Обеление и восхваление 4 page

Новые сталинисты тоже чувствуют, что в их версиях что-то не так, и начинают искать в своем «социализме» деформации, на которых и сыграли заговорщики. Тот же Ф.Горелик утверждает, что имело место перерождение советского начальства, показывает, что его предпосылкой было отчуждение трудящихся от собственности, но… Несмотря на этот порыв откровения он все равно пишет о «социализме» и какой-то «общенародной собственности» в СССР. Итак, новая версия: социализм, но какой-то искаженный. Давайте разберем и ее.

Прежде всего, где источник искривления «социализма» и в чем оно проявилось? По мнению некоторых сталинистов из РК, искривление проявилось в разложении сознания советского человека, а причины его не известны. Так просто случилось и все: «А на вопрос о том, как мы дали развалить свою страну, лишиться основного смысла своей жизни - ответ есть. Дело только в самих нас. Задолго перед развалом Союза, общество уже не было обществом советских людей, имевших целью строительство и формирование новых человеческих отношений, т.е. социализм и коммунизм. В души вползла и стала их разлагать пошлая жлобская обывательщина, зависть к сытенькой жизни имущих слоев богатых стран, низкопоклонство перед образом их жизни, нежелание абсолютно понимать, как эти страны в своей длительной исторической эволюции стали богатыми и за счет чего и кого они живут сейчас»[340]. Аналогичного мнения Наталья Кузьменко: «Но со времен Хрущева ориентиры круто поменялись. Страна стала догонять и перегонять Америку по уровню потребления. В общественное сознание начали потихоньку внедряться буржуазные идеалы: как побольше получить и поменьше отдать. Количество и качество потребляемых человеком предметов постепенно становится приоритетом в оценке человека как личности. Социалистическое мировосприятие стало незаметно вытесняться собственническим, эгоистическим»[341]. Но почему поменялись ориентиры? Здесь бы марксист вспомнил, что бытие определяет сознание и стал бы искать корни изменений в социальной структуре, в материальном производстве. Но новые сталинисты, как уже не раз отмечалось, только подделываются под марксизм, марксистами не являясь. Поэтому выбор Кузьменко вполне логичен. Она начинает объяснять этот поворот при помощи идеи или чувства, которое она метафорически именует «буржуйчиком» и которому приписывает демоническую силу, не хуже той, которой Шапинов наделил Ельцина: «Заокеанская пропаганда и доморощенные государственные деятели, сведя смысл социализма к уровню потребления, старательно культивировали и раскармливали в душах советских людей маленького гаденького буржуйчика…Спрашивают, почему в обществе не нашлось достаточных сил, чтобы вовремя остановить это безумие? Отвечу: это все он - маленький подлый буржуйчик в душах людей устроил. Это он шептал: «Ничего. Потерпи, зато потом на «Тойоте» будешь ездить, в собственном бассейне купаться, в дорогих ресторанах кутить. Что тебе дала Советская власть? То же, что и всем. А тебе ведь надо боль­ше. Какое тебе дело, что товарищей с работы поувольняли? Не тебя же! Начинай крутиться - раскрутишься, заживешь припеваючи...», и т. д. и т.п.… А подлый буржуйчик, знай себе, нашептывал: «Шибче, шибче!»… Их внутренний буржуйчик, когда-то маленький и безобидный, вырос в огромного монстра и теперь диктует свою волю всему народу, пишет человеконенавистнические законы и толчет ногами людские судьбы… Маленький жалкий буржуйчик в их душах…» «И, главное, как оказалось, эту дрянь гораздо труднее изгнать из человеческого сердца, чем ее туда поселить. Но еще главнее, то, что никто с этой дрянью, кроме ее обладателя, окончательно справиться не может. Государство, притом, только социалистическое, лишь ставит заслон ее слишком активному проявлению и разрастанию»[342]. Это именно о таких марксистах Карл Маркс сказал однажды, что при сравнении с ними он кто угодно, но только не марксист.

