МУАД'ДИБ 8 page

Стилгар поглядел на Айдахо и начал:

– Ты знаешь, что у нас есть свои правила чести и чистоты. Тебе я мог позволить увидеть лезвие мужчины, который стал тебе другом, – он оглядел всех остальных. – Но я не знаю прочих. Их взгляд может осквернить достойное оружие.

– Я герцог Лето, – произнес герцог. – Можно ли взглянуть на этот нож?

– У тебя есть возможность заработать право на это, – сказал Стилгар, заглушая недовольный ропот вокруг стола, он поднял вверх тонкую руку с выступающими венами, – напоминаю вам: это лезвие вашего друга.

В наступившем молчании Пол поглядел на этого человека, явно источавшего ауру силы. Таков был один из вождей Вольного народа.

Человек, сидевший в центре стола напротив Пола, пробормотал:

– Кто он, чтобы указывать, что нам можно видеть на Арракисе, а что нет?

– Говорят, что герцог Лето правит, считаясь с чувствами подданных, – начал вождь, – поэтому скажу. – Среди нас принято считать, что на человека, видевшего чужой крис, падает определенная ответственность. – Он мрачно глянул на Айдахо. – Ножи наши. Они никогда не покинут Арракиса без нашего согласия.

Холлек и еще несколько человек, сердито озираясь, стали подниматься. Холлек начал:

– Это герцог решает…

– Одну минуту, будьте добры, – произнес герцог, сам спокойный тон его разрядил ситуацию. – Конфликта нельзя допускать. – Он обратился к вождю фрименов:

– Сэр, я чту и уважаю личное достоинство всякого, кто уважает мое собственное достоинство. Я весьма обязан вам. И я всегда плачу собственные долги. Если ваш обычай требует, чтобы нож оставался в ножнах, пусть так и будет… я приказываю. Если есть еще какой‑нибудь способ почтить память того, кто умер за нас, назовите – и будет исполнено.

Фримен поглядел на герцога, медленно потянул в сторону лицевой платок, открывая узкий нос и пухлые губы, утонувшие в черной глянцевой бороде. Он медленно нагнулся над столом и плюнул на полированный стол.

Вокруг стола стали подниматься, но властный голос Айдахо скомандовал: «По местам!»

В наступившей напряженной тишине, Айдахо сказал:

– Мы благодарим тебя, Стилгар, за дар, – за воду твоего тела. Мы принимаем ее с тем же чувством, с каким она была дана. – И Айдахо плюнул на стол перед герцогом.

А герцогу тихо шепнул: «Помните, сир, как драгоценна вода на этой планете. Здесь это знак уважения».

Лето осел назад в кресло, заметил скорбную усмешку на губах сына, ощущая, как успокаиваются вокруг люди, напряженность уступает место пониманию.

Фримен поглядел на Айдахо и сказал:

– В моем стойбище, Дункан Айдахо, ты измерен, и мера твоя – высока. Крепка ли твоя обязанность твоему герцогу?

– Он предлагает мне перейти к нему, сир, – сказал Дункан.

– Быть может, его удовлетворит двойное подданство? – спросил Лето.

– Вы хотите этого, сир?

– Я хочу, чтобы ты сам решил этот вопрос, – ответил Лето, и в его голосе мелькнуло нетерпение.

Айдахо поглядел на фримена.

– Ты согласен на такое условие, Стилгар? Иногда мне придется возвращаться назад, на службу к моему герцогу.

– Ты хороший боец, ты сделал все возможное для нашего друга, – ответил Стилгар. Он поглядел на Лето. – Да будет так: сей муж Айдахо оставляет себе крис в знак своей службы нам. Ему, конечно, придется очиститься, но это не сложно. Пусть он будет солдатом Атридесов и человеком из Вольного народа. Такое возможно – и Лайет служит двум господам сразу.

– Ну, Дункан? – спросил Лето.

– Понимаю, сир, – сказал Айдахо.

