Молотов хотел 18.6 говорить с фюрером». 4 page

«В отдельных районах партийные и советские организации проявляют исключительную рассеянность и панику. Отдельные руководители районов уехали вместе со своими семьями задолго до эвакуации районов.

Руководящие работники... Новоград-Волынского, Коростенского, Тарнопольского районов в панике бежали задолго до отхода наших частей, причем вместо того, чтобы вывезти государственные материальные ценности, вывозили имеющимся в их распоряжении транспортом личные вещи...»

11 июля тот же Михайлов докладывал о бегстве секретарей райкомов КП(б)У Хмельницкого, Янушпольского, Улановского районов... Это — Винничина, это уже близко в Киеву. И это всё — кадры Хрущева. Но он их к стенке не ставил. Да и зачем? Они ему еще пригодятся после 1953 года...

Пожалуй, и поэтому Хрущев так подло лгал после 1953 года о Сталине. Свалив все на Сталина, проще было «замотать» вопрос о мере собственной вины. И многие из представителей послевоенного «маршалитета» и генералитета были тут ему естественными союзниками, потому что им тоже не нужна была правда о том, как начиналась война.

Сталин после войны великодушно не обнародовал тот факт, что войну преступно проморгал не один Павлов, а чуть ли не все военное руководство. Ведь готовность к войне определяется не тем даже, встретили ее те или иные части в окопах, а тем, как эти части обучены, как снабжены, как была организована армейская жизнь до войны.

В принципе здесь все наладить было намного проще, чем в народном хозяйстве, потому что армия ничего не производит, она только потребляет. И генералам надо было лишь

запрашивать, получать, распределять и учить подчиненных всех уровней пользоваться распределенным. Генералы же не смогли перед войной сделать толком даже этого.

А кто-то и явно предал.

Что оставалось Сталину? Он ведь непосредственно перед 22 июня оказался в очень сложном положении. Он надеялся на генералитет, а тот проваливал дело войны еще до ее начала.

И более того! Если я прав в предположении об инспекции Меркулова 19—20 июня, то надо прибавить вот что... Допустим, после доклада Меркулова Сталин даже заподозрил Павлова в прямом предательстве. Ведь даже в этом случае он не мог распорядиться о его аресте до начала войны! Не мог потому, что арест в такой момент всего лишь предполагаемого предателяна таком посту не менее опасен для общего тонуса армии, чем оставление его на месте.

Но вот война началась. Предполагаемый провал стал фактом. Что делать? Не наказать после провалов вообще никого было нельзя — надо было показать генералам, что терпение Сталина и Родины кончилось. Однако наказывать многих тоже было нельзя — с кем-то же надо было теперь воевать!

При этом, даже точно зная о том, что кто-то предал, открыто судить и расстрелять его как прямого изменника было опять-таки опасно, потому что официальная информация о прямой измене части генералитета сделала бы невозможной никакое управление войсками по вполне понятным причинам.

Поэтому Сталин не ткнул пальцем в очевидное и смолчал. И объяснил военный провал внезапностью и вероломностью нападения. То, что он покрыл этим грехи, а то и измену кого-то из военного руководства, знал очень ограниченный круг лиц, часть из которых к тому же погибла или была расстреляна.

Потом надо было опять-таки воевать... А уж когда пришла Победа — стоило ли ворошить прошлое?

Так считал Сталин — он же не знал, что после его смерти почти все его маршалы (кроме Рокоссовского) поведут себя в меньшей или большей степени подло и позволят Хру-

щеву и прочим оболгать своего верховного вождя, да еще и сами грязи на его могилу нанесут.

Так и остались по сей день виновными в провале первых дней войны не они, а «тиран Сталин» совместно с «палачом» Берией, конечно. Берия ведь «преступно отмахивался» от предупреждений «секретных сотрудников» Алмаза и Кармен.

ВПРОЧЕМ, в конце июня 1941 года до Победы еще было далеко — надо было решать сразу множество дел и перестраивать управление страной на военный лад.

В неопределенное будущее отодвинулись и планы демократизации страны, и расчет на альтернативные выборы в декабре 1941 года. Реальной силой должна была стать власть исключительно исполнительная.

И тут Сталин...

