МУАД'ДИБ 18 page

Пол выпустил ее руку, подошел к левой дверце орнитоптера, открыл ее и забросил ранец на заднее сидение.

– Он защищен от детекторов близости, – сказал он, – на приборную панель вынесено дистанционное управление дверью и освещением. Восемьдесят лет под Харконненами научили их скрупулезности.

Джессика прислонилась к другому борту, пытаясь восстановить дыхание.

– Надо всем районом Харконнены, конечно же, установили наблюдение, – сказала она, – они не глупы. – Внутренним чувством оценив направление, она показала – Буря, которую мы видели, в той стороне.

Пол кивнул, ему вдруг расхотелось шевелиться. Он понимал причину, но знание это было не в радость. Этой ночью был момент, когда надо было решать, но теперь перед ним было неизвестное. Вообще, эту область временного пространства он знал, но сейчас его окружало неведомое. Словно бы издали он видел, как с равнины спускается в ущелье, но из многих путей наверх лишь один выводил Пола Атридеса к свету.

– Чем дольше мы ждем, тем лучше они подготовятся, – сказала Джессика.

– Забирайся внутрь и привяжись, – велел он.

Следом за ней он залез в орнитоптер, пытаясь привыкнуть к мысли, что перед ним темное будущее, которого он не видел в пророческих видениях. Вдруг с негодованием он понял, что все более и более доверяется им… и что это слабость, особенно теперь, когда пришло время решать.

«Если будешь полагаться только на зрение, остальные чувства ослабнут», – так говорили Дочери Гессера. Он задумался, давая себе слово не делать более этой ошибки… если останется жив.

Пол застегнул ремни, увидел, что мать уже пристегнулась, проверил аппарат. Расправленные крылья поблескивали тонким металлическим оперением. Он тронул рукоятку ретрактора, проследил, как сложились крылья для реактивного взлета, которому его учил Гарни Холлек. Рукоятка стартера легко сдвинулась с места. Едва ожили двигатели – засветились циферблаты на приборной панели, тихо засвистели турбины.

– Готова? – спросил он.

– Да.

Он тронул дистанционный переключатель. Тьма охватила их.

Рука его тенью скользнула над светящимися циферблатами, – впереди заскрежетала дверь. Вниз, шелестя, хлынул песок. Пыльный ветерок тронул щеки Пола. Повинуясь внезапному побуждению, он закрыл дверь со своей стороны.

Впереди, в широком темном проеме распахнутых створок, искрились затуманенные пыльной дымкой звезды. В звездном свете угадывался скалистый карниз, за ним – гребни дюн.

Пол тронул клавишу‑переключатель пуска. Резким взмахом крылья вынесли топтер из гнезда. В гондолах загудели двигатели, крылья сложились для набора высоты.

Руки Джессики лежали на кнопках дублирующего пульта управления, она угадывала движения сына. Она была возбуждена и испугана. «Теперь вся наша надежда на выучку Пола, – думала она, – на его юность и быстроту».

Пол увеличил тягу двигателей. Топтер вздыбился вверх, их вжало в сидения… Все небо впереди занимала темная стена. Он увеличил мощность двигателей и площадь крыла. Еще несколько взмахов крыльев – и они поднялись над скалами, серебрящимися в свете луны и звезд. Красная от пыли вторая луна светила справа, четко обрисовывая гребень бури.

Руки Пола метнулись над панелью управления. Крылья скользнули внутрь, на поверхности остались только куцые огрызки. Перегрузка вдавила их в кресла, Пол заложил крутой вираж.

– Позади струи двигателей! – сказала Джессика.

– Вижу.

И он двинул вперед рукоять мощности. Словно перепуганный зверь метнулся их топтер в пустыню на юго‑запад, навстречу буре. Под ними мелькнули тени: там начались скалы, укрывавшие базовый комплекс. А за ними – уходящие вдаль коготки дюн, один меньше другого.

