Глава 22. Возвращение в Лондон.

«Думающая машина»

Мой первый визит в Нью-Йорк продлился до осени 1896 года. Пережив множество различных инцидентов, я вернулся в Лондон, и уже через неделю после моего появле­ния на Бонд-стрит наплыв посетителей был такой же, как и прежде. В своем салоне я выставил любопытный механизм, который назывался «Регистром церебральной силы». Его изобрел мой старый друг — профессор Савэри д'Одиарди. Профессор д'Одиарди, как убедились многие парижане, был одним из самых выдающихся людей, когда-либо жив­ших на земле. Он прославился своими экспериментами с тайными силами тела (возможно, даже с человеческими ду­шами). Родившись в семье герцога де Ревиго, одного из ве­ликих генералов Наполеона, мой друг имел полное право на эту прославленную фамилию, но предпочел для себя более простую и не такую броскую.

Он имел множество талантов, поражал всех богатством ума и никогда не использовал свои изобретения ради собст­венной выгоды. Его постоянно окружали сенсации. В пят­надцать лет он и Гуно^[11] получили золотую медаль Парижской музыкальной академии. Эта общая награда задела его гордость, и он навсегда отказался от карьеры музыкан­та. С тех пор д'Одиарди играл лишь для удовольствия.

Нынче в Лондоне живет немало людей, которые могли бы подтвердить мои слова: они понимали истинную силу музыки только после того, как слышали игру этого пожило­го человека, с величественным профилем патриция, когда он исполнял произведения на органе, фортепиано или арфе в своем доме на Кромвель-роуд в Кеннингстоне. В тех слу­чаях, когда он играл на арфе, у некоторых мужчин и жен­щин (даже с самыми железными натурами) на глазах соби­рались слезы. В ответ на его музыкальные откровения они охотно делились с ним самыми сокровенными страницами их жизненных историй.

Кроме того, он изучал медицину и занимал солидный пост в правительстве Наполеона III. Законодательство бы­ло его «коньком». Он выиграл несколько дел во француз­ских судах и однажды вернул свободу женщине, которая го­дами раньше была осуждена по ложному обвинению.

Вот краткая характеристика профессора, с которым я дружил и от которого многому научился в оккультных на­уках. Ходили слухи, что он являлся членом Ордена трэппистеров. Однако слухи разносят о выдающихся людях много лжи и преувеличений, поэтому я не верю им — хотя в дан­ном случае могу подтвердить, что д'Одиарди имел контакты с Ватиканом и нынешним папой. Когда я посещал Рим, он дал мне рекомендательные письма, которые открыли для меня самые неприступные двери Вечного города.

Во время наших встреч мы часто говорили о религии, но обсуждали ее только с оккультной точки зрения, так как считали такую перспективу нашим общим основанием.

Что касается моего визита в Рим, то я вспомнил любо­пытный эпизод, который наверняка заинтересует моих чи­тателей. Около недели или более того я каждый вечер при­ходил в церковь Святого Петра и часами сидел в полутени одного из алтарей. Не могу объяснить, зачем я делал это, но, вероятно, здесь сказался мой благочестивый темперамент, описанный мной в ранних главах.

При одном из таких посещений церкви я заметил, что за мной наблюдает какой-то старик. Он был настолько ис­терзан временем, что мне не удалось определить его возраст. Интеллигентное лицо походило на мраморную маску. Длинная белая борода и седые волосы находились в стран­ном противоречии с черными глазами, в которых сняли мо­лодые и дерзкие искорки. Почти согнутый пополам прожи­тыми годами, он все равно производил впечатление и вызы­вал во мне почтительность.

Поймав мой взгляд, старик подошел и тихо сказал по-французски:

— Вы не могли бы встретиться со мной здесь завтра ве­чером? В пять часов? Я хотел бы передать вам вещь, кото­рая поможет вам в вашей последующей жизни.

Прежде чем я выразил согласие, он повернулся и ушел. На следующий день я был в назначенном месте за час до указанного времени. Мне не пришлось долго ждать. Вскоре он появился из тени одной из боковых капелл и, ковыляя, направился ко мне. Только тогда я понял, каким он был ста­рым.

Взяв меня за руку, мужчина подвел меня к каменной скамье и передал пакет, перевязанный кожаным шнуром.

—Мой юный друг, — сказал он. — Я видел, как вы при­ходили сюда несколько дней подряд. Я понял, что вас при­тягивали к этому месту не религиозные обряды, а та вели­кая истина, которой не нужны алтари для служения.

—Что вы имеете в виду?

