Психоанализ - Оценка учения Фрейда

С 1900 года Фрейд занялся истолкованием снов. Его основное положение заключается в том, что сон обычно представляет выполнение желания, т.-е., что он представляет в драматической форме осуществленным подсознательное желание спящего. Естественно, что соответственное желание наш автор истолковывает, как вытесненное сексуальное желание времени детства, которое ассоциируется с позднейшими комбинациями сна из сферы интеллектуальной. Это относится специально к сновидениям, связанным со страхом. Так как, однако, обычная диссоциированная нелепица сна, по существу дела, лишена сексуального содержания, то Фрейд объявляет ее плодом вторичной переработки первоначальных сексуальных желаний, переработки, представляющей, собственно, известную уступку сознательному мышлению. Так, палки, змеи, древесные стволы зонтики замещают во сне, по Фрейду, мужской половой орган, а коробки, шкафы, печи, комнаты, телеги — женщину, а разбитое ламповое стекло — прободение девственной плевы и т. п.

В „Психопатологии повседневной жизни" Фрейда, вышедшей в 1910 г., мы находим весьма остроумные замечания и наблюдения случаев, когда человек забывает или оговаривается, или схватывает не тот предмет, который ему нужен и т. п. Но что касается его толкований, часто притянутых за волосы, то с ними можно согласиться лишь с значительными оговорками. Что все наши мысли объективно определяются причинной связью, что они не истекают из свободной воли — это сказал давно уже Спиноза, а не открыл лишь Фрейд. Во всяком случае, доказательства этого, которое приводит Семон, представляются мне гораздо более ясными и логичными. В моих лекциях по психологии и психиатрии, читанных в Цюрихе в течение 1884—1897 г. г., я указывал уже, что в цепи мыслей нашего верхнего сознания каждая мысль определяется не только предшествующей, но, главным образом, существующими в скрытом виде в подсознании воспоминаниями о прежних интеллектуальных, аффективных и волевых процессах, так что для свободы воли нет места. Но эти определители слишком многочисленны и сложны, чтобы они могли быть без труда выявлены искусственными толкованиями Фрейда. Юнг и Медер подвергли психоанализу одну больную, страдавшую паранойей и перепутывавшую слова. Эта больная находилась много лет под моим наблюдением. Им до известной степени удалось истолковать смысл ее безумия. И это не ново. Я сам в моей клинике в начале 90-х годов демонстрировал в этом смысле эту самую больную и некоторых других сходных с ней и обращал внимание на выражения, имеющие смысл, известный одной больной, так как она пользуется некоторыми, кажущимися бессмысленными выражениями, как синтезом более сложных болезненных идей, для нее давно известных, но созданных ею самою. Только поэтому разговор ее кажется непосвященному гораздо более бессмысленным, чем он есть на самом деле. Такой же, но еще более характерный случай я наблюдал еще в 1876 году в сумасшедшем доме в Мюнхене и истолковывал таким же образом. При всем том, представляют большой интерес кропотливые анализы, вскрывающие в значительной части связь и взаимную зависимость деталей. Необходимо только соблюдать чрезвычайную осторожность, во избежание многих ложных толкований.

„Комплексом Эдипа" Фрейд называет бессознательную фиксацию Libido на матери и сестрах. Это должно помешать, согласно его мнению, переносу, Libido на позднейшие сексуальные об'екты и вызвать импотенцию.

Сексуальную анестезию женщин, представляющую столь частое явление, Фрейд сводит к тому, что вследствие частых мастурбаций и сильного раздражения ими клитора в детском возрасте замедляется или совершенно задерживается происходящий при нормальных условиях перенос возбудимости клитора на соседние части полового органа женщины (влагалище). Но и это, на мой взгляд, одна лишь гипотетическая догма, базирующаяся на односторонних толкованиях.