И над всем горизонтом словно исполинская стена высилась туча, затмевающая звезды.

Топтер тряхнуло.

– Разрывы, – выдохнула Джессика. – Опять артиллерия.

Звериная усмешка перекосила лицо Пола.

– Похоже, не рискуют больше хвататься за лазеружья.

– Но у нас нет щитов.

– Откуда им это знать?

Орнитоптер вновь задрожал. Изогнувшись, Пол глянул назад:

– Кажется, только одному из них хватает скорости гнаться за нами.

Он вновь глядел вперед, на высившееся перед ним облако. Оно приближалось как сплошное бурлящее целое.

– Метательные устройства, ракеты, все древнее оружие, – все это мы дадим фрименам, – прошептал Пол.

– Буря, – сказала Джессика, – может, лучше повернуть?

– А как тот топтер, что гонится за нами?

– Догоняет.

– Ну, сейчас!

Пол совсем укоротил крылья, круто свернул налево к словно кипящей стене, ускорение обтянуло кожу его щек.

Казалось, они скользят к тихому облачку пыли, все сгущавшемуся и сгущавшемуся впереди, наконец закрывшему и пустыню, и луну над нею. Сгустившуюся в кабине аппарата тьму освещал только зеленый огонек на приборной панели.

В мозгу Джессики замелькало все, что ей приводилось слышать об этих бурях: что металл тает в них, как масло в кипятке, что от плоти остаются лишь кости, да и то не всегда. Под напором несущего пыль ветра аппарат подрагивал. Пол колдовал над панелью, – их круто развернуло. Она видела, как он выключил двигатели, почувствовала, как вздыбился аппарат, – вокруг них зашипел и задрожал металл.

– Песок! – крикнула Джессика.

В полумраке он отрицательно качнул головой.

Но она чувствовала, как все глубже затягивает их этот мальстрем.

Пол расправил крылья аппарата, они потрескивали от напряжения. Не отрывая глаз от приборов, он боролся за высоту.

Шум на обшивке затихал.

Топтер начало клонить на левое крыло. Отдав все внимание лишь светящемуся шарику на указателе крена, Пол сумел выровнять машину.

Джессике почему‑то казалось, что они неподвижны, что движется все вокруг. Лишь светло‑коричневый поток за окнами, басовитое шипение напоминали о бушующих за кабиной силах.

«Скорость ветра до семи‑восьми сотен километров в час», – вспоминала она. Адреналин в крови не давал успокоиться.

– Я не должна бояться, – произнесла она вслух начальные слова литании Дочерей Гессера, – страх убивает разум.

Медленно возвращалось спокойствие, сказывались долголетние тренировки. Самообладание вернулось.

– Теперь мы ухватили тигра за хвост, – прошептал Пол, – вниз не опустишься… приземлиться невозможно, да я и не сумею вывести нас отсюда. Остается нестись вместе с бурей.

Спокойствие разом оставило ее. Услыхав, что зубы ее стучат, Джессика стиснула челюсти. И тогда она услышала голос Пола, тихий и спокойный.

«Страх убивает разум. Страх это малая смерть, грозящая полной гибелью. Я встречу свой страх лицом к лицу. А когда он пройдет, – внутренним оком я разгляжу его след. Я дам ему дорогу – надо мной и во мне. Где прошел страх, – ничего не будет. Только я останусь.»

***

Скажи, что ты презираешь? Твоя истинная суть определяется именно этим.

Принцесса Ирулан. «Справочник Муад'Диба»

– Они мертвы, барон, – сказал Иакин Нефуд, капитан охраны, – и женщина и мальчишка мертвы, без сомнения.

Барон Владимир Харконнен сел в своей плавучей кровати. Спальные апартаменты его таились под многослойной скорлупой фрегата. Впрочем, обиталище его на Арракисе, было убрано драпировками, мягкими подушками и редкостными произведениями искусства.

– Несомненно, – повторил капитан, – они мертвы.