Кузьменко не раз и не два радовала читателей подобными вещицами. В другой статье она объясняет гибель социализма так: «Признав право ничтожества на существование, позволив ему вещать с высокой трибуны СМИ, мы тем самым разрешили ему плевать нам прямо в души и безнаказанно втаптывать нас в грязь». «Отняли у народа великую цель, и он из одухотворенного созидателя превратился в безразличного ко всему, кроме своей «крайней хаты» наемного раба»[343]. Возникает только вопрос: а кто это отнял у народа цель, кто был этим коварным субъектом социального действия, обеспечившим роковое «признание права ничтожества на существование»? Ответа на этот вопрос мы не слышим.

Но здесь на помощь Н.Кузьменко приходят сторонники теории о деформации «социализма». Они считают, что в советском обществе выделилась особая бюрократия, которая и стала тем субъектом социального действия, который взорвал СССР изнутри. Как писалось в одной передовице: «Переродившаяся верхушка КПСС завела наш народ в капитализм»[344]. Эта версия может увести прямо к поиску объективных социальных предпосылок перестройки, но на ее пути у новых сталинистов опять встает призрак «советского социализма».

Так некто Артемчук подверг резкой и в общем-то справедливой критике советскую политическую систему: «Кстати, именно неумение (или неже­лание) верхушки КПСС обеспечить действенный контроль трудящихся масс за соцбюрократией явилось главной причиной поражения социализма на территории СССР. А ведь контроль за бюрократией это только первый необходимый шаг рабочего класса после взятия им политической власти и обобществления средств производства. За ним сразу должен был последовать второй - вовлечение в управление государством поголовно всех трудящихся граждан, для чего первичной избирательной единицей и основной ячейкой государственного строительства должен был стать не территориальный округ, а производственная единица (завод, фабрика). Но этого, к сожалению, не произошло. Более того, в 60-х годах в СССР методы управления государством стали все больше и больше наполняться бюрократическим содержанием, рабочий контроль все больше становился формальностью, управленческий труд - привилегией, а высокие чиновни­чьи должности в 80-х годах уже передавались чуть ли не по наследству»[345]. Неискушенному читателю покажется, что этот Артемчук почти что наш человек. Но от марксиста-госкаповца его отличают два фундаментальных момента. Во-первых, в его представлении политическая система СССР начала приобретать несоциалистические черты только с 1960-х гг., следовательно, во времена сталинской диктатуры все было нормально. А во-вторых, он объясняет эти изменения случайностью: верхушка КПСС не умела или не хотела. Итак, «социализм» как общественный строй, потерпел поражение в силу каких-то субъективных свойств верхушки КПСС. Не много преимуществ дает такой подход по сравнению с идеалистическим лепетом Кузьменко. Тот же идеализм, но виноваты оказываются не разини трудящиеся, а разини вожди.

Сходным образом рисует процессы в политической системе советского общества А.Будило. Он пишет о советах 70-80-х гг. «…Эти Советы не смогли поставить заслон контрреволюции, которая подняла голову в 80-е годы, а значит в какой-то, наверное, достаточно значительной степени, утратили свою пролетарскую и революционную сущность, выродились в органы буржуазной, а не рабочей демократии»[346]. Отличие его взгляда в том, что он резче в оценке итогов бюрократизации, и при этом уходит от объяснения причин обозначенного им процесса. Куда дальше идет Радичук. Он, пожалуй, единственный в РК осмелился искать корни перестройки в сталинском режиме: «Скажут: да ведь ко времени Горбачева мы уже давно вышли было из стадии диктатуры пролетариата и создали общенародное государство. Да, это было, но только на словах. Мы еще в 1936 году приняли новую Конституцию СССР, которую воспевали как конституцию победившего социализма. И в то же время, буквально - в то же время, пачками расстреливали «врагов народа» из высших эшелонов партийного руководства и государственного управления. Уже тогда в видении мира у нашего партийного руководства концы с концами не сходились, но никто об этом сказать не мог: партийное руководство потеряло обратную связь не только с массами беспартийных трудящихся, но и с массами членов партии. Партийное руководство не руководило, хотя и воображало себе, что оно руководит, потому что командует. Руководство людьми с целью переделки их сознания без обратной связи невозможно: ведь именно эта переделка, преодоление «сил и традиций старого общества», воспитание нового человека - главное в движении к коммунизму. Рост производительных сил - не самоцель, а только средство к достижению указанного главного.

