Дотронуться до мечты

Блики от бокала весело плясали по стенам.
Хотелось напиться и повеситься. Или скинуться с крыши. Да, мечтать не вредно...
В комнату вошла жена. Светлые волосы, изящная фигурка, дорогой светлый шёлковой халатик, на красивом лице - презрение. Кодовое слово - безупречность.
Он горько усмехнулся.
- Драко просил сообщить, что останется на Рождество в школе, - обычным высокомерным тоном сказала она и быстро вышла.
Он с неудовольствием, каким-то отстранённым, заметил тонкую сеточку морщинок около глаз, теряющую былые формы фигуру... Нет, на самом деле она всё ещё потрясающе красива, он все ещё мог просто любоваться ею, как идеальной статуэткой.
А когда-то давно, кажется, даже не в его жизни, а как будто он просто посмотрел маггловский фильм с обычным хеппи-эндом, этакую романтическую историю, он был готов на любые безумства ради неё.
А сейчас - не готов? Было бессмысленно задавать себе этот вопрос - ответ он знал великолепно. Бессмысленно и глупо. И сейчас, и потом Люциус сделал бы всё для неё.
Ещё одна горькая усмешка, один большой глоток - и вина в бокале не осталось.
Просто так получилось. Это простенькое высказывание стало его панацеей. Он повторял его снова и снова, как некоторые шепчут молитву.
Просто всё так сложилось. Когда-то он, молодой и безумно влюблённый в неё, королеву - где бы она ни появлялась, ей всегда присуждали этот "статус" - пытался добиться её ответной симпатии.
Он раздернул тяжёлые портьеры.
Она тогда хохотала и ничего определённого ему не обещала. Чуть-чуть надежды, лучистый взгляд и улыбка, необычно тёплая для неё... А ему не было нужно что-то ещё. Было привычно думать, что она его всё-таки любила. Он никогда не спрашивал её об этом. Боялся, наверное.
"Почему же не спросил? Ни разу за почти двадцать лет совместной жизни..."
А сейчас как-то так получилось, что это стало казаться самым важным.
"А если никогда не любила? Если у неё просто не было выхода? Если он, привыкший твердить ей слова любви довольно часто и, главное, - всегда искренне! - опасался понять её равнодушие?! "
За окном была мягкая зима. Белые высокие сугробы, деревья в кружеве инея, бархатное, тоже мягкое и какое-то тёплое небо и звёзды, такие же равнодушные и отстранённые.
Странно, ему уже давно казалось, что в его жизни не бывает другого неба, кроме как покрытого низкими серыми тяжёлыми тучами и с моросящим, противным дождём...
Люциус не пытался ловить дождь. Никогда. А Нарцисса часто подставляла под капли аристократические ладони, потом капли стекали по её волосам, и она становилась похожей на нимфу... А ему казалось, что дождь - это так же глупо, как звёзды, и не было смысла их ловить.
А потом всё просто перечеркнулось, развалилось, скомкалось. И стало неважным. Всё стало неважным и ненужным. Наверное, он тогда и понял - ей было всё равно с самого начала.
И стало ещё хуже.
Он опять поправил портьеры. Надежды не осталось, и ему часто казалось, что он уже не живёт, а просто старается пробиться сквозь стену, которую она возвела вокруг своей персоны...
***
С самого детства ей твердили, что она – принцесса. И она старалась, буквально выбиваясь из сил, соответствовать. Потом привыкла, конечно. Льдисто-высокомерная, аристократичная… но статуя. Замерзшая. Ей было необходимо поклонение, обожание, улыбки мужчин, полные восхищения, завистливые вгляды женщин из-под полуопущенных ресниц. Толпы поклонников – впрочем, они у неё были.
Но потом… их с Люциусом свадьбу, в принципе, расписали ещё родители, но затем – она просто влюбилась. Влюбилась до звёзд в руках, до бессмысленно-счастливых улыбок, до рассеянной нежности. И первый раз в жизни она не знала, что надо говорить в таких случаях. Говорить надо было искренне, а её школа хороших манер и умение жить светской жизнью именно этого не предусматривали.
И тогда она растерялась. А Нарцисса Блэк ненавидела растерянность. Поэтому она просто молчала, надеясь, что Люциус всё поймёт сам, скажет за неё все нужные слова.
И будут они жить долго и счастливо…
Нарцисса не была склонна верить этому. Её проклятые рациональность, сухость и прагматичность всегда кричали, что это невозможно.
Так не бывает и всё.
Она старалась уцепиться за мечту, которая таяла, и, в конце концов, Нарцисса устала лелеять её.
Хотя тогда надежда на счастливое будущее в ней, хрупкой семнадцатилетней девушке, не угасла.