– Значит, решено, – произнес Лето.

– Дункан Айдахо, вода твоего тела принадлежит теперь нам, – сказал Стилгар, – а тело нашего друга остается герцогу. Его вода теперь связывает нас.

Лето вздохнул и глянул на Хавата, заметив выражение глаз старого ментата. Хават удовлетворенно кивнул.

– Я буду ждать внизу, – сказал Стилгар, – пока Айдахо прощается с друзьями. Нашего покойного друга звали Турок. Вспомните его, когда наступит время его духу освободиться. Вы все друзья Турока.

Стилгар было обернулся.

– А ты не задержишься здесь? – спросил Лето.

Фримен повернулся обратно, привычным жестом прикрыл лицо платком, поправил что‑то под одеянием. Прежде чем вуаль скользнула на место, Пол успел заметить у подбородка что‑то похожее на тонкую трубку.

– Для этого есть причины?

– Мы воздадим тебе честь, – сказал герцог.

– Честь требует, чтобы я побыстрее оказался вдали отсюда, – ответил фримен. Он еще раз глянул на Айдахо, обернулся и широкими шагами прошел мимо стражи у дверей.

– Если и остальные таковы, мы и Вольный народ будем хорошо служить друг другу.

Айдахо сухо проговорил:

– Сир, они все такие.

– Ты понимаешь, что следует делать, Дункан?

– Я теперь – ваш Посол к Вольному народу, сир?

– Дункан, от тебя много зависит. Нам нужно успеть набрать по крайней мере пять батальонов этих людей, пока сардаукары еще не свалились нам на головы.

– Это будет нелегким делом, сир. Вольный народ весьма независим, – поколебавшись, Айдахо добавил. – Сир, вот еще что. Один из тех наемников, кого нам удалось захватить в плен, пытался снять это лезвие с нашего мертвого друга – фримена. Он говорит, что Харконнены предлагали награду в миллион солари любому, кто принесет целый крис.

Подбородок Лето дернулся, выдавая явное удивление:

– Зачем же им так понадобились эти ножи?

– Их вырезают из зуба песчаного червя, они неотъемлемый знак принадлежности к Вольному народу. С таким ножом человек с полностью синими глазами может попасть в любое стойбище. Мне мешало отсутствие такого ножа. Но об этом знали заранее. Сам я не похож на людей из Вольного народа, но…

– Питер де Врие, – сказал герцог.

– Человек дьявольской хитрости, милорд, – заметил Хават.

Айдахо опустил нож вместе с ножнами под рубаху.

– Береги нож, – сказал герцог.

– Понимаю, милорд, – он похлопал передатчик на поясе. – Сообщу о себе при первой возможности. У Сафира есть код и мои позывные. Используйте боевой язык. – Он отсалютовал, обернулся и поспешил следом за вождем стойбища.

Шаги его гулко отдавались по коридору. Лето и Хават глянули друг на друга с пониманием. Оба улыбались.

– Следует еще много сделать, сир, – сказал Холлек.

– А я отрываю вас от работы, – заметил Лето.

– У меня есть еще сообщение об аванбазах, – сказал Хават, – доложить в другой раз, сир?

– Оно долгое?

– Не слишком. Среди фрименов говорят, что во времена Пустынной ботанической испытательной станции здесь, на Арракисе, было построено более двух сотен этих аванбаз. Предположительно, все они были покинуты, но есть сообщения, что сперва их герметически закупорили.

– Со всем оборудованием? – спросил герцог.

– Так сообщал Дункан.

– И где же эти базы? – поинтересовался Холлек.

– Ответ на этот вопрос неизменно один, – ответил Хават, – Лайет знает.

– Бог знает, – пробормотал Лето.

– Возможно и нет, сир, – возразил Хават. – Вы слыхали, как Стилгар употребил это имя? Словно бы говорил о живом человеке.

– Служит двум господам, – проговорил Холлек, – словно из какой‑то священной книги.