И тут Сталин, похоже, испытал-таки минуту слабости... И его можно понять — он ведь был таким же человеком, как и все... И количество нервных клеток было тем же, и количество километров нервов, и сердце одно, и крови те же пять литров.

А вот ответственность...

Причем он-то знал, что как глава государства все делал правильно: и вовремя осторожничал, и вовремя отбросил в сторону колебания, вовремя санкционировав армейцам и флотским начало приведения войск в боевую готовность. Но его подвели...

И как подвели! Прошла неделя войны, а уже пал Минск, немцы перли и перли вперед...

И Сталин, похоже, действительно уехал на ближнюю дачу. Во-первых, он за эту первую неделю дико устал... И ему хотелось побыть одному и наедине с собой... Во-вторых же, на него могла навалиться депрессия.

Момент кризиса, если он был, надо отнести на дни 29 и 30 июня. Накануне, 28 июня, Сталин принял более двух десятков человек, в том числе Тимошенко, Жукова, начальника Разведупра Генштаба Голикова, санкционировал приказы и распоряжения, Датированные уже 29 июня.

С 22.00 до 22.10 28 июня у него появились летчики-испы-

татели Супрун и Стефановский — командиры формируемых по инициативе Супруна полков испытателей. Время же пребывания в сталинском кабинете наиболее интересных для нас посетителей распределялось 28 июня так:

Как видим, все время — с 19.35 до почти часа ночи 29 июня у Сталина просидел один Молотов, но за полчаса до полночи в кабинет, где тогда находился и Берия, зашел Микоян и оставался там вместе с Молотовым до конца.

Из всех, кто прошел в тот день через кабинет Сталина, лишь эти двое были профессиональными революционерами и были знакомы с хозяином кабинета еще до революции. И не просто были знакомы, а вместе с ним эту революцию готовили... Так что разговор на излете «дня» был наверняка всяким — не только деловым.

А потом в «Журнале посещений...» — двухдневный провал. Вот тогда, вечером 29-го, похоже, и поехали к Сталину Молотов с Берией. В письме, написанном в 1953 году в камере на имя Маленкова, но обращенном ко всем членам Президиума ЦК, Берия напоминал Молотову:

Вы прекрасно помните, когда в начале войны было очень плохо и после нашего разговора с т-щем Сталиным у него на ближней даче, Вы вопрос поставили ребром у Вас в кабинете в Совмине, что надо спасать положение, надо немедленно организовать центр, который поведет оборону нашей родины, я Вас тогда целиком поддержал и предложил Вам немедля вызвать на совещание т-ща Маленкова... После... мы все поехали к т-щу Сталину и убедили его [о] немедленной организации Комитета Обороны Страны...

Итак, некая поездка была, и они прихватили с собой не только Маленкова, но и Кагановича, Микояна... И были, надо полагать, невеселые разговоры со Сталиным — невеселые

в том числе и потому, что Сталин через неделю после начала войны вполне мог испытать глубокий душевный кризис.

Временный...

Однако он его быстро, в считаные десятки часов, преодолел, и этот кризис на общей ситуации не сказался. Уже 1 июля Сталин опять был в своем кремлевском кабинете и до конца войны впрягся в ежедневную военную лямку. Но 1 июля он принял немногих, зато с 16.50 до 19.00 беседовал с двумя: Тимошенко и Жуковым.

О чем они говорили, осталось между ними и Богом, но, возможно, Сталин высказал им все, что думает и о них, и о высшем генералитете РККА в целом. А возможно, он, при всей жесткости тона, говорил только о деле, вначале подробно ознакомившись с текущим положением. Ведь он уже понял, что вскоре ему самому придется взяться за руководство не только тылом, но и фронтом.

В части непосредственного ведения войны всю полноту власти получила Ставка Главного Командования, 10 июля преобразованная в Ставку Верховного Командования во главе со Сталиным.

В части же остального по Конституции власть принадлежала Верховному Совету СССР и Совету Народных Комиссаров СССР. Но теперь надо было свести все в один кулак, и 30 июня 1941 года совместным решением Президиума Верховного Совета СССР, ЦК ВКП(б) и Совета народных комиссаров СССР был образован Государственный Комитет Обороны.

