МУАД'ДИБ 13 page

– Герцога могут погубить не только враги, но и друзья, – сказала она. – Я надеюсь, теперь ты продумаешь свои подозрения и поймешь, что для них нет причины.

– Если это можно будет доказать, – сказал он.

– Если, – фыркнула она.

– Если, – сухо повторил он.

– Ты слишком упрям, – проговорила она.

– Осторожен, – произнес он, – к тому я всегда учитываю возможность ошибки.

– Тогда я задам тебе еще один вопрос: если ты стоишь перед другим человеком, связанный и беспомощный, – в руках у него нож, приставленный к твоему горлу, но он тебя не убивает, наоборот, развязывает путы, и дает нож тебе в руки…

Она поднялась, повернулась к нему спиной и сказала:

– А теперь можешь идти, Сафир.

Старый ментат поднялся, рука его нерешительно поползла в карман к смертоносному оружию. Он вспомнил арену, давнюю корриду отца герцога (все‑таки он был храбр, какими бы ни были его промахи). Свирепый черный зверь замер в смятении с опущенной головой. Старый герцог спиной обернулся к рогам, плащ с капюшоном небрежно переброшен через руку, рев одобрения на трибунах.

«Бык – я, а она – матадор», – подумал Хават. Он отнял руку от оружия, поглядев на выступивший на ладони пот.

И понял, чем бы все это в конце концов ни закончилось, мига этого он не забудет, не забудет и высшего восхищения леди Джессикой.

Спокойно повернувшись, Хават вышел из комнаты.

Джессика отвела взор от его отражавшейся в оконных стеклах фигуры и обернулась лицом к закрывшейся двери.

– А теперь последуют и соответствующие поступки, – прошептала она.

***

Разве борешься ты со снами?

Разве бьешься с тенями?

Разве ходишь во сне?

Но время твое ускользнуло,

Твою жизнь забрали,

А ты все беспокоился о пустяках,–

Жертва своего безрассудства.

Из плача о Джемисе на Погребальной Равнине.

Принцесса Ирулан. «Песни Муад'Диба»

Стоя в прихожей собственного дома, Лето изучал записку в свете одинокой плавучей лампы. До рассвета оставалось еще несколько часов, и он ощущал усталость. Вестник от фрименов передал эту записку внешней охране, едва герцог прибыл с командного пункта.

В ней значилось: «Столбом дыма среди дня, огненной колонной в ночи».

Подписи не было.

– Что это значит? – удивился он.

Вестник исчез, не дожидаясь ни ответа, ни допроса. Он ускользнул и растаял в ночной мгле – тень среди теней.

Лето сунул записку в карман куртки, чтобы показать ее позже Хавату. Отведя прядь волос от глаз, он вздохнул. Действие бодрящих таблеток проходило. После званого обеда прошло два длинных дня, а не спал он еще больше.

Главной во всех военных проблемах была тревожная беседа с Хаватом, его отчет о разговоре с Джессикой.

«Может быть, разбудить ее, – подумал он. – Играть с ней в эту секретность нет больше никакой нужды. А может быть, подождать еще?»

Чтобы этого Дункана разорвало и прихлопнуло!

Он покачал головой: «Не Дункан – я был неправ, затеяв эту историю с Джессикой. И пора кончать, пока не вышло большей беды».

Решив это, он почувствовал себя лучше, и через прихожую и Большой зал герцог направился в семейное крыло.

Там, где ответвлялся коридор в служебные помещения, он остановился. Из прохода доносилось странное мяуканье. Положив левую руку на выключатель щита, Лето взял кинжал в правую. Нож в руке придал ему уверенности. От странного звука по коже побежали мурашки.

Герцог медленно шел по служебному коридору, проклиная тусклое освещение. Под потолком висели самые маленькие из плавучих ламп, к тому же притушенные. Их тусклый свет, казалось, тонул в темных каменных стенах.