– Подумай и, без сомнения, вспомнишь.

Холлек усмехнулся.

– А этот судья перемены, – сказал Лето, – императорский эколог Кайнс… ему‑то положено знать об этих базах?

– Сир, – предупредил Хават, – Кайнс служит Империи.

– Ну, до императора далеко, – сказал Лето. – Мне нужны эти базы. Они должны быть набиты всякими материалами, которые мы могли бы использовать для починки рабочего оборудования.

– Сир! – начал было Хават. – Эти базы по закону принадлежат файфу его величества.

– Известно, что здесь дикие ветры и непогода могут просто уничтожить что угодно, – сказал герцог. – Этим предлогом легко воспользоваться.

– Мы всегда можем сослаться на погоду. Свяжись с этим Кайнсом и, по крайней мере, установи, существуют ли аванбазы.

– Занимать их опасно, – сказал Хават. – Дункан ведь уверял, что эти базы, даже сама мысль об их существовании, имеют глубокое значение для фрименов. Мы оттолкнем их, заняв эти базы.

Пол глянул на лица вокруг: все собравшиеся члены штаба углубленно внимали каждому слову, мнение герцога всех явно встревожило.

– Послушай его, отец, – тихо сказал Пол. – Он говорит правду.

– Сир, – обратился к нему Хават. – Эти базы могли бы полностью обеспечить нам ремонт оборудования… и все же они вне пределов нашей досягаемости… по стратегическим соображениям. Делать подобные жесты, не имея точной информации, опрометчиво. Кайнс облечен судебной властью Империи. Этого не следует забывать. А фримены прислушиваются к его мнению.

– Тогда это следует делать осторожно, – сказал герцог, – пока я лишь хочу знать, существуют ли эти базы.

– Как вам угодно, сир, – Холлек сел, опустив глаза.

– Ну, ладно, – сказал герцог. – Мы хорошо знаем, какая нас ждет работа. Мы многому научились. У нас есть и некоторый опыт. Мы знаем, что сулит нам успех, понимаем его альтернативу, у всех есть задания… – он глянул на Холлека. – Гарни, разберись с контрабандистами.

– «Изыду я к возмутившимся, что обитают в пустынях», – нараспев проговорил Холлек.

– Ну, хоть бы раз поймать этого парня нагишом – без цитаты!

Вокруг стола, натужно, по мнению Пола, захихикали.

Герцог обернулся к Хавату:

– Организуй на этом этаже еще один командный пост разведки и связи, Сафир. Когда все будет готово, я хотел бы увидеть тебя.

Хават приподнялся, огляделся, словно пытаясь отыскать поддержку у сидящих. За ним потянулись к выходу остальные. Люди торопились, стучали стульями, в смятении сбивались в группы.

«Все закончилось полной сумятицей», – подумал Пол, глядя в спины уходящим. Раньше заседания штаба всегда проходили и заканчивались в куда более решительном тоне. Нынешнее совещание не закончили, оно завершилось словно само по себе, как бы скончалось от собственных противоречий, чтобы не перейти в общий спор.

Впервые Пол позволил себе подумать о возможности поражения… не из страха, нет… и не опасаясь пророчества Преподобной Матери – просто оценив самостоятельно ситуацию.

«Отец блефует, – подумал он. – Наши дела складываются не лучшим образом».

И Хават… Пол припомнил поведение старого ментата на заседании… еле заметные колебания, явные признаки беспокойства.

Что‑то глубоко встревожило Хавата.

– Лучше оставайся‑ка здесь до утра, сын, – сказал герцог. – Рассвет уже скоро. Я извещу мать. – Он медленно и скованно поднялся на ноги. – Можешь составить в ряд несколько стульев и вздремнуть.

– Я не слишком устал, сир.

– Ну, как хочешь.

Герцог заложил руки за спину и принялся расхаживать вдоль стола.

«Как пойманный зверь», – подумал Пол.

