Глава 9. Семейное положение

Солнечный заяц медленно полз по полу, потом влез на кучу золота и стал потихоньку пересчитывать монеты: одна, две, три… четыреста пятьдесят восемь… На четыреста пятьдесят девятой заяц наткнулся на что-то большое и зеленое, и, недолго думая, двинулся дальше. Змей спал как младенец, когда ощутил горячее прикосновение на морде - словно свежесваренное яйцо катилось потихоньку по его шкуре. Достигнув глаза, солнечный заяц заглянул внутрь, схватился за веки и постарался их разлепить. С первого раза не получилось, тогда он поднапрягся и посветил в приоткрытую щелочку со всей дури. Змей вздрогнул и открыл глаз.

Заяц сразу же отпрянул от греха подальше, побежал дальше считать монетки, а Змей вздохнул и обвел открытым глазом окружающую обстановку. Несмотря на то, что ночью ему снились жуткие кошмары про какое-то массовое убийство, он проснулся у себя в берлоге. Окошко, обращенное на восток, горело огнем, птицы радостно орали снаружи, все было спокойным, родным и привычным.

Фухххх… невольно улыбнувшись, ящер зевнул и потянулся, стараясь достать пальцами ног до самых последних монеток в куче. Нагретые утренним солнцем, они приятно щекотали лапы и едва слышно звенели, перекатываясь. Солнышко нагрело ему бок, теплым комочком примостившись рядом. Змей опустил лапу, погреть немного, и вдруг понял, что оно еще и мягкое. Под пальцами однозначно прощупывалось что-то живое.

Он подлетел как ошпаренный и в ужасе уставился на маленький комочек, привалившийся к зеленому боку – это вчерашняя принцесса как-то выползла из люльки и теперь спала рядом с ним, словно он был большим плюшевым медведем. Глядя на ребенка безумным взглядом, Змей начал припоминать кое-какие подробности, от чего чешуя у него встала дыбом.

- Это был не сон! Ох, лишенько… - утвердившись на пятой точке, он обхватил голову лапами и призадумался.

Ночное происшествие по-прежнему представлялось ему кошмаром, но перед ним спал несъеденный ребенок, и этот факт невозможно было отрицать. Потерев лапой переносицу, он обнаружил, что пальцы его испачканы землей и кровью. Ослабев, ящер вяло сполз с кучи золота, стараясь не разбудить принцессу, и потащился на кухню. А там тоже был разгром: тошнотный тазик, лужи на полу, грязное полотенце – хоть из дому беги!

Змей бессильно прислонился к косяку, обозревая разгром на обычно чистой кухне. Тоска заполнила его душу. Но делать нечего, пришлось отклеиться от стенки и заняться уборкой. Он вынес тазик во двор, тщательно вымыл и набрал чистой воды для мытья. Долго, очень долго он отмывал лапы от запекшейся крови, почти целый брусок мыла извел.

- И вот теперь я умываю руки… То есть лапы. – Старательно выковыривая грязь из-под когтей, Змей вспоминал все, что произошло ночью, и ужасался. – Сколько их там было? С полсотни, наверное… А коняшки… Охххх….

Он выплеснул тазик в сточную канаву и чуть не заплакал. В расстроенных чувствах, он налил воды все в тот же таз и пошел мыть пол в кухне.

- Я не мог этого сделать, это не я… Это кто-то другой. – Отмывая грязные разводы, он вспомнил, как отрывал головы, чтобы подновить забор. – Хорошо, что я их не взял. Если бы я их сейчас нашел во дворе, я бы точно помер.

Прибрав на кухне, он вернулся в берлогу, не переставая твердить про себя: - Кошмар… кошмар… кошмар…

Ну а действительность была еще кошмарнее – на куче золота сладко посапывал крошечный ребенок, которого надо было съесть. Ну или хотя бы убить. Змей сел в уголке и задумался: вчера он совершил чудовищное дело, теперь бабушка может им гордиться. Он доказал, что является настоящим монстром, кровожадным и беспощадным.

- Да, я Чудовище. Я Змей, – произнес он не без гордости. – Только что же мне так хреново-то…

Да, бабушка Горынична гордилась бы внуком, но внук собой – вряд ли. Отвратительное чувство ненужности и глупости произошедшего терзало его душу, он был совсем не рад доказательству собственной состоятельности. И больше всего его терзала необходимость продолжить начатое, убить маленькую принцессу.

Любое дело надо доводить до конца, Змей это понимал. Был договор, и спрос будет по договору, но как же плохо, что он вчера не сделал все сразу. В запале убийства надо было и порешить ее, а теперь придется себя насиловать. Ящер все так же сидел в углу, смотрел на белокурые волосики девочки, золотившиеся под солнечными зайцами, и думал: шейка у нее цыплячья, разок схватить покрепче, она и сломается. И все закончится. Хорошо это или плохо, но все останется в прошлом.

Кое-как оторвав попу от пола, он на цыпочках подкрался поближе, протянул лапу… и опустил ее. Снова присел передохнуть, но решимости почему-то не прибавилось. Так он и сидел, покрывался холодным потом, а убить не мог.

Измучившись, Змей вышел во двор, закрыл глаза и задышал по системе йогов, стараясь успокоиться и привести все свои чакры в равновесие.

- Омммм…. Оммммм… Оммм… Я спокоен. Все хорошо. Я сейчас соберусь и сделаю все, что нужно. Я Чудовище. Сегодня ночью я это доказал. Я убил пятьдесят взрослых человек, среди них много воинов, что мне годовалый ребенок…

Но чакры как-то бестолково болтались, даже не думая гармонизировать змеево существование. Внутри мелко тряслось холодное, противное желе, и ладошки потели.

- Да что это такое? Ты Змей или институтка? Подбери сопли, вытри слюни, мозгляк! Стыдно!

Но даже мощный аутотренинг перед портретом бабушки, который был виден в окошко, не помогал. Лапа на ребенка у него не поднималась. Опершись лапами на стену берлоги, опустив голову, Змей мучительно размышлял, что теперь делать-то? Ему было совершенно ясно, что он не может, просто не может ее убить. При одной только мысли, что сейчас это тельце перестанет жить и дышать, у него лапы отнимались.