Впереди, на полу, во мраке проступило неясное пятно. Поколебавшись, Лето едва удержался, чтобы не включить свой щит, – он ограничил бы его подвижность и слух, – к тому же он не позабыл о перехваченной партии лазеружий.

Безмолвно подойдя к темному пятну, он увидел, что это человек – мужчина, уткнувшийся лицом в каменный пол. Выставив вперед нож, Лето перевернул тело ногой и нагнулся пониже, чтобы рассмотреть лицо. Убитый оказался контрабандистом Туеком, на груди его расплывалось темное пятно. Мертвые пустые глаза. Лето прикоснулся к пятну – теплое.

«Почему он мертв? – подумал герцог. – Кто убил его?»

Мяуканье слышалось здесь погромче. Оно доносилось откуда‑то спереди, из бокового прохода, где располагался главный генератор защитного поля во всем доме.

Не снимая руки с выключателя, стиснув кинжал, герцог прошел вперед по коридору и заглянул за угол в проход, ведущий к генераторной.

В нескольких шагах на полу темнело еще одно пятно, и он сразу понял, что звук издает именно оно. Фигура шевелилась, ползла вперед, медленно, неуклюже и что‑то бормоча.

Заглушив приступ страха, Лето бросился вперед и согнулся над ползущей. Мейпс, фрименка‑домоправительница. Волосы ее свисали на лицо, одежда была в беспорядке.

Тускло поблескивавшее темное пятно сползало на бок со спины. Он тронул ее за плечо, она приподнялась на локтях, задрала голову, обратив к нему пустые темные глазницы.

– Вы… – выдохнула она. – Убит… часовой… взять Туека… спасайте… миледи… вы… вы… здесь… нет… – она рухнула вперед, голова ударилась о камень.

Лето пощупал пульс на виске. Исчез. Поглядел на пятно – закололи ударом в спину. «Кто же? – Он торопливо думал. – Она хотела сказать, что убит часовой? И Туек… Джессика послала за ним? Зачем?»

Он стал разгибаться. Шестое чувство успело предупредить его, – он протянул руку к выключателю щита, – но опоздал. Неожиданный удар отбросил его руку в сторону. Она онемела. Он почувствовал боль: из рукава торчала игла, онемение ползло вверх по руке. Мучительным усилием он приподнял голову и глянул вперед.

Освещенный яркой плавучей лампой, в дверях генераторной стоял Юэ. Его лицо отсвечивало желтизной. За его спиной была тишина, – генераторы безмолвствовали.

«Юэ, – подумал Лето. – Он отключил генераторы! Мы беззащитны!»

Опуская в карман эжектор, Юэ направился к нему.

Лето понял, что еще в силах говорить, и выдохнул:

– Юэ! Как?

А потом паралич дошел до ног, и он осел на пол, скользнув спиной по каменной стене.

Когда Юэ склонился над лежащим, лицо его было печальным, он тронул лоб Лето. Герцог почувствовал прикосновение… слабое… далекое.

– Наркотик на игле подобран специально, – произнес Юэ. – Вы можете говорить, но я не советую этого делать. – Он поглядел в зал, снова нагнулся над Лето, вытащил иглу, отбросил ее в сторону. Игла еле слышно звякнула о камни.

«Это же невозможно, – подумал Лето. – Юэ подвергнут обработке».

– Как? – шепнул герцог.

– Сожалею, дорогой герцог, но есть вещи более важные, чем это, – он прикоснулся к алмазу, вытатуированному на лбу. – Я и сам удивлен, но эта мысль одолевает мое воспаленное воображение, я хочу убить человека. Я и в самом деле хочу этого. И меня ничто не остановит. – Он поглядел на лежащего герцога. – Нет, дорогой Лето, не вас. Барона Харконнена. Я хочу убить барона.

– Бар… он… Хар…

– Пожалуйста, успокойтесь, мой бедный герцог. У вас осталось мало времени. Тот искусственный зуб, который пришлось вставить вам после аварии на Каркале, – следует заменить. Сейчас я лишу вас сознания и поменяю его на новый. – Он разжал ладонь и поглядел на что‑то, лежащее на ней. – Точная копия, сердцевина выполнена как нерв. Он пройдет все детекторы, даже быстрого сканирования. Но если вы прикусите его, оболочка разрушится. И если вы резко выдохнете, вас окружит облако смертоносного яда.

