Настоящее

Конец ноября 1997 года

Криса трясло, пока он сидел на заднем сиденье полицейского автомобиля. Обогреватель был включен на полную, но Крису пришлось сесть вполоборота, чтобы наручники не давили в спину, и как он ни старался взять себя в руки, его все равно продолжало трясти.

– Как ты там сзади? Нормально? – спросил полицейский, сидевший рядом с водителем.

Крис заверил, что все в порядке, однако голос его треснул, словно спелая дыня, когда он произнес лаконичное «да».

Ничего нормального с ним не было. Даже близко. Он еще никогда в жизни не был так напуган.

В машине витал аромат кофе. По радио что‑то болтали на диалекте, который Крис не понимал, и на мгновение происходящее обрело истинный смысл: если рушится весь его мир, разве не логично, что он больше не может говорить на родном языке? Он замер на сиденье, опасаясь, что намочит штаны от страха. Это какая‑то ошибка. Отец с адвокатом встретят его возле полицейского участка, и Джордан Макфи, подобно Перри Мейсону, выступит с убедительной речью, и окружающие поймут: произошла ошибка. Завтра он проснется и посмеется над этой ситуацией.

Машина резко свернула налево, и Крис увидел, как в окне блеснули огни. Он полностью потерял ощущение времени и пространства, но догадался, что они подъехали к полицейскому участку.

– Идем! – велел тот полицейский, что повыше, открывая заднюю дверцу автомобиля. Крис подполз к краю сиденья, опираясь на скованные за спиной руки, чтобы не упасть. Опустив одну ногу на тротуар, он попытался выбраться из патрульной машины, но упал лицом прямо на асфальт.

Полицейский, ухватившись за наручники, рывком поставил его на ноги и не церемонясь поволок в участок. Криса втолкнули в заднюю дверь, которую он раньше не заметил. Полицейский запер свое табельное оружие в ящик и связался с кем‑то по внутренней связи. Потом послышалось жужжание, и двери открылись. Крис оказался у стойки дежурного, где за письменным столом сидел заспанный сержант. Крису разрешили сесть и стали задавать вопросы: имя, возраст, адрес. Он отвечал как можно учтивее, пытаясь хорошим поведением заслужить их благосклонность.

Потом патрульный, который доставил Криса в участок, поставил его у стены и всучил карточку с номером и датой, как в кино. Он поворачивался налево, направо, пока делали снимки.

По их приказу Крис вытащил все из карманов и протянул руки, чтобы у него взяли отпечатки пальцев, двадцать один отпечаток – в картотеку местной полиции, полиции штата и ФБР. Потом полицейский вытер ему руки влажной салфеткой, забрал его обувь, ремень и по внутренней связи велел открыть третью камеру.

– Шериф уже едет, – сообщил он Крису.

– Шериф? – удивился Крис, и его снова пробрала дрожь. – Зачем?

– Ты не можешь остаться на ночь в участке, – объяснил полицейский. – Он отвезет тебя в окружную тюрьму в Графтон.

– В тюрьму? – прошептал Крис.

Его отправят в тюрьму? Вот так, за здорово живешь?

Он остановился, преградив дорогу идущему следом полицейскому.

– Я никуда не пойду! – заявил Крис. – Сюда едет мой адвокат.

Полицейский рассмеялся.

– Серьезно? – И подтолкнул его вперед.

Камера оказалась размером полтора на два метра и находилась в полуподвальном помещении. Честно признаться, Крис уже бывал здесь ранее: когда он был в лагере скаутов, их возили на экскурсию в полицейский участок Бейнбриджа. В камере имелась раковина из нержавейки, унитаз и койка. Дверь из стальных прутьев, система видеонаблюдения.

Полицейский заглянул под матрас – искал клопов, оружие? – потом расстегнул наручники и втолкнул Криса внутрь.

– Есть‑пить хочешь? – спросил он.

Обескураженный тем, что полицейский заботится о таких земных благах, Крис удивленно уставился на него. Есть он не хотел, от происходящего тошнота подступала к горлу. Он отрицательно покачал головой, пытаясь не обращать внимание на лязг запираемых камерных засовов, подождал, пока полицейский отойдет от камеры, встал и справил малую нужду. Ему хотелось признаться полицейским, которые его арестовали, тем, кто бросил его в эту камеру, что он, Крис, не убивал Эмили Голд. Но отец велел ему хранить молчание, и это отцовское предупреждение оказалось даже сильнее липкого страха, сковавшего Криса.

Он вспомнил о праздничном торте, который испекла мама, о свечках, которые оплавятся до глазировки на нетронутом куске, оставшемся на его тарелке. Куске торта с клубничной начинкой, такой же алой, как кровь.

Он провел рукой по шершавым шлакобетонным стенам камеры и стал ждать.

Джордан Макфи больше всего любил исследовать женское тело.

Он быстро и энергично действовал под одеялом, оценивая губами и руками полученную информацию, словно готовясь нанести ее на карту.

– О да, – шептала она, зарываясь руками в его густые черные волосы. – О боже!

Она кричала все громче и громче. Неприлично громко. Он погладил ее рукой по животу.

– Тс‑с, – пробормотал он ей в бедро. – Забыла?

– Как, – произнесла она, – я… могла… забыть!

Она обхватила его голову и прижала к своему телу в то самое мгновение, как он приподнялся, чтобы зажать ей рот рукой. Думая, что это такая игра, она его укусила.

– Черт! – выругался он, скатываясь с нее.

Джордан бросил взгляд на женщину, сердитый и затуманенный. Он покачал головой, даже желание пропало. Обычно он лучше разбирался в женщинах. Он потер укушенную ладонь, решив, что никогда больше не будет встречаться с подругами своей помощницы, а если и будет, то уж точно не станет напиваться за ужином и приглашать их домой.

– Послушай, – сказал он, стараясь мило улыбаться. – Я же объяснил тебе, почему…

Женщина – ее звали Сандра – легла на него сверху, прильнув к его губам. Потом отстранилась и провела пальцем по нижней губе.

– Мне нравятся мужчины, которые вкусом похожи на меня, – сказала она.

Джордан почувствовал, как его снова охватывает желание. Возможно, вечер еще не окончен.

Зазвонил телефон, и Сандра сбила его с ночного столика. Джордан выругался и потянулся к трубке, а она обхватила его запястье.

– Пусть лежит, – прошептала она.

– Нельзя, – ответил Джордан, откатываясь от любовницы и нащупывая телефон на полу. – Макфи! – выдохнул он в трубку.