– Ты собираешься вместе с Хаватом обдумывать вопрос о предателях? – спросил Пол.

Встав против сына лицом к темным окнам, герцог проговорил:

– Мы столько раз уже обсуждали это.

– Старуха говорила весьма уверенно, – сказал Пол, – да и та записка, которую получила мать…

– Мы предприняли ряд предосторожностей, – сказал герцог. Он оглядел комнату, как показалось Полу, диким затравленным взором. – Оставайся здесь, я хочу поговорить с Сафиром о командных пунктах. – Он повернулся и вышел из комнаты, коротко кивнув страже.

Пол все глядел на место, где только что стоял отец. Оно было пустым… оно было пустым… даже когда герцог еще стоял там. Ему припомнились слова старухи: «… но для отца – ничего».

***

В тот самый первый день, когда Муад'Диб ехал со своей семьей по улицам Арракейна, многие у дороги припоминали пророчества и легенды и осмеливались крикнуть: «Махди!» То было не утверждение – вопрос, – тогда они могли только надеяться, что он‑то и есть обещанный Лисан‑аль‑Гаиб, Голос Извне. Внимание их было обращено и на мать: все слышали, что она из Бинэ Гессерит, а значит, и сама подобна Лисан‑аль‑Гаибу.

Принцесса Ирулан. «Справочник по биографии Муад'Диба»

Сафир Хават в одиночестве ожидал герцога в угловой кабине, куда его проводил часовой. В соседней комнате шумели: связисты устанавливали свое оборудование, налаживали его, но в кабине было относительно тихо. Пока Хават поднимался из‑за заваленного бумагами стола, герцог успел оглядеться. В комнате с зелеными стенами кроме стола было три плавучих кресла с поспешно споротым вензелем барона, оставившим темное пятно на выгоревшей ткани.

– Кресла проверены и вполне безопасны, – сказал Хават. – А где Пол, сир?

– Я оставил его в конференц‑зале. Надеюсь, что он все‑таки отдохнет, если я не буду мешать.

Хават кивнул, подошел к двери в смежную комнату и закрыл ее, заглушив треск разрядов и пощелкиванье электронных устройств.

– Сафир, – сказал герцог, – меня интересуют запасы специи, собранные императором и Харконненами.

– Милорд?

Герцог выпятил губы:

– Как известно, склады можно разрушить. – Он поднял руку, не давая Хавату возразить.

– Не стоит трогать императора. Втайне он будет доволен, если у Харконненов возникнут затруднения. Кстати, разве может барон объявить, что погибли запасы, которых, как он уверял, у него не существует?

Хават покачал головой:

– У нас не хватает людей, сир.

– Возьми кое‑кого у Айдахо. Быть может, и кто‑нибудь из Вольного народа захочет развлечься космическим путешествием. Рейд на Гайеди Прим… Такая диверсия, Сафир, дает ряд тактических преимуществ.

– Как вам будет угодно, милорд, – Хават отвернулся, герцог заметил, что старик взволнован, и подумал: «Быть может, он все еще думает, что я не доверяю ему. Он должен знать, что я уже и так знаю о предателе. Лучше… да, лучше развеять его страхи немедленно».

– Сафир, – сказал он, – ты относишься к числу тех немногих, кому я могу полностью доверять, есть еще одно дело, которое следует обсудить. Ты и сам знаешь, сколько усилий мы оба с тобой прилагаем, чтобы избежать проникновения предателей в войска… Но у меня два новых сообщения.

Хават обернулся и поглядел на него.

И Лето повторил все, что слышал от Пола.

Но старый ментат не углубился, как следовало ожидать, в расчеты, а только еще более разволновался.

Лето внимательно глядел на него и, наконец, сказал:

– Ты о чем‑то умалчиваешь, старина. Я заметил это уже на заседании штаба – ты волновался. Так что же ты не мог выложить перед всем штабом?

Запятнанные сафо губы Хавата сжались в узкую прямую линию, лишь крошечные морщинки разбегались от них. Почти не шевеля губами, он произнес:

– Милорд, я не знаю даже, как и приступить…

– Сафир, мы с тобой получили не по одному шраму друг за друга, – проговорил герцог. – Сам знаешь, что ты можешь говорить мне все.

Хават, не открывая рта, подумал: «Потому‑то я и люблю его. Он – человек чести и заслуживает полной преданности, в том числе и моей. Почему именно мне приходится делать ему больно?»

– Ну? – требовательно произнес Лето. Хават пожал плечами:

– К нам попал клочок записки. Мы отобрали его у курьера барона. Записка предназначалась для агента по имени Парди. У нас есть все основания считать, что Парди возглавлял здесь подполье, оставленное Харконненами. А содержание записки… может иметь или громадные последствия, или никаких… Как сложится…

– И что же было в столь важном послании?

– Повторяю, это просто обрывок записки, милорд. Небольшой, на мини‑микропленке с обычной разрушающей капсулой. Мы успели остановить действие кислоты, когда часть записки еще осталась целой. Но текст ее весьма располагает к размышлениям.

– Да?

Хават тронул губу.

– Она гласит: «…его никогда не заподозрит, а когда удар нанесет ему любимая рука, одного сознания этого будет достаточно для его гибели». Записка была запечатана подлинной печатью барона, я установил это.

– Предмет твоих подозрений очевиден, – проговорил герцог вдруг ставшим ледяным голосом.

– Я бы скорее дал отрубить себе руки, чем согласился бы причинить боль другим, – сказал Хават, – что если…

– Леди Джессика, – сказал Лето, чувствуя, как гнев душит его. – А из этого Парди извлечь какие‑нибудь факты вы не смогли?

– К сожалению, когда мы перехватили курьера, Парди уже не было в живых, а курьер, естественно, даже понятия не имел о том, что в письме.

– Конечно.

Лето покачал головой.

– Что за скверная история! Она не предательница. Нет! Этого не может быть… Я знаю свою женщину.

– Милорд, если…

– Нет! – отрубил герцог. – Ты ошибаешься, и…

– Но мы не можем так просто пренебречь этой запиской, милорд…

– Мы вместе уже шестнадцать лет! И за это время у нее было столько возможностей для… Кстати, ты сам тогда проверял и ее, и школу.

Хават с горечью проговорил:

– Теперь известно, что мои глаза не все видят.

– Говорю тебе, это невозможно. Ведь Харконнены хотят уничтожить сам род Атридесов… значит, и Пола. Уже пытались. Разве станет женщина злоумышлять против собственного сына?

– Быть может, она злоумышляет не против сына. И вчерашнее покушение всего лишь ловкий обман…

– Такой обман невозможен.

– Сир, считается, что ей неизвестно собственное происхождение… но, если на самом деле она его знает? Может быть, она сирота… и в этом виноваты Атридесы?

– Отомстить мне она могла бы давным‑давно. Подсыпать яду в питье, или воткнуть в бок стилет. У кого еще было для этого больше возможностей?

– Но Харконнены хотят погубить вас, милорд, – не просто убить. В канли это разные вещи. Такая месть будет шедевром рядом с прочими.

Плечи герцога поникли. Он закрыл глаза, лицо сразу стало усталым и старым. «Не может быть, – подумал он. – Эта женщина открыла мне все свое сердце».

– Как можно вернее погубить меня, если не посеять в моей душе подозрения к любимой? – спросил он.

– Это объяснение я учел, – сказал Хават. – И все же…

Герцог открыл глаза, поглядел на Хавата и подумал: «Пусть подозревает. Подозревать не мое – его дело. И если будет казаться, что я поверил этой лжи, быть может, выдаст себя кто‑то другой».

– Что ты предлагаешь? – прошептал герцог.

– Пока неусыпный надзор, милорд. За ней следует наблюдать постоянно. Я пригляжу, чтобы все было незаметно. Для такого дела идеально подходит Айдахо. В его группе есть молодой человек – мы обучаем его, – который может оказаться идеальным послом к Вольному народу. У него дар дипломата.

– Не следует ставить под угрозу наши связи с фрименами.

– Конечно же, нет, сир.

– А как насчет Пола?

– Быть может, разбудить доктора Юэ?

Лето обернулся спиной к Хавату:

– Оставляю это на твое усмотрение.

– Посмотрю по обстановке, милорд.

«По крайней мере, на него можно рассчитывать», – подумал Лето и произнес:

– Пойду пройдусь. Если я потребуюсь, ищите меня внутри периметра. Охрана может…

– Милорд, пока вы не вышли, я хочу передать вам для прочтения видеоленту. Результаты анализа религии Вольного народа в первом приближении. Я исполнил – вы не забыли? – вашу просьбу.

Герцог остановился и проговорил, не поворачивая головы:

– Подождать эта лента не может?

– Безусловно, милорд. Вы спросили тогда, что там кричат. Это было слово «Махди». Им они называли молодого господина. Когда они…

– Называли Пола?

– Да, милорд. Здесь бытует легенда, точнее, пророчество, что однажды они обретут вождя, сына Дочери Гессера, который поведет их к истинной свободе. Обычная легенда о мессии.

– И они думают, что Пол и есть… этот…

– Всего лишь надеются, милорд, – Хават протянул ему капсулу с видеолентой.

Герцог взял ее и сунул в карман:

– Прогляжу попозже.

– Как вам угодно, милорд.

Герцог глубоко вздохнул и вышел из комнаты. В зале он повернул направо. И пошел, заложив руки за спину, не слишком обращая внимание на окружающее. Он шел коридорами, поднимался и опускался по лестницам, выходил на балконы… повсюду были люди, молча приветствовавшие его.

Наконец он добрался до конференц‑зала, было темно, и Пол уже спал на столе, прикрытый плащом часового, с воинским ранцем под головой вместо подушки. Герцог прошел по комнате и вышел на нависавший над летным полем балкон. Часовой в углу балкона, завидев в неясном свете посадочных огней герцога, взял на караул.

– Вольно, – пробормотал герцог и оперся о прохладный поручень балкона.

Впадину в пустыне охватила предутренняя тишина. Он глянул вверх. На темно‑синей шали неба поблескивали золотые цехины звезд. Склонившись к югу, вторая ночная луна просвечивала сквозь тонкую туманную дымку… Трезвый, ехидный диск, заливавший его циничным светом.

Пока он глядел, луна спустилась за Барьер, посеребрив голые скалы. И во внезапно сгустившейся тьме озноб пробрал его морозом по коже. Тело затрясла дрожь.

«Я терплю эти козни барона. Харконнены гонят меня, травят, и эта стычка с бароном – последняя! Вечные козни этого Дома, – думал он. – И кто эти людишки? Дерьмо с умишком палача. Все до единого! Здесь я стою! – И печаль коснулась его. – Придется править и оком и когтем, как ястреб правит птицами». Непроизвольно его рука потянулась к вышитому гербу. На востоке медленно загоралась заря. Сперва небо посерело, звезды незаметно растаяли в перламутровом свете, наконец колокол зари зазвенел над зубчатым горизонтом.

Невиданная красота рассвета захватила его. «Все‑таки есть что‑то общее в зорях на разных мирах», – подумал он.

Он не мог даже представить себе ничего прекраснее иззубренного багрового горизонта, пурпурных и охряных утесов вокруг. У края посадочного поля, где слабые капли росы вливали жизнь в торопливые растения Арракиса, он заметил большие клумбы красных цветков, а между ними четкую фиолетовую линию… словно отпечатки чьих‑то гигантских шагов.

– Прекрасное утро, сир, – произнес часовой.

– Да, ты прав.

Герцог кивнул, размышляя: «Может быть, мы приживемся. Эта планета еще станет хорошим домом для моего сына».

А потом он заметил людей, скользнувших в цветочные поля со странными косами – устройствами для собирания росы. Вода на этой планете была так дорога, что здесь туземцы не пренебрегали даже каплей росы.

***

Возможно, самый ужасный момент в жизни – когда ребенок впервые обнаруживает, что отец тоже человек и из человеческой плоти.

Принцесса Ирулан. «Избранные изречения Муад'Диба»

Герцог произнес:

– Пол, я собираюсь сделать мерзость, я не хочу, но обстоятельства заставляют.

Он стоял возле портативного ядоискателя, доставленного в конференц‑зал перед завтраком. Руки‑сенсоры устройства застыли над столом, напоминая Полу какого‑то дохлого странного жука.

Герцог стоял, обратившись к выходящим на посадочное поле окнам, в утреннем небе клубились облака пыли.

Перед Полом стоял портативный проектор с коротким фильм‑очерком о религиозных обрядах Вольного народа. Составил его кто‑то из экспертов Хавата, и Пол невольно смущался, читая печатные комментарии штабиста, относящиеся к нему лично.

– Махди.

– Лисан‑аль‑Гаиб.

Закрыв глаза, он припомнил крики толпы. «Так, значит, вот на что они надеются! – подумал он. – А как называла меня та старуха – Преподобная Мать? Квизац Хадерач». В памяти ворошилось знакомое предчувствие ужасной судьбы, странный мир вокруг казался знакомым, но почему – он не мог понять.

– Мерзость, – повторил герцог.

– Что вы хотите сказать, сир? Лето обернулся и поглядел на сына:

– Харконнены хотят одурачить меня, они думают, я поверю в предательство твоей матери. Откуда же им знать, что я скорее перестану верить самому себе?

– Не понимаю, сир.

Лето вновь заглянул в окно, утреннее белое солнце успело уже подняться достаточно высоко. Молочный свет лился на пылевые облака, клубящиеся над глухими каньонами Барьера.

Медленно и тихо, чтобы сдержать гнев, герцог рассказал Полу о таинственной записке.

– С равным основанием ты мог бы не доверять и мне, – сказал Пол.

– Но им должно казаться, что замысел удался, – сказал герцог, – они должны поверить, что я именно такой дурак, каким они хотят меня видеть. Все должно быть убедительно. Нужно, чтобы даже твоя мать не заметила этой хитрости.

– Но, сир? Почему?

– Твоя мать может выдать себя поступком. О, она способна на благороднейшие жесты… но сейчас решается слишком многое. Я надеюсь, что предатель выдаст себя. Посторонним должно казаться, что я совсем перестал ей доверять. Придется ей претерпеть эту боль, чтобы не пришла большая.

– Почему же тогда ты, отец, рассказываешь это мне? А если проговорюсь я?

– За тобой не будут следить, это бессмысленно, – сказал герцог. – И я уверен, ты будешь молчать. Ты должен. – Он отошел к окну и проговорил, не поворачивая головы – Вот что, если со мной что‑нибудь случится, ты расскажешь ей правду, что я не сомневался в ней… ни на миг. Я хочу, чтобы она тогда все узнала.

Ощутив предчувствие смерти в словах отца, Пол быстро проговорил:

– Что может с тобой случиться? Ведь…

– Помолчи‑ка, сын.

Герцог стоял к сыну спиной, и Пол видел усталость во всем: в наклоне шеи, в постановке плеч, в замедленных движениях.

– Ты просто устал, отец.

– Да, я устал, – согласился герцог. – Я морально устал. Должно быть, меня, наконец, поразила меланхолическая дегенерация Великих Домов. А когда‑то в нашем роду были крепкие люди.

Внезапно рассердившись, Пол воскликнул:

– Да не дегенерировал наш Дом!