Лето глядел на Юэ, в сумасшедшие глаза. На лбу и подбородке доктора выступили капли пота.

– Вы умрете скоро, мой бедный герцог. Но перед смертью вы увидите барона. Он будет считать, что вы одурманены наркотиками и не можете напасть на него. Конечно, именно так все и будет, вас даже свяжут. На нападать можно и со связанными руками. И вы не забудете про зуб. Про зуб, герцог Лето Атридес. Вы не забудете про зуб.

Старый доктор клонился все ниже и ниже над герцогом. Наконец в сужающемся поле зрения Лето остались лишь лицо его… вислые усы.

– Зуб, – бормотал Юэ.

– Почему? – шепнул Лето.

Юэ встал на колено возле герцога.

– Я продался дьяволу – барону. И я должен убедиться, что он выполнил свою часть сделки. Когда я увижу его, я пойму. Когда я взгляну на него, я все пойму. Но я бы никогда не попал перед его очи даром. И вы – моя плата, мой бедный герцог. Я пойму, когда я его увижу. Моя бедная Уэнна кое‑чему научила меня: в том числе видеть правду, когда велика ставка. Я не всегда могу это, но, когда я увижу барона, – я все пойму.

Лето попытался поглядеть на зуб в руке Юэ. Он чувствовал, что попал в какой‑то кошмар… этого не могло быть…

Алые губы Юэ сложились в гримасу:

– Меня‑то не подпустят близко к барону. Тогда бы я сделал все сам. Нет. Меня не подпустят близко. Но вы… Ах да! Вы и есть мое оружие! Уж вас‑то он захочет разглядеть поближе… позлорадствовать, насладиться.

Биение мускула на левой щеке Юэ почти загипнотизировало герцога. Щека все дергалась, пока доктор говорил.

Юэ наклонился поближе:

– И вы, мой добрый герцог, мой драгоценнейший герцог, должны помнить про зуб. – Он показал его лежащему, зажав между большим и указательным пальцами. – Лишь это остается вам.

Рот Лето шевельнулся, слабо прозвучало: «Не хочу».

– Ах‑х, нет! Нельзя отказываться! За эту небольшую услугу я спасу вашу женщину и сына. Кроме меня, этого не сделает никто. Их можно доставить в такое место, куда не попадет ни один Харконнен.

– Как… их… спасти? – шепнул Лето.

– Будет подстроена их смерть, потом их укроют среди людей, хватающихся за нож при одном упоминании имени Харконненов, – людей, которые так ненавидят Харконненов, что сожгут стул, на котором сидел один из них, посыплют солью землю, по которой ходили люди барона. – Он тронул Лето за щеку. – Челюсть еще чувствуете?

Герцог понял, что не в силах ответить. Он ощущал, что его тянут за руку, увидел пальцы Юэ с герцогской печатью в них.

– Передам Полу, – сказал Юэ, – сейчас вы потеряете сознание. Прощайте, мой бедный герцог. При следующей встрече у нас не будет времени для разговора.

Холод и немота ползли по челюсти Лето, по щекам его. Темный зал сузился в точку, в середине которой шевелились алые губы Юэ.

– Помните про зуб! – шипел Юэ. – Зуб!

***

Следует изучать недовольство. Трудные времена и угнетение необходимы, чтобы народ наращивал психологические мускулы.

Принцесса Ирулан. «Избранные речения Муад'Диба»

Джессика проснулась во тьме, ощущая нечто в обступившей ее тишине. Она не могла понять, почему так скованы ум и тело. Коготки страха забегали по коже вдоль нервов. Она было захотела сесть и включить свет, но что‑то удержало ее.

Во рту… что‑то странное.

Шлеп – шлеп – шлеп – шлеп!