Барон шевельнул жирным телом, поддерживаемым гравипоплавками, и перевел взгляд на эболиновую статую прыгающего мальчика в нише напротив. Сон исчезал. Он заправил обшитый мягкой тканью гравипоплавок под складки шеи, и глянул мимо единственного в спальне светошара на дверь, около которой переминался за пентащитом капитан Нефуд.

– Они, несомненно, мертвы, – вновь повторил тот.

Барон отметил следы семуты и оцепенение, вызванное ею в глазах Нефуда. Он явно был в наркотическом трансе, когда получил сообщение, и бросился к господину сразу, едва успев принять противоядие.

– У меня есть полный отчет, – сказал Нефуд.

«Пусть попотеет, – подумал барон, – инструменты следует всегда держать заточенными и под рукой. Сила и страх – вот острые и верные инструменты власти».

– Ты видел их тела? – прогремел барон.

Нефуд нерешительно умолк.

– Ну?

– Милорд, мои преследователи видели, как их втянуло в облако песчаной бури… Там ветер до восьми сотен километров в час. Ничто живое не может пережить такой бури, милорд. Ничто! В этом облаке погиб один из ваших собственных аппаратов.

Барон глядел на Нефуда, замечая, как у того нервно подрагивает мускул на челюсти, как судорожно капитан глотает.

– Ты видел тела? – повторил барон.

– Милорд…

– Зачем тогда ты являешься сюда звякать оружием? – крикнул барон. – Просто сказать, что уверен?.. А я вот – нет… Решил, что я похвалю тебя за глупость и еще повышу в должности?

Лицо Нефуда побелело, как кость.

«Посмотрите на этого цыпленка! – подумал барон. – Если бы только он один… все вокруг такие же бесполезные тупицы. Да насыпь ему в кормушку песка и скажи, что это зерно, – ведь станет же клевать!»

– Вы пришли туда, следуя за Айдахо, не так ли? – спросил барон.

– Да, милорд.

«Смотрите‑ка, проболтался», – подумал барон и произнес – Они пытались бежать к фрименам, э?

– Да, милорд.

– Что еще ты добавишь к этому… отчету?

– Замешан этот Кайнс, императорский планетолог, милорд. Айдахо встретился с Кайнсом при сомнительных обстоятельствах… я бы даже сказал – весьма подозрительных…

– Так?

– Они… вместе направились в пустыню, туда, где прятались мальчишка и мать. Увлекшись преследованием, несколько наших отрядов с лазеружьями попали во взрыв щита…

– Скольких мы потеряли?

– Я … еще не совсем уверен в цифрах, милорд.

«Врет, – подумал барон, – явно слишком много».

– Этот императорский лакей Кайнс, – сказал барон, – занялся двойной игрой, э?

– Ставлю свою репутацию, милорд.

Его репутацию!

– Пусть его убьют, – сказал барон.

– Милорд, но ведь Кайнс – императорский планетолог, собственный слуга его императорского ве…

– Тогда все должно быть похоже на несчастный случай.

– Милорд, в захвате этого фрименского гнезда принимали участие сардаукары. Кайнс в плену у них.

– Отымите его, скажите, что я хочу допросить его лично.

– А если они откажутся?

– Отказа не будет, если вы все сделаете правильно.

– Да, милорд, – Нефуд глотнул.

– Он должен умереть, – загремел барон, – он пытался помогать моим врагам!

Нефуд переминался с ноги на ногу.

– Ну?

– Милорд, сардаукары захватили еще двоих, они могли бы представить для вас интерес. Они поймали начальника ассасинов покойного герцога.

– Хавата? Сафира Хавата?

– Я сам видел пленного, милорд. Это Хават.

– Я считал это невозможным.

– Говорят, его оглушили из станнера, милорд. В пустыне ему пришлось обходиться без щита. Он даже не ранен. Можно неплохо поразвлечься, если удастся захватить его в наши руки.