И партия, и советское социалистическое общество стали неуправляемы - процесс их развития покатился самотеком, направляясь стихийной тягой трудящихся к социализму и коммунизму. Эта стихийная тяга оказалась удивительно мощной. Ныне немало «теоретиков», пытающихся доказать, что социализм развалили трудящиеся, недовольные если не социализмом вообще, то хотя бы его извращениями. Но это ведь ложь, наглая буржуазная ложь. Социализм был развален не снизу, а сверху. Перерождение же партийных верхов началось с потери ими обратной связи. Историю крушения советского социализма надо начинать исследовать именно оттуда - из сопоставления партийного строительства ленинского и послеленинского периодов. Оттуда же надо извлекать уроки для настоящего и будущего в коммунистическом движении»[347]. Итак, в 30-е годы вожди потеряли обратную связь с массами, и с этого началось разложение политической системы.

Радичук со своей завуалированной критикой сталинизма остался в РК одинок и поддержки не нашел. Но давайте посмотрим, как далеко позволила ему такая позиция приблизиться к марксизму? Прежде всего, возникает вопрос: если в 30-е годы все-таки шло строительство социализма, то где же были трудящиеся классы, где был их политический авангард – рядовые члены партии? Почему они не вмешались и не восстановили нарушенную обратную связь? Где растворил Радичук прочих субъектов социального действия, почему у него приняты во внимание одни вожди? Мы-то ответ знаем: террористическая диктатура государственной буржуазии в 30-е годы до того подавила трудящиеся классы, что ни о каком социальном действии с их стороны речи быть не могло. Но что остается предполагать Радичуку, который твердо уверен, что в СССР вплоть до 1986 г. была социалистическая собственность и, следовательно, был социализм? Пусть ломает себе голову или сводит все к случайности.

Другой автор РК, Маншилин, к примеру, себе голову не ломал и все свалил на случайную забывчивость советских людей, которая вызвала искажение политической системы: «2. Забыли предостережения классиков марксизма о том, что "всякое государство несвободно и не народно". А это означает, что в Советах всех уровней должны были быть не народные депутаты, а депутаты трудящихся: рабочие, крестьяне, солдаты, трудовая интеллигенция. 3. Забыли предостережение классиков марксизма-ленинизма о том, что "государство в период между капитализмом и коммунизмом не может быть не чем иным, кроме государства диктатуры пролетариата", а марксист лишь тот, кто распространяет признание борьбы классов до признания диктатуры пролетариата"»[348]. Таким образом, негативные изменения в политической системе, предшествовавшие распаду СССР, объясняются забывчивостью трудящихся и отсутствием у них бдительности. Опять в основе всего оказывается субъективный фактор. А экономический базис, как решающий фактор, определяющий параметры политической надстройки, для сталинистов не существует. Видимо, для них теория исторического материализма не универсальна и к «социализму» неприменима.

Так или иначе, в советском обществе внутренняя политика определялась решениями бюрократических вождей. Нельзя ли в их поведении и решениях найти какие-то причины гибели «социализма» и успехов манипуляторов-заговорщиков? За эту версию новые сталинисты с радостью хватаются. Ее преимущество в том, что она позволяет объяснить перестройку результатом долговременных процессов, исподволь подтачивавших «социализм». То есть придать теории заговора наукообразный вид. Но чем был задан старт этих процессов? И опять мы видим историческую случайность.

Доктор исторических наук Орлов пишет: «XX съезд КПСС и доклад Хрущева о культе личности явились для меня ударом. Но этот удар нисколько не поколебал моего отношения к Сталину. В ком я очень быстро разочаровался, так это в Хрущеве. Сталинская эпоха строительства социализма была жестокой, но благодаря ей советский народ выжил и победил. Когда же проблема выживания была решена, необходимобыло вывести социализм на качественно новый этап развития, но в руководстве партии и государства уже не было личностей масштаба Ленина и Сталина». «Среди пришедших на смену Сталину партийных и государственных руководителей уже не было личностей, органически соединяющих в себе качества глубоких теоретиков-марксистов и круп­ных организаторов, что послужило одной из главных причин поражения социализма в нашей стране»[349]. Итак, вождя не нашлось – формация развалилась. Такой подход ничего общего с марксизмом не имеет, даром что Орлов стал доктором исторических наук в советское время, когда знание марксистской методологии провозглашалось обязанностью любого историка.