Привалившись спиной к стене, он сполз на землю, вытянул ноги и едва не заплакал – ну почему он такой дурак, почему у него все вечно получается вкривь и вкось? Не любишь убивать, зачем влез в это дело? А теперь как быть?

И тут его ушей достиг слабый писк, похоже, что принцесса в берлоге наконец проснулась. Срочно прервав свои экзистенциальные страдания, Змей метнулся внутрь и уставился на ребенка. А ребенок – на него. Еще вчера он отметил, что девочка очень хороша собой, но теперь, в ярком утреннем свете, он по-настоящему ее увидел.

У нее были светлые кудрявые волосики, почти белые, отливающие серебром на солнце и огромные иссиня-черные глаза. А так, обычный маленький ребенок, просто хорошенький до ужаса – нежный, розовенький, пухленький. На ней была одета беленькая батистовая рубашонка, тонкая и невесомая, как лепесток розы. Настоящая принцесса – и это было видно.

Змею захотелось ее потрогать, он подошел поближе и подумал: может она не испугается, если я немножко пощекочу ей брюшко? Придвинувшись совсем близко, он протянул лапу и сам испугался грязи под когтями. Осмотрев лапы, он пришел к выводу, что такими конечностями ее нельзя трогать ни в коем случае, и срочно побежал их мыть.

Несмотря на то, что с утра Змей мыл лапы уже в шестой раз, тщательности ему было не занимать. Он намыливал их снова и снова, стараясь избавиться от малейшего намека на грязь. Даже когда его лапы распухли от воды и приобрели нежно-зеленый оттенок, он не был ими до конца доволен.

Осторожно, втянув когти, он дотронулся до брюшка ребенка, личико трогать побоялся – вдруг поранит. Девочка агукнула и дернула ножками, Змей осторожно погладил ее еще раз, стараясь не задеть когтями нежную кожу. Наклонившись совсем близко, он втянул нодрями запах, исходящий от принцессы - она была тепленькая и пахла молоком. Девочка посмотрела на его лапу и ухватила за палец, потащив его в рот.

- Э-э-э, нет. Это тебе не титька! - Змей отобрал палец, девочка захныкала. Почесав в затылке, он попробовал потрогать ее еще раз, и снова был ловко схвачен за палец. – Ишь ты! Шустрая какая!

Да она, наверное, есть хочет, - мелькнуло в голове у Змея. Логично, со вчерашнего вечера даже он сам, со всеми своими аллергиями, успел проголодаться, а уж ребенок, которому полагалось кушать каждые 3-4 часа, и подавно.

- Вот беда, чем же ее кормить-то?

Ящер открыл кухонный шкаф и тупо уставился на гору грязных тарелок, накопившихся за время депрессии. Толстый рыжий таракан, застигнутый врасплох, обернулся и удивленно воззрился на него, не понимая, с чего ради зеленый вдруг решил вымыть посуду.

- Брысь, - без настроения сказал Змей. Таракан повернулся и медленно, нехотя двинулся по направлению к щели, понимая, что никакая опасность ему не угрожает, и его уход – чистая формальность. В тарелках оставалось еще много интересного, но, похоже, покушать придется позже.

Где-то на верхней полке оставался вареный шпинат, это Змей точно помнил, и там же должны быть остатки говядины, вполне пригодные в пищу, если таракан их не обгадил.

Достав тарелки, он тщательно обнюхал содержимое, но все было в порядке, есть можно. Интуиция подсказывала ему, что номер не пройдет, но он все-таки решил попробовать. Порезав мясо на мелкие кусочки и достав вилку, он вернулся в залу.

Голодный ребенок ползал по куче золота. Увидев Змея, девочка захныкала и потянулась к нему. Наколов на вилку кусок мяса, ящер поднес его к самому ротику младенца, но встретил упорное сопротивление. Рот ребенка захлопнулся, как по волшебству, и как Змей не старался, он не смог просунуть ни кусочка. Девочка ручками отпихивала его и плакала.

Раскапризничавшийся ребенок сучил ножками, и тут Змей, к вящему ужасу своему понял, что она еще и мокрая. С отвращением глядя на растекающуюся лужу, Змей подумал, что придется переворошить всю кучу, чтобы избавиться от последствий детской неожиданности, да и ребенка надо было как-то вымыть.

Он метнулся в кухню, но по дороге подумал, что девочку тоже надо взять. Бросился назад, схватил ее, зацепился ногой за этажерку, упал, в полете перевернулся как заправский акробат и пребольно шлепнулся на спину. Зато ребенок не пострадал. Не без труда поднявшись, Змей захромал на кухню – и только на кухне задумался над тем, как же вымыть обделавшегося ребенка. Садить ее попой в раковину не годилось - в этой раковине он тарелки мыл, а ничего другого вроде и не оставалось.

Почесав затылок, ящер посадил ребенка на кухонный стол, но тут же спохватился, что она грязная, схватил обратно, но было поздно – на столешнице осталось неаппетитное пятно. Чертыхнувшись, он взял тряпку и тут же бросил обратно – не годилось вытирать это дело кухонной тряпкой. А ребенок, мокрый, голодный и испуганный, начал плакать, сначала тихо, а потом все громче и громче, и это здорово действовало на нервы.

Может все-таки покормить ее сначала, а то помоешь ее, а она опять испачкается? Но как заставить ее есть? Змей вернул ее в зал, положил на кучу золота, попробовал еще раз предложить ей мясо, даже сам пожевал его, но снова потерпел неудачу. Или помыть? Тогда надо устроить ей ванну, и воду надо теплую - в холодной она наверняка простынет, и придется потом лечить сопли.

Героический Змей снова ринулся на кухню, схватил большую кастрюлю и побежал во двор, где наполнил ее до краев. Побросав в печь несколько полешек, он, почти не глядя, кинул спичку и понесся в зал, где оглушительно орал ребенок.

- Баю-баю-баю-бай, спи, малышка, засыпай. Придет серенький волчок, откушу ему бочок… - мысли у Змея путались.

Он оглядывал разгром в своей любимой комнате: опрокинутую этажерку, разбросанные вещи, куски жеваного мяса и еще чего похуже, размазанного по антикварным драгоценностям и монетам времен Базилевса. Какой-то кошмар! А девочка продолжала орать, и не было никакой возможности ее заткнуть. Вдруг ноздрей Змея достиг запах дыма, доносящийся с кухни, и тут он с ужасом сообразил, что забыл открыть печную заслонку.