– Ты говоришь о ментате, – заворчал барон, – ментатами не бросаются. Он заговорил? Что он говорит о поражении? Знает ли он степень собственного? Нет.

– Он сказал, милорд, лишь что предателем считает леди Джессику.

– Ах‑х‑х‑х!

Барон осел назад, размышляя: «Вот как? Значит, его гнев направлен на леди Джессику?»

– Он сказал это в моем присутствии, милорд.

– Пусть он считает, что она жива.

– Но, милорд?

– Спокойно. Я хочу, чтобы с Хаватом обращались доброжелательно. Ему нельзя говорить о докторе Юэ, истинном предателе. Пусть он думает, что Юэ погиб, защищая герцога. В известной степени это верно. Напротив, мы должны все подозрения его направлять на леди Джессику.

– Милорд, но я…

– Хават голоден? Хочет пить?

– Милорд, Хават все еще в руках сардаукаров.

– Да, в самом деле, да. Но сардаукары будут торопиться выжать информацию из Хавата не меньше нас. Я кое‑что подметил в наших союзниках, Нефуд. Они не слишком ревностны… по политическим причинам. Я думаю, это делается преднамеренно, – так приказал император. Да. Я думаю, это так. Напомни командиру сардаукаров о моем умении выжимать информацию из сопротивляющихся.

Нефуд казался несчастным:

– Да, милорд.

– И ты скажешь командиру сардаукаров, что я хочу допросить Хавата и Кайнса одновременно, используя их друг против друга. Уж это до него дойдет, я думаю.

– Да, милорд.

– А когда они окажутся в наших руках… – барон кивнул.

– Милорд, сардаукары захотят, чтобы на всех допросах присутствовал их наблюдатель.

– Я уверен, мы сумеем вовремя изобрести причину избежать присутствия любых нежелательных свидетелей, Нефуд.

– Понимаю, милорд. Тогда с Кайнсом и произойдет несчастный случай.

– Несчастный случай произойдет и с Кайнсом и с Хаватом, Нефуд. Но только с Кайнсом все случится немедленно. А Хават мне нужен. Да. Ах, да.

Нефуд моргнул, глотнул. Казалось, он собирался что‑то спросить, но не решился.

– Хавату будут давать еду и питье, – сказал барон, – причем с симпатией, с уважением. А в воду ему ты добавишь остаточный яд, разработанный покойным Питером де Врие. А потом проследишь, чтобы в его пищу не забывали добавлять противоядие, впредь… пока однажды я не прикажу вам забыть.

– Противоядие, да, – Нефуд качнул головой. – Но…

– Не будь тупым, Нефуд. Герцог едва не убил меня этим зубом, с ядовитым газом. И один его выдох в моем присутствии лишил меня моего бесценного ментата, Питера. Мне нужна замена…

– Хават?

– Хават.

– Но…

– Ты собираешься сказать мне, что Хават предан Атридесам. Верно, но Атридесов нет больше в живых. Его следует убедить, что не он виноват в поражении герцога. Дескать, все это дело рук ведьмы‑гессеритки. Он служил раньше недостойному господину, чей разум затуманивали эмоции. Ментата всегда восхищает возможность вычислять, не учитывая эмоций. Мы сосватаем грозного Сафира Хавата.

– Сосватаем. Да, милорд.

– К несчастью, у Хавата был не слишком состоятельный хозяин, он не мог поднять своего ментата до вершин разума, которые по праву принадлежат ментатам. Хават даже увидит в этом частицу правды. Герцог не был в состоянии позволить себе нанять самых деловых агентов, чтобы предоставить своему ментату необходимую информацию, – барон поглядел на Нефуда. – Никогда не следует обманывать самого себя, Нефуд. Правда – могущественное оружие. Мы знаем, чем одолели Атридесов. И Хават знает это. Мы сделали это богатством.

– Богатством. Совершенно верно, милорд.