На узкий кругозор преемников Сталина все валит и Ломакин. Сперва, вероятно под влиянием Пихоровича, он уверяет: «К моменту смерти Сталина в Советском Союзе вызрели все объективные предпосылки для того, чтобы сделать новый качественный рывок по пути к коммунизму». Затем он огорошивает читателя: «Мы потерпели поражение не потому, что взялись за строительство коммунизма раньше времени, а потому что мы этого не сделали». Причиной оказывается личность Хрущева: «Единственное, чего не доставало ему и его команде для этого, так это глубокой марксистской подготовки». Опять субъективный фактор! «Как оказалось – остановка в движении на пути к коммунизму – это смерть». Причина же остановки, как мы видели, заключается в том, что просто не захотели идти дальше. Не было, вот, у Хрущева и соратников должного кругозора. Оставляя в стороне голословные заявления о возможности быстрого вступления советского общества в коммунизм, приходится констатировать, что причины его гибели Ломакин понимает примерно как Орлов. Такое объяснение оказывается субъективно-волюнтаристским. Неправильное решение начальства оказывается важнее объективных процессов в базисе.

Как эхо откликается на мысль Ломакина Пихорович. Он тоже уверяет, что нам пора было «вводить коммунизм» еще до 1985 года, а дальше разбирается, что же этому помешало: «На самом деле сущность хрущевского периода в нашей истории именно в недостатке сознательности». Далее следуют доказательства-примеры. «Именно при Хрущеве интеллигенция начинает занимать ведущие места в советском обществе, становиться руководящей силой. Раньше на ответственные должности выдвигали рабочих-коммунистов, которые потом получали высшее образование. После Хрущева, наоборот, наличие высшего образования являлось условием выдвижения на ответственные должности»[350]. От недостатка сознательности? И что бы сказал Пихоровичу Сталин, который был уверен, что воспитал социалистическую интеллигенцию, достойную занимать руководящие должности там, где для этого требовались подготовленные профессионалы? Затравили бы Пихоровича за клевету на народную интеллигенцию.

Но у Хрущева был еще один недостаток: «Хрущев - первый, кто был скорее лидером, а не вождем. Разница между лидером и вождем состоит в том, что власть вождя основывается на его личном авторитете, в то время как авторитет лидера имеет своим источником исключительно занимаемое им властное положение». Тоже от недостатка сознательности? Но какое это имеет отношение к гибели «социализма» абсолютно непонятно. Из этого факта мы можем только заключить, что уже перед приходом Хрущева в СССР сложилась такая система, где положение человека в обществе могли определять не личные качества, а должность. Ничего кроме камешка в огород сталинизма здесь усмотреть нельзя.

«Теорию марксизма руководители после Сталина не только не знали и не понимали, но и знать не хотели, - продолжает Пихорович. - Они были «практиками». Даже, может быть, хорошими практиками, но все дело в том, что задача партии состояла в том, как правильно менять сложившуюся практику, что без теории правильно делать было невозможно». Эта мысль получает развитие применительно к знаменитому хрущевскому волюнтаризму. «Волюнтаризм был не в том, что Хрущев объявил о построении коммунизма в 1985 году, а в том, что он попытался заменить марксистское учение "здравым смыслом"»[351]. Как будто Сталин не был эмпириком и не строил свой «социализм» «методом тыка»! Но признать это нельзя, ведь перед нами великий вождь и учитель. К тому же из приведенных цитат видно, что их автор предполагает, будто законы развития общества при капитализме ни в чем не похожи на законы развития общества при социализме. Социализм у него вообще исключение из истмата. Ибо получается, что социалистическое общество не имеет самостоятельных, объективных законов своего развития, а вместо них существуют субъективные решения начальства, соответствующие или не соответствующие единственно верной теории, которые и определяют развитие общества. Это опять идеалистический взгляд на историю, своего рода современная версия идей века Просвещения. На самом деле не теория задает развитие практики, а сложившиеся социальные структуры, при чем ровно до тех пор, пока задаваемая ими практика не приводит к их саморазрушению. А в основе основ этих социальных структур лежат производительные силы и производственные отношения, те самые исторические переменные, которые не зависят от воли и сознания людей. Это общий закон развития человеческого общества. Отличие социализма от других формаций заключается лишь в том, что у людей складывается такая организация жизни, которая позволяет сознательно управлять объективно протекающими процессами. Правильно менять сложившуюся практику можно и на ощупь. Именно так поступает до сих пор человечество и это ему удается, хотя и с колоссальными издержками. Преимущество социализма будет заключаться только в том, что эти издержки удастся убрать за счет сознательного подхода к смене практики.

