Прошлое. Крис ехал на гору Сахарная голова в машине родителей Эмили, потому что дети хотели сразиться в «тетрис»

Декабрь 1993 года

Крис ехал на гору Сахарная голова в машине родителей Эмили, потому что дети хотели сразиться в «тетрис». На Рождество обе семьи собирались арендовать домик и покататься на лыжах. Из магнитофона орал «Aerosmith», громкость на передних колонках была прикручена.

– Черт! – засмеялся Крис, отстукивая большими пальцами по миниатюрному компьютеру. – Ты опять жульничаешь.

Эмили, откинувшись на сиденье, фыркнула:

– А ты врешь.

– Нет, – ответил Крис.

– Да.

– Ладно.

– Да пошел ты!

Сидевший за рулем Майкл взглянул на жену.

– Поэтому мы не завели второго ребенка.

Мэлани улыбнулась и посмотрела через ветровое стекло на габаритные огни машины Хартов.

– Как думаешь, они слушают Дворжака и едят сыр бри?

– Нет, – ответил Крис, отрывая взгляд от компьютера. – Если Кейт добилась своего, то они, скорее всего, поют «Десять человек на сундук мертвеца». – Он опять уставился на крошечный экранчик. – Эй, так нечестно!

– Не стоило болтать с моими родителями, – сладко протянула Эмили. – Я выиграла.

Крис вспыхнул.

– Зачем играть, если ты жульничаешь?

– Игра была честной!

– Поцелуй меня в зад!

– Эй, выбирайте слова! – воскликнули хором Майкл и Мэлани.

– Извините, – надулся Крис.

Эмили скрестила руки на груди и едва заметно улыбнулась. Крис отвернулся к окну и нахмурился. А если Эмили и в «тетрис» у него выиграет? В любом случае, это всего лишь глупая игра для полных идиотов. На выходных он ей покажет. Будет наматывать вокруг нее круги на лыжах.

От этой мысли ему стало намного лучше. Он милостиво протянул свою игру.

– Хочешь сыграть еще одну партию?

Эмили вздернула подбородок и повернулась к нему спиной.

– Господи! – воскликнул Крис. – Что на этот раз?

– Ты должен передо мной извиниться, – заявила девочка.

– За что?

Она вперила в него горящие темные глаза.

– Ты сказал, что я жульничаю. А я играла честно.

– Хорошо, ты не жульничала. Давай играть.

– Не верю, – обиделась Эмили. – Ты должен произнести это от всей души.

Крис прищурился и швырнул свою игру. К черту этот «тетрис»! К черту извинения! К черту Эмили! Зачем он вообще согласился ехать в машине Голдов? Конечно, она уговорила его ехать с ними, чтобы от души посмеяться. Иногда ему хотелось ее убить.

Мама Криса настолько разозлилась, что отец решил пойти на охоту с человеком, которого встретил не где‑нибудь, а на подъемнике, что не разговаривала с ним целое утро в канун Рождества, пока он собирался на охоту.

– Но он взял с собой гончую, – пытался объяснить отец.

Какова вероятность встретить на подъемнике человека, который привез с собой запасное ружье и охотничью собаку, чтобы побродить по лесам штата Мэн? И разве отец виноват, что Крис, услышав об этом, тоже попросился с ними?

– На кого мы идем? – спросил Крис, чуть не прыгая на пассажирском сиденье. – На лося?

– Нет, не то время года, – ответил отец. – Скорее всего, будем охотиться на фазана.

Но когда они встретились в какой‑то глуши, в конце проселочной дороги с Хэнком Майерсом, тот сказал, что сегодня отличный день для охоты на зайцев.

Хэнк обрадовался знакомству с Крисом и вручил ему дробовик двенадцатого калибра. И все трое углубились в густые лесные заросли, а собака Хэнка, Люси, обнюхивала кусты. Они двигались как охотники, ступали мягко и были настороже, тишина сковывала их движения, словно они были марионетками.

Крис не сводил глаз со снега, пытаясь разглядеть удивительные цепочки заячьих следов: как будто у животного пять лап (пятая – след от волочащегося хвоста). Снег слепил глаза – белые следы на белом. Через час ноги его замерзли, из носа потекло, мочек ушей, торчащих из‑под шапки, он тоже не чувствовал. Даже кататься на лыжах с Эм не так скучно.