Вот как сообщает о нем однотомная энциклопедия «Великая Отечественная война. 1941—1945», выпущенная в свет издательством «Советская энциклопедия» в 1985 году:

«Государственный Комитет Обороны (ГКО) — чрезвычайный высший государственный орган СССР в годы Великой Отечественной войны сосредоточивший всю полноту власти. <...> Первоначальный состав: И.В. Сталин (председатель), В.М.Молотов (зам. председателя), К.Е.Ворошилов, Г.М.Маленков. Позднее в ГКО были введены Н.А.Булганин, Н.А.Вознесенский, А.И.Микоян (энциклопедисты ЦК КПСС «забыли» о A.M. Кагановиче, введенном в состав ГКО, как и два последние упомянутые члена, в феврале 1942 года, Булганин же стал членом ГКО вообще в 1944 году. — С.К.)...»

Простите, а где же член ГКО с 30 июня 1941 года, заместитель Председателя ГКО (то есть второй после Сталина человек в воюющей стране) с 1944 года и он же — с момента его образования в 1944 году — председатель Оперативного бюро ГКО Л.П. Берия?

Его вырезали из истории страны и здесь. То есть даже через сорок лет после Победы малейшее упоминание имени Берии в официально положительном контексте было невозможно. Не изменилось здесь ничего и по сей день, и я считаю просто позорным тот факт, что даже в 2005 году в изданном издательством «Ладога-100» под редакцией бывшего секретаря ЦК КПСС О.Бакланова капитальном труде «Отечественный военно-промышленный комплекс и его историческое развитие» среди членов ГКО Л.П. Берия опять-таки не упоминается.

А ведь с началом войны Лаврентий Павлович...

И вот тут я, уважаемый мой читатель, теряюсь!

Даже предельно сухой, но полный рассказ о деятельности Берии в годы войны вылился бы в отдельную толстую книгу.

И как же тут поступить?

Вначале перечислить до конца все его обязанности и поручения во время войны, а потом последовательно рассказать о них хотя бы кратко?

Или сразу начать последовательный рассказ, переходя от обязанности к обязанности и попутно разоблачая очередные антибериевские мифы?

Пожалуй, я выберу нечто среднее, сообщив пока, что за день до создания ГКО особым приказом Ставки Главного командования № 00101 от 29 июня 1941 года Берия был введен в состав Военного совета Московского военного округа. Предыдущий приказ № 00100 возлагал на народного комиссара внутренних дел тов. Берию Л.П. дело формирования 15 новых дивизий, о чем речь у нас еще будет.

20 июля 1941 года наркоматы внутренних дел и государственной безопасности были вновь слиты в один Наркомат внутренних дел под рукой Берии. А позднее ему придется побывать и представителем Ставки ВГК, организуя оборону Кавказа.

Но сейчас у него — как у наркома внутренних дел, было две основные задачи...

Две?

Нет, три!

Три?

Нет, четыре!

Четыре?

Нет, пять!

Пять?

Нет, даже не пять, а больше! Причем, подчеркиваю, только как у наркома внутренних дел!

Остановимся, однако, на первых пяти задачах. Теперь на Берии было:

1) формирование новых соединений на базе войск НКВД, прежде всего погранвойск;

2) создание заградительных отрядов по охране тылов фронтов;

3) организация разведывательно-диверсионной деятельности за линией фронта, а также — и партизанского движения;

4) чекистская контрразведка (то есть противодействие разведке врага, включая радиоигры и прочее), борьба с диверсиями, охрана стратегических объектов...

И, само собой: 5) внешняя нелегальная разведка НКВД, опять перешедшая под руку Берии.

Кроме того, в НКВД вернулась военная контрразведка — Особые отделы, которые в феврале 1941 года были переданы в наркоматы обороны и ВМФ и преобразованы в Третьи управления этих наркоматов. И теперь надо было все вновь перестраивать — на ходу.

Ах, да! Я же еще забыл в числе первостепенных вопросы хозяйственной деятельности НКВД! А они тогда сами по себе требовали уйму внимания!

И это, уважаемый мой читатель, еще не все проблемы, с которыми ему приходилось иметь дело только по линии НКВД.А у него различных разнородных линий вскоре оказалось столько, что в них можно было бы запутаться, как в густой паутине, если бы...

Если бы 42-летний Лаврентий Берия не был мастером по распутыванию любых клубков проблем.

НАЧНЕМ же отматывать линии его военной судьбы и мы... Итак, Государственный Комитет Обороны...

3 июля 1941 года академик Вернадский, находясь в санатории Академии наук Узкое, записал в свой дневник:

«1 июля 1941 года образован Государственный комитет обороны из Сталина, Молотова, Ворошилова, Маленкова, Берии. В общем ясно, что это идейная диктатура Сталина».

Но дело было не в «идейной диктатуре» (Вернадский в своих политических оценках часто попадал пальцем в небо), а в необходимости эффективного, конкретного, ежедневного и всеобъемлющего управления всем делом войны, кроме непосредственно проблем ведения военных действий. В современной же войне тыл значил как минимум не меньше, чем фронт. А порой — и больше.

Поэтому Сталину предстояло распределить верховную власть между теми, кто вошел в чрезвычайный высший государственный орган СССР, и поручить каждому конкретный, как говорится, участок работы.

Кто же что мог в первом составе ГКО?

Клим Ворошилов...

Он был неплох там, где был неплох. Но, увы, сфер приложения его натуры к 1941 году было не так уж много. Он был политиком, да и в военном деле разбирался, однако много тянуть уже не мог. Так или иначе, в первый период войны он был занят на фронте, командуя войсками Северо-Западного направления, а потом — Ленинградским фронтом. Вопреки возведенной на него напраслине, в августе— сентябре 1941 года он сделал для сдерживания немцев, рвущихся к Ленинграду, немало. Замена его Жуковым оправданна, но надо учесть, что Жукову крупно повезло, хотя о том тогда не знали ни он, ни Сталин... А повезло в том, что назначение Жукова совпало с решением Гитлера в начале октября 1941 года прекратить штурм русской северной столицы и перейти к ее блокаде.

То есть войска истощили немцев под руководством — как ни крути — Ворошилова. А Жуков во многом лишь пожал плоды коллективных усилий двух месяцев. Тем не менее Ворошилова как активный штык к зиме 1941 года в расчет можно было не брать. Особенно если иметь в виду управление экономикой.

Вторым в ГКО после Сталина шел его заместитель Вячеслав Молотов. Однако он никогда чисто хозяйственной работы не вел: для этого у него не было ни деловой хватки, ни достаточного специального образования, ни практического опыта. Это был прежде всего политический деятель, причем типичный «второй номер». «Вторым номером» при Сталине он и был, занимаясь в основном делами внешнеполитическими. Функция важная всегда, а во время войны особенно. Но как же нам быть с экономикой?

Каганович имел хватку, знал промышленность, но больше в ее общенародной, так сказать, части. А сейчас надо было уверенной рукой курировать производство вооружений, что Каганович потянул бы вряд ли.

Оставались Маленков и Берия.

Иногда на Западе о них пишут как о «тандеме технократов», но если давать Георгию Маленкову предельно жесткую оценку, то можно сказать: фигура типа «слушали-постановили», то есть «аппаратчик», функционер. И хотя он практически закончил МВТУ имени Баумана, его жизнь протекала среди канцелярских столов Московского горкома партии и Центрального комитета ВКП(б). Безусловно, Маленкову приходилось заниматься экономикой немало. Но успехов он достигал при этом не более чем средних. Каганович о нем вспоминал: «Культурный человек, но не блистал знанием хозяйственной жизни».

Так кто же у нас им блистал? А как раз «забытый» «энциклопедистами» брежневской эпохи член ГКО тов. Л.П. Берия.

Берия в ГКО почти всю экономику на себя и взвалил. Вместе с, естественно, Председателем ГКО, Верховным Главнокомандующим, Генеральным секретарем ЦК ВКП(б), Председателем Совета Народных Комиссаров СССР, наркомом обороны СССР товарищем Сталиным.

Нагрузку Сталина мог вынести только Сталин. Однако и нагрузку Берии мог вынести только Берия. И она уступала лишь нагрузке Сталина, потому что в годы войны Лаврентий Павлович был «всего лишь» заместителем председателя ГКО и председателем Оперативного бюро ГКО, постоянным советником Ставки Верховного Главнокомандования, кандида-

том в члены Политбюро, заместителем Председателя Совета Народных Комиссаров СССР и наркомом внутренних дел.