– Мы сосватаем Хавата, – сказал барон, – укроем его от сардаукаров и будем держать в резерве… о противоядии можно забыть в любой день. Остаточный яд никак не удалить. И, слушай, Нефуд, Хават ничего и не заподозрит. Противоядие не обнаруживается ядоискателем. Пусть он сканирует все свои блюда, но никогда не заметит и капли яда.

Глаза Нефуда расширились в знак понимания.

– Отсутствие иных вещей, – сказал барон, – может быть столь же смертоносным, как и присутствие их… отсутствие воздуха, э? Или отсутствие воды? Отсутствие всего, к чему есть привычка. – Барон кивнул. – Понимаешь меня, Нефуд?

Тот глотнул: «Да, милорд».

– Тогда действуй. Отыщи командира сардаукаров и запусти дело в ход.

– Сию минуту, милорд, – Нефуд поклонился, повернулся и торопливо вышел.

«Хават перейдет ко мне, – подумал барон. – Сардаукары отдадут его. Разве что заподозрят, что я собираюсь погубить ментата, и я дам основания для таких опасений! Глупцы! Один из самых опасных ментатов во всей истории, ментат, обученный убивать, и они отдадут мне его, как безмозглую куклу, чтобы я сломал ее. Я покажу им, как пользоваться подобными игрушками».

Барон потянулся рукой под драпировку рядом с его поплавковой кроватью и нажал кнопку звонка, чтобы вызвать своего старшего племянника Раббана. Улыбаясь, он откинулся назад.

Все Атридесы погибли!

Тупица‑капитан, конечно, прав. Безусловно, ничто не оставалось в живых на Арракисе там, где прошла песчаная буря. Тем более экипаж орнитоптера… И женщина, и мальчишка мертвы. Взятки нужным людям, немыслимые расходы на обеспечение подавляющего военного превосходства на этой планете… лукавые доносы, предназначенные для ушей лишь самого императора, – все продуманные ходы наконец дали свой плод.

Сила и страх… страх и сила!

Теперь барон ясно видел дальнейшее… Когда‑нибудь Харконнен станет императором. Не он сам, не дитя его собственной плоти. Но Харконнен. И конечно, не Раббан, которого он только что вызвал. Младший брат Раббана. Юный Фейд‑Раута. Этот мальчишка был по сердцу барону, в нем было нечто симпатичное для Харконненов… свирепость.

«Очаровательный мальчик, – подумал барон, – через год‑другой, когда ему будет семнадцать, станет ясно, получится ли из него орудие, с помощью которого Дом Харконненов сумеет захватить трон».

– Милорд барон.

Перед дверным полем опочивальни барона стоял невысокий, крупнолицый, полный мужчина, с близко посаженными глазами, широкоплечий, – как и все Харконнены по отцу. Его жир еще был плотен, но было ясно, настанет день, когда и ему придется воспользоваться поплавками, чтобы поддержать жирное тело.

«Танк, – подумал барон, – с умом атлета. Нет, он не ментат, мой племянник, не Питер де Врие, но, быть может, никто лучше его не подходит для будущего дела. Если я только позволю… он сотрет все в пыль на своем пути. О, как же его возненавидят здесь, на Арракисе!»

– Мой дорогой Раббан, – начал барон. Дверной пентащит он выключил, но намеренно перевел свой личный на полную мощность, чтобы подрагивание поля было заметно в лучах светошара, находившегося возле постели.

– Вы вызвали меня, – произнес Раббан, вступая в комнату. Бросив мимолетный взгляд на колеблемый щитом воздух, он поискал поплавковое кресло, не нашел и остался стоять.

– Стань поближе, чтобы я мог тебя видеть, – сказал барон.

Раббан сделал еще шаг, подумав при этом, что проклятый старикашка специально убрал все кресла, заставляя гостей стоять.

– Атридесы мертвы, – сказал барон, – все до последнего. Вот почему я вызвал тебя на Арракис. Планета снова твоя.