Звук доносился откуда‑то из тьмы. Откуда‑то.

Ожидание тянулось, прерываемое лишь крохотными движениями – на волосок, на иголку.

Она стала ощущать свое тело, путы на руках и лодыжках и кляп во рту. Она лежала на боку, руки связаны за спиной. Она попробовала их растянуть – веревки были из кримскелла, при движении они лишь туже затягивались.

Теперь она вспомнила.

Во тьме ее спальни кто‑то шевельнулся, что‑то мокрое и пахучее упало на лицо, закрыв рот и нос. Ее ухватили за руки. Она вздохнула – один лишь вздох – и ощутила запах наркотика. Сознание уплыло далеко, оставив ее в черной ужасающей тьме.

«Вот так, – подумала она. – Как просто можно справиться с Бинэ Гессерит… Нужен один лишь предатель. Хават был прав».

Она заставляла себя не давить на путы.

«Я не в собственной спальне, – поняла она. – Меня отнесли куда‑то».

Медленно, усилием воли она возвратила себе внутреннее спокойствие. Ощутила запах собственного пота, химические соединения страха в нем.

«Где Пол, – спросила она себя. – Мой сын! Что они сделали с ним?». Спокойствие.

Она заставила себя успокоиться, следуя древним правилам.

Но ужас не исчезал.

«Лето! Где ты, Лето?»

Тьма начинала рассеиваться. Появились тени. Они обрели измерения, сознание возвращалось. Свет. Полоска под дверью.

«Я на полу».

Ходят люди. Через пол она ощущала отзвуки шагов.

Джессика подавила в себе воспоминание об испытанном ужасе: «Остается сохранять спокойствие, ждать и быть готовой. У меня может оказаться только один шанс». – Усилием воли, она снова заставила себя успокоиться.

Непривычное громыхание в груди улеглось, сердцебиение сложилось в чувство времени. Она просчитала: «Я была без сознания около часа». Потом закрыла глаза, сфокусировав сознание на приближающихся шагах.

Четверо.

Она высчитала это по различиям в походке.

«Я должна изображать потерю сознания». – Она расслабленно припала к холодному полу, проверяя готовность тела, когда дверь отворилась и на веки ее упал свет.

Шаги приближались. Кто‑то уже стоял над нею.

– Вы не спите, – прогремел над ней басовитый голос. – Не притворяйтесь.

Она открыла глаза.

Над ней высился барон Владимир Харконнен. Она узнала и помещение – комнату в подвале, где спал Пол, постель его была у стенки. Охрана внесла плавучие лампы и разместила их у открытой двери. Их ослепительный блеск мучил ее привыкшее к темноте зрение.

Она глянула вверх, на барона. На нем был желтый плащ с капюшоном, вздымающийся буграми над двумя плавучими костылями. Жирные щеки херувима с древней картинки пучились под черными паучьими глазами.

– Время действия наркотика было рассчитано, – прогромыхал он, – мы знали с точностью до минуты, когда вы очнетесь.

«Как это возможно? – удивилась она. – Для этого надо знать мой точный вес, метаболизм, мое… Юэ!»

– Какая жалость, что вы должны оставаться с кляпом во рту, – произнес барон. – У нас получился бы интересный разговор.

«Это мог быть только Юэ, – подумала она. – Но как?»

Барон глянул через плечо на дверь. «Входи, Питер».

Она никогда не видела человека, который вошел и встал рядом с бароном, но и лицо его было ей знакомо, и сам человек. Питер де Врие, ментат, ассасин. Она вглядывалась в него – ястребиные черты, синие в синем глаза. Он мог бы оказаться уроженцем Арракиса, но и движения его, и поведение говорили ей, что это не так. И плоть его была густо пропитана водой. Он был высок, худощав, в нем чувствовалось нечто женственное.

– Как прискорбно, что мы не можем переговорить, дорогая леди Джессика, – сказал барон, – приходится считаться с вашими возможностями, – он поглядел на ментата. – Не так ли, Питер?