Что же касается гибели «социализма», то цитированное рассуждение Пихоровича ничего не объясняет. Ибо даже если не было осознанного управления общественными процессами, ничто не мешало им дальше развиваться стихийно на объективной основе законов социализма. Так что ответить ему надо именно на вопрос, почему и этого не произошло. Мы отвечаем, что это был не социализм, а Пихорович пусть мучается над загадкой.

Не поможет ее разгадать и тот анонимный автор, что взялся защищать теоретическую честь Сталина. Он обвиняет в гибели социализма не отдельных вождей, а партию. Но как будто от увеличения масштабов субъекта социального действия могут изменяться законы, которым оно подчиняется, и условия, в которых оно разворачивается. Он говорит, как Сталин оценивал политику расширения хозяйственной самостоятельности колхозов, и делает на основании его слов вывод: «Да это был приговор, и не только т.т. Саниной и Венжеру, но и всей партии, которая всего через четыре года спустя после написания процитированных строчек принялась повора­чивать колесо истории назад". Если отдельным "товарищам" такая работа было заведомо не по силам, то партия оказалась вполне в состоянии спра­виться даже с такой задачей, и она хоть и медленно, но уверенно пошла ровненько "в сторону отсталости", потянув за собою не только нашу огромную страну, но и народы стран социализма, которые нашей партии поверили»[352]. Здесь получается та же самая картина: начальство вольно рулит и определяет курс общественного развития, а история – это последовательность партийных директив.

Подход Ломакина, Пихоровича и анонимного сталиниста граничит с полным отрицанием социальной материи – экономического базиса, существующего самостоятельно и независимо от сознания. Но если у них он граничит, то у других сталинистов из РК он эту грань переходит. Престарелый теоретик Осадченко, рассуждая, чем капитализм отличается от социализма, написал о гибели СССР такое: «В СССР категории «прибыль» было отведено место счетчика, но не двигателя… Новации были направлены на снижение себестоимости продукции и повышение рентабельности. Что же произошло после 1953 г.? А произошла большинством не замеченная «малость». Капиталистическая категория «прибыль» заняла основное место двигателя …» «Основной причиной, по-моему, является то, что из фундамента социалистического здания была вынута цементирующая основа, экономический двигатель - снижение себестоимости продукции и замена его капиталистической категорией «прибыль». И социалистическое здание рух­нуло»[353]. Чистый волюнтаризм. Умерщвление социальной материи. «Течет вода Кубань-реки, как повелят большевики». Какой-то маг поменял в экономике категории, и все обвалилось. Напомним, что категории это предельно общие понятия. Никакого иного значения это слово не имеет*******. Следовательно, Осадченко описал нам такой мир, в котором понятия живут в объективных сущностях, могут их покидать и приходить в них по чьему-то усмотрению. Перед нами ничто иное как эйдосы и картина мира, созданная древнегреческим философом Платоном. А как известно, его учение – это объективный идеализм. Привет марксистам!

