Глава 24. Встреча с У. Е. Гладстоном

То был жаркий августовский день. Накануне мистер Гладстон выступал с публичной речью в Садоводческом об­ществе Честера (кажется, его последней речью). Миссис Гладстон встретила меня в холле, и мое сердце сжалось, ког­да она сказала, что ее супруг утомлен и что мне не следует беспокоить его под каким-либо предлогом. Я принес ей свои сожаления по поводу его недомогания и сказал, что я буду рад приехать снова из Лондона в любое время, когда он того пожелает. Затем я повернулся, чтобы уйти, но в этот момент открылась дверь кабинета и к нам вышел «великий старик».

— Моя дорогая, это тот самый джентльмен, который должен встретиться со мной в три часа дня?

—Да, — ответила миссис Гладстон. — Но тебе лучше не проводить никаких встреч.

—Дорогая, он приехал из Лондона по моему приглаше­нию. Это друг Стенли, и мне интересно повидаться с ним.

— Сэр, прошу не принимать меня в расчет, — сказал я. Мы можем перенести встречу на любой другой день, ког­да вы будете чувствовать себя лучше.

— Я встречусь с вами сейчас, — ответил он и добавил печальным тоном, — поскольку, возможно, уже никогда не буду чувствовать себя лучше, чем теперь.

Мы вошли в его кабинет. Он указал мне на кресло у ок­на. На столе лежала одна из моих книг. К своему удивле­нию, я понял, что перед нашей встречей он ознакомился с ее содержанием. (Позже мне говорили, что это была его неиз­менная привычка. Он заранее изучал те темы, о которых могла пойти речь.) Однако у Гладстона в запасе был еще больший сюрприз.

— Мне сказали, что вы — сын такого-то и такого-то, — сказал он. — Ваш отец имел пристрастие к высшей матема­тике, которое разделял и я. Мы довольно долго переписыва­лись. Та тема, над которой он работал свыше двенадцати лет, весьма интересовала меня.

Гладстон показал мне несколько страниц, покрытых вычислениями и алгебраическими фигурами. Я узнал по­черк отца.

—Ваш родитель еще жив?

—Нет, сэр, — ответил я. — Он недавно скончался.

—А вы унаследовали его любовь к математике и циф­рам?

—Увы, нет. Мои вычисления связаны с оккультными опросами и, вероятно, не заинтересуют вас.

— Мы увидим это позже, — сказал он. — А теперь изло­жите мне вашу теорию, о которой писал Стенли. Он назвал нас непревзойденным мастером хиромантии. Только гово­ритемедленно и ясно, чтобы я мог следить за ходом ваших мыслей.

Фотография с автографом, данная мне мистером Гладстоном в августе 1897 года

Мягкость и доброта этого человека — политика, кото­рый часто решал судьбы целых народов и которого даже ярые враги ценили за мудрость и ум, — помогли мне одо­леть нервозность, и я приступил к объяснению своих тео­рий. Вкратце описав свои исследования, я вернулся к отпечаткам рук и показал ему интересные детали наследствен­ных линий. Затем мы затронули тему чисел, которые управляют жизнями людей, и пришли к выводу, что каждый из нас занимает свое место во Вселенной и. следовательно, подвержен влияниям особых мер добра и зла.

Приведя в пример вибрации музыкальных тонов, я ука­зал ему, что каждая вибрация может создавать различные формы материи. Одна и та же вибрация, повторенная дю­жины и сотни раз, всегда создает свою копию. Каждый тон имеет особое число, поэтому на шкале творения каждый че­ловек как объект вселенной вибрирует в точном соответст­вии с теми планетами, которые, будучи инструментами Бо­га, определяют бытие Вселенной.

Я принес с собой машину д'Одиарди, которую описал в одной из предыдущих глав. Мы установили ее на столе, и мистер Гладстон протестировал возможность человека вли­ять мыслью на материю посредством силы воли. Встав пе­ред инструментом, я показал ему, как далеко могу сдвигать иглу. Он попробовал сделать то же самое, затем позвал в ка­бинет нескольких слуг и проверил их одного за другим. Ког­да мы снова остались одни, я попросил его разрешить мне забрать ту диаграмму, которую создала его воля. Я хотел до­бавить ее к другим материалам по тестированию этого аппа­рата. Карта Гладстона показывала значительную силу волн и отмечала период времени, на который он мог удерживать иглу в определенных точках.

Перед окончанием встречи он позволил мне взять гип­совые слепки его рук для моей коллекции, а затем подарил свою фотографию, которую я привожу в этой книге. Дата Данного события — 3 августа 1897 года. В конце концов, в кабинет вошла миссис Гладстон и, прервав нашу встречу, заявила, что уже половина шестого. Я почувствовал себя смущенным, но мистер Гладстон спас меня от ее гнева.

— Моя дорогая, — сказал он. - Это был один из самых интересных вечеров, проведенных мной в последние годы Я ни сколько не устал и сейчас собираюсь показать молодому человеку наш сад. Скорее, это он устал от моего общества!

Мы прошли по красивой лужайке, которая выглядела как безупречный зеленый вельвет. Рядом пламенели алые цветы

Правая рука Гладстпона - отпечаток

снят в августе 1897 года

герани, которые он очень любил. Глалстон попросил меня рассказать об Америке и сказал, что очень сожалеет о том, что никогда не видел эту великую страну. Он выказы­вал глубокий интерес к развитию Соединенных Штатов за последние годы. Наконец, он попрощался со мной, и когда я у ворот оглянулся назад, то увидел его фигуру, удалявшую­ся на фоне зеленого сада и красного заката.