Раббан заморгал:

– Но я думал, что вы собираетесь возвысить Питера де Врие до…

– Питер тоже мертв.

– Питер?

– Питер.

Барон вновь включил дверное поле, предотвращая проникновение любой энергии.

– Наконец надоел, а? – спросил Раббан.

В энергетически защищенной комнате голос его звучал глухо и безжизненно.

– Вот что я тебе скажу, – рявкнул барон, – ты изволил намекнуть, что я разделался с Питером, словно Питер пустяк, комар, – он прищелкнул пальцами. – Такой вот, э? Я не настолько глуп, племянник. И жди немилости, если ты еще раз словом или жестом намекнешь на то, что считаешь меня способным на подобную глупость.

В косых глазах Раббана мелькнул страх. Он‑то знал, насколько далеко заходил барон в гневе на членов семьи. Обычно до смерти возмутителя порядка не доходило, если только она не сулила выгоды. Но внутрисемейные наказания бывали тяжелыми.

– Простите меня, милорд барон, – отвечал Раббан, потупив взгляд столько же из покорности, сколько из желания скрыть свой собственный гнев.

– Не пытайся одурачить меня, Раббан, – сказал барон.

Не поднимая глаз, Раббан сглотнул.

– Запомни, – сказал барон, – никогда не уничтожай человека бездумно, повинуясь какому‑нибудь общепринятому закону, как поступили бы все под твоей рукой. Делай это с какой‑то целью и всегда понимай собственную выгоду.

Раббан не сдержался:

– Но вы уничтожили предателя Юэ. Я видел, как выносили его тело, когда я появился здесь вчера.

Испуганный собственными словами Раббан поглядел на дядю.

Но барон улыбался:

– С опасным оружием я осторожен. Доктор Юэ – предатель, он выдал мне герцога, – сила прихлынула в голос барона, – я подчинил себе доктора школы Сак! Внутренней школы! Слышишь это, мальчик? Такое оружие не выбросишь просто так. И я обдуманно уничтожил его.

– А император знает, что вы сумели подчинить себе доктора Сак?

«Разумный интерес, – подумал барон. – Неужели я недооценил этого своего племянника?»

– Император еще не знает, – сказал барон. – Теперь сардаукары, конечно, доложат. Но прежде чем это произойдет, я хочу, чтобы по каналам КАНИКТ в его руки попал мой рапорт. Я собираюсь объяснить ему, что мне повезло – подвернулся фальшивый доктор, изображавший имперскую психообработку. Поддельный доктор, понимаешь? Раз любой знает, что с психообработкой школы Сак ничего не поделаешь, объяснение примут.

– Ах‑х‑х, понимаю, – пробормотал Раббан.

Барон подумал: «В самом деле, надеюсь, что понимаешь. Хотя бы то, что это должно оставаться в тайне как можно дольше, – вдруг барон изумился собственному поступку. – Зачем я это сделал, зачем расхвастался перед этим дурнем‑племянником, которого следует использовать и отбросить?» Барон почувствовал гнев на себя самого. Его словно предали.

– Это будет сохраняться в секрете, – сказал Раббан. – Я все понимаю.

Барон вздохнул:

– В этот раз я дам тебе, племянник, иные инструкции относительно Арракиса. Когда ты правил здесь недавно, я сдерживал себя. В этот раз тебе будет предъявлено одно‑единственное требование.

– Милорд?

– Доход.

– Доход?

– Ты хоть представляешь, Раббан, сколько пришлось истратить, чтобы доставить всю эту военную силу на Арракис? Ты когда‑нибудь слыхал, сколько требует Гильдия за военные перевозки?

– Дорого, э?

– Дорого!

Барон ткнул жирной рукой в Раббана.

– Если ты будешь сдирать с Арракиса каждый цент, который он в состоянии дать, целых шестьдесят лет, ты только возместишь наши расходы.

Раббан открыл рот и, не говоря ни слова, закрыл его.