Не получается у новых сталинистов вырваться из идеалистического плена. Как они не подойдут к гибели «социализма», везде результат один. Даже синтезированный подход им не помогает. Давайте убедимся еще и в этом. Здесь нам, как всегда, поможет Н.Кузьменко. Все что другие говорили мимолетными фразами, она собрала в одной статье. Прежде всего, Кузьменко пытается хоть как-то примирить свой социалистический идеал с правдой советской истории. «Кровопролитнейшая гражданская война, голод, разруха, полная экономическая и политическая изоляция, террор, организованный внутренними врагами, экономическая отсталость, которую необходимо было ликвидировать в кратчайшие сроки и, наконец, 90% неграмотность населения сделали почти невозможной организацию общества на принципах самоуправления». «Таким образом, в нашей стране сложился своеобразный общественный строй: бюрократический по форме, социалистический по содержанию. Образовалась достаточно замкнутая [?] бюрократическая прослойка, названная Сталиным «проклятой кастой», которая фактически управляла страной от имени рабочего класса»[354]. Здесь много странного. Во-первых, бюрократия в СССР была довольно таки незамкнутым социальным слоем. Во-вторых, здесь присутствует известное выражение «проклятая каста», взятое из воспоминаний С.Аллилуевой, дочери Сталина. Во всем остальном сталинисты ей не верят, но эту фразу, явно перекликающуюся с троцкистской критикой сталинизма, почему-то всегда цитируют с безмерным восхищением. В-третьих, общий вывод Кузьменко о сущности советского строя конечно нужно развернуть с точностью до наоборот. Форма советского строя была социалистической, а содержание прямо противоположное. Однако пойдем за Кузьменко и предположим, что социализм в СССР все-таки был, пусть и не совсем в адекватной форме. Почему же он все-таки погиб?

Первую версию Кузьменко выдвигает вполне в духе Орлова. «Но Сталин умер, а «проклятая каста» осталась. И начала от имени рабочего класса защищать уже не его, а свои собственные интересы». Итак, вождь определял социальную функцию целой социальной группы, занимающей ключевые позиции в обществе. Не стало вождя, и она стала вести себя по-другому. Детски наивный идеализм.

Чувствуя примитивность этой версии, Кузьменко пытается ее обосновать, ссылаясь на особенности сознания этой группы: «Опять-таки если бы большинство из этой «касты» было марксистами не по должности, а по убеждению и носителями коммунистической нравственности не на языке, а в сердце, админист­ративная власть из рук бюрократии плавно перетекла бы к советам рабочих и крестьянских депутатов организованным по производ­ственному принципу». Это не менее симпатичная идеалистическая наивность. Особенно если учесть, что поколение Сталина искренне считало себя коммунистами, иное дело, что они понимали под этим. Итак, здесь в основе находятся неверные факты, и неверно само теоретическое построение, будто поведение социальных групп определяется не их социальным бытием, а их воспитанием, которое может быть правильным, а может быть и ошибочным. Дальнейшие процессы в советском обществе Кузьменко рисует как беспрепятственное распространение неверных идейно-психологических установок, утвердившихся у бюрократов. «Так номенклатурные носители мелкобуржуазной психологии стали исподволь насаждать её во всех слоях советского общества, и особенно в рядах рабочего класса». При чем для Кузьменко важны даже не психологические установки: «Но главное вредительство развернулось в идеологической сфере». Что же они сделали?