– Как вам угодно, барон, – тенорок холодом прокатился по позвоночнику. Она никогда не слышала столь леденящего голоса. Для слуха Бинэ Гессерит этот голос просто кричал о своем хозяине: убийца.

– У меня есть сюрприз для Питера, – произнес барон. – Он пришел сюда за наградой, за своей долей: за вами, леди Джессика. Но я хочу доказать ему, что он вовсе не хочет вас.

– Вы играете со мной, барон? – улыбнулся в ответ Питер.

Завидев эту улыбку, Джессика удивилась, почему барон немедленно не пытается чем‑нибудь защититься от Питера. А потом поправила себя: «Для барона сокрыт смысл. Он не прошел обучения».

– Питер во многом наивен, – объявил барон. – Он даже не отдает себе отчета, каким смертельно опасным созданием являетесь вы, леди Джессика. Но я покажу ему, что его желание – пустое безрассудство и риск. Барон улыбнулся Питеру, чье лицо застыло в маске ожидания: «Я‑то знаю, чего добивается Питер на самом деле, – он добивается власти».

– Вы обещали, что она достанется мне, – произнес Питер. – Леденящий тенорок потерял часть внутреннего спокойствия.

Услыхав ключевые тона в голосе этого человека, Джессика не могла сдержать внутренней дрожи: «Как сумел барон сделать из ментата такое животное?»

– У тебя есть выбор, Питер.

– Какой?

Барон щелкнул жирными пальцами.

– Ты получаешь эту пленницу и удаляешься с ней из Империи в ссылку либо остаешься править герцогством Атридесов на Арракисе от моего имени.

Паучьи глаза барона с жадностью впились в лицо Питера.

– Ты будешь здесь герцогом во всем, кроме титула, – сказал барон.

«Значит, мой Лето умер», – подумала Джессика и подавила рыдание в самом зачатке. Барон не отводил глаз от ментата:

– Пойми же, наконец, себя, Питер. Ты добиваешься ее лишь потому, что она была женщиной герцога, символом его власти… прекрасным, полезным, превосходно подготовленным для этой роли. Но герцогство, Питер, целое герцогство! Это не символ. Это реальность. Обладая им, ты будешь обладать не одной женщиной… Куда более…

– Вы не шутите с Питером?

Барон обернулся с той танцующей легкостью движений, которую давали туше плавучие костыли.

– Шучу? Я? Помни… я отказываюсь от мальчишки. Ты слыхал, что предатель говорил о подготовке этого парня. У них есть общее… оба, и мать и сын, смертельно опасны. – Барон улыбнулся. – Мне пора идти. Я сейчас пришлю охранника, которого сберегал именно для этого случая. Он глух, как камень. Ему приказано сопровождать вас, если ты предпочтешь ссылку. Если он заметит, что она сумела подчинить тебя, то сможет справиться с нею. Он не позволит тебе вынуть у нее изо рта кляп, пока вы еще на Арракисе. Если же ты решишь остаться… он знает, как поступать и в этом случае.

– Вам нет нужды выходить, – выговорил Питер. – Я уже решил.

– Ах‑хах! – фыркнул барон. – Такое быстрое решение может означать лишь одно…

– Я выбираю герцогство, – сказал Питер.

А Джессика подумала: «Разве Питер не понимает, что барон лжет ему? Впрочем, что он видит, калека‑ментат?»

Барон поглядел на Джессику.

– Ну разве не удивительно, что я так знаю Питера! Я заключил пари со своим главным оружейником, что Питер поступит именно так. Хах! Ну, я ухожу. Так много лучше, ах‑х, так много лучше! Вы понимаете меня, леди Джессика? Я не держу зла против вас. Это просто необходимо. Так лучше… Да. Я не стану приказывать убить вас. И когда меня спросят об этом, мой голос будет правдив.

– Значит, вы оставляете это решение мне? – спросил Питер.