Кто слышал о том, чтобы в канун Рождества ели рагу из зайца?

Внезапно Люси сделала стойку и бросилась в кусты. Среди ветвей Крис увидел неуклюжего белого зайца с черным глазом‑бусинкой. Заяц пустился наутек.

Крис тут же поднял ружье и прицелился в зайца, который – черт побери! – бежал настолько быстро, что непонятно, как людям удается их подстрелить. Люси продолжала идти по следу, но сильно отставала. Вдруг Крис почувствовал, как чья‑то рука опускает дуло дробовика. Ему улыбался Хэнк Майерс.

– Не стреляй, – сказал он. – Зайцы бегают кругами. Люси его не поймает, но это не страшно. Она загонит зайца туда, откуда он начал бежать.

Крис ждал, лай собаки становился все глуше и отдаленнее… потом вновь стал приближаться. Словно из ниоткуда белый заяц ворвался в зону видимости Криса и стал продираться в заросли кустарника, откуда его и спугнули.

Крис поднял ружье, прицелился в несущегося стремглав зайца и нажал на спусковой крючок.

От отдачи он отшатнулся и почувствовал, как отец схватил его за плечо, чтобы он не упал.

– Попал! – ликовал Хэнк Майерс.

Люси перепрыгнула через пенек и понюхала добычу, неистово размахивая хвостом, как флагом.

Хэнк с улыбкой направился к трофею.

– Вот это выстрел! – радовался он. – Разнес на куски. – Он поднял животное за уши и протянул Крису. – От зайца мало что осталось, но это неважно.

Крис уже убивал оленя, он был бы рад поохотиться на лося или медведя. Но от одного взгляда на зайца его стошнило. Он не знал, то ли это контраст белого снега и алой крови, то ли из‑за самого тельца, похожего на набивную игрушку, то ли оттого, что он впервые охотился на добычу мельче и беззащитнее, чем он сам, – но он отвернулся и вырвал.

Услышал, как отец выругался себе под нос. Крис вытер губы рукавом куртки и поднял голову.

– Прости, – выдавил он, чувствуя отвращение к себе.

Хэнк Майерс сплюнул на снег и взглянул на Джеймса.

– Мне кажется, вы говорили, что постоянно берете его на охоту.

Джеймс кивнул и поджал губы.

– Беру.

Крис не смотрел на отца. Знал, что увидит завуалированную смесь гнева и смущения, которые испытывал Джеймс, когда ситуация развивалась не по тому сценарию, как он ожидал.

– Я освежую, – пытаясь сохранить лицо, сказал он и протянул руку за зайцем.

Хэнк хотел было передать добычу Крису, когда понял, что мальчик в лыжной куртке.

– Может, поменяемся? – предложил он, выпуская изо рта облачко пара, и сбросил свою охотничью куртку.

Крис скользнул в чужую теплую куртку, потом поднял зайца и положил его в резиновый мешок, прикрепленный на спине куртки. Тельце его было еще теплым.

Он молча шел рядом с отцом, боясь и сказать что‑нибудь, и ничего не сказать, и думая о зайце, который бежал по кругу домой, рассчитывая укрыться там от опасности.

Гас запустила руку в трусы Джеймса.

– Ни один мускул не шелохнулся, – прошептала она. – Даже глазом не моргнул. – Она заползла на мужа, продолжая гладить Джеймса между ног. – Кажется, я в конце концов обнаружила признаки жизни.

Джеймс усмехнулся, прерывая ее поцелуем. Он не понимал своего счастья, но, когда они с Крисом вернулись домой после охоты, Гас уже перестала злиться. И это был отличный знак, учитывая то, какое сильное впечатление оставила их размолвка. Он почувствовал, как пальцы Гас сжали его яички.

– Сейчас, – пробормотала она, – не самое подходящее время надо мной смеяться.

– Я не смеялся. Просто размышлял.

Гас удивленно приподняла брови.

– О чем?

Джеймс засмеялся.

– О приходе Санта‑Клауса.

Гас засмеялась, уселась и стала медленно, дразня расстегивать ночную сорочку.

– Как ты отнесешься к тому, чтобы развернуть один из своих подарков уже сегодня?