«Хитрый матерый враг Советской власти У.Черчилль после смерти Сталина заявил: «Первый камень, брошенный в Сталина, будет началом конца Советской власти». И этот камень был брошен Хрущевым на XX съезде КПСС. Дело не в Сталине и не в его культе, а в том, что именно при нем в душах людей стали всходить ростки коммунистического сознания… А Хрущев побил эти ростки своими гиперболизированными и однобокими «откровениями», как смертоносным градом, и тем самым вызвал в душах людей чувство бессмысленности и ненужности проявленного ими героизма и энтузиазма». Видите, коммунизм Кузьменко строится на лжи. Хрущев лишь чуть-чуть поколебал эту ложь, приоткрыл завесу над кошмаром сталинского режима, а она говорит, что «гиперболизировал» и побил этой правдой «ростки коммунистического сознания». Но это лишь начало. Слушайте дальше. «Вообще, весь хрущевско-брежневский период нашей истории можно назвать периодом скрытого идеологического вредительства». «Крупное идеологическое вредительство было допущено в партийном строительстве: Партбилет из документа, свидетельствующего о том, что человек посвятил свою жизнь служению народу, был превращен в пропуск, позволяющий занимать высокие посты». Во-первых, кем? Нам этого не сообщают. Во-вторых, разве эта практика не установилась еще в сталинское время? «Откуда взялись добровольно-принудительные методы в отношении всех коммунистических мероприятий?» - возмущается Кузьменко. Из сталинских времен и никак иначе. Вспомните хотя бы, кто и как Беломорканал строил. «К чему нелепые запреты на чтение отдельных книг?», - продолжает она и приводит примеры Пастернака и Булгакова. И опять - запрещать книги начали еще в сталинское время, в том числе и Булгакова. «Зачем бесконечные бюрократические препоны, встававшие на пути многих творческих людей? Не для того ли, чтобы настроить интеллигенцию против Советской власти?» В сталинское время с интеллигенцией не церемонились еще больше – чуть что расстреливали. «К чему замалчивание некоторых страниц отечественной истории?» И это, выходит, хрущевское вредительство?! Ну, знаете… Ведь это еще от Емельяна Ярославского началось. Почитайте Троцкого – «Сталинская школа фальсификаций». Завершает Кузьменко блестяще: «Эти вопросы можно множить и множить, но суть ясна». Не знаю, что ясно ей, но мне ясно одно. Все «диверсии» хрущевского времени были продолжением сталинских традиций и порядков. Так что таким макаром гибель социализма тоже не объяснить.

Кузьменко и сама недоумевает, как это так вышло: «Вопрос: как на верхушке властной пирамиды могли оказаться люди, являющиеся носителями не коммунистического, а мелкобуржуазного сознания?». Поскольку она не знает ответа, она начинает искать объективные обстоятельства и находит их примерно в той же области, что и Осадченко. Слушайте внимательно: «По мере развития социализма обоб­ществление должно становиться более полным, а рыночные элементы, в том числе и товарно-денежные отношения, исчезать. Если эти принципы нарушаются, то экономика неминуемо перестает быть социалистической». Идеализм. «Строительство коммунизма возможно только на принципах общественного самоуправления...» «Если бы в советском государстве своевременно была проведена в жизнь идея самоуправления, то возможно, не пришлось бы нам столкнуться с массовым предательствам на стыке 80-90-х годов XX века». Итак, состояние советской экономики определяется готовностью или неготовностью внедрить в нее идею без всяких объективных ограничений. Если Осадченко поклонник Платона, то Кузьменко наследует его ученика Аристотеля. Тот говорил, что есть аморфная, пассивная, неспособная к движению материя, к которой приходит активная, но идеальная форма. Как она материю захватит, так та и выстроится. Как форма-идея изменится, так и материя переменится. Это не марксизм, это идеалистический взгляд на мир.

В конечном итоге все свои потуги Кузьменко завершает выводом, что негативные последствия политики бюрократии стали результатом ее необъяснимого нежелания поступать по-другому: «Это стало возможным, на мой взгляд, из-за боязни узкого слоя партийных бюрократов начать организованное на основах науки управление общественной жизнью, руководствуясь принципам самоуправления. А также из-за нежелания того же узкого слоя уделять первоочередное внимание воспитанию социалистического сознания в широких массах и обучению этих масс искусству диалектического мышления». Итак, сознание, сознание и опять сознание. Ничего, кроме сознания и случайности: «Именно тогда, когда социалистическое сознание рабочих масс крепло и развивалось, мы одерживали блестящие победы во всех сферах жизни. Но как только, вследствие неадекватного и безответственного отношения к нему, оно стало угасать и трансформироваться в мелкобуржуазное, мы потерпели сокрушительное поражение». В своем упоении идеализмом Кузьменко даже забыла, что одна из величайших всемирно-исторических побед Советского Союза – полет человека в космос, приходится как раз на период, когда социалистическое сознание по ее мнению уже начало угасать.

В целом версии новых сталинистов на тему распада СССР представляют перепев партийной программы КПУ 1995 года. Загляните в этот документ. Ни одной мысли, которая бы там не присутствовала, новые сталинисты не высказывают.