Мгновение он молча слушал, потом подобрался, руки инстинктивно потянулись за ручкой и блокнотом, лежащими на ночном столике, чтобы записать полученную информацию.

– Не волнуйтесь, – успокоил он. – Мы позаботимся об этом. Да. Встретимся на месте.

Он положил трубку, поднялся грациозно, словно лев, и спокойно натянул штаны, которые сбросил у двери в ванную комнату.

– Прости, – извинился он, застегивая «молнию», – но мне нужно уйти.

Сандра застыла с открытым ртом.

– Вот так? Взять и уйти?

Джордан пожал плечами.

– Такая работа, но кто‑то должен ее делать, – ответил он. Потом взглянул на лежащую в постели женщину. – Ты… меня не жди.

– А если я хочу? – спросила Сандра.

Джордан повернулся к ней спиной.

– Я вернусь нескоро, – сказал он. Засунул руки в карманы, послал любовнице прощальный взгляд. – Я позвоню.

– Не позвонишь, – с готовностью возразила Сандра. Поднялась нагая с постели и исчезла в ванной, заперев за собой дверь.

Джордан покачал головой и тихо вышел в кухню. Стал искать, на чем бы написать записку. Внезапно вспыхнул свет, и Джордан оказался лицом к лицу с тринадцатилетним сыном.

– Почему ты не спишь?

Томас пожал плечами.

– Прислушиваюсь к тому, чего слышать не должен, – ответил он.

Джордан бросил на него сердитый взгляд.

– Быстро спать. Завтра в школу.

– Еще только половина девятого, – возразил Томас.

Брови Джордана поползли вверх. Неужели? Сколько же он выпил за ужином?

– Что? – усмехнулся Томас. – Решил подышать свежим воздухом?

Джордан ухмыльнулся.

– Мне больше нравилось, когда ты был маленьким.

– Тогда я частенько описывал стены в туалете. Думаю, мой теперешний возраст намного лучше.

Джордан не был в этом так уверен. Он растил сына один, с тех пор как Томасу исполнилось четыре года и Дебора решила, что роль матери и жены свихнувшегося на работе адвоката не для нее. Она вошла в кабинет мужа с их сыном, документами о разводе и билетом в Неаполь в один конец. Последнее, что слышал о ней Джордан, – она жила с каким‑то художником вдвое старше ее на левом берегу Парижа.

Томас наблюдал, как отец жадно пьет холодный, сваренный еще утром кофе.

– Это просто неприлично, – заявил Томас, – возможно, не настолько вульгарно, как привести домой…

– Довольно, – оборвал Джордан. – Мне не следовало так поступать. Доволен? Ты прав, я – нет.

Томас сиял, как новая монета.

– Да? Мы можем запечатлеть этот исторический момент на видео?

Джордан поставил кофейник и затянул на шее галстук.

– Звонил клиент. Я должен идти. – Он схватил куртку, которая так и висела на спинке кресла, повернулся к сыну спиной. – Не звони мне на пейджер. Он, кажется, разрядился. Если буду нужен, обращайся на работу, я проверю голосовую почту.

– Мне ты нужен не будешь, – заверил Томас. Он кивнул в сторону отцовской спальни. – Может, мне стоит пойти поздороваться?

– А может, тебе стоит отправиться в свою комнату? – улыбнулся Джордан сыну и выскочил в дверь, чувствуя на своих плечах сыновье восхищение.

Гас перегнулась на заднее сиденье машины, чтобы застегнуть куртку Кейт под самое горло.

– Согрелась? – спросила она.

Кейт кивнула, все еще находясь в ступоре от одной мысли, что ее брата забрала полиция. Она подождет в машине, пока родители с адвокатом уладят это недоразумение, – не самое лучшее, но единственно приемлемое решение. В двенадцать лет Кейт была все еще недостаточно взрослой, чтобы оставаться ночью дома одной, а кому прикажете Гас звонить? Ее родители живут во Флориде, с родителями Джеймса случится сердечный приступ, чуть только они узнают о скандале. Мэлани – единственная близкая подруга, которой могла бы позвонить Гас и попросить посидеть с ребенком, – считает, что Крис убил ее дочь.

Но так же сильно, как Гас хотела оградить свою дочь от всего этого кошмара, некий внутренний голос настойчиво убеждал ее держать Кейт как можно ближе. «У тебя осталась одна дочь, – шептал голос. – Не своди с нее глаз».

Гас протянула руку и погладила волосы Кейт.

– Мы скоро вернемся, – заверила она. – Заблокируй двери, когда я выйду.

– Знаю, – ответила Кейт.

– И веди себя хорошо.

«Не так, как Крис». Эта мысль прыгала между Гас и Кейт – мерзкая, предательская мыслишка. Мать поскорее вышла из машины, чтобы ни одна из них не успела озвучить эту мысль и даже признаться, что она могла прийти им в голову.

Гас и Джеймс Харт топтались в маленьком круге света, который отбрасывал фонарь, стоящий у полицейского участка, как будто переступить порог без рыцаря‑юриста в арьергарде – дело неслыханное и, несомненно, рискованное. Джордан поднял руку в знак приветствия, когда переходил улицу. На ум пришла старая пословица о том, что люди, давно живущие вместе, становятся похожи друг на друга. Черты лица у супругов Харт были разные, но общие душевные переживания в тот момент сделали их похожими, как близнецов.

– Джеймс… – приветствовал Джордан, пожимая доктору руку. – Гас… – Он бросил взгляд на вход в участок. – Вы уже были внутри?

– Нет, – ответила Гас. – Ждали вас.

Джордан по телефону хотел сказать им, чтобы ждали в вестибюле, но потом передумал. Предстоящий разговор лучше вести тет‑а‑тет, а как бывший прокурор он знал, что у стен полицейского участка тоже есть уши. Он чуть плотнее запахнул куртку и попросил Хартов рассказать, что произошло.

Гас сообщила об аресте во время ужина. Пока жена излагала события, Джеймс стоял в стороне, как будто пришел полюбоваться архитектурой, а не защитить своего сына. Джордан слушал Гас, не сводя задумчивого взгляда с ее мужа.

– Значит, – подытожила Гас, потирая руки, чтобы согреться, – вы можете переговорить с полицией и его отпустят, так?

– Честно признаться, нет. Крис останется на ночь, пока ему не будет предъявлено обвинение, что, скорее всего, произойдет завтра утром в окружном суде Графтона.

– Он же не будет ночевать здесь, в камере?