Вошедшие позднее в состав ГКО Каганович, Вознесенский и Микоян в какой-то мере разгрузили Берию и Маленкова, но — лишь во вполне определенных сферах.

Что же до члена Политбюро Хрущева, то его роль в войне оказалась как раз той, какую он и был способен играть во времена грозных испытаний, то есть незначительной. «Ближайший соратник» и «верный ученик» Сталина всю войну провел в членах Военных советов фронтов, не испытав и сотой доли той нагрузки, которая пришлась на Берию. Недаром Жуков в своих мемуарах вспомнил Хрущева в том смысле, что, проголодавшись, старался заехать к нему, непременному члену Военного совета того или иного фронта, зная, что у Никиты Сергеевича всегда можно неплохо перекусить.

Деловой уровень Хрущева определяется его знаменитой резолюцией «азнакомица» на документах. Хорошо узнавший его впоследствии «и примкнувший к ним» Шепилов аттестует Хрущева как круглого невежду, но и помимо Шепилова подобных характеристик мы имеем с избытком. Тот же Шепилов говорил, впрочем, и так: «Хрущев был дремуче необразован, но имел хорошую голову». Если прибавить: «А также изощренно хитрую и подлую натуру идеального притворщика», то это и будет тот «джентльменский набор», за счет которого Хрущев держался «на плаву».

Итак, одной из главных линий судьбы Берии в войне стала работа в Государственном Комитете Обороны. И чтобы дать ей общую оценку, я воспользуюсь сведениями из сборника документов «Лаврентий Берия. 1953», изданного фондом «Демократия». Это самый надежный способ лишить ненавистников Берии возможности что-либо возразить, ибо вот что признают за Лаврентием Павловичем сами «демократы»:

«Постановлением ГКО от 4 февраля 1942 г. о распределении обязанностей между его (ГКО. — С.К.) членами Берии был поручен контроль за выполнением решений по производству самолетов и моторов, вопросами формирования ВВС, кроме того, в дальнейшем на Берию был воз-

ложен контроль за выполнением решений о производстве вооружения, минометов, боеприпасов, танков, а также наблюдение за работой трех наркоматов: нефтяной, угольной промышленности и путей сообщения. В 1944 году Сталин назначает Берию заместителем председателя ГКО и председателем Оперативного бюро ГКО, рассматривавшего все текущие вопросы».

Кое о чем в этой справке не упомянуто, однако в целом она отражает военную нагрузку Лаврентия Павловича верно, хотя и с хронологическими неточностями.

Почему Сталин поручил Берии курировать авиационные вопросы, понятно: в 1939—1941 годах бутерброды для Андрея Туполева готовили офицеры НКВД. И за то время, пока существовало ЦКБ-29 НКВД, Берия «авиационного» опыта набрался. Хотя часто считается, что авиацию курировал Маленков. Да, курировал — когда производство более-менее установилось. И курировал недостаточно тщательно и не очень компетентно.

Но как понимать оборот «кроме того, в дальнейшем на Берию был возложен контроль...» и т.д.? Да так и понимать, что те, на кого этот контроль был возложен вначале, проваливались. И их обязанности Сталин переваливал на Берию. Как известно, на человека грузят столько, сколько он снесет. А Берия нес столько, сколько на него грузили.

Вот на него и грузили.

С самого начала войны!

Я НАПОМНЮ читателю, что писал Лаврентий Павлович в письме Маленкову после ареста в июне 1953 года:

«Первые недели войны, когда нечем было прикрыть Западный фронт — который немец сильно теснил... Наша совместная работа по созданию под руководством Государственного Комитета, Ставки и лично товарища Сталина Резервного фронта для защиты подступов к Москве... Одних только для резервного фронта было организовано 15 полнокровных чекистских войсковых дивизий...»

Последняя из упомянутых выше работ стала для Берии первым крупным успехом в войне и первой его крупной военной заслугой перед народом. Уже 29 июня 1941 года был

издан приказ Ставки Главного Командования о формировании стрелковых и механизированных дивизий из личного состава войск НКВД.

Вот его полный текст:

«Приступить немедленно к формированию 15 дивизий, из них 10 стрелковых и 5 моторизованных. На формирование дивизий использовать часть кадров начальствующего и рядового состава пограничных и внутренних войск НКВД.