В дальнейшем Фрейд делит неврозы на, так называемые, актуальные неврозы (неврастения) и истерию. Последнюю, по его мнению, следует всегда сводить к сексуальным травмам в детстве. Невроз страха он относит к актуальным неврозам, а истерические фобии — к истерии. Старое понятие ипохондрии он растворяет в понятии актуальных неврозов. Старая история: в области психозов и функциональных неврозов различные авторы пользуются терминами и понятиями так, что существующая здесь путаница не только не уменьшается, но становится все больше. В этой области — я на это указываю на протяжении 30 лет — нет нигде резко очерченных границ, а только синдромы и комплексы симптомов, комбинирующиеся самым разнообразным образом. Это уразумел, наконец, повидимому, и Блейлер. Отсюда искусственным образом были выделены определенные болезни и каждый автор со страстью отстаивает свои собственные классификации. Мы и здесь не будем следовать за Фрейдом, а установим только, что фобии и навязчивые представления, как это доказали Брейер и Фрейд, должны быть сведены к непрерывным цепям психических травм при наследственном предрасположении к неврозам, вследствие чего катартический метод здесь вполне уместен. При всем том Франк, Гретер, Беццола и др. подтверждают, что в случаях запущенных этот метод не ведет к цели, очевидно, потому, что фабрикация комплексов в мозгу больного выросла уже до бесконечных размеров.

Что касается взгляда школы Фрейда на детали механизма навязчивых представлений, то по этому вопросу мне приходится отослать читателя к сочинениям Фрейда и Гичмана.

В общем и целом должно признать, что в сочинениях Фрейда рассеяно очень много интересных идей и правильных наметок, заслуживающих самой основательной проверки. С другой стороны, вы везде находите здесь тенденцию превращать продукты сильной фантазии в смелые гипотезы, догматизировать эти последние, и затем попытки обосновать их при помощи надуманных, почти талмудических толкований, конструкцией всякого рода выдумок (иногда доведенных до абсурда), так что из области науки прямо попадаешь в область теологии какой-то секты. Во всяком проявлении нежности, в каждом аффекте, в каждом прикосновении, в каждом сне Фрейд находит доказательства сексуальности, так что эта последняя, в конце концов превращается в какой-то психологический божок, перед лучами которого все остальное бесследно исчезает.

В своей упомянутой выше книге Блейлер с большой страстностью выступает в защиту школы Фрейда и прилагает все старания для опровержения ее критиков и в особенности Иссерлина. Он приводит примеры и особенно часто из собственной своей практики, но объективность которых, при всей уверенности в честности автора, отнюдь не представляется мне доказанной. Он сам слишком уже находится под влиянием фрейдизма и все почти видит исключительно сквозь его очки. Отрадно, при всем том, то, что Блейлер в заключение все же приводит целый ряд оговорок и признает некоторые отдельные преувеличения. Однако, эти последние приписываются только ученикам Фрейда, но сам Фрейд в глазах Блейлера безупречен. В одном можно согласиться с Блейлером; многие критики Фрейда ограничиваются одним негодованием, совершенно забывая о необходимости объективной проверки.

Я отнюдь не думаю, что изложенного выше достаточно, чтобы дать исчерпывающую критику вопроса, которого мне самому не пришлось подвергнуть основательной проверке и который я все еще считаю недостаточно разработанным. Фрейд хочетпроизвести полный переворот в психологии и психопатологии. Как мы видели, он молча обходит своих предшественников как и всех тех ученых, которые с ним не солидарны. Поэтому он не может не признать за этими последними права на строго объективную критику и выжидательное отношение к его попыткам. Задача критиков- соблюсти справедливость и сохранить величайшую научную объективность. Однако и то и другое не представляется легким делом в этой области. Тем более ценным мне представляется в заключение этой главы привести еще некоторые цитаты, иллюстрирующие работы и опыты наиболее выдающихся психоаналитиков.

Д-р Франк оказал мне любезность в нижеследующих строках кратко резюмировать часть своего опыта от 1911 до конца 1917 г. за что я сим выражаю ему мою величайшую благодарность. Он пишет:

„По истечении многих лет я вынужден был согласиться с тем, что оживание в памяти забытых сцен зависит от оптических свойств пациента и глубины его психоневротической предрасположенности. Способ реагирования их особенно интенсивен, в полном соответствии с их предрасположенностью. Мне пришлось лечить и более легкие психоневротические состояния, которые мы раньше называли неврастениями, неврастеническими состояниями, депрессиями и т. д., и я пришел к тому выводу, что самое важное при катартическом методе, это появление вновь в сознании вытесненных, ставших патогенными аффектов вообще, в связи с переживанием определенных сцен или без этого переживания. Есть очень много больных, и предрасположенных тимопатически (к аффективно нарушенным душевным состояниям), не реагирующих ни оптически, ни акустически и могущих быть освобожденными от этих состояний исключительно посредством катарзиса патогенных аффектов. Затем мне удавалось вызывать в этих состояниях такие модификации, что я мог приводить моих пациентов в состояние полусна и подвергать их длительному лечению, без необходимости постоянного посещения их. Я вынужден был это делать потому, что я убедился, что масса аффектов, накопленных в подсознании, под действием болезни продолжавшейся часто десятилетиями, стала очень велика, вследствие чего необходимо стало очень большое число сеансов".