– Охранник, которого я пришлю, будет исполнять твои приказы, – сказал барон. – Что бы ты ни сделал, – сделаешь ты сам. – Он глядел на Питера. – Да. На моих руках не будет крови. И ты дождешься, пока я уйду, прежде чем приступишь к необходимому. Да. Ну… ах, да. Хорошо.

«Он боится допроса у ясновидящей, – подумала Джессика. – Какой же? Ах, да, Преподобной Матери Гейус Хелен Мохайем, конечно! И если он знает, что будет отвечать на ее вопросы, значит, замешан и сам император. Ах, бедный мой Лето!»

Последний раз глянув на Джессику, барон повернулся и вышел. Она следила за ним, думая: «Преподобная Мать так и говорила мне – слишком могучий противник».

Вошли два харконненовских солдата. За ними следовал еще один, с изуродованным шрамами лицом, он остановился в дверях, взяв на изготовку лазеружье.

«Он глух, – поняла Джессика по изуродованному лицу, – барон знает, что любого другого я могу подчинить Голосом».

Покрытый шрамами глянул на Питера:

– Мальчишка за дверью на носилках. Каковы будут приказы?

Питер сказал Джессике:

– Я было хотел заставить вас подчиниться мне под угрозой для жизни сына, но теперь вижу, такой план не сработает. Я позволил эмоциям затмить рассудок. Это непозволительно для ментата. – Он поглядел на стоящую впереди пару солдат и повернулся к глухому так, чтобы тот смог прочесть его слова по губам – Отвези их обоих в пустыню, как предлагал предатель. Он советовал отвезти туда только юнца. Но план хорош. Черви уничтожат все следы. Их тела никогда не обнаружат.

– А вы не желаете собственноручно разделаться с ними? – спросил изуродованный.

«Он читает слова по губам», – поняла Джессика. Услыхав заминку в словах ментата, Джессика поняла: «И этот опасается ясновидящей».

Питер пожал плечами, повернулся и вышел. В дверях он на мгновение застыл, Джессике даже показалось, что он вернется в последний раз поглядеть на нее… но он вышел, более не оборачиваясь.

– Не хотелось бы ручкаться с этой ясновидящей после сегодняшней работы, – сказал изуродованный.

– Ну, тебе на нее и случайно не напороться, – выговорил один из часовых. Обойдя простертую на полу Джессику, он встал у самой ее головы. – Кончай трепаться, пора за работу. Бери ее за ноги и…

– А не шлепнуть ли их прямо на месте? – спросил изуродованный.

– Кровищи будет, – ответил первый. – Или ты собираешься придушить их? Мне по душе чистая работа. Отвезем их в пустыню, как советовал предатель, пару раз ткнешь ножом – и пусть дальше о них заботятся черви. И прибирать потом не придется.

– Ийех… ты, похоже, прав, – проговорил изуродованный.

Джессика слушала, наблюдала, запоминала… Но кляп во рту не давал воспользоваться Голосом, хотя не следовало забывать про глухого.

Вложив лазеружье в кобуру, изуродованный взял ее за ноги. Ее подняли, словно куль с зерном, вынесли через дверь и швырнули на плавучие носилки рядом с другой связанной фигурой. Когда ее повернули лицом к другим носилкам, она заметила, что рядом с ней – Пол! Его тоже связали, но кляпа во рту не было. Теперь лицо его было сантиметрах в десяти от ее собственного, глаза сына были закрыты, дыхание ровное.

Солдаты подняли носилки. Пол на мгновение приоткрыл глаза – две темные щелочки.

«Только бы он не попытался воспользоваться Голосом! – безмолвно молила она. – Глухой!»

Глаза Пола закрылись.

Он контролировал дыхание и сознание, успокаивал разум, следил за пленившими их. Глухой… – это, действительно, проблема, но Пол не поддавался отчаянию. Выпестованное матерью по канонам Дочерей Гессера сознание его – твердая опора – позволяло ему сохранять спокойствие и быть готовым к любой, первой же возможности.