– Нет, – ответил Джордан. – Полиция Бейнбриджа не имеет подходящих условий для содержания заключенных. Его переведут на ночь в окружную тюрьму Графтона.

Джеймс отвернулся.

– Что же нам делать? – прошептала Гас.

– Ничего, – ответил Джордан. – От нас сейчас мало что зависит. Я пойду поговорю с Крисом. Утром я буду здесь, когда ему предъявят обвинение.

– И что?

– По сути, генеральный прокурор предъявит Крису обвинение. Мы признáем или не признáем себя виновными. Я попытаюсь добиться того, чтобы Криса выпустили под залог, но это будет непросто, учитывая серьезность выдвигаемых против него обвинений.

– Вы намекаете на то, – ответила Гас срывающимся от гнева голосом, – что мой сын, который ничего плохого не совершал, должен провести в тюрьме целую ночь, и может быть, не одну, а вы никак не можете это предотвратить?

– Возможно, ваш сын ничего плохого и не совершал, – мягко возразил Джордан, – но полиция не верит в его версию о двойном самоубийстве.

Джеймс откашлялся, нарушив молчание.

– А вы? – спросил он.

Джордан взглянул на родителей Криса – мать вот‑вот лишится чувств прямо на тротуаре, отец явно сбит с толку и чувствует себя неловко – и решил сказать им правду.

– Звучит… убедительно, – ответил он.

Как Джордан и ожидал, Джеймс отвернулся, а Гас впала в ярость.

– В таком случае, – обиженно бросила она, – если у вас не лежит к этому сердце, мы наймем другого адвоката.

– Моя работа не в том, чтобы верить вашему сыну, – возразил Джордан. – Мое дело – вытащить его из тюрьмы. – Он посмотрел Гас прямо в глаза. – И я могу это сделать.

Она долго пристально разглядывала адвоката, достаточно долго, чтобы Джордан почувствовал, как она напряженно размышляет, отделяя зерна от плевел.

– Я хочу увидеть Криса. Сейчас же, – выпалила она.

– Нельзя. Только в часы приема передач – до этого еще несколько часов. Я передам ему все, что хотите.

Джордан придержал для Гас дверь в участок, запах возмущения следовал за ней по пятам. Адвокат уже и сам хотел войти, но его остановил Джеймс Харт.

– Я могу задать вам вопрос?

Джордан кивнул.

– По секрету?

Джордан снова кивнул, на этот раз медленнее.

– Дело в том, – старательно подбирая слова, произнес Джеймс, – что это мой пистолет. – Он сделал глубокий вдох. – Я не говорю о том, что случилось или чего могло не произойти. Я просто говорю о том, что полиции известно, что кольт взят из моего сейфа.

Джордан нахмурился.

– Я становлюсь соучастником? – спросил Джеймс.

– Убийства? – уточнил Джордан и отрицательно покачал головой. – Вы же не умышленно положили оружие в сейф, чтобы Крис взял его и кого‑то застрелил.

Джеймс медленно выдохнул.

– Я не говорю о том, что Крис взял его, чтобы кого‑то застрелить, – уточнил он.

– Я понимаю, – заверил Джордан. И последовал за Джеймсом в здание полиции Бейнбриджа.

Услышав шаги, Крис вскочил и прижался лицом к пластиковому окошку камеры.

– Пришел адвокат, – сообщил полицейский, а по ту сторону решетки уже стоял Джордан Макфи.

Он опустился на стул, который принес ему полицейский, и достал из портфеля блокнот для записи.

– Ты что‑нибудь говорил? – внезапно спросил он.

– Что? – удивился Крис.

– Что угодно, копам, дежурному? Что‑нибудь?

Крис покачал головой.

– Только то, что вы приедете, – ответил он.

Джордан заметно расслабился.

– Хорошо. Просто отлично, – сказал он. Проследил за Крисом взглядом и увидел видеокамеру. – Они это не записывают. Не станут подслушивать. Элементарные права заключенного.

– Заключенного, – повторил Крис. Он старался выглядеть равнодушным, не хныкать, но голос его дрожал. – Я могу поехать домой?

– Нет. Первое – ничего никому не говори. Скоро за тобой приедет шериф и отвезет в окружную тюрьму Графтона. Тебя зарегистрируют. Делай то, что велят, – это всего на несколько часов. Когда утром ты проснешься, я уже буду там, и мы отправимся в суд, где тебе предъявят обвинение.

– Я не хочу в тюрьму! – побледнел Крис.

– У тебя нет выбора. Ты должен находиться под стражей, пока тебе будут предъявлять обвинение, а прокурор устроила все так, что тебе придется ждать целую ночь. А это означает – Графтон. – Он взглянул прямо на Криса. – Она сделала это намеренно, чтобы напугать тебя. Она хочет, чтобы ты трясся от страха, когда увидишь завтра в зале суда ее лицо.

Крис кивнул и тяжело сглотнул.

– Тебе предъявят обвинение в убийстве первой степени, – продолжал Макфи.

– Я этого не делал, – возразил Крис.

– Я не хочу знать, убивал ты или нет, – мягко ответил Джордан. – Так или иначе, это не имеет значения. Я буду продолжать тебя защищать.

– Я этого не делал, – повторил Крис.

– Отлично, – нетерпеливо произнес Джордан. – Завтра прокурор будет настаивать на том, чтобы не отпускать тебя под залог. Суд, скорее всего, примет ее сторону, учитывая тяжесть предъявляемых обвинений.

– Вы имеете в виду – тюрьма?

Джордан кивнул.

– Надолго?

Что‑то в голосе Криса задело чувствительные струны в душе адвоката. Джордан склонил голову на бок, и внезапно черты лица его клиента изменились, и он уже смотрит на Томаса, на маленького Томаса, который спрашивает, когда снова увидит маму. Было что‑то общее в мальчишечьих голосах, когда они понимали, что уже не являются непобедимыми, когда осознавали, как медленно может тянуться время.

– Как выйдет, – ответил Джордан.

Среди ночи Джеймс неожиданно проснулся. Спросонья воображение отнесло его на несколько лет назад, и он резко сел в кровати, готовый услышать громкие рыдания Кейт, у которой болит ушко, или мягкие шаги Криса, которому приснился кошмар и теперь он пробирается в родительскую спальню, чтобы в их кровати найти утешение. Но стояла тишина. Когда глаза Джеймса привыкли к темноте, он увидел, что половина кровати, где спала Гас, пуста.

Он смахнул остатки сна и вышел в коридор. Кейт мирно посапывала, а Крис… что ж, постель Криса была аккуратно заправлена. Новое открытие ударило Джеймса под дых, он физически ощутил боль и споткнулся. Потом побрел вниз на какой‑то невнятный звук. Приглушенный розовый свет мелькнул в прачечной. Джеймс тихонько прошел через кухню и в нерешительности остановился в полуметре от дверей в прачечную.

На холодном кафельном полу сидела Гас, прижавшись спиной к вращающейся сушилке, которую она намеренно включила, чтобы заглушить рыдания. Лицо его жены покраснело и пошло пятнами, из носа текло, плечи опустились, спина сгорбилась, как у старухи.

Гас никогда не была плаксой. Сейчас она рыдала так, как делала все остальное, – неистово, взахлеб. Джеймс поразился, как долго ей удавалось сдерживать внутри себя эту боль.

Он хотел было распахнуть полуоткрытую дверь, упасть на колени перед женой, обнять ее за плечи, отвести наверх. Он уже поднял руку и погладил деревянную дверь, гадая, что сказать Гас, чтобы успокоить. Но что мудрого он мог сказать, когда сам не знал, как себя вести?

Джеймс поднялся в спальню, лег в кровать и накрыл голову подушкой. Несколько часов спустя, когда Гас заползла под одеяло, он попытался сделать вид, что не чувствует тяжести ее горя, которое лежало между ними, словно беспокойный ребенок, горя настолько плотного, что он не мог протянуть руку и коснуться жены.

Вокруг тюрьмы тянулся высокий металлический забор, по верху которого была намотана колючая проволока. Крис закрыл глаза, с детским упорством надеясь: если он сможет отстраниться от происходящего вокруг, значит, ничего на самом деле ужасного и не происходит.

Шериф помог ему выбраться из машины и повел к тюремным воротам. Надзиратель открыл тяжелую стальную дверь и впустил их внутрь. Крис смотрел, как дверь за ними снова закрылась.

– Привез еще одного, Джо?

– Их как блох на собаке, – ответил шериф, – только успевай ловить.

Окружающие, казалось, решили, что шутка смешная, поэтому засмеялись. Шериф передал полиэтиленовый пакет, внутри которого лежали знакомые Крису вещи – его бумажник, ключи от машины, мелочь. Второй полицейский взял пакет.

– Оформишь бумаги? Возьми в пакете.

Шериф ушел, даже не взглянув на Криса. Оставшись наедине с двумя надзирателями, которых он знал еще меньше, чем шерифа, Крис снова начал дрожать.

– Подними руки в стороны, – велел один из них.

Он встал напротив Криса, похлопал его по шее, груди, по ногам. Второй стал записывать в журнал личные вещи Криса.

– Сюда.

Первый надзиратель схватил Криса за локоть и повел к распределителю. Засуетился с табличкой, протянул ее Крису, потом поставил его к стене.

– Улыбочку, – хмыкнул он, – вспышка, снято.

Он усадил Криса у единственного стола, макнул его пальцы в чернила, откатал отпечатки. Потом протянул Крису тряпку, чтобы тот вытер руки, и бросил через стол лист бумаги. Крис взглянул на него, пока надзиратель ходил за карандашом.

– Заполни, – велел он.

Первый же вопрос поставил Криса в тупик. «Вы склонны к самоубийству?» Его психиатр отлично знает, что нет. Адвокат полагает, что склонен. Поколебавшись, он отметил «да», потом стер и ответил «нет».

«Болеете СПИДом?»

«Сейчас есть какие‑либо проблемы, связанные со здоровьем?»

«Хотите, чтобы вас осмотрел врач, пока вы здесь?»

Крис пожевал кончик карандаша.

«Да», – отметил он. Потом написал на полях: «Доктор Фейнштейн».

Он закончил заполнять анкету и прочел свои ответы с таким же вниманием к мелочам, как будто сдавал выпускной экзамен. А если кто‑нибудь соврет? Если человек склонен к самоубийству или умирает от СПИДа, а утверждает обратное?

Полиция будет проверять?

Надзиратель повел его наверх, в комнату охраны, где находилось множество крохотных телевизоров. Перекинулся парой слов с дежурным офицером (смысл диалога остался для Криса загадкой), потом провел его еще в одну маленькую комнатку. Когда за спиной хлопнули двери, Крис вздрогнул.

– Замерз? – равнодушно спросил тюремщик. – Тебе повезло, нашим постояльцам предоставляется бесплатная одежда. – Он подождал, пока Крис встанет, и протянул ему синий комбинезон. – Надевай.

– Здесь? – удивился смущенный Крис. – Сейчас?

«Плевое дело», – уверял он себя. Крис миллион раз раздевался догола в раздевалке, на виду у десятка ребят. Один тюремщик и всего лишь до трусов – вообще не проблема. Когда Крис стал застегивать «молнию» на комбинезоне, руки его так тряслись, что пришлось спрятать их за спину.

– Оделся? – спросил офицер. – Идем!

Он повел Криса по коридору в камеру строгой изоляции. С каждым вздохом дышать Крису становилось все тяжелее и тяжелее. То ли это игра воображения, то ли тюремный воздух на самом деле более разрежен? Надзиратель открыл тяжелую дверь и повел Криса по узкому серому проходу. По обе стороны – одиночные камеры, но двери‑решетки открыты. В конце блока по эту сторону решетки висел телевизор. Передавали вечерние новости.

Внезапно воздух прорезал звонок, прокатившийся сквозь прутья решеток и пустой коридор.

– Строгая изоляция! – выкрикнул голос, и Крис услышал топот ног заключенных, возвращавшихся в свои камеры.

– Пришли, – известил надзиратель, заводя Криса в свободную камеру. – Нижняя койка.

В его отсеке сидело еще трое. Невысокий мужчина с крошечными, глубоко посаженными глазками и козлиной бородкой вошел в камеру следом за Крисом и опустился на койку. В конце прохода погас телевизор.

Надзиратель закрыл дверь Крисовой камеры. Свет приглушили, но не выключили совсем. Наконец вся тюрьма затихла, слышно было только дыхание заключенных.

Крис забрался на койку. Его глаза уже привыкли к темноте, поэтому он мог различить прохаживающегося по ту сторону решетки надзирателя, мог видеть его улыбку.

Крис повернулся на другой бок, чтобы видеть только стену, за которую его заточили. Он прижал ко рту рукав спортивного костюма, чтобы заглушить рыдания, и дал волю слезам.

Майкл на следующее утро спустился в кухню и не мог поверить своим глазам. Мэлани стояла за плитой: лопатка в одной руке, ручка сковородки в другой. Он наблюдал за тем, как она переворачивает блины и заправляет выбившийся локон за ухо, и думал: «Да, вот та женщина, на которой я женился».

Он намеренно зашумел, чтобы жена подумала, что он только что вошел. Мэлани повернулась и широко улыбнулась.

– Проснулся? – спросила она. – А я уже хотела идти тебя будить.

– Чтобы покормить завтраком, надеюсь?

Мэлани засмеялась. Смех показался таким незнакомым, что оба – и она, и Майкл – на мгновение замерли. Потом Мэлани отвернулась и взяла со стола блюдо с блинчиками. Подождала, пока Майкл займет свое привычное место за столом и, не сводя взгляда с мужа, поставила блюдо перед ним.

– Гречневая мука, – негромко сказала она.

– Честно признаться, – возразил он, – меня зовут Майкл.

Мэлани улыбнулась, и Майкл инстинктивно обхватил ее за бедра, притянул к себе и прижался головой к ее животу. И почувствовал, как жена погладила его по волосам.

– Мне тебя не хватало, – пробормотал он.

– Знаю, – ответила Мэлани. Она на мгновение задержала руку, потом отдернула. – Ешь с сиропом.

Она сняла с плиты кастрюльку, в которой пузырился кленовый сироп, и полила им блинчики Майкла.

– Я подумала, почему бы нам сегодня утром не прогуляться?

Майкл впился зубами в сочный блинчик. Он должен был вывести глистов у щенят в соседнем городке, наведаться к лошади, страдающей коликами, заглянуть к больной ламе. Но он давно не видел Мэлани такой… они давно не были вместе в последнее время.

– Конечно, – ответил он. – Мне только нужно кое‑кому позвонить, чтобы перенести встречи.

Мэлани опустилась на стул напротив Майкла. Он протянул руку, и она вложила в нее свою.

– Было бы отлично.

Он закончил завтрак и пошел в кабинет позвонить. Когда вернулся, Мэлани уже стояла перед зеркалом в прихожей, подкрашивала губы. Она чмокнула губами и заметила в зеркале Майкла.

– Готов? – спросила она.

– Готов, – ответил он. – Куда пойдем?

Мэлани взяла мужа под руку.

– Если я тебе скажу, сюрприза не получится.

Майкл про себя гадал, куда поведет его жена. Не на могилу Эмили – Мэл не стала бы так рваться на кладбище. Явно не обедать – они проехали главную улицу, где находились все рестораны Бейнбриджа. Не в магазин – слишком рано. Не в библиотеку – она в другой стороне.

Но потом Мэлани выехала за пределы города. Они миновали пашни под паром, молочные фермы, длинные отрезки дороги, где не было вообще ничего. Небольшой зеленый знак сообщал о том, что до городка Вудсвиль менее двадцати километров.

Что, черт возьми, им делать в Вудсвиле?

Он был там однажды, чтобы помочь лошади, которая сломала ногу. И если ехал по центру города, то не узнавал его.

Мэлани миновала кирпичное здание, из‑за которого виднелся забор с натянутой проволокой. И Майкл вспомнил, что в Вудсвиле находится окружная тюрьма. Удобно – дальше по улице здание окружного суда.

Его жена свернула на парковку перед зданием суда.

– Тут кое‑что происходит, – невозмутимо сказала она. – Я полагаю, ты должен это видеть.

Когда без пятнадцати шесть дверь камеры со скрипом отворилась, Крис уже не спал. В глаза словно песка насыпали: как бы он их ни тер, становилось только хуже. «Молния» на его спортивной куртке сломалась. И Крис ужасно хотел есть.

– Жратва, – произнес надзиратель, запихивая поднос в камеру.

Крис перевел взгляд от неаппетитных кусков в тарелке на проход. Из другой камеры на него пристально смотрел мужчина с черными глазами. Потом скрылся за клеенкой в душе.

Крис поел, почистил зубы щеткой, которую вчера вечером получил у охранника, и взял одноразовую бритву, которую принес в камеру надзиратель. Потом неуверенно вышел из камеры и направился по проходу к душевой и раковине.

Крис решил побриться, пока другой заключенный закончит принимать душ, и прищурившись глядел в зеркало, которое отражало не лучше жестяной фольги. Когда незнакомец вышел, Крис кивнул ему и отправился под душ.

Он задвинул занавеску, но поверх ее видел, как черноглазый, обвязав полотенце вокруг талии, намыливает лицо и придает форму своей бородке. Крис разделся, включил воду, намылился, закрыл глаза и попытался представить, что только что проплыл невероятную – черт побери! – четырехсотметровку баттерфляем и после соревнований пойдет домой.

– За что тебя?

Крису в глаза попала вода.

– Прошу прощения?

В щель между занавеской и стеной Крис видел, как заключенный оперся о раковину.

– Почему ты здесь?

Мокрые волосы незнакомца достигали плеч. По прическе Крис мог отличить заключенных от людей, находящихся под арестом в ожидании предъявления обвинения, – те, кто отбывали срок, были коротко острижены. Как и сам Крис.

– Мне здесь не место, – ответил Крис. – Это какая‑то ошибка.

Собеседник засмеялся.

– Так все говорят. В тюрьме до черта народа, который, по их словам, и мухи не обидел.

Крис отвернулся и стал намыливать грудь.

– Если ты отвернулся и не видишь меня, это не значит, что я ушел, – сказал незнакомец.

Отряхнув с волос воду, Крис закрыл кран.

– А ты что сделал?

– Перерезал горло своей старушке, – хладнокровно заявил заключенный.

Внезапно Крис почувствовал, как подкашиваются ноги. Он побоялся, что упадет, и оперся о пластмассовую стенку душа. Он не будет находиться рядом с каким‑то уголовником в окружной тюрьме! Его не обвинят в убийстве!

Крис обмотался полотенцем, схватил одежду и спотыкаясь, словно слепой, поспешил в камеру, где сел на койку, опустив голову к коленям, чтобы не вырвать.

Он хотел домой.

В камеру вошел надзиратель, чтобы забрать бритву.

– Пришел твой адвокат, – сообщил он. – Принес одежду. Одевайся, тебя отведут наверх, там переоденешься.

Крис кивнул, думая, что надзиратель будет стоять в камере и ждать, пока он оденется, но тот ушел. Двери камеры оказались открыты. В конце коридора смотрел программу «Сегодня» человек, обезглавивший жену.

– Я уже… готов, – сообщил Крис второму надзирателю, который проводил его до двери, ведущей из блока.

– Удачи, – пожелал черноглазый, не отрывая глаз от экрана.

Крис помолчал, обернулся через плечо.

– Спасибо, – негромко произнес он.

Одежда ждала его в комнате‑распределителе. Крис узнал блейзер от «Братьев Брук», который они с мамой купили в Бостоне. Они специально поехали за костюмом, который Крис смог бы надеть на собеседование в колледж.

А он наденет его в зал суда для предъявления обвинения.

Он надел белую сорочку, серые фланелевые брюки, легкие светлые кожаные туфли, потом галстук и попытался завязать узел, но узел не получался. Крис привык завязывать галстук перед зеркалом, а в распределителе зеркала не было.

Галстук оказался завязан неровно.

Потом он натянул пиджак и подошел к надзирателю, который заполнял какие‑то бумаги. Они молча подошли к кабинету, куда раньше Криса не водили. Конвойный открыл дверь.

В комнате для допросов ждал Джордан Макфи.

– Спасибо, – поблагодарил он конвойного, жестом приглашая Криса сесть напротив. Он дождался, пока за офицером закроется дверь. – Доброе утро. Как прошла ночь?

Он отлично, черт возьми, знал, как она прошла: даже идиот, глядя на круги у Криса под глазами, понял бы, что парень не сомкнул глаз. Но Джордан решил дождаться ответа клиента. Ответ поможет адвокату понять, насколько хватит Криса, ведь они в самом начале долгого пути.

– Нормально, – не моргнув глазом, ответил Крис.

Джордан подавил улыбку.

– Ты помнишь, что я говорил о сегодняшнем дне?

Крис кивнул.

– А где мама с папой?

– Ждут в зале суда.

– Это мама передала одежду?

– Да, – ответил Джордан. – Отличный костюм. Очень стильный, дорогой. Он поможет судье составить представление о тебе.

– Представление? – удивился Крис.

Джордан махнул рукой.

– Да. Белый, зажиточный средний класс, студент‑спортсмен и так далее. Словом, отличный малый. – Он задержал взгляд на Крисе. – В отличие от подонка‑убийцы из низших слоев общества.

Он постучал карандашом по лежащему на столе блокноту, в который записывал всякую ерунду. Во время предъявления обвинения адвокат должен сохранять хладнокровие, как кошка, готовая приземлиться на все четыре лапы независимо от того, как ее швырнули. Есть обвинение, которое предъявлено твоему клиенту, но пока в руки не попадет дело, адвокат понятия не имеет о намерениях и планах прокурора.

– Сегодня слушайся меня. Если я захочу, чтобы ты что‑то сделал или сказал, напишу об этом в блокноте. Но следовать моим указаниям нужно неукоснительно.

– Хорошо, – пообещал Крис. Он встал, разминая ноги, как будто готовился ступить на тумбу перед заплывом. – В таком случае, идем?

Джордан поднял удивленные глаза – такого он не ожидал.

– Я не могу отправиться с тобой в зал суда, – объяснил он. – Тебя приведет шериф.

– Да? – Крис снова опустился на стул.

– Я буду ждать там, – поспешил добавить адвокат. – И твои родители тоже.

– Понятно, – сказал Крис.

Джордан положил блокнот в портфель. Взглянул на него, нахмурился.

– Иди сюда, – позвал он и, когда Крис встал, поправил ему галстук.

– Я не смог завязать, зеркала не было, – объяснил Крис.

Джордан промолчал. Похлопал клиента по плечу и кивнул, довольный его внешним видом. Потом вышел из кабинета, оставив Криса таращиться на открытую дверь, на коридор, ведущий из тюрьмы, и на конвойного, который стоял между дверью и свободой.

Сегодня в окружном суде Графтона слушались уголовные дела.

В таком сельском штате, как Нью‑Гемпшир, серьезные преступления совершались относительно редко, поэтому каждые несколько недель заслушивался сразу ряд дел и предъявлялись обвинения по уголовным делам. Уголовные дела – это вам не мелкие правонарушения, поэтому на заседания собирались местные репортеры, любители судебных баталий и студенты юридического факультета.

Несмотря на то что Хартам было отведено место в первом ряду, прямо за скамьей защиты, они приехали в суд в начале седьмого утра – «на всякий случай», как сказала Гас. Она так крепко сцепила руки на коленях, что уже не знала, сможет ли их разжать. Джеймс сидел рядом с женой и не отрывал взгляда от судьи. Председательствовала похожая на бабушку женщина средних лет с ужасным перманентом. Гас сразу решила, что стоит такой женщине взглянуть на такого ребенка, как Крис, и она тут же прекратит эту фантасмагорию.

Гас наклонилась к Макфи, который раскладывал на коленях документы.

– Когда его приведут? – спросила она.

– В любой момент, – ответил Джордан.

Джеймс повернулся к сидящему рядом мужчине.

– Это у вас «Таймс»? – спросил он.

Когда сосед протянул ему газету, которую уже отложил в сторону, Джеймс улыбнулся и поблагодарил его.

Гас не сводила с мужа изумленного взгляда.

– Ты в состоянии читать? – спросила она. – В такую минуту?

Джеймс педантично сложил первый разворот, провел ногтем большого пальца по изгибу. Потом еще раз.

– Если не читать, – спокойно ответил он, – можно свихнуться.

Он начал просматривать первую страницу.

Гас понимала, что здесь сидят и другие женщины. Женщины, возможно, не в костюме от известного дизайнера и не в бриллиантах, как сама Гас, но такие же матери, чьих сыновей должны были привести в этот зал, как и Криса, и предъявить им обвинение в чем‑то ужасном, что даже трудно себе представить. Некоторые из этих сыновей на самом деле совершили преступление. В этом‑то и была, по мнению Гас, существенная разница между ними.

Ей тяжело было представить, что чувствуют эти матери, чьи сыновья умышленно поджигали дома, резали недругов или насиловали молодых женщин. Она не могла уразуметь, каково это – узнать, что ты выносила ребенка, способного на подобные злодеяния; узнать, что если бы ты не родила его, то зла на земле было бы меньше.

Гас повернула голову, услышав стук каблуков по проходу. По другую сторону прохода заняли свои места Мэлани и Майкл Голд. Мэлани безучастно взглянула на Гас, и та почувствовала, как защемило в груди. Она ожидала всего – презрения, ненависти, но даже представить себе не могла, что глубже всего ранит равнодушие.

В глубине зала справа открылась дверь, и пристав ввел Криса. Руки закованы спереди в наручники, которые крепились к цепи на талии. Он не поднимал глаз. Джордан тут же встал, шагнул к скамье защиты и помог Крису сесть на соседний стул.

Помощником генерального прокурора оказалась молодая женщина с коротко подстриженными черными волосами и нервной походкой. Ее голос – низкий и скрипучий – раздражал Гас. Он напомнил звук, который издает палочка корицы, если натирать ее на терке. Судья Хоккинс нацепила на нос очки.

– Какое следующее дело? – спросила она.

Секретарь прочла: «Штат Нью‑Гемпшир против Кристофера Харта. Большое жюри 5327 17 ноября 1997 года вынесло обвинение в убийстве первой степени. Кристофер Харт обвиняется в том, что он выстрелил Эмили Голд в голову, с заранее обдуманным умыслом лишив девушку жизни».

Бряцнули наручники, когда Крис пошевелил руками. При этих словах, произнесенных вслух, и при упоминании своего имени в связи с убийством Крис почувствовал, что его опять душит противный смех, как на вечере памяти Эмили. Он вспомнил рассуждения доктора Фейнштейна о том, насколько тесно взаимосвязаны определенные эмоции. Неужели смех – оборотная сторона паники?

В зале раздался приглушенный смешок, и на мгновение Крису показалось, что он на самом деле засмеялся. Показалось, что смешок, несмотря на стиснутые зубы, сорвался с его губ. Он повернул голову, как и все собравшиеся, и увидел, что тихо посмеивается мать Эмили.

Судья пристально посмотрела на Криса.

– Мистер Харт, вы признаете себя виновным?

Крис взглянул на Джордана, адвокат кивнул.

– Не признаю, – ответил он слабым голосом.

За его спиной фыркнула Мэлани Голд.

– Не виновным в чем?

Судья недовольно взглянула на Мэлани.

– Мадам, – предупредила она, – прошу вас соблюдать тишину.

Судья отчитывала Мэлани за неподобающее поведение, но Гас на нее не смотрела. Она все ниже и ниже склоняла голову, пока зачитывали обвинительный акт. Убийство первой степени из области криминальных романов и кинофильмов. В реальной жизни такого не происходит. Такого не может происходить в ее жизни.

– Обвинение не возражает против того, чтобы отпустить обвиняемого под залог?

Встала помощник генерального прокурора.

– Ваша честь, – начала Барри Делани, – учитывая тяжесть предъявленных обвинений, мы настаиваем на том, чтобы подсудимого не отпускать под залог.

Джордан Макфи принялся возражать, даже не дослушав прокурора.

– Ваша честь, это просто смешно! Мой клиент хороший студент, уважаемый спортсмен. Его семья занимает определенное положение в обществе. У него практически нет собственных источников доходов, и он не намерен скрываться от правосудия.

– И поэтому, – вмешалась Мэлани, – его нужно освободить? А мою дочь уже никто не вернет.

Судья постучала молотком.

– Пристав, выведите эту женщину из зала суда.

Гас слышала цокот каблуков Мэлани, когда ее выводили из зала.

– Ваша честь, – продолжала прокурор как ни в чем не бывало, – учитывая наказание, предусмотренное за убийство первой степени, определенно возникает соблазн скрыться от правосудия.

– Ваша честь, – парировал Джордан, – прокурор ошибочно полагает, что моего клиента признают виновным.

– Довольно, довольно. – Судья сжала руками виски и закрыла глаза. – Защита, оставьте свое красноречие для суда. Речь идет об убийстве первой степени, подсудимый не будет выпущен под залог.

Гас сделала вдох, но ей не хватало воздуха. Она почувствовала, как Джеймс крепко сжал ее руки, лежащие на коленях.

К Крису подошел пристав, чтобы увести его из зала суда.

– Подождите! – взмолился Крис, оглядываясь через плечо. Он посмотрел на мать, на адвоката. – Куда меня уводят?

Его снова начала бить дрожь. Наручники врезались в запястья, цепь на талии звякала при каждом шаге. Он вновь оказался в кабинете шерифа, расположенном в здании суда. Помощник шерифа запер за ним дверь.

– Простите, – выдавил Крис, собравшись с мужеством, чтобы окликнуть уже уходившего полицейского. – Куда меня теперь?

– Назад, – ответил помощник шерифа.

– В суд?

Тот отрицательно покачал головой.

– В тюрьму.

В маленьком кафе, расположенном в здании суда, Гас налетела на Джордана Макфи.

– Вы промолчали! – горячо обвиняла она. – Вы даже не попытались вытащить его из тюрьмы!

Джордан выставил перед собой руки, защищаясь.

– Это обычная практика в такого рода обвинениях, от меня мало что зависело. Наказание, предусмотренное за убийство первой степени, – пожизненное заключение. Обвинение решило, что для Криса это довольно весомая причина, чтобы смыться из города. Или для вас, чтобы помочь своему сыну убежать. – Он секунду помолчал. – И дело не в Крисе. Судьи не выпускают под залог тех, кого обвиняют в убийстве.

Побледневшая Гас замолчала. Джеймс, сжав кулаки, подался вперед.

– Должен же быть человек, которому можно позвонить, – сказал он. – Пустить в ход свои связи. Это же несправедливо – до суда держать невиновного в тюрьме.

– Во‑первых, – ответил Джордан, – такова судебная практика. Во‑вторых, для самого Криса будет лучше, если суд отложат на несколько месяцев.

– Месяцев? – прошептала Гас.

– Да, месяцев, – не моргнув глазом, подтвердил Джордан. – Я не стану ходатайствовать о том, чтобы суд назначили поскорее, – чем дольше его дело будет находиться в списке к слушанию, тем лучше я подготовлюсь к защите.

– Мой сын, – возмутилась Гас, – несколько месяцев будет находиться в окружении преступников?

– Его отправят в основной блок и, я уверен, за хорошее поведение переведут в камеру с режимом средней изоляции. Он не будет сидеть с заключенными, которые уже отбывают срок, – всего лишь с людьми, которые ожидают решения суда.

– Что вы говорите? – зло бросила Гас. – Вы имеете в виду мужчину, который изнасиловал двенадцатилетнюю девочку, или типа, что во время ограбления застрелил владельца заправки, или остальных добропорядочных граждан, которым сегодня утром предъявили обвинения?

– Гас, – осадил ее муж, – любой из этих людей может оказаться обвиненным понапрасну. Ты ведь считаешь, что твоего сына обвиняют незаконно.