– Дорого, – фыркнул барон, – монополия этой проклятой Гильдии на перевозки разорила бы нас, если бы я не запланировал такую трату давным‑давно. Ты должен знать, Раббан, что вся тяжесть расходов легла на нас. Мы даже заплатили за перевозку сардаукаров.

И уже не впервые барон подумал, настанет ли день, когда можно будет обойтись без Гильдии. Она как внутренний паразит: сперва сосет кровь понемногу, не беспокоя хозяина, а потом – ты у нее в кулаке: плати, плати и плати.

И всегда эти немыслимые запросы сопровождают именно военные операции. А приторные агенты Гильдии масляными голосами начинают уверять, что они рискуют, видите ли. А за каждого внедрен ного в систему банка Гильдии наблюдателя засылают к тебе двух собственных. Просто нестерпимо!

– Так, значит, доход.

– Ты должен давить! – Опустив ладонь, барон стиснул ее в кулак.

– А пока я давлю, можно мне будет поступать как заблагорассудится?

– Делай что хочешь.

– Пушки, которые вы привезли, – начал Раббан, – нельзя ли…

– Я забираю их, – произнес барон.

– Но вы…

– Тебе не понадобятся эти игрушки, они были сюрпризом и теперь бесполезны. А металл нам нужен. Против щитов они не годятся. Их просто не ожидали. Можно было предположить, что на этой проклятой планете люди герцога попрячутся в пещеры. Наши пушки просто закупорили их.

– Но фримены не используют щитов.

– Оставь себе какую‑то часть лазеружей.

– Да, милорд. И у меня будут развязаны руки?

– Да, пока будешь выжимать из них все.

На лице Раббана расползлась блаженная улыбка:

– В высшей степени понимаю, милорд.

– Ну, достаточно точно ты не понимаешь ничего, – проворчал барон, – давай договоримся с самого начала. Все, что ты должен понимать, это как исполнять мои приказы. Тебе никогда не приходило в голову, племянник, что на этой планете живет по меньшей мере пять миллионов человек?

– Разве милорд забыл, что я уже был его регентом‑сиридаром на Арракисе? И если милорд простит меня, я замечу, что такая оценка может оказаться заниженной. Население трудно сосчитать, когда оно так разбросано по впадинам и равнинам. А если учесть фрименов…

– Фримены не стоят внимания.

– Простите меня, милорд, но сардаукары считают иначе.

Барон, поколебавшись, поглядел на племянника:

– Тебе что‑то известно?

– Милорд почивал, когда я прибыл вчера вечером. Поэтому я позволил себе смелость встретиться кое с кем из моих лейтенантов, служивших мне в… э, прошлом. Они были проводниками сардаукаров и рассказали мне, что банда фрименов из засады вырезала отряд сардаукаров где‑то на юго‑восток отсюда.

– Вырезали отряд сардаукаров?

– Да, милорд.

– Невероятно.

Раббан пожал плечами.

– Фримены бьют сардаукаров, – недоверчиво фыркнул барон.

– Я лишь передаю то, что мне докладывали, – ответил Раббан. – Говорили еще, что тот же отряд фрименов перед этим захватил крепость и опору герцога – Сафира Хавата.

– Ах‑х‑х‑х‑х‑х… – Барон закивал, улыбаясь.

– Сообщение кажется мне достоверным, – проговорил Раббан, – вы и не знаете, сколько проблем было связано здесь с этими фрименами.

– Может быть, но твои люди видели не фрименов. Конечно же, это были обученные Хаватом люди Атридесов в одеждах фрименов. Таков единственно возможный ответ.

Раббан вновь пожал плечами:

– Ну, сардаукары решили, что это фримены. Они уже затеяли погром и хотят вырезать всех фрименов.

– Отлично!

– Но…

– Теперь сардаукары при деле… А Хават скоро окажется в наших руках. Я знаю! Я предчувствую это! Ах, какой день! Сардаукары гоняются по пустыне за шайками голытьбы, а истинная награда достанется нам!