Пол позволил себе, чуть приоткрыв глаза, поглядеть на мать. Кажется, невредима. Впрочем, во рту кляп. Он удивился, как же ее взяли. С ним самим все было ясно: лег в постель, приняв предписанную Юэ пилюлю, проснулся привязанным к носилкам. Наверняка и с ней случилось что‑то подобное. Все указывало, что предатель – Юэ, но он решил пока не доверяться логике. Такое не укладывалось в голове – предательство доктора Сак.

Накренив носилки, солдаты барона протиснулись через узкую дверь наружу, под усыпанное звездами бархатное небо. Поплавок носилок чиркнул по двери. Потом под их сапогами заскрипел песок. Звезды над головой исчезли в тени поднятых крыльев топтера. Носилки опустились на землю.

Глаза Пола привыкли к слабому свету. Глухой распахнул двери топтера, заглянул в освещенную зеленоватым светом приборной панели кабину.

– Это тот самый топтер, что предназначен для нас? – спросил он и обернулся, чтобы прочесть ответ по губам.

– Предатель говорил, что в пустыню летали именно на этом, – ответил ему спутник.

Изуродованный покачал головой:

– Но это же разведывательный… Места в нем хватит только двоим из нас.

– Хватит и двоих, – сказал оставшийся у носилок, делая шаг вперед, на свет, так, чтобы видны были губы. – Теперь мы справимся и вдвоем, Кинет.

– Барон велел мне лично удостовериться в участи этой пары, – проговорил изуродованный.

– О чем шум? – спросил третий из‑за носилок.

– Это же ведьма‑гессеритка, – сказал глухой, – они обладают известной силой.

– А‑х‑х‑х, – стоявший впереди носилок ухмыльнулся и тронул себя за ухо. – Одна из них. Понимаешь, что это значит?

Солдат сзади проворчал:

– Ее скоро съедят черви. Не думай, что даже у этих ведьм найдется управа на червя. А, Кзиго? – Он подтолкнул стоявшего впереди.

– Ну, давай, – отозвался тот, вернулся к носилкам и взял Джессику за плечо. – Хорошо, Кинет. Можешь отправляться, если ты так уж хочешь увидеть, что произойдет.

– Как это мило, что вы изволили пригласить меня, Кзиго, – насмешливо отозвался глухой.

Джессика почувствовала, что ее подняли, над головой мельтешила тень крыла.

Ее затолкнули в заднюю часть кабины, проверили узы и пристегнули к креслу, Пола швырнули рядом, тоже пристегнули, она успела заметить, что его путы из простой веревки. Спереди сел Кинет. Подталкивавший носилки глухой с изуродованным лицом, которого звали Кзиго, обойдя аппарат, сел в кабину с другой стороны.

Кинет закрыл дверь, склонился над приборной панелью. Забив крыльями, топтер взмыл вверх и взял курс на юг, за Барьер. Тронув спутника за плечо, Кзиго сказал:

– Ты бы лучше обернулся и следил за ними.

– А ты знаешь дорогу? – Кинет глядел на губы Кзиго.

– Я тоже слушал предателя.

Кинет шевельнулся в кресле, и Джессика заметила, что в руке его блеснул ствол лазеружья. Глаза ее привыкли к темноте, и стенки кабины топтера словно осветились, но лицо глухого оставалось во мгле. Джессика проверила пристежные ремни – они свободно болтались. Она вдруг ощутила, что связывающая руки веревка трет левое запястье, поняла, что та надрезана и резким рывком ее будет нетрудно порвать.

«Значит, в топтере кто‑нибудь побывал, и он подготовлен для нас, – подумала она. – Кто же?» – Медленно она отодвинула ноги.

– Ей‑богу, позор, тратить такую бабу просто так, – сказал изуродованный. – У тебя когда‑нибудь была высокородная? – Он глянул на пилота.

– Колдуньи‑гессеритки не всегда высокородные, – отвечал тот.

– Но похожи.

«Он видит меня», – подумала Джессика. Подтянув связанные ноги на сиденье, она свернулась на нем соблазнительным клубком.

