает направление движения,

связанное с достижением действительно Нового, это «...человеческий

орган для Нового, объективное агрегатное состояние Поднимающегося

вверх»^^. Блох всячески подчеркивает момент действительно Нового, которое

предполагает многолинейное, прерывающееся, но все время возобновляющееся

движение вперед-вверх. Подчеркнем в этой связи неприемлемость

для него фигуры круга как мыслительной схемы: если новое — это крик петуха

на рассвете, если немецкие романтики вместе с Гегелем понимали предвосхищение

в смысле вспоминания, то ни о каком Новуме не может быть и

речи.

Конкретная утопия всегда предполагает солидного (мечтающего и одновременно

рефлексивного) субъекта и реально развивающиеся в мире тенденции.

Только при наличии этих двух — активно взаимодействующих при

этом моментов — можно говорить о такого рода утопии.

б) Новый Завет. Надежда как ожидание будущего у Иисуса Христа определяется