– Милорд, – нерешительно нахмурился Раббан, – мне всегда казалось, что мы недооцениваем этих фрименов, и в числе и в…

– Плюнь на них, мальчик. Это чепуха. Населенные города, поселки, деревни – вот что должно нас заботить. Там ведь много народа, э?

– Очень много, милорд.

– И заботят меня именно они, Раббан.

– Заботят?

– О… девяносто процентов их не стоят и упоминания. Но всегда находятся такие… в Малых Домах и так далее… честолюбивые люди, способные на опасные предприятия. Если кто‑нибудь выберется с Арракиса с очередной гнусной байкой об этом деле, – я буду недоволен. Ты представляешь себе, как я буду недоволен?

Раббан сглотнул.

– Ты немедленно примешь необходимые меры, возьмешь заложников из каждого Малого Дома, – сказал барон. – И все вне Арракиса должны думать, что это была честная битва между Домами. Сардаукары ни в чем не участвовали, понимаешь? Герцогу предложили положенную четверть и ссылку, но он погиб в несчастном случае прежде чем успел согласиться. Он уже собирался принять мои условия. Вот и весь сказ. А любой малейший слушок о том, что здесь были сардаукары, – вздорная ложь, достойная осмеяния.

– Как угодно императору, – сказал Раббан.

– Да, так угодно императору.

– А как быть с контрабандистами?

– Им никто не поверит, Раббан. Их терпят, но им не верят. В любом случае следует подкупить кое‑кого из них… и принять еще кое‑какие меры… впрочем, я уверен – ты справишься с этим.

– Да, милорд.

– Помни – от Арракиса я жду лишь дохода, Раббан. И ты должен быть моим безжалостным кулаком на этой планете. Никакого снисхождения. Думай об этих тупицах так, как они заслуживают, – это завистливые рабы, что дожидаются только возможности для мятежа. И ни капли жалости и милосердия!

– Разве можно перебить население целой планеты? – спросил Раббан.

– Перебить? – в быстром движении головы барона почувствовалось удивление. – Кто сказал «перебить»?

– Ну, мне показалось, что вы хотите завезти туда новое население и…

– Я сказал давить их, племянник, – но не уничтожать. Не расходуй население зря, добейся от него полнейшего подчинения. Ты должен стать хищником, мой мальчик, – он ухмыльнулся с детским выражением на пухлом – лице. – А хищник никогда не останавливается. Никакого милосердия! Не смей. Милосердие – это химера. Оно отступает перед бурчанием в голодном брюхе, перед жаждой в пересохшей глотке. Ты всегда должен голодать и жаждать, – барон погладил свое жирное тело над поплавками. – Как я.

– Вижу, милорд.

Раббан повел взглядом из стороны в сторону.

– Теперь все ясно, племянник?

– Все, кроме одного, дядя. Остается этот планетолог, Кайнс.

– Ах да, Кайнс.

– Он человек императора. Его передвижения неограниченны. И он очень близок с фрименами, взял жену от них.

– Кайнс умрет к завтрашнему вечеру.

– Это опасная работа, дядя, – убийство императорского слуги.

– Ты что думаешь: я вдруг ни с того ни с сего зарвался? – резко сказал барон. В тихом голосе его слышалось непроизнесенное ругательство. – Потом тебе не следует опасаться, что Кайнс покинет планету, он же привык к специи.

– Конечно.

– Те, кому что‑то известно, не станут ничего говорить, чтобы не лишиться специи, – сказал барон. – Кайнсу должно быть это понятно.

– Я забыл об этом, – поправился Раббан. Они молча глядели друг на друга. Наконец барон сказал:

– Кстати, в первую очередь тебе следует позаботиться о моем собственном запасе. Для семейных нужд у нас запасено с избытком, но самоубийственный рейд герцогских головорезов уничтожил почти все, что было припасено для продажи. Раббан кивнул: