Нарцисса Малфой. Вкус неправды

Нарцисса Малфой не была доброй женщиной, Нарцисса Малфой не была, как выяснилось, хорошей матерью Драко, но у Нарциссы Малфой была черта, которую, несомненно, можно отнести к добродетелям. Нарцисса Малфой не любила лгать.
Впрочем, "не любить" не значит "не уметь". Так что, когда Люциус спросил ее, кому она пишет, Нарцисса, не моргнув глазом, хотя мысленно и поморщившись, заявила:
- Кузине Мэг.
Кузину Мэг ее муж терпеть не мог, так что от дальнейших расспросов она была избавлена.
Кислый привкус на языке, сопровождающий каждое лживое слово, она научилась игнорировать еще в школе.
На самом деле она писала Драко и Джону.
Люциусу лучше до поры было об этом не знать - она не была уверена, что старший сын или внук примут ее приглашение, а давать мужу ложную надежду она не хотела. Запретить ей писать он, конечно же, не мог, да и не захотел бы, что за ерунда, право. Впрочем, она знала, что у многих знакомых были какие-то странные идеи об их браке. Она никогда никого не разубеждала. Человеческими иллюзиями, в конце концов, очень легко манипулировать.
Джону Нарцисса написала короткую деловую записку с приглашением на ужин. Она не знала, как он отреагирует, но надеялась, что, хотя бы, не выбросит ее сразу в камин. Для того, чтобы хоть как-то гарантировать, что он ее прочитает, она решила передать пергамент через Гипериона. Письмо, врученное человеком, сложнее игнорировать, чем письмо, принесенное совой.
Рассказывать ему правду о состоянии Люциуса она не собиралась.
Письмо Драко было длинным и, как ни тяжело было это признавать, до неприличия сумбурным.
Впрочем, стоило ей только подумать о старшем сыне, и в мыслях словно скручивался торнадо.

Когда она узнала, что Люциус изменил завещание, она впервые в жизни устроила настоящий вульгарный скандал - с битьем стекла и фарфора, питьем зелий, поминанием к месту и не к месту несчастного Сириуса и тетки Вальбурги... Впрочем, Люциус не передумал.

Тогда она решила поговорить с Драко. Он возвращал ей письма нераспечатанными, так что она проглотила гордость и написала национальному герою. Гарри Джеймсу Поттеру. Содержимое этого письма она уже не помнила, но помнила общее ощущение трагичности и даже, кажется, легкий налет безумия.

Поттер, по всей видимости, все еще считал себя ей обязанным, так что он ответил, что постарается поговорить с Драко.

Результатом этого разговора был пергамент от сына.

Он писал, что по-прежнему любит мать и отца, что ему бы хотелось с ними общаться, - но что он согласен на это общение только в том случае, если они примут его выбор - его жену, его профессию, его друзей. В противном случае им лучше не встречаться, не разговаривать, не отправлять друг другу писем - это не приведет ни к чему хорошему, писал Драко, только еще больше расстроит все стороны.
Так она поняла, что они потеряли сына. Принять его выбор они тогда попросту не могли.

В конце концов, они уехали на континент, а еще через несколько месяцев она, не сказав ничего мужу, перестала принимать контрацептивное зелье (все равно оно было гораздо противнее того, что варил Снейп). Они с Люциусом всегда хотели второго ребенка, но сначала Драко много болел, а потом... потом стало как-то не до того.
Люциусу она рассказала, только получив от колдомедика-датчанина подтверждение четырехнедельной беремености. Обманчиво-неуклюжий скандинав специально предупредил, что волшебнице в ее возрасте следует быть особенно внимательной к своему здоровью.
Малфой был в таком шоке, в каком не был, наверное, с момента возрождения Темного Лорда. Придя в себя, он первым делом спросил:
- Ты это сделала не для того, чтобы заменить Драко?
Она бурно возмутилась, но знакомый привкус во рту не позволял ей врать самой себе - по крайней мере частично она старалась заменить старшего сына младшим. Впрочем, когда она наконец увидела Гипериона (роды были тяжелые, и колдомедики погрузили ее в сон почти на сутки, чтобы сделать кесарево сечение), она поняла, что он нужен ей сам по себе. Ее маленький.
Но и о старшем она, конечно, тоже не забывала. Когда в английских газетах появились сообщения о том, как Поттер, Харди и Драко уничтожили дикого оборотня, Нарцисса собрала все статьи, какие ей удалось найти.
Несколько раз она порывалась отправиться в Лондон, поговорить с ним, - и каждый раз ее останавливала мысль о том, что он отвернется от нее. Не захочет иметь с ней дела.
Думать об этом было так страшно, что она так и не решилась хотя бы попробовать.
Она знала, что Люциуса мучают такие же страхи.
Сейчас, когда они снова были на Островах, она решила, что должна исправить хотя бы часть ошибок. Для начала - помириться с сестрой. Вот об этом следовало подумать еще после войны... Если бы тогда она вообще могла о чем-то думать. Она боялась, что теперь уже поздно, - ведь прошло столько лет. Ей шестьдесят два, Андромеде шестьдесят пять. Не возраст для волшебниц, право слово, но большой срок для семейной вражды.

Последние тринадцать лет и вовсе можно было бы считать потерянными, если бы не Гиперион.

Но у нее был Гиперион, и это все меняло.
Она дополнила письмо сыну упоминанием о том, что Люциус ничего не знает, поскольку он был бы против. Ей казалось, что эта очевидная (для нее) ложь должна была в чем-то убедить Драко. Потом подумала и добавила приглашение для всей его семьи. Это даже не было ложью. Ради того, чтобы увидеть Драко, она пригласила бы в гости весь его аврорский отряд, не то, что его жену и детей. Высокие идеи о чистокровности, как она была вынуждена признаться сама себе, за прошедшие годы изрядно поистрепались.
Так что, запечатывая письмо семейной печатью, она решила, что была в довольно большой степени честна с Драко. Это было приятно. Ей вовсе не хотелось возвращаться в те времена, когда металлический привкус во рту преследовал ее даже во сне.
Нарцисса Малфой соврала с удовольствием единственный раз в жизни. Этот случай потом попал во все учебники новейшей истории.

5. Джонни Малфой. Символы

Джонни целый день собирался открыть письмо от Нарциссы Малфой, но так и не собрался. Вечером он написал родителям, сложил мятый пергамент с печатью Малфоев в сундук, дав себе слово распечатать его завтра, и отрубился. Его вымотали не только и не столько уроки, сколько разговоры с друзьями. Каждый из них считал своим долгом сообщить ему о новом студенте равенкло с фамилией Малфой. Это как-то неуловимо бесило. Впрочем, Хьюго, кажется, не разделял всеобщего безумия - для него Гиперион был просто еще одним первокурсником, за которым нужно приглядывать, как бы чего не вышло. Полученные Гиперионом баллы добавляли ему уважения в глазах Хьюго, заносчивость же - слегка раздражала, не больше. Северус был уверен, что теперь все будет плохо, - впрочем, Северус всегда был уверен, что все будет плохо, Джонни больше таких пессимистов, как Сев, не видел. Роза считала, что сложившуюся ситуацию надо как следует обдумать, но что она подразумевала под сложившейся ситуацией, пояснять отказывалась. Джеймс, увлеченный романом с Леной Забини, кажется, вообще самого младшего Малфоя не заметил.
Прошло три дня. На Джонни как-то неожиданно навалились сразу несколько домашних заданий - трансфигурация, чары, зелья, - и о письме Нарциссы он, сказать по правде, просто забыл.
Вечером седьмого сентября прямо у входа в хаффлпаффские подвалы ему навстречу с пола поднялся Гиперион Малфой.
- Ты, - обвиняющим тоном сказал он, - не прочитал письмо.
Джонни застыл.
- Откуда ты знаешь?
Гиперион взмахнул палочкой, и в воздухе между ними повисло объемное изображение скомканного запечатанного пергамента (Джонни вспомнил, что вчера запихал в сундук сверху еще и теплую мантию).

- А если бы ты его вскрыл, у меня бы тут еще и зазвенело, - заявил Гиперион.

Джонни помотал головой.

- Ничего себе, как ты это делаешь?

Гиперион пожал плечами.

- Я сильный волшебник, - сказал он спокойно. - И меня неплохо учили дома. Слушай, а правда, что ты учился в маггловской школе? Тебе нравилось?

Джонни не смог удержаться.
- Я думал, ты спросишь, не было ли мне противно.

- Противно? - Гиперион задумался. - Почему тебе должно было быть... А!.. Ты считаешь, что мои родители... Как бы тебе объяснить-то...
Гиперион замолчал, сел и похлопал ладонью по полу рядом с собой. Джонни тоже опустился на пол, не зная, зачем они вообще заговорили об этом.

- Мои родители, - сказал Гиперион, - бывшие пожиратели смерти. Правда, это было давно. Но не так уж много времени прошло, чтобы все об этом забыли.
- Девятнадцать лет, - сказал Джонни зачем-то.

Гиперион кивнул.

- Твой отец, как ты, наверное, знаешь, тоже бывший пожиратель.

- У него нет метки.

- Это важно?

- Не знаю. Наверное, нет. О чем мы вообще говорим?

- О том, что люди со временем меняются.

- Ты хочешь мне сказать...

- Твой отец - бывший пожиратель смерти, твоя мать - магглорожденная. Мне кажется, ты, Джон, - живая иллюстрация того, о чем я хочу тебе сказать.

Джонни вздохнул.
- Для тебя не важна чистота крови.

- Для Нарциссы и Люциуса тоже.

- Мне сложно тебе поверить. Они не разговаривали с отцом больше, чем мне лет.

Гиперион снова пожал плечами, сменил позу, устраиваясь поудобнее.

- Нарцисса боится, что он и не захочет с ней разговаривать. Вполне понятный страх, учитывая, как они расстались. Люциус... Сложно представить, что он чего-то боится, но это так. Они очень скучают, Джон. Его комната в мэноре не менялась двадцать лет. Там только пыль эльфы убирают. Я там был, там постеры квиддичных команд, которые уже сто лет как не играют. И на двери мишень. С лицом Гарри Поттера, - Гиперион хихикнул. - Если бы я не знал точно, как они меня любят, я бы решил, что... Неважно.

Джонни довольно отчетливо слышит и непроизнесенное. Так отчетливо, что ему хочется сменить тему разговора.
- Ты всегда называешь их по имени?

- Да нет, не знаю. Когда как. А что, это важно?

- Ничего. Я о своих столько читал, что иногда... Глупый вопрос, да? Ты меня как-то этим разговором огорошил. Я никогда не думал о них... так.

- И мне кажется, я знаю, почему. Для тебя они всегда были не люди, а символы. Символы старого, отжившего, плохого. Скажи, что это не так.

- Я... Я не знаю.
- Я знаю, - хмыкнул Гиперион. - Для меня символом был Драко. Да и сейчас есть. Неизвестный, невозможный, непонятный, почти несуществующий старший брат. Я бы хотел на него посмотреть.

- Он не символ!

- Мои родители тоже. Люциус любит свой бизнес, любит нас с мамой, любит своих идиотских павлинов, - Гипериона передернуло. - Тупые твари, ненавижу. Если бы отец так к ним не относился, перетравил бы их к мерлиновой матери. Нарцисса обожает балы и приемы. И ужасно скучает по сестре.

- По... по Андромеде?

- Угу. Думает, мы с папой не знаем. Даже плачет иногда.

- Папа тоже ненавидит павлинов, - неожиданно для самого себя произнес Джонни.

Гиперион рассмеялся.

Продолжить оказалось до странности легко.

- Правда, ненавидит. В зоопарке всегда от них шарахается. Говорит, что его достал аврорат, но я думаю, не уйдет оттуда никогда в жизни. Ему нравится, что он... ну... "нужен обществу". Он так сам говорит. Он любит маму и нас с Аной. Только они все время ругаются.

- Всерьез? Родители никогда не ссорятся. Мне кажется, я бы свихнулся.

- Ну... Всерьез, но недолго, если честно. Мы с Аной привыкли. Обычно сбегаем к Поттерам или Уизли, чтобы им не мешать, - Джонни вспомнил злополучную ссору про отпуск. - Ну, иногда бывает взаправду плохо. Но все равно недолго. Они как два урагана, знаешь? Налетят, разнесут все в клочки и успокоятся.
- Нет, все-таки не представляю. Я бы как-нибудь посмотрел вживую, - сказал он тоном естествоиспытателя и вскочил. - Ладно, я - спать, - он протянул Джонни руку, помог подняться и пошел вдаль по коридору.
- Я прочитаю письмо, - бросил Джонни ему в спину.

- Спасибо, - сказал Гиперион, не оборачиваясь. - Пока, Малфой.
Джонни промолчал.

В спальне он первым делом вытащил из сундука злополучную записку от бабушки Малфой, прочитал ее и глубоко задумался. Ничего так и не придумав, он решил первым делом утром написать родителям.

6. Драко Малфой. Семейные хроники

В декабре 2005 года с Драко неожиданно связалась дальняя родственница со стороны отца - волшебница непределенного возраста, не то двоюродная тетка, не то троюродная кузина. Драко стоял на коленях перед камином, по пояс погрузившись в зеленое пламя, отвечал ничего не значащими фразами на бессмысленные вопросы о здоровье, семье, работе, вспоминая почти забытое за годы общения с гриффиндорцами искусство изящных разговоров ни о чем, и мучительно пытался понять, чего от него хочет эта, в сущности, чужая женщина, которую он в последний раз видел во время семейного турне в Италию еще перед войной. Родственница бросала на Драко кокетливые взгляды, но об истинной цели своего визита так ничего и не сказала.

Он понял, зачем она на самом деле появилась незадолго до Рождества в его камине, когда в конце января 2006 года сова от неизвестного доброжелателя принесла ему вырезку из парижской магической газеты. Красивым витиеватым шрифтом Нарцисса Друэлла Блэк-Малфой и Люциус Абрахас Малфой сообщали магической общественности о рождении сына и наследника Гипериона Абрахаса Малфоя.

Неизвестный продолжал исправно снабжать его новостями из жизни родителей и брата вплоть до лета 2017 года. На страницы светской хроники разных европейских стран Малфои попадали нередко.

Драко еще повезло, что волшебная Британия мало интересовалась новостями с материка, а то веселая жизнь у них началась бы не этим летом, а гораздо, гораздо раньше. А так он даже умудрился какое-то время скрывать свои семейные истории от Грейнджер - недолго, конечно, она довольно быстро поняла, что с ним что-то не так. Еще раньше нее, как выяснилось, заволновался Поттер.

Не то, чтобы Драко перестал есть и спать или начал срываться на работе, или что-то такое. Наоборот, он был еще более собран, чем обычно, исправно читал Джону книжки по вечерам, перестал ссориться с Грейнджер из-за ерунды, не пропускал ни одного срока отчетности, ни одной тренировки, и даже безропотно согласился позаниматься с молодняком, от чего в обычном состоянии всегда отказывался.

В результате Гарри и Гермиона как-то вечером в пятницу встретились, поговорили и вызвали Драко срочной совой в "Дырявый котел", не смотря на то, что была его очередь сидеть с Джоном. Драко тогда по-настоящему взволновался, оставил сына у Молли и Артура, чего делать категорически не любил, и аппарировал прямо в забегаловку. Поттер ласково посмотрел на него, налил сливочного пива, Грейнджер нежно его обняла за плечи и спросила: "Ну, дорогой, расскажешь по-хорошему, что с тобой творится?"

Драко поджал губы, вздернул подбородок и сказал что-то вроде того, что он не в силах сопротивляться количественно превосходящему его противнику. По счастливому совпадению только этим двоим он, пожалуй, и не хотел бы сопротивляться. Он достал из кармана мантии очередную газетную вырезку, кое-как расправил ее, положил на стол. Гермиона пробежала глазами статью, передала мятый клочок бумаги Гарри, взяла Драко за подбородок и внимательно посмотрела ему в глаза.

- Давно? - тихо спросила она.

- Конец января.

У нее был вид, словно она не знает, ударить его или поцеловать. Драко на тот момент прожил с Грейнджер почти четыре года, из них два в законном браке, но предсказать, что она выберет в такой ситуации, он не мог.

Она и сама тоже не смогла решить.

- Ты идиот, Драко Малфой, - сказала она, отстраняясь. - Ты мог бы нам сказать. Мы...

Поттер неловко смотрел то в обрывок, лежащий на столе, то в свою тарелку.

Драко бы ему посочувствовал, если бы ему самому не было так плохо.

- Ничего бы вы не смогли сделать. Никто ничего не может сделать с тем, что мы с родителями... не нашли общего языка. У Малфой-мэнора новый наследник, Грейнджер, и это не я и не наш сын. Я для них теперь - никто.

Они помолчали.

- Я... - начал Драко.

- Ты наш друг, - заявил Поттер, вдруг оторвавшись от созерцания столешницы и уставившись прямо на Драко своими невозможно зелеными глазами. - И ты по-прежнему их сын, хочется им того или нет. Но главное - ты наш друг.

- Ты наш друг, - эхом отозвалась Гермиона, вцепившись ему в левую руку, - ты мой муж и отец моего сына. Я не понимаю, Малфой, тебе этого недостаточно?

Он и сам не знал, достаточно ему этого или нет.

Впрочем, с того вечера ему немного полегчало. В конце концов, он ненавидел скрывать от жены что бы то ни было, а теперь они читали хроники семейства Малфоев (как Грейнджер обозвала непрекращающийся поток газетных вырезок) вместе.

Он не попытался выяснить, кто именно был этим неизвестным доброжелателем. Во-первых, это не имело значения. Во-вторых, не хотел привлекать даже малейшего внимания окружающих к Малфоям-старшим. В-третьих, теперь он по крайней мере знал, что с родителями и братом ("Мерлин, - думал он иногда, - Мерлин, у меня есть младший брат!") все в порядке.

Единственной, кому он рассказал кроме Поттера, Грейнджер и Уизли, была Миллисента.

И она же, единственная, еще в далеком 2005 году предсказала, что его сыну предстоит учиться в Хогвартсе вместе с Гиперионом Малфоем.

Драко тогда ей не поверил.

Date: 2015-07-17; view: 1489; Нарушение авторских прав