– Зависит от подарка, – ответил Джеймс. – Он большой?

– Скажи «да», шалун. Это твой единственный подарок, – предупредила Гас, сбрасывая ночную сорочку с кровати.

Джеймс привлек жену к себе, провел руками по ее спине и ягодицам.

– А как насчет этого подарка? – прошептал он. – Как раз мой размер.

– Отлично, – выдохнула Гас, когда его руки стали гладить ее между ног. – А то я не знала бы, куда его возвращать.

Джеймс почувствовал, как она обвила ногами его бедра, и ее тело открылось ему навстречу. Они покатились по кровати, и Джеймс оказался сверху. Он вошел в Гас и прижался губами к ее ключице, опасаясь, что может закричать, когда потеряет над собой контроль.

Когда все было закончено, Гас размякла под ним, тяжело дыша. Кожа у нее была влажная. Джеймс прижал жену к себе и уткнулся ей в голову подбородком.

– Похоже, в этом году, – произнес он, – я вел себя просто отлично.

Он почувствовал, как Гас поцеловала его грудь.

– Так и было, – прошептала она.

– Не поверишь, – сказал Майкл, – я слышал, как кто‑то бьет копытом по крыше.

Мэлани промолчала, снимая очки и кладя их на ночной столик.

– Ты шутишь?

– Какие тут шутки! – уверял Майкл. – Пока ты принимала душ.

– Стук копыт?

– Как будто скачет северный олень.

Мэлани громко засмеялась.

– Вероятно, в чулане прячется Санта‑Клаус.

Майкл обиделся.

– Я серьезно. Подожди‑ка… Слышишь? На что это похоже?

Мэлани кивнула головой. Она на самом деле услышала звуки, как будто кто‑то скреб и бил по твердой поверхности. Она метнула взгляд на потолок, нахмурилась и повернулась к стене, к которой примыкало изголовье кровати. Потом прижала ухо к стене.

– Ты слышишь Гас и Джеймса, – заявила она.

– Гас и…

Мэлани кивнула и стукнула изголовьем кровати о стену, чтобы до Майкла дошло.

– Северный олень – моя нога.

Майкл усмехнулся.

– Гас и Джеймс? – переспросил он.

Мэлани отбросила одеяло и легла в постель.

– А кто еще там может быть?

– Я все понимаю. Но Джеймс…

Мэлани погасила лампу на тумбочке, скрестила руки на груди. Ее уши теперь ловили каждый удар и вскрик по ту сторону стены.

– А что с Джеймсом не так?

– Ой, не знаю. Легко представить, что этим занимается Гас, но чтобы Джеймс…

Мэлани нахмурилась.

– Обычно я не задумываюсь о том, как они этим занимаются. – Она удивленно приподняла бровь. – А ты?

Майкл вспыхнул.

– Разумеется, нет. Может быть, всего пару раз эта мысль и приходила мне в голову.

– Какое благородное занятие!

– Да брось ты! – засмеялся Майкл. – Держу пари, они тоже думали о нас. – Одним быстрым движением он перекатился к жене. – И мы могли бы дать им пищу для размышлений, – предложил он.

Мэлани ужаснулась.

– Ни в коем случае!

Они улеглись на свои подушки. Из‑за стены донесся тихий, сладострастный вздох. Майкл засмеялся и повернулся на бок.

Он уже давно крепко спал, а Мэлани поймала себя на том, что подслушивает, как их соседи занимаются любовью, и пытается представить, что эти стоны вырываются из ее собственного горла.

Крис мог припомнить канун Рождества, когда заснуть было невозможно: он мечтал о гоночной машинке под деревом, о железной дороге, о новом велосипеде. Было приятно не спать в предвкушении подарков. Сейчас – совершенно другое дело.

Каждый раз, закрывая глаза, он видел убитого зайца.

Крис вспомнил, как иногда отец после по‑настоящему изматывающего дня в больнице говорил: «Все, что мне нужно, – пропустить чего‑нибудь крепенького».

Он дождался, пока родители прекратили играть в Санту, – совершеннейшая глупость, ведь даже Кейт уже не верит в Санта‑Клауса! – и тайком пробрался в кухню в арендованном домике. Он знал, что в холодильнике стоит бутылка ликера «Самбука». Его отец с отцом Эмили вчера пропустили по стаканчику за парой отличных сигар. В бутылке оставалось еще больше половины.