– Разве нет? – герцог обернулся, глянул на сына. Под глазами были черные круги, рот кривился в циничной усмешке. – Я должен был жениться на твоей матери, сделать ее своей герцогиней. Пусть… Но сам знаешь, отсутствие жены давало мне возможность породниться с другими Домами и заключить союз. – Он передернул плечами. – Поэтому я…

– Мать объясняла мне.

– Ничто не обеспечивает вождю преданность подданных больше, чем хвастовство, – сказал герцог, – а потому я и бравирую.

– Ты хороший вождь, – запротестовал Пол. – Ты умеешь править. Люди с охотой следуют за тобой, и с любовью…

– Мои пропагандисты одни из лучших, – согласился герцог и вновь глянул на котловину. – Арракис предлагает нашему Дому больше возможностей, чем предполагает сам император. Но все же я иногда думаю, что лучше для нас было бы бежать, бежать в ренегаты. Иногда мне хочется затеряться среди людей, скрыться из вида…

– Отец!

– Да, я устал, – сказал герцог. – Кстати, ты знаешь, мы начали использовать отходы производства специи в качестве сырья, и наша собственная фабрика уже производит пленку…

– Сир?

– Пленки для видеолент должно быть в избытке, – сказал герцог. – Как же иначе мы сумеем наводнить города и деревни информацией? Люди должны узнать, как прекрасно я ими правлю. А как они это узнают, если мы не расскажем им об этом сами?

– Тебе надо отдохнуть, – сказал Пол. И вновь герцог обернулся к сыну:

– У Арракиса есть еще одно достоинство, о котором я почти позабыл. Специя здесь содержится почти по всем. Ты дышишь ею, ешь ее, она почти во всех продуктах. Известно, что она создает некоторую невосприимчивость к кое‑каким ядам из справочника ассасина. А необходимость следить за использованием каждой капли воды заставляет строжайшим образом контролировать всю пищевую промышленность: культуру дрожжей, гидропонику, хемавиты – словом, все. Большую часть нашего населения нельзя отравить ядом, значит, такой путь нападения бесполезен. Арракис делает нас этичными и моральными.

Пол попытался заговорить, но герцог отрезал:

– Сын, я должен был сказать это кому‑нибудь. – Он вздохнул и глянул на сушь за окном. Цветы и те исчезли, то ли затоптанные сборщиками росы, то ли спаленные лучами утреннего солнца.

– На Каладане мы правили, опираясь на силу, – на море и в воздухе, – проговорил герцог. – Здесь же мы должны добиваться господства в пустыне. Она – твое наследство, Пол. Что ты будешь делать, если со мной что‑нибудь случится? Твой Дом не должен уйти в изгои – он не должен стать партизанским, гонимым, преследуемым.

Пол напрасно подбирал слова, силясь что‑нибудь произнести. Он еще никогда не видел отца в таком настроении.

– Чтобы удержать Арракис, – сказал герцог, – мне придется принимать решения, после которых, быть может, я и сам перестану себя уважать. – Он указал на окно, где черно‑зеленое знамя Атридесов вяло свисало с флагштока на краю посадочного поля. – С этим честным стягом люди, быть может, свяжут много всякого зла.

Пол глотнул пересохшим горлом. В словах отца слышался надлом, покорность судьбе, оставившая пустоту в груди мальчика.

Герцог извлек из кармана тонизирующие таблетки, проглотил одну не запивая.

– Сила и страх – вот орудия власти. Надо бы углубить побыстрее твои познания в партизанской войне. Этот ролик – там еще тебя называют «Махди», «Лисан‑аль‑Гаиб»… словно последнее прибежище, – ты должен это использовать.

Пол поглядел на отца, таблетка уже сделала свое: плечи его распрямились, но страх и неуверенность, вызванные этим разговором, не исчезали из памяти мальчика.

– Где там застрял этот эколог? – пробормотал герцог. – Я же велел Сафиру доставить его сюда пораньше.

Date: 2015-07-17; view: 299; Нарушение авторских прав