Недостающий личный состав покрыть из запаса. Формирование дивизий возложить на народного комиссара внутренних дел тов. Берию Л.П.

Начальнику Генерального штаба Красной Армии обеспечить формирующиеся дивизии людскими и материальными ресурсами и вооружением по заявке НКВД.

Ставка Главного командования

ТИМОШЕНКО

СТАЛИН

ЖУКОВ».

Конечно, Берия не стоял на плацу, занимаясь строевой подготовкой. Как и всегда, и везде он прежде всего подбирал компетентных исполнителей, а за собой оставлял функции контроля и оперативного решения тех из возникающих проблем, которые его подчиненным решить было не под силу.

И для формирования чекистских дивизий много сделал Иван Иванович Масленников — чекистский соратник Берии еще по Закавказью. Придя к руководству НКВД, Берия вытащил в Москву и его. И это, как всегда, был хороший выбор. Глаз ведь на людей у Берии был точным!

В тот же день 29 июня 1941 года Берия издает приказ, где говорилось:

«1. Руководство формированием возложить на моего заместителя генерал-лейтенанта тов. Масленникова.

2. При тов. Масленникове создать оперативную группу в составе пяти человек.

3. К формированию дивизий приступить немедленно.

4. На формирование указанных дивизий выделить из кадров войск НВД по 1000 чел. рядового и младшего начальст-

вующего состава и по 500 чел. командно-начальствующего состава на каждую дивизию. На остальной состав подать заявки в Генеральный штаб Красной Армии на призыв из запаса всех категорий военнослужащих.

5. Сосредоточение кадров, выделяемых из войск НКВД, закончить к 17 июля с.г.».

Пограничники приграничных округов уже воевали — кто в составе войск по охране тылов фронтов, кто в окружении или в строевых частях. И новые чекистские дивизии формировались прежде всего за счет лучшего кадрового состава погранвойск Грузинского, Армянского, Азербайжданского, Казахского, Среднеазиатского, Туркменского и Забайкальского округов. Это было решение и верное, и нестандартное, потому что оголить даже второстепенные участки границы было делом все же рискованным.

Но риск был оправданным, и из дальних погранокругов в места формирования, в частности — в Ярославль, в считаные дни (за 8—11 суток) из Закавказья и Средней Азии прибыли 3 тысячи командиров и 10 тысяч сержантов и рядовых.

Плюс — по 500 человек из личного состава частей Ленинградского, Прибалтийского, Белорусского, Украинского и Молдавского пограничных округов, вышедших из окружения.

Итого — более 15 тысяч боевого ядра на 15 дивизий. Из запаса брались тоже крепкие кадры. А пограничники играли роль легирующих добавок в обычную сталь. И сплав получался великолепным!

Практически все командные должности в дивизиях занимали пограничники. Командирами взводов стали выпускники Харьковского кавалерийского пограничного училища, командирами батальонов — слушатели Высшей пограничной школы.

Первый год войны был горьким для советских пограничников годом — ведь тогда погибли десятки тысяч наших ребят, прекрасных, преданных Родине и профессионально умеющих ее защищать. Однако этот же год стал для советских пограничников и «звездным» годом, потому что никогда ни до, ни после значение погранвойск для страны не было таким значимым — если учесть, что тогда в считаные месяцы решалась сама судьба государства, а пограничники для

обеспечения ее будущего в эти же считаные месяцы сделали так много, как, пожалуй, никто другой.

На чекистской эмблеме — щит и меч. Быть мечом в ходе первых сражений с врагом чекисты-пограничники не могли — слишком прочной броней был укрыт враг, и достать его через эту броню должен был меч армии. Но вот щитом для страны пограничники стали, сдерживая и сдерживая натиск, ослабляя его и выигрывая главное в те дни условие будущей победы — время.

Это был действительно коллективный подвиг, совершенный в масштабах войны и истории почти мгновенно. И в том, как он был совершен, был виден стиль Берии. Однако он не смог бы накладывать свой стиль на работу подчиненных, если бы вмешивался в детали. Он давал нужный импульс, исходный толчок в верном направлении, и после этого переходил к другой задаче. Их ведь у него было не две и не три. И даже не пять!