Крис нашел в буфете стакан и наполнил его до краев. Понюхал ликер – он напомнил ему запах лакричника – и сделал глоток. Жидкость обожгла горло, живот. «Заяц? Какой еще заяц?» – с усмешкой подумал он.

Когда он выпил половину стакана, то уже не чувствовал пальцев ни на руках, ни на ногах. Кухня была в каком‑то веселом тумане. Сейчас в бутылке оставалось меньше половины. Крис повернул ее на бок, чтобы посмотреть, как играет и льется спиртное. «Возможно, родители решат, что его выпил Санта, – подумал Крис. – К черту печенье и молоко!» Внезапно ему стало весело. Он рассмеялся, как вдруг заметил, что в дверях кухни стоит Эмили.

На ней была фланелевая пижама с изображением крошечных пингвинов – по крайней мере, ему показалось, что это были пингвины.

– Чем ты занимаешься? – спросила она.

Крис улыбнулся.

– А на что, по‑твоему, это похоже?

Эмили не ответила, подошла ближе и понюхала бутылку с ликером.

– Фу… – поморщилась она, держа бутылку подальше от себя. – Омерзительно.

– Это, – поправил Крис, – настоящее блаженство.

Интересно, а Эмили когда‑нибудь пробовала ликер? Насколько он знал, нет. Лестной казалась сама мысль о том, что он является разносчиком зла, поэтому Крис подался вперед и протянул ей стакан.

– Попробуй. Это похоже на конфеты, которые ты покупаешь в кино.

– Карамельки?

Крис кивнул.

– Очень похоже.

Эмили колебалась, но ее рука уже держала стакан.

– Не знаю… – сказала она.

– Трусиха!

Крис знал, что одного этого слова окажется достаточно. Глаза Эмили блеснули в свете луны, пальцы вцепились в стакан. Она поднесла его к губам и опрокинула содержимое в рот до того, как Крис успел предупредить, чтобы она пила малюсенькими глоточками.

Она страшно закашлялась и выплюнула самбуку на кухонный стол. Глаза ее вылезли из орбит, руками она схватилась за горло.

– Господи! – воскликнул Крис, стуча ее по спине.

Наконец Эмили удалось восстановить дыхание.

– Боже мой! – прохрипела она. – Этот ликер…

– Не для ваших неокрепших организмов.

Крис с Эмили вскинули головы и увидели в дверях своих родителей в разной степени раздетости. Джеймс прищурился и шагнул вперед.

– Не хотите объяснить, что вы здесь делаете?

Крис так и не понял, почему в тот вечер Эмили наябедничала на него. Раньше, когда их ловили на горячем, они всегда стояли друг за друга горой: круговая порука – основа их дружбы. Но на этот раз под разгневанным взглядом Джеймса Эмили отступила.

– Это все Крис, – заявила она, указывая дрожащим пальцем на друга. – Он заставил меня попробовать.

Потрясенный Крис опустился на стул.

– Это я тебя заставил? – изумился он. – Я? Я поднес стакан к твоим губам и влил ликер тебе в рот?

Эмили, словно рыба, беззвучно открыла и закрыла рот.

– Ближе к делу, – сказал его отец. – Почему вы распиваете спиртное?

Крис начал объяснять, но когда взглянул в глаза отцу, то снова увидел зайца с развороченным пузом, и слова, которые он хотел произнести, застряли в горле из‑за комка сожаления. Он покачал головой, и это движение перенесло его в лес к дымящемуся ружью, а сам Крис стоял и не мог отвести взгляда от кровавых следов на снегу.

Он зажал ладонью рот и бросился к ванной комнате, но успел заметить, как Эмили опустила глаза и отвернулась.

Рождество выдалось невеселым.

Бóльшую часть утра Крис провел в своей комнате в снятом напрокат домике, сидя на кровати и слушая, как внизу все фальшиво радуются подаркам. Единственным человеком, который, похоже, по‑настоящему веселился, оказалась Кейт – она проспала весь вчерашний «разбор полетов».