„Так мне удавалось одновременно лечить трех — четырех больных, мог затягивать сеансы, сколько угодно, и соответственно часто устраивать их. Кроме того, благодаря многочисленным наблюдениям, мне удавалось применить мой метод и в таких случаях, в которых я, отчасти вследствие незнания этиологической связи, отчасти из осторожности, раньше не решался этого делать. Но важнее всего мне казалось для лечения накопление опыта и именно то, что мне все яснее становился механизм вытеснения и конверсии. Это давало мне возможность при помощи моих разъяснений больным предупреждать ухудшения в их состоянии и в особенности при состояниях страха снова находить покой. Я учил пациентов, что как они в полусне относятся к навязчивым аффектам, так они должны относиться к ним и в бодрствующем состоянии".

„Так мне удалось в особенности глубоко изучить зарождение депрессивных состояний мании. Но очень трудно натолкнуться на случаи, подходящие для лечения. В состоянии мании столь же трудно лечение, как и при ярко выраженном состоянии стеснения, а в промежутках между двумя припадками пациенты настолько здоровы и настолько убеждены в длительности этого здорового состояния, что помощь врача кажется им совершенно излишней. В тех же случаях, в которых мне удавалось применить лечение, я убедился в том, что предрасположенность к тимопатиям и циклотимиям одна и та же, что в этих случаях уже в самые первые годы жизни дело идет о вытеснении не сексуальных чувств, а действительно высших чувств любви, что здесь уже в первые годы жизни начинается борьба, о которой мы не имеем ни малейшего представления. Я скоро буду иметь возможность опубликовать относящиеся сюда, весьма подробные, истории болезней".

„Я не могу, разумеется, утверждать, что все эти состояния зарождаются легко; природа не столь скучна и своенравна. Но для меня нет сомнений, что такие состояния могут возникать именно таким образом. Если бы мы имели представление о том, какие огромные массы аффектов могут скопляться в головном мозгу, все эти связи были бы нам до некоторой степени понятны. Так я стал с успехом лечить катартическим методом все те состояния, которые мы до сих пор называли неврастеническими или истерическими состояниями депрессии или меланхолиями".

„Наблюдение Фрейда над комплексами отца и матери, которые он слишком односторонне рассматривает, как чисто сексуальные, оказались, по моему наблюдению, у большого числа детей, явлениями, порожденными вытеснением чувств любви к одному или обоим родителям. Это вытеснение приводит к чувствам неудовольствия всякого рода, а также к депрессиям, торможениям и, в особенности, к желаниям сделать назло или наперекор. Так всякого рода нечестность, ложь, воровство, представляют здесь не что иное, как своенравные действия назло, которые исходят из подсознания. Мне удавалось неоднократно находить подтверждение этим удивительным связям на основании очень большого материала. При помощи катартического лечения или без него удается таких детей освободить от их состояния и вернуть их родителям и к нормальной жизни. В некоторых случаях наблюдалисьи общие психоневротические нарушения, объясняющиеся тем, что рядом с вытеснением чувства любви в ранней молодости имели место и нарушения сексуального чувства, в особенности вследствие испуга, который оттеснил это сексуальное чувство в подсознание".

К этим словам Франка я прибавлю еще следующее: д-р Франк еще раньше обращал мое внимание на то, что многие случаи гомосексуальности, больше чем я раньше думал, не наследственны, а благоприобретены, вследствие онанизма и т. п. Я должен здесь признать правильность этого взгляда. Доктор Эд. Бертоле тоже сообщил мне об одном случае типического гомосексуализма, в котором психоанализ вызвал сцену, пережитую пациентом, когда ему было 9 лет от роду. Он увидел на улице красивого всадника и воспоминание о нем постоянно вызывало у него возбуждение и онанизм. Впоследствии его стали возбуждать мягкие волосы мужчин", но не женщин. После психоанализа молодой человек стал снова нормально сексуальным. В таких случаях, можно, конечно, теоретически допустить легкое, скрытое гомосексуальное предрасположение.