Если все шло так, как надо, Берия в дальнейшем ограничивался получением оперативной информации о ходе дел. Если что-то не ладилось, он быстро подправлял ситуацию и опять предоставлял инициативу подчиненным. Так было и тут! Решение о частичном оголении невоюющих границ — это за наркомом. Причем Берия недаром широко использовал закавказских пограничников — они ведь были, по сути, его прямыми воспитанниками.

Итак, он дал директиву. А далее — помощь лишь тогда, когда она нужна.

Сколачивание шести дивизий первой очереди прошло в бериевском темпе — с опережением сроков, потому что фронт не ждал. Конечно, двое суток на сколачивание — это очень мало. Но в зоне бывшего ЗапОВО, нынешнего Западного фронта, образовалась огромная брешь, через которую вливались и вливались в Россию германские войска. И закрывать брешь пришлось кадрам Берии.

Присягу принимали в пути следования и на боевых позициях — так диктовала крайне сложная обстановка на фронте. Все пятнадцать дивизий ушли туда, где было наиболее сложно. Десять дивизий (243, 244, 246, 247, 249, 250, 251, 252, 254 и 256-я) — на Западный фронт, пять (265, 268, 262, 257 и 259-я) — на Северо-Западный.

А уже возникала новая проблема... Приграничное сражение было армией проиграно, и теперь надо было думать о заблаговременной организации обороны на московском стратегическом направлении. И это было как раз то, о чем Берия писал в своем письме из камеры...

14 июля Ставка Верховного Командования (10 июля ГКО преобразовал Ставку ГК в Ставку ВК) издает приказ № 00334 о создании фронта резервных армий на рубеже Старая Русса, Осташков, Белый, Истомино, Ельня, Брянск для подготовки к упорной обороне. В состав фронта были включены шесть армий (29, 30, 24, 28, 31 и 32-я), четырьмя из которых командовали пограничники: 30-й — начальник войск Украинского пограничного округа генерал-майор В.А. Хоменко, павший позднее смертью храбрых; 31-й — начальник войск Карело-Финского пограничного округа генерал-майор В.Н. Далматов; 24-й — начальник войск Прибалтийского пограничного округа генерал-майор К.И. Ракутин. Заместитель же наркома, генерал-лейтенант Иван Масленников, проведя формирование чекистских дивизий, принял 29-ю армию. Он будет доблестно и умело воевать, закончит войну генералом армии, командующим 3-м Прибалтийским фронтом, Героем Советского Союза, кавалером четырех орденов Ленина, четырех орденов Красного Знамени, ордена Суворова I степени, двух орденов Кутузова I степени.

В октябре 1948 года с должности командующего Закавказским военным округом он вернется в МВД СССР заместителем министра, но уже не Берии, а Круглова. Он останется им и после гибели Сталина, но теперь уже — вновь заместителем вернувшегося в МВД Берии. И застрелится 16 апреля 1954 года — менее чем через год после гибели своего боевого наркома времен войны.

Итак, из шести армий, прикрывавших летом 41-го года Москву, четырьмя командовали пограничные генералы. Командующим фронтом резервных армий был назначен тоже пограничник — бывший начальник войск Белорусского пограничного округа генерал-лейтенант И.А. Богданов.

30 июля фронт резервных армий был преобразован в Резервный фронт под командованием Г.К. Жукова (Богданова он пригласил к себе заместителем).

Подсчитаем...

На западной границе войну встретило около ста тысяч пограничников, и практически каждый воевал за нескольких армейцев. Фактически пограничники становились тогда последним резервом командования всех уровней, в чьем распоряжении воины Берии оказывались волей судьбы и военного случая.

При этом до 25 сентября 1941 года непосредственно погранвойска имели штаты мирного времени, то есть не имели средств усиления: противотанковых средств, артиллерии, зенитных пулеметов... Ведь пограничники охраняют границу от нарушителей, а не отражают агрессию врага. Воевать — задача армии.

Однако, как и на финской войне, армейское командование вовсю использовало пограничные части (имеются в виду не 15 дивизий НКВД, а погранкомендатуры, погранотряды, погранполки). Но не всегда выделяло им средства усиления. Впрочем, пограничники в любом «формате» представляли собой силу грозную и стойкую.

Date: 2016-07-18; view: 253; Нарушение авторских прав