– Хороша, в самом деле, – отвечал Кинет, облизнув языком губы. – Действительно, позор… – Он глянул на Кзиго.

– И ты тоже об этом подумал? – спросил пилот.

– А кто узнает? – спросил охранник. – Потом… Он пожал плечами. – Просто я еще не имел высокородной. Больше такой случай может не подвернуться.

– Если ты посмеешь наложить руку на мою мать… – выдохнул Пол, бешено глядя на изуродованного.

– Смотри‑ка! – расхохотался пилот. – Щенок‑то тявкает, а укусить не может.

А Джессика подумала: «Пол взял слишком высокий тон. Но может сработать».

В кабине воцарилось молчание.

«Бедные дурни, – думала Джессика, глядя на охранников и припоминая слова барона. – Их убьют, едва они доложат о выполнении задания. Свидетели барону не нужны».

Топтер перемахнул через южную оконечность Барьера, и Джессика увидела внизу залитую светом песчаную равнину.

– Ну, хватит, – сказал пилот. – Предатель говорил, чтобы их высадили на песке неподалеку от Барьера. – Он резко направил аппарат вниз, наконец тот коснулся земли.

Джессика видела, как Пол ритмически заученными вздохами успокаивает себя. Он закрыл глаза, снова открыл. Не в силах помочь ему, Джессика глядела перед собой: «Он еще не совсем овладел Голосом, – думала она, – если он не сумеет…»

С мягким урчанием топтер осел на песок, глянув вверх, Джессика успела заметить над скалами Барьера мелькнувшую тень крыльев.

«За нами следят, – поняла она. – Кто же? Конечно, те, которых барон послал следить за этой парой. И за ними, в свою очередь, тоже кто‑то приглядывает».

Кзиго выключил роторы крыльев. Молчание оглушило их.

Джессика повернула голову. В окне, за головой изуродованного, в тусклом сиянии восходящей луны из пустыни вставали заиндевевшие вершины. Подножья их окружали нанесенные ветром горы песка.

Пол прочистил горло.

Пилот сказал:

– Ну, Кинет?

– Не могу я, Кзиго.

Кзиго обернулся и произнес:

– Ах‑х‑х, погляди, – и потянулся к юбке Джессики.

– Выньте у нее кляп! – скомандовал Пол.

Джессика слушала, как прокатились в воздухе слова. Великолепный тон, тембр резкий и повелительный. Лучше было бы чуть пониже, но все равно команда укладывалась в спектр этого человека.

Кзиго потянулся к охватившей рот Джессики ленте, потянул за узел.

– Прекрати! – скомандовал Кинет.

– Да заткнись ты, – ответил Кзиго. – Руки у нее связаны. – Он развязал узел, повязка упала. Блестящими глазами он разглядывал Джессику.

Кинет тронул руку пилота:

– Ну, смотри, Кзиго, нет нужды…

Джессика, наклонив голову, выплюнула кляп, произнесла низким интимным тоном:

– Джентльмены! Нет нужды драться из‑за меня, – и призывно изогнулась, глядя на Кинета.

Мужчины внезапно застыли, вдруг из ее слов им стало понятно, что за право обладать ею следует биться. Ничего более и не требовалось. Мысленно они уже дрались из‑за нее.

Она подняла голову повыше, чтобы Кинет мог прочесть по губам, и сказала:

– Не надо ссориться.

Отшатнувшись, они с опаской поглядели друг на друга.

– Разве хоть одна женщина стоит драки? – спросила она.

И, сказав это, одним присутствием своим сделала себя бесконечно привлекательной и стоящей поединка.

Плотно стиснув губы, Под заставил себя молчать. Иначе спастись было нельзя – только используя Голос. Теперь все решало умение матери, ее опыт.

– Йех, – сказал изуродованный. – Действительно, нет нужды драться…

Его рука метнулась к шее пилота. Навстречу руке блеснул металл, зацепив руку, нож вошел в грудь Кинета.