***
Кажется, тогда светило солнце. В день, когда состоялась их свадьба, и он признавался ей в вечной любви, хотя они оба слишком хорошо усвоили, что нет ничего вечного. Правило номер один их воспитания.
А ещё он боялся. Очень боялся, что Нарцисса выходит за него замуж только из-за давления родителей. Собственно, им всё равно не давали выбора.
Люциус налил себе ещё вина. Если уж повеситься никак, то хоть напиться он должен.
А ей было, естественно, всё равно – как обычно. Она и была такой же, как обычно: презрительный взгляд, гордо вскинутая голова, негромкий голос. И, тоже как всегда, - потрясающе красивая.
Нарциссу хотелось расшевелить, рассмешить, чтобы ледяное равнодушие сменилось, наконец, чем-то более… человеческим.
Странно, но Люциус никогда не замечал, что сам он ведёт себя точно так же. Они были похожи.
Но он улыбался – хотя бы иногда.
Редко, но Нарциссу всё же удавалось развеселить. И она становилась похожа на нимфу – с искренней улыбкой, лёгкая воздушная светлая. Глядя на её улыбку, он клялся себе, что сделает всё возможное, лишь бы она улыбалась чаще.
Он мечтал обращаться с ней, как с хрупкой хрустальной статуэточкой, но опасался, что она воспримет это с очередной презрительной усмешкой.
Больше всего на свете Люциус Малфой боялся выглядеть в глазах своей жены слабаком или – того хуже – шутом.

***
Ей хотелось искренности. Нарцисса жаждала настоящей любви. Пусть даже она не будет красивой, как это положено в их кругу, «книжной», но – настоящей.
Она чувствовала, что Люциус выстраивает стену осторожности и недомолвок вокруг них, и тоже старалась держать дистанцию.
Она не хотела говорить те самые слова. Боялась, что не сможет.
Или – ещё хуже, - что он просто рассмеётся ей в лицо. Для неё, первой королевы, страх быть отвергнутой, да ещё и человеком, которого она действительно полюбила, пересиливал даже желание понять его, разобраться в нём. Хотя какой-то уголок её сознания вкрадчиво шептал ей, что, если только она сумеет рискнуть, всё у них будет сказочно и так, как того пожелает она.
Что это очень глупо – теряться в самой себе из-за глупейшего неумения проигрывать.
Нарцисса никогда в жизни не слушала этот кусочек своего сознания – свой самый пакостный инстинкт.
Она же не должна верить в любовь, так не бывает!..

В день их свадьбы ярко светило солнце. Она восприняла это как хороший знак.
Люциус, отчего-то смутившись, произнёс всё, что полагалось.
И снова – Нарцисса бесконтрольно мечтала поверить, что он говорит всерьёз, и… не смогла.
Ей, выросшей среди интриг и всех прелестей высшего общества, было нелегко научиться верить людям.
Собственно, она не умела верить и сейчас.
И тот самый инстинкт настойчиво толкал её в спину, нашёптывая: «Это же твой шанс, возможность, не упусти их. Ты сможешь, у тебя всё получиться. Сыграй со своим страхом – и ты будешь вознаграждена. Ты не сумеешь прятаться всю свою жизнь под маской, пытаясь понять, лжёт он или нет. Ты же знаешь, что для самой себя ты выберешь худший ответ из возможных. Не бойся!»
Помниться, тогда она послала этот дьявольский инстинкт куда подальше. И посылала всю жизнь.
Но иногда ей начинало казаться, что она ошибается.
Что её броня – ледяная маска безразличия – самая большая глупость за всю её жизнь.

***
Конечно, Люциус мечтал всё изменить. Мечтал видеть свою жену смеющейся. Мечтал видеть её счастье.
Но со стороны она казалась ему не оттаявшей ещё ледяной фигуркой. Он боялся давить на неё – понимал, что она может замкнуться в себе окончательно.
Он не знал, что Нарцисса – теперь уже – Малфой не оттает никогда.
Как не знал Люциус и того, что ему придётся всю жизнь пытаться сократить дистанцию.
Что ему это не удастся.