Кухня плавала в сизом дыму. Чтобы спасти положение пришлось схватить с плиты кастрюлю и одним махом выплеснуть ее в печь. Ура! Теперь можно сидеть голодным пару дней, пока все не высохнет.

Змей выскочил на улицу, откашливаясь, вытирая слезы и продолжая нервно укачивать орущую принцессу. Ощущения у него были, как будто он пережил цунами. Из окна кухни валил едкий дым, а уж о том, что там творилось на полу, он и думать боялся. И тут Змея осенило: Василиса!

Точно! Если кто и может помочь в такой трудный момент, так это она.

Пристроив девочку в пустую бочку, в надежде, что она сама оттуда не выберется, и ничего страшного с ней не случится, он опрометью кинулся через лес, забыв закрыть калитку. Сейчас это его совершенно не волновало.

Он несся по зарослям напролом, ломая ветки и топча цветы. Вылетев на поляну перед башней, он даже не заметил, что со дня свадьбы в ее облике произошли кое-какие перемены: Рыцарь решил не разбирать каркасную беседку, только убрал с нее украшения и уже обсадил по кругу вьющимися растениями. По его замыслу, она должна была превратиться в прекрасное место для вечернего чаепития, уютное и романтичное. А уж если удастся приманить парочку лесных эльфов, чтобы они устроили в листве домик, то и вообще будет великолепно.

Змей, несомненно, оценил бы его мысль, но только не сейчас – он дико огляделся по сторонам в поисках Василисы, но ее не было видно. Он подскочил к двери, отворил ее и просунул голову внутрь:

- Василиса!!!! Василиса!!!!

Он его рева содрогнулись стены в башне и слабонервные мухи дождем посыпались с потолка, а сама Василиса уронила поварешку и едва не подпрыгнула.

- Чтоб ты сдох! Чего орешь, как потерпевший?!! Пожар у тебя, что ли?

Казалось, ничего не изменилось в ее облике: все тот же ситцевый халат, все тот же фартук, да и волосы так же заплетены в косу-селедку, но глаза выдавали счастливую женщину.

- Василиса… У тебя это, молоко есть? – задыхаясь от быстрого бега, выплюнул Змей.

- Есть немного козьего. А тебе зачем? Что у тебя случилось-то?

- Давай. Долго объяснять. Это… нехорошо мне.

- Я вижу, – многозначительно заметила Василиса, снимая фартук. – Сейчас из погреба достану, там осталось чуток от каши. Ты что, мухоморов наелся?

Она откинула крышку подпола за тяжелое чугунное кольцо и чиркнула спичкой, зажигая свечку, припрятанную сверху.

На плите томилась на медленном огне вкуснейшая рисовая каша с молоком. Змей вдруг осознал, что каша на молоке для ребенка – самое то, даже лучше, чем просто молоко. Он метнулся к окну, поднажал на раму, и, не обращая внимания на падающие горшки с геранью, открыл его внутрь, хотя вообще-то оно наружу открывалось. Схватив горячий горшок голыми лапами, он даже не почувствовал ожогов, и кинулся наутек – только пятки засверкали.

- Ты что, обалдел совсем???!!! Паразит!!! Змей подколодный!!!

- Спасибо, Василиса! – Длинный зеленый хвост исчез в зарослях. Прибежавший на шум Рыцарь изумленно оглядывал раскуроченное окно и землю из горшков на свежевымытом полу:

- Что здесь происходит?

- Я бы тоже хотела это знать, – хмуро отозвалась Василиса. – Не нравится мне Змей последнее время, совсем дурной стал. Что там у него случилось?

Змей со своей драгоценной добычей долетел домой за одно мгновение, и только дома понял, что серьезно обжег лапы. Но почему-то даже не расстроился, только пополоскал их в холодной водице, чтобы боль прошла. Забытая в бочке Лия кричала уже с каким-то надрывом и отчаянием.

- Не плачь, не плачь, маленькая… Сейчас будем кушать, ням-ням будем… - Он подхватил горшок, взял ложку и как заправская нянька мигом накормил голодного младенца. – Да, каша это вещь! Тем более Василисина.

Змей не удержался и попробовал сам, каша действительно была отменная.

Греть воду для мытья теперь пришлось в камине, мокрая печь в кухне не желала зажигаться. Подогрев небольшой котелок, Змей развел воду и вымыл ребенка в тазу, в котором утром безуспешно отмывал запятнанные кровью лапы.

Ну вот – ребенок накормлен кашей, с грехом пополам вымыт и завернут в кусок алого бархата. Пришлось порвать старую портьеру, но другой ткани в берлоге не было. Она сидит в своей люльке, пускает пузыри и смеется ртом, в котором всего три зуба. А Змей, вытерев пот с морды, драит пол в кухне и отмывает прочие следы жизнедеятельности принцессы. Со всей присущей ему дотошностью, он перетер каждую монетку из кучи в том месте, где ребенок обделался, заодно и отполировал немного потускневшее золото.

Выполняя эту скучную работу, он украдкой поглядывал на Лию, которая играла с блестящими золотыми монетами, пускала слюни и улыбалась ему. Несмотря на, казалось бы, благополучное окончание операции под названием «кормежка и помывка», Змей находился в таком душевном помрачении, какого у него сроду не бывало.

Маленькая принцесса и не подозревала о душевных терзаниях огромного зеленого ящера, а тот проклинал день и час, когда вообще родился на свет таким слабохарактерным. Он понятия не имел, что нужно делать с ребенком, что теперь дальше будет и кто он после этого.

Но проблема Змея не могла решиться сама собой, ведь он договорился с Орландо, что убьет всех, а теперь получалось, что маленькая принцесса жива-здорова и даже неплохо себя чувствует. И вроде бы ясно, что надо сделать – подойти, протянуть лапу и разом окончить все мучения. Змей еще раз вспомнил вчерашнюю ночь, как он убивал налево и направо и даже хорошо себя чувствовал при этом, но никак не мог понять, как же это у него получалось.

Тогда он бросил тряпку и полироль и стал восстанавливать свои мысли и переживания: сначала он думал о том, что ему не хочется этого делать, потом вспоминал бабушку и ее вечные нотации. От воспоминаний о том, как он был несчастлив в детстве, Змей перешел на Василису и тогда разъярился. Вот оно! Именно Василиса привела его в состояние озверения.

- Так, надо сосредоточиться. Как она сегодня выглядела? – Он напрягся, но не смог вспомнить, в чем она была одета. – Нет, не то, надо свадьбу вспоминать.

Перед внутренним взором замаячила объемистая фигура Василисы в подвенечном платье, но сейчас почему-то она не вызывала в нем ярости. Отгорело. Вот так быстро и неожиданно отгорело. Он все еще ощущал боль при мысли о ней, но уже не чувствовал гнева. Мало того, мельком увидев ее сегодня, он понял, что страшно соскучился. О ярости тут и речи быть не могло.

Что же делать? Кажется, где-то у него завалялась книжечка по психологии мелких хищников. Он, конечно, не мелкий, но принципы должны быть одинаковыми для всех. Пробежав глазами книжный шкаф, Змей ее не нашел.

- Черт, придется лезть внутрь. Так, «Экономическая география Страны Вечной Осени», «Поэма о Камее», «Кройка и шитье», «Старинные ландрские баллады», «Справочник молодой матери»… Гм…

Змей открыл справочник, которым никто никогда не пользовался, и перевернул несколько слипшихся страниц:

«… гигиену ребенка необходимо неукоснительно соблюдать. Для защиты нежной детской кожи от опрелостей и высыпаний, следует насухо вытирать места, подверженные раздражениям и посыпать тальком. Пеленка ребенка всегда должна быть сухой и чистой, из мягкой ткани, не вызывающей аллергии…»

Змей покосился на свою бархатную портьеру – она, конечно, не была грязной в прямом понимании этого слова, но и достаточно чистой ее нельзя было назвать. С тех пор как Змей обновил берлогу, она пролежала в сундуке лет семь, из другой портьеры Василиса нашила ему подушек, а эта так и осталась за ненадобностью. Ее пригодность для использования в качестве пеленки внушала Змею большие сомнения, но ничего другого у него просто не было.

«… Детей в возрасте 9 месяцев и выше следует прикармливать овощами или мясом, протертым до состояния пюре, без добавления соли и специй…» - то есть мясо и шпинат вполне годились для ребенка, только надо было их предварительно протереть. Интересно как это делается? Стоять со стопкой книг под мышкой было неудобно, Змей втиснул их обратно на полку, не глядя куда, и прилег на кучу золота рядом с принцессой. Полезную информацию надо было как следует переварить.

Он и сам не заметил, как пролетели несколько часов. В его теперешнем положении «Справочник молодой матери» был бесценным кладезем информации.

- И как я раньше не обращал на него внимания! – удивлялся Змей, машинально вынимая у Лии изо рта все то, что она пыталась туда засунуть. Не считая стремления все попробовать на вкус, девочка вела себя примерно, не кричала и не капризничала. Сидя рядом со Змеем, она все так же играла монетами и что-то тихонько гулила себе под нос, а он лихорадочно переворачивал страницы, торопясь узнать как можно больше и про кормление, и про воспитание, и про детские болячки.

Вдруг ход его мыслей прервался от резкого и тревожного стука – кто-то колотил в дверь, да так, что только доски трещали.

- Открывай! Змей! Где ты там??!! – Василисин голос трудно было спутать с чем-то еще, но, услышав ее, Змей почувствовал облегчение. Однако он не мог показать ей ребенка. Что же делать? Лия вопросительно смотрела на него, чувствуя, что что-то происходит, а Василиса снаружи не унималась. К ее голосу присоединился и голос ее мужа:

- Змей, откройте пожалуйста! Тут такое случилось! Вы должны это знать!

- Ну хоть не разбираться пришли из-за окна, и на том спасибо… - но неприятное чувство к Рыцарю снова поднялось в душе. Зачем она его с собой притащила?

Оглянувшись по сторонам, он вдруг вспомнил про подпол, в котором хранил всякий особо ценный хлам. Быстренько раскопав крышку под золотом, он схватил девочку, посадил ее в люльку и пристроил внизу. Там было холодно, и он решил, что Василису надо спровадить как можно быстрее.

- Да иду я, иду, не стоит так надрываться… - проворчал он, открывая ворота. Дверь в берлогу он затворил покрепче, решив, что лучше выглядеть невежливым, чем попасться на горячем. Не успел он поднять засов, как Василиса ворвалась во двор, едва не прихлопнув его калиткой.

- Ты чего не открываешь? Мы тут чуть ворота не снесли!

- Я заметил. – Все так же хмуро ответил Змей. – А что у вас произошло?

Василиса всплеснула руками:

- Ох, Змей, горе-то какое! Ты и не знаешь, что случилось-то! Тут недалече, ночью страшное убийство совершилось. Короля, королеву, принцессу маленькую, слуг их, кавалеров и дам всяких – всех убили! Страсть какая!

- В самом деле? – пробормотал ящер, внезапно вспомнивший, что у него двор не метен. – Какая жалость…

- Жалость???!!! Да ты пьяный, что ли? Я тебе говорю – короля и королеву убили!!! Ты меня вообще понял???!!!

Тут ее перебил Рыцарь:

- Василиса, не кричи так, дай я расскажу. Утром мы, как всегда, занимались домашними делами: Василиса стирала, а я стайку чистил, и тут слышу – конский топот. Сами понимаете, гости у нас большая редкость, я удивился очень и вышел встречать. Это был толстенький человечек, по виду государственный служащий. Он-то нам и рассказал о том, что случилось прошлой ночью и, кстати, про тебя спрашивал. Кто ты? Как ты? Ты вообще существуешь или помер давно? Он сюда не приходил?

Змей отрицательно покачал головой.

- Я так и подумал, что он к тебе побоится сунуться. Все вынюхивал и выспрашивал, не видели ли мы чего, не слышали ли, не проходил/пролетал/проползал ли тут кто? Не понравился он мне, типичный сыщик.

Василиса изо всех сил сдерживалась, чтобы не перебивать мужа, и энергично кивала головой на каждое его слово. Но Змей не проникался важностью момента, вид у него был неважный – черные круги под глазами, осунувшаяся морда, тусклая чешуя. Все говорило о том, что он не совсем в состоянии воспринимать сногсшибательные новости.

- Да ты заболел, что ли? – Василиса внимательно вгляделась в своего друга, и нашла, что вид у него совсем не товарный. – У тебя расстройство желудка?

- Угу, – скромно согласился Змей. – Ты это, извини за окошко, я нечаянно.

- Да ладно, муж поправил уже. А что ж ты сразу не сказал, я бы тебе побольше котел сварила.

- Мне тогда не до разговоров было, а за кашу спасибо – вкуснотища. А то меня совсем панкреатит замучил.

- Панкреатит? С каких это пор у тебя панкреатит? – Василиса оглянулась вокруг, отметив про себя, что Змей порядком запустил хозяйство. – Давай я тебе еще каши сварю, у тебя крупа есть?

- Э-э-э… - вот чего не надо было делать, так это пускать ее в берлогу. – Крупа-то есть, да печь я залил, теперь пару дней буду так сидеть.

- Печь залил??? Змей, ты меня пугаешь. Что с тобой происходит? Печь залил, в берлоге засер, ты еще скажи, что книжками камин топишь…

- Надо будет – растоплю, – отрезал Змей. – Сама виновата, это все из-за тебя. А теперь идите, мне убираться надо.

И он вежливо, но решительно выставил гостей за ворота, не забыв крикнуть вдогонку:

- Василиса, каши принеси! – и захлопнул дверь.

- В смысле «из-за меня»? Что это он сочиняет? – Василиса повернулась к мужу, словно ища ответа на свой вопрос. Сложно сказать, понял ли Рыцарь слова Змея, но на лице его застыло философское выражение. Он подал руку супруге, и легонько подтолкнул по направлению к тропинке:

- Пойдем домой, сваришь каши. Если ему нужна будет наша помощь, он скажет.

Когда их шаги затихли, Змей оторвал ухо от ворот и наморщил морду:

- Надо же! Они уже все знают. До чего дошел прогресс – во времена моей молодости жмурики бы месяцок-другой полежали на опушке, прежде чем их найдут. А потом их бы опознавали по зубам да кольцам, не то, что сейчас… Никакой романтики!

Но еще раз он подумал, что очень хорошо, что он забыл там головы – видеть их сейчас было бы невыносимо. Настроение начало портиться, он взялся за метлу и тщательно вымел двор, только потом вспомнив, что ребенок так и мерзнет внизу.

- Вот я дурак! – он достал люльку и осмотрел девочку. Все было нормально, она только немного испугалась, но не плакала. Это Змею понравилось, он подумал, что ребенок ему попался очень даже удачный – красивый и спокойный, не то что какая-нибудь сопливая рева в золотушной коросте.

На улице светило тусклое осеннее солнце, пригревая ленивых мух, и Змею нестерпимо захотелось прогуляться, немного подумать. Он взял Лию вместе с люлькой и устроил ее на сеновале, навалив ей несколько брюквин как игрушек, а сам вышел через калитку на заднем дворе, дабы чуток пройтись.

Еще и суток не прошло с того момента, как он покинул свой дом вместе с Орландо через эту самую калитку, а казалось, что это было в прошлой жизни. Предчувствия его редко обманывали, и сейчас он думал, что всего лишь несколько часов изменили его жизнь навсегда.

- Я не должен был этого делать. – Выдохнул он наконец свое печальное признание. – Не надо было мне выходить отсюда вчера.

Змей стоял, опираясь лапой на серые доски калитки, глядя в свой любимый, уютный, обжитой двор. Столько лет он жил здесь, украшая и улучшая его по мере своих способностей, и такая жизнь ему нравилась. Он получал удовольствие, когда высаживал цветы в своих клумбах, он никому не мешал, жил себе тихонько на обочине, и вот – случилось. Не стоило ему выходить из дома, не стоило пытаться стать тем, кем он не был, это принесло ему только душевные муки и разочарование. Разве он стал Чудовищем оттого, что убил столько людей? Нет. Но теперь он еще и мучился от содеянного.

Он вздохнул, прикрыл калитку и не спеша двинулся по тропинке в сторону леса. День был серый, и солнышко светило словно сквозь густую пелену, но пригревало хорошо. Вот сейчас бы развалиться посреди двора на своей любимой завалинке и задремать, слушая деловитое жужжание шмеля, подставив солнцу брюхо. Но теперь он никогда, никогда больше не сможет так легко и беззаботно лежать на солнышке. Всю оставшуюся жизнь он обречен вспоминать о своем преступлении и бояться.

Стоп! Чего он может бояться? В этой стране он самый страшный зверь – никого нет сильнее и страшнее его, никто не в состоянии с ним тягаться. Никто не придет и не призовет его к ответу, но что-то внутри саднило и мешало ему чувствовать себя счастливым.

Он шел по едва заметной дорожке, засыпанной прелыми листьями, и вдыхал их теплый, горьковатый запах. Где-то рядом тарахтел дятел, упорно выискивая свою пищу среди влажных древесных волокон. Его песня: тук-тук-тук, потом перерыв, потом снова тук-тук-тук, действовала успокаивающе. Змей остановился и попытался разглядеть его среди ветвей, но не увидел. Зато столкнулся нос к носу с любопытной и бесстрашной белкой, выскочившей прямо перед его мордой на длинную ветку.

Белка смотрела на ящера черными глазками-бусинками, желая знать, нет ли у него чего-нибудь вкусненького? Он вспомнил, что всегда любил кормить белок орехами и наблюдать за этими проворными и забавными зверушками, но теперь все осталось в прошлом. В прошлой жизни. Его деревянная калитка вчера взмахнула ножом и отделила пласт, оставив его по другую сторону. Что делать? Куда податься?

На сердце было тоскливо, Змей вдруг понял, что много лет был счастлив, а тут свое счастье утратил. Удивительно, но счастье было в простых вещах – чистом дворе, теплом солнце, запахе вкусной еды, хорошей книжке и, конечно, Василисе. Именно с нее поползли трещинки по его жизни, а теперь он сам разбил ее вдребезги.

- А вдруг они станут по ночам ко мне таскаться? – Змей поежился. Он не особо верил в приведения, но кто знает этих покойников – привяжутся, потом не отмахаешься. Говорят же, что у Черной воды есть девочка, так почему бы этим здесь не завестись? Хотя, по здравому разумению, они должны оставаться там, где умерли, то есть на прогалине, но ели имеешь дело с покойниками, никогда нельзя быть уверенным в том, что им не придет в голову притащиться сюда.

При мысли о мертвецах Змей заметил, что солнце перестало светить. Дело было в том, что порывом ветра на него нанесло большое плотное облако, но выглядело все так, словно мир померк. И тропинка прямо вела страдающего ящера на место преступления.

Мороз пробежал по коже Змея, он повернулся и припустил домой, но чем быстрее он шел, тем больше ему казалось, что холодные, бесплотные ноги следуют за ним след в след, догоняют его, а мертвые ненавидящие глаза смотрят в спину. Он то и дело оглядывался, ничего подозрительного, естественно, не видел, но почему-то ему становилось еще страшнее. Когда среди листвы снова появилась калитка, Змей бежал со всех ног.

Заскочив внутрь и захлопнув ее, он выдохнул с облегчением – дома ему было не страшно, родные стены хранили его покой. Прислонившись мордой к щели между досками, Змей посмотрел туда, откуда только что пришел, как сквозь подзорную трубу - и ему показалось, что неясные тени бродят за оградой, не решаясь войти. Неуютно как-то стало, тревожно.

От грустных мыслей его отвлек звук: «Ня!». Змей вдруг вспомнил, что он не один, и это его зверски обрадовало.

- Нння! – звук прозвучал требовательнее. Это могло означать, что его зовут, поэтому зеленый притворил засов покрепче и двинулся на сеновал. Лия давно вылезла из люльки, раскидала брюкву и сейчас ползала по сену, не зная чем еще себя занять. Ее внимание привлекла симпатичная брюковка, ранее вышвырнутая подальше, и теперь она целеустремленно ползла в направлении овоща. Змей остановился посмотреть, что же она будет делать, а девочка, завладев брюквой, сначала потащила ее в рот, но внезапно передумала и подняла глаза на Змея.

- Наигралась? – спросил он как можно более сладким голосом и наклонился, чтобы поднять ее на руки.

- Ня! – снайперски пущенная брюква прилетела Змею в глаз. Брызнули слезы, а юная брюквометательница радостно загукала и потянулась к другому овощу.

- Ну уж нет! – Почти ничего не видя, несчастный Змей все-таки ухитрился подхватить ребенка и понес ее назад в берлогу – кормить. Но девочка заупрямилась, есть ей совсем не хотелось, и такая вкусная Василисина каша оказалась размазанной у него по морде. Ей хотелось поиграть, она лопотала и возбужденно махала ручками, а расстроенный Змей пытался сообразить, что же этому маленькому чудовищу нужно на сей раз.

«Справочник молодой матери» и тут выручил зеленого: «…дети до года предпочитают невербальное общение, подвижные игры с задействованием мелкой моторики. Если Ваш ребенок заскучал, можно предложить ему поиграть в лошадку…»

- Эврика! Эй, ребенок, смотри сюда…

Ящер встал на четвереньки и представил себя Роландом, стараясь с точностью о мелочей передать повадки ненавистного белого коня. Как он стоит, жует овес, фыркает и отмахивается от мух. Змей попытался было помахать хвостом, но чуть опять не снес злополучную этажерку, поэтому пришлось оставить хвост в покое. Он не был уверен, что Лия поняла его, поэтому задрал голову и издал по своему мнению великолепное ржание. Ребенок испуганно замолчал и захлопал глазами, не зная, то ли смеяться, то ли реветь от страха.

- Смотри же, знаешь, кто я? – Змей забил копытом. – Не узнаешь? А тебе надо бы знать, ты же принцесса. Я прекрасный белый конь.

И он прошелся по комнате, демонстрируя стать и породу. Лия улыбнулась и захлопала в ладоши, то ли от актерской игры Змея, то ли просто от радости, что такое большое животное ходит перед ней кругами. А Змей схватил шнур от занавески, завязал концы и взял узел в рот – образовалось что-то вроде уздечки.

- Садись, покатаемся. – Он осторожно поднял девочку и посадил ее себе на шею. Лия засмеялась и инстинктивно ухватилась за веревку:

- Ня!

- Ну вот, меня уже и погоняют… Дожил. - подумал ящер и осторожно тронулся с места. Принцесса взвизгнула от удовольствия и натянула уздечку, Змей пошел чуть быстрее. Он очень боялся уронить ее, поэтому еле полз, но ребенок на спине, похоже, жаждал скорости, поэтому отчаянно верещал и колотил его по шее пятками. Немного прибавив скорость, он решил, что пяти кругов по комнате, пожалуй, будет достаточно – но не тут-то было! Новая забава так понравилась малышке, что Змею пришлось забыть про намерение приготовить себе какой-никакой ужин и покорно ползать под седлом.

К вечеру у него уже и галоп, и рысь хорошо получались.

- Иноходец, блин… - думал Змей, измученный и голодный. Ему очень хотелось есть, просто зверски сосало в желудке, но, как ни странно, мысль о съедении ребенка больше его не тревожила. Он в основном размышлял, как же протереть вареную говядину, чтобы покормить ребенка. И нужно ли добавлять туда вареную морковь, или лучше сырую. У него еще оставалась каша, но он решил, что будет кормить ей только девочку, а что съесть самому – было неизвестно.

Прямо с принцессой на руках он пришел на кухню и принялся обследовать свои запасы. Шпинат уже плохо пах, пришлось выкинуть. Над остатком говядины Змей призадумался, но тоже решил не рисковать, единственное, чего было вдоволь, это сырой морковки. Пришлось грызть морковь.

- Я теперь не Змей, а кролик. Кушай, деточка. – Ящер накормил ребенка, и старательно вылизал кастрюльку. В животе урчало, зато девочка была сыта, сонно глядя слипающимися глазками. Она стала такая тепленькая и мягкая, что так и хотелось ее потискать. Змей понял, что пора устраиваться на ночлег, тем более, что он уже лап под собой не чуял от усталости и переживаний.