Интересно, а что сделают с подарками, приготовленными для него? Вернут в магазин? Пожертвуют бедным? Он сомневался, что увидит свои подарки, и искренне переживал, потому что догадывался, что получил бы новую пару лыж и даже смог бы их незамедлительно опробовать. Крис зарылся лицом в подушку и попытался убедить себя, что его старые лыжи тоже ничего.

После трех в его комнату вошла мама. На ней был лыжный нагрудник, а на шее болтались очки. При виде матери Крис испытал укол зависти. Несмотря на то что вчера он вдоволь накатался на лыжах, сейчас он все бы отдал за то, чтобы остаться на холмах и не ходить охотиться на этого дурацкого зайца.

Гас положила руку ему на плечо.

– Привет, – произнесла она. – Веселого Рождества.

– Плевать! – отстранился от матери Крис.

– Мы с отцом решили разрешить тебе остаток дня покататься на лыжах, если хочешь.

«Остаток дня» – читай «целый час». Крис отметил, что о подарках мать ни словом не упомянула.

– Пришла Эмили, – мягко добавила она. – Она не захотела кататься на лыжах без тебя.

«Как будто мне не начхать», – подумал Крис, но лишь фыркнул. Подождал, пока мама выйдет из комнаты, и тут же увидел, что в двери маячит Эмили.

– Привет, – сказала она. – Ты как?

– Замечательно! – проворчал он.

– Ты пойдешь со мной кататься?

Идти с ней он не желал. Он не сел бы с ней в одну спасательную шлюпку, если бы их корабль шел ко дну. И неважно, что вчера она испугалась; неважно, что ей стало плохо из‑за одного‑единственного глотка; неважно, что у Криса не было возможности рассказать ей, почему он сам потянулся к бутылке. Эмили стала предателем, а предательство он не мог простить так быстро.

– Я сама съезжала с Черной гадюки, – сказала она.

При этих словах Крис поднял глаза. Черная гадюка – один из самых трудных спусков на Сахарной голове, со множеством поворотов, обрывов и изгибов, которые появляются из ниоткуда. Он сам съезжал там несколько раз, но всегда медленно, потому что приходилось ждать Эмили, которая, преодолевая страх, проезжала короткий отрезок и снова замирала от ужаса. Если бы Эмили спускалась одна, спуск, скорее всего, занял бы у нее пару часов.

Внезапно что‑то распустилось у Криса в груди. Он легко мог отомстить Эмили за вчерашнее. Она чувствовала свою вину – ясно как день – и готова была даже с крыши спрыгнуть, если он попросит. Он поведет ее на спуск еще круче, чем Черная гадюка. И когда она спустится вниз, ее ноги в лыжных ботинках будут дрожать от страха.

Крис позволил улыбке украсить свое мрачное настроение.

– Ладно, – произнес он, вставая. – Тогда чего мы ждем?

Эмили дрожала как осиновый лист на подъемнике на самый высокий спуск с Сахарной головы. Палки она держала впереди, словно барьер между собой и крутым лыжным спуском.

– Эм, – нетерпеливо закричал Крис на пронизывающем ветру, – давай!

Она прикусила губу и оттолкнулась палками, пропахивая снег, чтобы снизить скорость. Но поворот оказался настолько резким, что она покатилась кувырком – ноги, руки, лыжи – прямо за спиной Криса.

– Отстой, – выдохнула она.

Крис гадко ухмыльнулся.

– Это самый легкий отрезок.

Эмили уже всерьез подумывала над тем, чтобы снять лыжи и спуститься вниз пешком, но ей так хотелось вернуть расположение Криса! В конце концов, из‑за нее он провел в своей комнате целое утро. Если уж он оказался настолько снисходительным, что взял ее с собой покататься, она будет ехать на лыжах даже кверху ногами, если ему так хочется.

Она видела, как Крис понесся по склону, покачивая бедрами из стороны в сторону с кошачьей грацией, кисточка на его шапке развевалась на ветру. Настоящий спортсмен, посмотришь, и кажется, что спуск – плевое дело. Эмили глубоко вздохнула и оттолкнулась палками. «В конечном счете, – подумала она, – он меня поймает».

Она преодолела первый поворот на слишком высокой скорости и отдалилась от Криса. Она неслась по соседней дорожке, но на несколько метров впереди, неслась на страшной скорости к финишу.

– Срезай угол! – услышала она вопль Криса и чуть не засмеялась. Неужели он на самом деле думает, что она управляет лыжами?

Сначала одна лыжа, потом другая въехали в горный хребет. Эмили почувствовала, как тонкие ветки царапают ей лицо, как с сосны над головой упал снег. От души молясь, она попыталась сдвинуть колени и выпрямить ноги. Холодный пот потек по ее спине. Она чувствовала колебание воздуха, когда Крис выкрикивал ее имя. Потом ее лыжи пропахали кусты, и к тому моменту, когда Эмили упала, единственное, что она испытывала, – это облегчение.

Ей еще повезло, что она не сломала шею.

«Могло быть намного хуже».

«Болеть будет ужасно».

Они думали, что Крис их не слышит, но он ловил каждое слово. Врачам «скорой помощи», которые прибыли на горнолыжную базу, чтобы отвезти Эмили в больницу, ничего не оставалось, кроме как взять его с собой. Он вцепился как клещ в носилки, а родители Эмили не отвечали на сообщения на пейджер. Он оставался рядом с Эмили в машине и в пункте оказания первой помощи, и вскоре врачи перестали пытаться его отцепить.

Когда она вот так слетела с трассы – господи, ему даже вспомнить об этом страшно! – он не хотел оставлять ее, но нужно было позвать на помощь. Он подозвал каких‑то лыжников, попросил вызвать спасателей и развернул лыжи в ту сторону, где лежала Эмили. Шапка ее слетела, волосы разметались по снегу. Он знал, что лучше ее не трогать, но все‑таки взял за руку и почувствовал, как в животе все перевернулось.

Это его вина. Если бы он не привел Эмили на этот спуск, чтобы заставить ее почувствовать себя жалкой, она бы никогда не съехала с трассы.

Эмили пришла в сознание в машине «скорой помощи», когда они мчались в больницу.

– Больно, – тяжело сглотнула она. – Как так вышло?

Он не стал говорить ей о сломанной ноге, о неестественно вывернутой, словно у глупого мультяшки, лодыжке. Он не стал говорить, как долго она еще катилась, пока не остановилась. Не стал говорить, как синяки и царапины изменили ее лицо.

– Ты упала, – просто сообщил он. – Все будет хорошо.

Глаза Эмили наполнились слезами.

– Мне страшно, – прошептала она, и у него комок застрял в горле. – Где моя мама?

– Уже едет, – заверил он, – я здесь, с тобой.

Он подался вперед и неловко обнял ее одной рукой. На мгновение его глаза закрылись, и он решил: с этой минуты и до конца жизни Эмили он будет ее ангелом‑хранителем.

Из‑за сломанной ноги Эмили все забыли о Крисовом проступке с ликером. Мэлани и Гас настаивали на том, чтобы вернуться в Бейнбридж, Майкл тоже встал на сторону женщин, но Эмили удалось убедить их остаться в горах до конца каникул. В знак солидарности кататься на лыжах никто не пошел – все остались дома играть в «Эрудит» и «Монополию». К началу второго дня Эмили уже утомилась от того, что с ней возятся, как с инвалидом, и погнала всех на склоны. После недолгих размышлений даже Мэлани согласилась на часок выйти покататься на лыжах. Но Крис наотрез отказался отходить от Эмили.

– Мне не хочется кататься, – заявил он, и никто не стал настаивать.

Они сидели с Эм на диване перед камином, ее нога покоилась на кофейном столике. Они смотрели на огонь и разговаривали. Крис рассказал ей о зайце, Эмили признала, что «накапала» на него. Они шутили, что сейчас пойдут к холодильнику и достанут оттуда ликер, пока родителей нет дома. Крису вспомнились те времена, когда они были еще совсем детьми: не успевал он о чем‑то подумать, как эта же мысль приходила в голову и Эмили.

Дрова в камине начали громко потрескивать – это из поленьев высвобождалась влага, – и Крис понял, что задремал. Он опустил глаза и увидел, что Эмили спит. И каким‑то образом ее голова оказалась у него на груди.

Эмили оказалась очень тяжелой и лежала неудобно. Сквозь тонкий хлопок рубашки он чувствовал влажный жар ее щеки. Смог разглядеть ее неимоверно длинные ресницы. Ее дыхание пахло ягодами.

В эту минуту им овладело желание. Крис зарделся и попытался прикрыть «молнию» на джинсах так, чтобы не разбудить Эмили. Но все попытки закончились тем, что он провел рукой по груди. Ее груди.

Ради всего святого, это же Эмили! Та самая Эмили, которая сидела в его детском стульчике для кормления, когда ему он стал уже мал; которая помогала ему солью чистить патроны; которая впервые ночевала с ним в палатке на его собственном заднем дворе.

Как девочка, с которой он был знаком всю жизнь, внезапно могла превратиться в совершенно незнакомого человека?

Эмили заворочалась, сонно прищурилась и, когда поняла, что прикорнула у Криса на груди, оттолкнула его.

– Прости, – произнесла она, все еще находясь достаточно близко, поэтому ее извинение упало прямо ему на губы.

И несмотря на то, что Крис пожал плечами, он почувствовал вкус ее слова.

Крис уже не надеялся, что им удастся остаться наедине.

Целых три дня он пытался всеми правдами и неправдами сделать так, чтобы Эмили облокотилась на него, коснулась, задела мимоходом.

Ему хотелось ее поцеловать. И его хрустальные мечты разбивались прямо на глазах.

Их родители собирались отправиться на вечеринку в честь празднования Нового года на Сахарную гору, но Майкл и Мэлани не хотели идти, опасаясь, что будут вне досягаемости, если Эмили что‑нибудь понадобится. Все четверо стояли в шикарных черных вечерних костюмах и платьях и пытались достичь консенсуса.

– Мне уже тринадцать лет, – заявила Эмили. – Няня мне не нужна.

– В случае чего, – добавил Крис, – я умею водить машину. Я всегда смогу взять вторую машину и приехать к главному корпусу.

Гас и Джеймс уставились на него.

– Это нам знать было необязательно, – сухо ответил Джеймс и повернулся к Майклу. – Возьми свои ключи.

Мэлани, сидевшая рядом с Эмили на диване, пощупала лоб дочери.

– Я ногу сломала, – простонала та, – а не гриппом заболела.

Гас тронула Мэлани за плечо.

– Что скажешь?

Мэлани пожала плечами:

– Я не знаю, как поступить.

– Думаю, следует пойти. Ты ничем ей не поможешь.

Мэлани встала и погладила Эмили по голове, мимоходом убрав волосы с ее лба. Эмили бросила на мать сердитый взгляд и вернула челку на место.

– Ладно, но я должна быть дома до полуночи. – Мэлани притворно улыбнулась Гас. – А ты хитрюга! Если бы здесь лежала Кейт, ты бы и на метр от нее не отошла.

– Ты права, – дружелюбно согласилась Гас. – Но разве я звучала неубедительно? – Она повернулась к Крису. – Уложишь Кейт спать?

Кейт наверху протяжно захныкала.

– Ма‑ма! – заныла она. – Можно мне не спать до двенадцати?

– Ну конечно! – крикнула Гас в ответ, взглянула на Криса и понизила голос. – Когда она через полчаса задрыхнет на диване, отнеси ее наверх. – Потом она поцеловала сына и помахала рукой Эмили. – Ведите себя хорошо! – велела она.

И родители ушли, предоставив Криса и Эмили самим себе.

Руки Криса, сложенные на коленях, подергивались. Они страстно желали прикоснуться к Эмили, сидевшей всего в четверти метра от него. Он сжал пальцы в кулак, надеясь, что они не выдадут его, не станут медленно двигаться к бедру Эмили, не станут скользить по ее ноге.

– Крис, – прошептала Эмили. – Кажется, Кейт уже отрубилась. – Она кивнула налево, где, свернувшись калачиком, спала Кейт. – Наверное, следует отнести ее наверх.

Неужели она пытается сказать ему, что тоже хочет остаться с ним наедине? Крис постарался поймать взгляд Эмили, чтобы понять, что действительно скрывается за ее словами, но она уже чесала зудящую кожу над гипсом. Он подхватил сестру на руки и отнес в спальню. Подоткнул одеяло, потом закрыл дверь.

На этот раз он намеренно сел поближе к Эмили и вытянул руку вдоль спинки дивана.

– Принести чего‑нибудь? Попить? Попкорн?

Эмили покачала головой.

– Ничего не нужно, – ответила она. Взяла пульт дистанционного управления и стала щелкать по каналам.

Крис большим пальцем коснулся краешка рукава Эмили. Когда она не отпрыгнула, он коснулся еще одним пальцем. И еще одним. Пока уже всей ладонью не гладил ее по плечу.

Он не смотрел на Эмили, просто не мог. Но почувствовал, как Эмили застыла, температура ее тела едва заметно повысилась, и впервые за этот вечер он почувствовал облегчение.

В размышлениях, идти или не идти, оставлять или нет Эмили одну, никто не обратил внимание на надпись на пригласительном: «Выпивку приносите с собой». Джеймс вызвался сбегать принести бутылку шампанского, Гас напомнила ему, чтобы он вернулся до полуночи.

Он взглянул на часы лишь тогда, когда оказался у третьего по счету закрытого супермаркета. «Сейчас одиннадцать двадцать шесть, – подумал он, еще не осознавая, что его часы просто остановились. – Сгоняю в наш домик и возьму бутылочку».

На самом деле было уже без двух минут двенадцать.

Крис вспомнил, как однажды ему на ладонь села бабочка. Он замер, убежденный, что даже от одной его неправильной мысли это удивительное создание может улететь. Сейчас с Эмили он чувствовал то же самое. Она не произнесла ни слова, он тоже молчал, но уже целых сорок две минуты его рука лежала у нее на плече, как будто это было совершенно обыденным явлением.

По телевизору люди на Таймс‑сквер сходили с ума. Там были мужчины с фиолетовыми волосами и женщины в костюмах Марии‑Антуанетты, его сверстники подбрасывали крошечных малышей, которым уже давно пора было спать. Начались танцы под песни толпы. Крис почувствовал, как Эмили чуть ближе придвинулась к нему.

И вот наступил тысяча девятьсот девяносто четвертый год. Эмили большим пальцем нажала на пульте кнопку «без звука». В гостиной не стало слышно ни криков, ни фанфар. Крис был уверен, что слышит биение собственного сердца.

– С новым годом! – прошептал он и повернул голову к Эмили.

Она тоже повернулась к нему, и они больно стукнулись носами, но она тут же засмеялась, и все встало на свои места, потому что это была Эм. Ее губы оказались самыми мягкими на свете, он чуть потянул ее за подбородок, чтобы она приоткрыла рот, и его язык скользнул в узкую щель между ее зубами.

Она тут же отпрянула, Крис поступил точно так же. Краешком глаза он видел, как толпы людей на Таймс‑сквер прыгают и смеются.

– Что скажешь? – прошептал он.

Эмили залилась румянцем.

– Я скажу… «класс!» – призналась она.

Крис улыбнулся ей в шею.

– Я тоже, – заверил он, снова нащупывая ее губы.

Когда Джеймс вошел в домик, в гостиной мерцал телевизор, там показывали гулянье. Но внезапно стало тихо. Джеймс остановился в кухне, сжимая в руках горлышко шампанского. Потом поставил бутылку на стол и направился в гостиную.

Первым, что он заметил, был телевизор, который беззвучно вещал, что настал тысяча девятьсот девяносто четвертый год. Второе, что он заметил, – это целующиеся на диване Крис и Эмили.

От изумления Джеймс не мог ни пошевелиться, ни произнести ни слова. Ради всего святого, они же совсем дети! В памяти еще было свежо воспоминание о ликере, и он не мог поверить, что его сын настолько глуп, что мог совершить подряд целых два проступка.

Потом он понял, что Крис с Эмили занимаются именно тем, чего от них ожидали родители.

Он попятился и, не потревожив их, вышел из домика, сел в машину. Когда он подъехал к главному корпусу, на его губах продолжала играть улыбка. Гас заметила мужа. От гнева ее щеки раскраснелись, в волосах белело конфетти.

– Ты опоздал, – сказала она.

Улыбающийся Джеймс рассказал ей и Голдам о том, невольным свидетелем чего стал. Мэлани и Гас засмеялись от радости. Майкл покачал головой.

– Ты уверен, – спросил он, – что они только целовались?

Все четверо подняли бокалы и поздравили друг друга с наступлением тысяча девятьсот девяносто четвертого года. И никто даже не заметил, что Джеймс забыл шампанское.