***
Нарцисса не хотела жизни, как на фотографии с какого-нибудь очередного громкого торжества.
Глоток свободы и романтика – всё, что ей необходимо.
Только никто – за всю её жизнь! – не научил её высказывать подобные желания.
Люциус не спешил восхищаться ею, как делал это раньше.
Она не понимала, что он просто отчаялся.
Потом она родила ему наследника.
И как раз в этот момент они отдалились друг от друга ещё дальше.

Люциус – лев, царь зверей – недоумевал, отчего она предпочитает держаться от него ещё дальше, чем прежде.
Поэтому он с головой ушёл в замыслы Пожирателей Смерти.
Нарцисса не могла заставить себя выбросить из головы мрачные размышления о том, что она для Люциуса – лишь красивая, ухоженная, дорогая игрушка.
Статуэтка, которую ставят на стол.
Жизнь всё больше и больше напоминала картинку в журнале, хотя когда-то они оба отдали бы всё, лишь бы с ними этого не произошло.
***
Потом – Волдеморт канул куда-то в неизвестность.
И ей казалось, что уж сейчас-то он обязан приободрить её, восхищаться ею, говорить ей о своей неземной любви – искренне, главное искренне.
Но ничего этого не произошло, и она кинулась маниакально воспитывать их сына.
Люциус остро ненавидел фальшь – и отчаянно фальшивил, заставляя поверить, что всё ещё можно наладить, что надо только чуть-чуть терпения, что потом – когда «потом» он не знал, но в абстрактном значении это слово нравилось ему больше – всё будет по-другому.

Они молчали с умением бывалых шпионов, она – всё из-за того же страха, он – от усталости и отчаяния.
Но всё-таки – им действительно стало полегче.

***
А потом Волдеморт вернулся.
И вместе с ним – её паника, недовольство и раздражение.

Люциус пытался совместить несовместимое – остатки любви к Нарциссе и преданность к Волдеморту.
Он начал ошибаться, хотя Люциус Малфой – лев, царь всех зверей – не имел на это права.
И какой-то там последний инстинкт негромко втолковывал ему, что в случае ошибки расплачиваться придётся его сыну.
Собственно, так оно и произошло.

Нарцисса металась в безумной тревоге, а инстинкт вновь дал о себе знать нескончаемыми нравоучениями: «Ты должна была суметь. Сколько лет у тебя было? Двадцать? Если ты так трясёшься за свою любовь, то почему бы не сказать ему?.. Не рассказать обо всём?.. Он не умеет читать мысли…».
Нарцисса пыталась отнекиваться, но, очевидно, здравый смысл и расчётливость её покинули.

***
Он сидел в Азкабане и был даже рад в какой-то степени этому обстоятельству – неизвестно, что сделал бы с ним Тёмный Лорд, окажись Люциус на свободе.
И сейчас ему хотелось дотянуться до мечты. Первый и последний раз.

Нарцисса достаточно долго просила разрешения увидеть мужа, но, получив его, мигом растеряла всю свою уверенность.
Всё-таки как была она трусихой, так трусихой и остаётся.
И никакая внешняя холодность этого не скроет, Нарцисса знала это точно.

Азкабан оказался… отчаянным местом. Именно отчаянным. И ей вновь стало страшно.

«Дотронься до мечты. Хотя бы сейчас».

- Здравствуй, Люциус.
- Нарцисса?.. Здравствуй. Как ты? Как Драко?
- Всё хорошо, - «Можно сказать и так» - мрачно усмехнулась она про себя, - а как ты? – «Глупый, очень глупый вопрос, Нарцисса».
- Тоже… неплохо. Знаешь, Нарцисса…
Мечта взмахнула крыльями. Двадцать лет на три слова – это излишне.
Тогда было сказано всё, что было необходимо.
Всё, что они желали услышать.
Нарцисса никогда бы не подумала, что самый романтический момент в её жизни произойдёт в Азкабане.
Он коротко погладил её пальцы, а она искренне улыбнулась.
И оказалось, что инстинкт был совершенно прав.
Стоило рискнуть ради того, чтобы почувствовать, как рушатся барьеры.
Ради осторожной нежности в его глазах.
Ради её неуверенной, но светлой и такой открытой улыбки.
А ведь могли дотронуться до мечты гораздо раньше, просто посмотреть на небо и увидеть там солнце.
Почувствовать и рискнуть.

И последнее, что ещё успели понять оба, перед тем, как научиться жить заново, вдвоём:
«Риск – благородное дело».

Date: 2015-07-17; view: 642; Нарушение авторских прав