Он разжег огонь в камине, подождал, пока блаженное тепло тихо расползется по комнате, и подгреб побольше золота к очагу. Принцессина люлька показалась ему холодной и сырой, он поставил ее к огню, чтобы согреть, и присел рядом, глядя на танцующие языки пламени. Ребенок мирно дремал у него на руках, не подозревая о том, что спит рядом с чудовищем, сутки назад убившем отца и мать.

От камина поползло блаженное тепло, согревая воздух. Змей потянул ноздрями смолистый запах, исходящий от поленьев, и разулыбался – когда к берлоге подступал вечер, осаждая дверь и пытаясь влезть в окно, не было ничего лучше, чем зажечь камин. Веселое пламя прогоняло ночную сырость, защищало от страхов и полночных призраков. Если в доме пахло смолой и дровами, значит, дом был защищен.

Когда-то давно он прочел легенду о Ночном госте, который бродит в темноте вокруг жилья, чувствуя страх и одинокие души. Именно к ним он является дождливой ночью, стучась в оконную раму – и принимает при этом вид того, о ком тоскует сердце. Стоит позвать его, разрешить ему войти, и все – пропал человек, высосет он жизнь и так же исчезнет за пеленой дождя. Спасает от него каминное пламя, зажженное третьей спичкой – в такой дом он не может войти, не может принести вред его обитателям. И хотя Змей давно уже вырос из возраста, когда верится в сказки, он по-прежнему тушил первые две спички, зажигая камин, словно подспудно ждал своего Ночного Гостя.

Змей пристрастился к чтению в раннем детстве, распотрошив заплечный мешок одного бродячего фокусника, съеденного бабушкой. Горынична долго гоняла его по лесу, пытаясь сделать из испуганного человечка тренировочную куклу для Змееныша, но ничего не вышло – внук проявил редкую неуклюжесть и нерасторопность. Пришлось прикончить его самой. Однако, даже умирая, человечек прижимал к груди свою котомку, как будто там было что-то ценное. Когда разгневанная бабушка уползла в берлогу переваривать, Змей неслышно выполз из своего укрытия и отыскал в кустах брошенную сумку. Среди всякого хлама, непонятного назначения приспособлений, засаленных карточных колод, он нашел несколько книг, которыми покойный, похоже, весьма дорожил.

Читать Змей тогда совсем не умел, но картинки ему понравились. Мелкие закорючки, которыми были покрыты листы книг, тоже вызывали любопытство – они выглядели как некая тайнопись, доступная только избранным. Маленькому Змею очень захотелось в том разобраться. Настолько захотелось, что он спрятал книжки от бабушки, и ни одним словом не обмолвился ей о находке.

Каждый день он тишком уползал на задний двор и, убедившись, что Горынична его не видит, осторожно приподнимал нижнее бревно у сарая. Под ним, в ямке, аккуратно выложенной дощечками, лежали его сокровища. Он доставал книги и начинал пристально вглядываться в текст, словно тот должен был проясниться от долгого смотрения. Спустя недолгое время он выучил все буквы, но еще не понимал, что они означают, и спросить было не у кого.

Помогла ему опять же, чистая случайность – в лес забрел путник, направляющийся в Амаранту по торговым делам. Тут бы ему и сгинуть, но, на его счастье, свежий след унюхал маленький Змей. Понимая, что грозная бабушка может точно так же его найти, Змееныш старательно утоптал и замел легкие отпечатки, а сам понесся в погоню. Это не составило большого труда, человек обнаружился уже на следующей опушке, бесцельно кружащимся и постепенно приближающимся к логову чудовищ. Змей обежал его кругом, убедился, что он не вооружен, а потом высунул морду из кустов:

- Э-эй, ты, посмотри-ка сюда!

Змея всегда забавляло, как люди реагировали на его появление, и этот раз не стал исключением. Человечек подпрыгнул, побледнел и открыл рот, приготовившись заверещать во все горло.

- Тс-с-с-ссс… - Змей поднял палец. – Не ори, а то съем.

Человек обалдело смотрел на лесное чудовище, которое еще и разговаривало, и видно было, что ему все-таки нестерпимо хочется завопить.

- Заблудился? – участливо спросил Змей, чтобы разрядить обстановку.

- У-у-у-ууусу… - ответил человек. Змей помыслил, но так и не понял, что он хотел сказать этой фразой.

- Не могу ручаться, что понял тебя правильно, но хочу предупредить, что в этом лесу водятся чудовища. Например, я. – он рискнул и вылез из-за кустов. Лицо человека побагровело, рот снова открылся. – Так. Если ты будешь орать, тебе точно придет конец, потому что тебя услышит моя бабушка, а она не имеет привычки разговаривать с жертвами.

Человек захлопнул рот и ошалело заморгал, силясь осмыслить и поверить в происходящее. Змей скромно сел поодаль, всем своим видом стараясь излучать добродушие.

- Уже лучше. Я Змей, а ты кто? – но ответа на свой вопрос он так и не дождался. – Хорошо. Я предлагаю тебе сделку: ты мне кое-что объяснишь, а я не скажу бабушке, что тебя видел.

Тут он наконец услышал голос человека:

- Не убивай меня, чудище лесное, я тебе пригожусь. – голос был надтреснутый, полный смертного ужаса, так что Змей даже почувствовал неловкость – пойманный им человек был уже немолод, волосы его серебрились сединой.

- А я про что говорю. Если научишь меня кой-чему, я тебя отпущу и покажу как выйти отсюда. А если нет, то позову бабушку. Идет?

- Да, да… конечно. Но чему я могу тебя научить? – человек явно приходил в себя, и это было хорошо. Змей обошел его еще раз:

- Я сейчас сбегаю домой, принесу кое-что, а ты меня тут подожди. И не пытайся убежать, все дороги ведут в берлогу. Если сделаешь все, как я хочу, я сдержу слово, – и он мгновенно исчез в чаще.

То ли человек действительно был стар, то ли слишком испуган, но он даже не попытался убежать – когда через десять минут Змей вернулся с книжками, он все так же сидел под деревом, обхватив колени руками.