—Вы знаете, о чем я говорю, — ответил он. — Подобно мне, вы исследуете оккультные тайны и хотите стать посвя­щенным в великую религию, которая сияет светом звезд и хранит свое знание в символах и знаках. Тот, кто находит ее смысл, познает тайну жизни. Мое время подошло к концу, а перед вами тянется дорога многих лет, поэтому я хочу, что­бы вы взяли этот манускрипт с оккультными текстами и изучили его. Пусть ваши знания смешаются с другой систе­мой исчислений. Надеюсь, вы обретете столь же много, сколько получил и я. Большая часть этого манускрипта ско­пирована с древних египетских трактатов по оккультизму, которые были утеряны при сожжении Александрийской библиотеки. Позже вы поймете, какую ценность я передаю в ваши руки. И мне спокойнее на сердце оттого, что я нашел человека, который сохранит эту лампу сакрального знания горящей даже в век материализма.

Как только я поблагодарил его, старик попрощался и вышел на улицу через боковую дверь.

Я вернулся в гостиницу и к своему непомерному удив­лению нашел, что обладаю манускриптом, содержащим от­рывки из многих работ по оккультизму, оригиналы кото­рых, как хорошо известно, были утрачены вместе с Алексан­дрийской библиотекой.

Но вернемся к моему другу-профессору и той любо­пытной машине, которую он изобрел. Когда Эдуард Савэри д'Одиарди представил в Парижской академии наук один из своих первых «регистраторов мыслей», аппарат изучили и признали удивительным механизмом. В нем обычная игла подчинялась воле человека и передвигалась на тридцать градусов.

Однако позже профессор усовершенствовал механизм, и с помощью него человек, стоя на расстоянии трех шагов, мог заставлять иглу двигаться на 160 градусов. Кроме того, усилием воли он мог удерживать иглу неподвижно в опре­деленных местах ее возвратного движения.

Естественно, этот инструмент привлек значительное внимание. На него приходили посмотреть разные люди. Это позволяло мне еженедельно отсылать профессору чеки по двадцать фунтов стерлингов — в знак благодарности за ис­пользование прибора.

Фотодиаграмма мыслей и регистр церебральной силы

Люди, принимавшие наркотики (особенно морфин) или страдавшие слабоумием, с трудом могли сдвигать иглу и имели над ней весьма незначительную власть, в то время как персоны, часто употреблявшие алкоголь, двигали ее в дерганной манере, что безошибочно указывало на их прист­растие к крепким напиткам.

Однако все это было прелюдией к истории, которую я собираюсь рассказать.

Однажды перед инструментом встал человек с очень сильной волей и с трех шагов заставил иглу дойти до выс­шей точки на диске. Там он около минуты удерживал ее не­подвижно, что было потрясающим достижением. Внезапно в зал вошел какой-то человек и довольно громко сказал, что полчаса назад определенные акции упали на бирже в цене. Мы не знали, что человек, стоявший у машины, интересо­вался биржевыми сделками. Но как только новость была объявлена, он потерял всю власть над иглой и, несмотря на дальнейшие усилия, она вернулась на нулевую точку. Затем этот джентльмен повернулся и признался, что изумление от новости лишило его контроля над собой.

На предыдущей странице находятся иллюстрации двух экспериментов. Первый был проведен с мистером Лионелом Филлипсом, а второй — с преподобным Расселом Уэкфилдом, который первым заметил, что игла в одних случа­ях двигалась влево, а в других случаях — вправо. Среди многих известных людей, экспериментировавших с этим механизмом, был и мистер Гладстон. Он так сильно заинте­ресовался машиной, что даже сам опробовал ее. Позже я расскажу о нашей с ним встрече.

Глава 23. Известный исследователь Г. М. Стенли

и предисловие к встрече с Гладстоном

Позже я отметил основные моменты его прошлого, и он дополнил их деталями, объясняя, как неверно оценили его поступки те люди, которые не пожелали понять, в каких тя­желых условиях находился их отряд. Я услышал лично от него о ключевых эпизодах знаменитого путешествия по са­мым неизведанным местам Африки. Волнуясь и делая час­тые паузы, он рассказал о тревогах и ответственности, кото­рую взял на себя. Но Стенли ни слова не сказал о личных страданиях.

То был памятный вечер, и я с гордостью могу сказать, что встречался с ним несколько раз. Для меня он всегда ос­танется «великим Стенли». Когда я в следующий раз навес­тил его дом, он предложил мне встретиться с Гладстоном^[13].

— Если хотите, миссис Стенли все устроит, — сказал он.

Его жена тут же села за стол и написала письмо. Через пиру дней мне передали записку от Гладстона, написанную на бланке со знаменитым рисунком. Меня пригласили в Гарвардский замок на встречу. Тем же вечером я сел в по­езд, утром приехал в Честер, а в три часа дня мне довелось познакомиться с Гладстоном.