– Да брось ты! – отрезала Гас и так резко вскочила, что перевернула стул. – Посмотри на них. Посмотри на них и на Криса.

На долю Джордана не раз выпадало защищать богатых клиентов – все белые и пушистые снаружи, а внутри чернее смертного греха. Он вспомнил об убийце из средней школы, о братьях Менендез, о Джоне Дюпоне – все богатые, презентабельные, обаятельные.

Но он ответил:

– Время пролетит быстрее, чем вы думаете.

– Для вас, – возразила Гас, – но не для Криса. Что будет с ним? Если он хотел покончить с собой неделю назад…

– Мы можем ходатайствовать о том, чтобы в Графтоне Криса посещал психиатр, – предложил Джордан.

– А что делать со школой?

– Что‑нибудь придумаем.

Джордан взглянул на Джеймса, который отстраненно смотрел на жену. Адвокату уже доводилось видеть такое раньше. Это происходило не из‑за равнодушия, а от мрачного предчувствия, которое зиждется на уверенности, что даже капля эмоций способна разрушить осмотрительно надетую маску самообладания и оставить от человека одни осколки.

– Прошу прощения, – сдавленным голосом извинился Джеймс и вышел из кафе.

Гас согнулась и обхватила колени.

– Я должна его увидеть. Я должна попасть в тюрьму и увидеть сына!

– Это возможно, – ответил Джордан. – Существуют часы посещений, раз в неделю. – Он откинулся на спинку кресла и вздохнул. – Гас, послушайте, я готов прыгать через любой обруч с целью понять, что мне делать, чтобы навсегда вытянуть Криса из тюрьмы. И я хочу, чтобы вы в это верили.

Гас кивнула.

– Хорошо.

– Отлично, – спокойно подытожил Джордан. – Может быть, вас проводить?

Гас покачала головой.

– Я еще побуду здесь, – ответила она, раскачиваясь на краешке стула.

– Что ж, как только появятся новости, я тут же вам перезвоню, – заверил Джордан, вставая.

Гас рассеянно кивнула, уставившись в стол. Когда она заговорила, голос ее был настолько тихим, что сперва Джордан подумал, что это ему послышалось. Он повернулся и наткнулся на ее пристальный взгляд.

– А Крис знает?

Адвокат понял, что Гас спрашивает, догадывается ли сам Крис, что в тюрьме придется просидеть несколько месяцев. Но интерпретировал вопрос прямо: «А Крис знает?»

Вероятно, Крис таки единственный, кто знает.

Пристав выпроводил Мэлани из зала и провел несколько метров по коридору. Ее нисколько не заботило, что она оказалась за дверью, после того как так по‑идиотски повела себя в зале суда. Она не собиралась ничего выкрикивать – слова вылетели из нее, словно в странном, мстительном приступе синдрома Туретта. Когда она заговорила в первый раз, то почувствовала, как защемило в груди, словно слишком сильно затянули пружину на старых часах. Во второй раз по ее телу прошла волна блаженства – подобно тем головокружительным моментам, следующим за рождением ребенка, когда чувствуешь себя одновременно и истощенной, и полной сил, готовой свернуть горы. Даже видеть Криса в зале суда было уже не больно. Мэлани не сводила глаз с наручников у него на запястьях, с покрасневших мест, где они натерли кожу. «Отлично», – подумала тогда она.

Теперь она стояла, прислонившись к стене, и ждала, что вот закончат предъявлять обвинения, выйдет Майкл и расскажет, что там происходило. Когда дверь в зал заседаний распахнулась, она сидела с закрытыми глазами, голова чуть откинута назад. Какой‑то молодой человек в кожаной водительской куртке подошел и остановился прямо перед ней. Из внутреннего кармана куртки он достал пачку «Кэмел» и протянул Мэлани.

Мэлани не курила с семьдесят третьего года. Но сейчас потянулась за сигаретой.

– Спасибо, – улыбнулась она.

– У вас такой вид, что вам не помешает кайфануть.

Кайфануть. Она и кайфует, но в буквальном смысле этого слова.

– Я видел вас в зале суда, – продолжал незнакомец, протягивая руку. – Меня зовут Лу Баллард.

– Мэлани Голд.

– Голд, – присвистнул Лу, – вероятно, вы мать потерпевшей.

Мэлани кивнула.

– Этим и объясняется мое присутствие в зале суда.

– Я репортер местной газеты «Графтон каунтри газетт».

Мэлани удивленно приподняла брови и сделала глубокую затяжку.

– Специализируетесь на новостях из зала суда?

– Ни в коем случае! – засмеялся Лу. – Уверен, вы видели мои статьи, похороненные на восемнадцатой странице под прогнозом погоды.

Мэлани раздавила окурок каблуком.

– Судья уже вынесла решение?

– В залоге отказано.

Мэлани выдохнула.

– Ух ты! – негромко сказала она. Ей показалось, что она воспарила над землей. – Похоже, мне нужна еще одна сигарета.

Лу полез в карман куртки.

– А может, баш на баш? Я вам сигареты, – он протянул ей пачку, – а вы мне историю на первую полосу.

Крис снова в приемнике‑распределителе переоделся в комбинезон. Надзиратель повел его к блоку, где он уже провел ночь. Телевизор продолжал работать, в блоке находилось двое новичков. Одного, по виду пьяного как сапожник, рвало над унитазом в камере Криса.

Не обращая внимания на издаваемые звуки и вонь, Крис заполз на матрас, на котором спал прошлой ночью. Полежал там несколько минут, свернулся калачиком.

– Я хочу домой, – сказал он.

Пьяница недоуменно уставился на Криса.

– Я хочу домой.

Крис встал, вышел из камеры и направился в конец блока, где за запертой металлической дверью маячил надзиратель. Словно перед дверью чертовой клетки. Теперь он животное.

Он схватился за прутья решетки и сильно тряхнул.

Надзиратель смерил Криса взглядом. Остальные узники не обратили на него внимания, кто‑то заржал. Крис снова тряхнул прутья решетки, еще сильнее, пока не заболели руки. Потом опустился на колени и долго сидел на полу.

Встал, в глазах ни слезинки, и направился мимо своей камеры к телевизору в конце прохода. Сел на стул рядом с черноглазым мужчиной с бородкой. Никто с ним не заговаривал, никто ничем не показал, что стал свидетелем его приступа гнева. Показывали «Салли Джесси Рафаэль». Крис смотрел на экран до боли в глазах.

Date: 2015-07-17; view: 295; Нарушение авторских прав