- Молодец. – Ящер положил перед ним книжку. – Расскажи мне про эти знаки, что они означают? Я заметил, что они везде повторяются: есть вот такой, и такой, и такой – взяв палочку, Змей чертил на земле буквы нетвердой лапой. Глаза у человека поползли на лоб:

- Ты читать хочешь научиться?

- Ну да. Если научишь меня – отпущу.

Желтые глаза хищника с вертикальными зрачками внимательно вглядывались в лицо изумленного человека. Змей почему-то беспокоился, что тот откажет и тогда придется его съесть, а смысл таинственных знаков так и останется непознанным.

- Потрясающе… - первым нарушил молчание человек. – Как ты сказал тебя зовут? Змей? Что ж, будем знакомы, я Джон – торговец из Семелле.

Змей слегка наклонил голову в знак приветствия.

- Он еще и вежливый! – подумал Джон, все больше изумляясь с каждой минутой. Он взял палочку из лапы Змея и стал объяснять ему азбуку.

Все оказалось на удивление просто – таинственные знаки всего лишь обозначали звуки, произносимые людьми. Звуки складывались в слова, и при небольшой сноровке можно было изобразить любую фразу и прочитать ее.

Открытие поразило Змея до глубины души, он почувствовал восхищение перед человеком, который придумал это, хоть Джон и не знал его имени. Теперь он тоже был посвященным и мог читать или писать по своему усмотрению – ни один ящер до него этого не умел. Восторгу Змееныша не было предела, хоть он и старался сдерживать себя и вести как подобает взрослому чудовищу.

Свое слово он сдержал, Джона вывел на дорогу, но не все получилось так гладко – бабушка все-таки нашла следы. Ей не составило большого труда понять, что в лесу был человек и этот человек провел какое-то время с ее внуком. Быстрый допрос с пристрастием частично приоткрыл правду, и Змей был жестоко выпорот. Но, лежа в берлоге под домашним арестом, он повторял про себя буквы и совершенно не чувствовал себя несчастным. Глядя на его мечтательную физиономию, Горыничне так и хотелось выписать ему еще пенделя, чтоб не лыбился.

- Вот наказание… Единственный внук – и тот урод уродом. Ну доченька, ну удружила, потаскушка…

С тех пор мир для Змея изменился – одаренный богатым воображением, он был благодарным и внимательным читателем. Первые книжки были им проглочены и вызубрены наизусть – с тех пор возникла проблема пополнения библиотеки. При жизни бабушки это было трудно, книги приходилось прятать, да и самому прятаться, ибо застигнув внука за чтением, она приходила в ярость, и юному Змею серьезно доставалось. Но даже такие трудности не могли заглушить в нем жажду знаний, он безропотно давал себя пороть, лишь бы только часок почитать пусть и сто раз читанную книжку.

Одной из этих книжек был сборник арпентерских сказок и легенд, в котором Змей и вычитал про камин и Ночного Гостя. Рассказ поразил его, но не своей мистической стороной, а чем-то еще: его трогало за душу то, что Гость искал одиноких, с раной в сердце, и находил их, проникал в их мысли.

Он почему-то понимал людей, которые несмотря на предостережения, бросались открывать окно, заслышав тихий стук. Кто знает, может краткий миг обмана, пока видишь любимое лицо, стоит целой жизни?

Люлька высохла и стала теплой. Змей положил туда спящую девочку и стал подгребать золото, чтобы устроиться поудобнее. Ничего нет лучше, когда за окном шумит дождь, а ты лежишь в теплой комнате и слушаешь треск поленьев. Он очень устал, невероятно устал за сегодняшний день и чувствовал себя немного оглушенным, но, несмотря на усталость, быстро заснуть не удалось. Стоило ему лечь, как глаза автоматически открылись и уставились в потолок. Изучая игру света и тени, Змей вспоминал альманах, в котором были рисунки, изображавшие дворец королей Тридесятого царства. Потолок в том дворце был расписан огромными картинами, и это очень впечатлило Змея. Он мечтал встретить в лесу бродячего живописца и заставить его расписать берлогу, но почему-то такие ему не попадались.

Он задумался о том, какой бы сюжет он хотел видеть прямо над собой – наверное, что-то сказочное, вроде иллюстрации к «Небесному кораблю», когда Мореход ждет в гавани свою любимую, а она не приходит. Уже брезжит рассвет, и корабль тает под лучами солнца, а неверная женщина все не идет – и вместе с кораблем гибнет и Мореход, ибо некуда ему больше возвращаться, и нет смысла в его странствиях.

Расчувствовавшись, Змей вздохнул, и тут кровь в его жилах похолодела, ибо в шуме дождя за окном услышал он тихий, зловещий стук. Он мог тысячу раз ошибиться, звук мог ему померещиться в шуме дождя, но подсознательно Змей твердо знал, что это стучали в оконную раму. Он вскочил и дико уставился в окно, потом на камин, все так же потрескивающий – он зажег его с третьей спички, он был совершенно уверен в этом, но как тогда Ночной Гость мог его найти?

Похолодев от ужаса, он схватился за кочергу, как будто она могла помочь в борьбе с призраком. При этом он даже не задумался, чье лицо увидит за пеленой дождя – медленно продвигаясь к окошку, словно его тянули канатом, он заглянул в черноту с замиранием сердца, но вместо Василисы вдруг увидел Орландо. Бледное лицо, прислонившееся к стеклу, медленно отступило в темноту, и стук послышался снова, на сей раз в дверь.

Чувствуя, как все еще колотится сердце, Змей опустил кочергу и повернулся к выходу, и тут в глаза ему бросилась люлька с ребенком. Черт! Он так и не выполнил условий сделки, но теперь было поздно об этом думать. Он, конечно, мог отдать ребенка Орландо – пусть поступает с ним, как сочтет нужным, но что-то в душе Змея яростно протестовало против такого выхода. То, что ребенок не доживет до утра в руках этого убийцы, было ясно как день.

Змей заметался по берлоге в поисках убежища. Вспомнив про подпол, уже выручивший его, он быстренько пристроил туда люльку, молясь про себя, чтобы девочка не вздумала заплакать в неподходящий момент, и понесся открывать.

Дождь лил стеной, полоса света из открытой двери сразу оказалась втолкнута обратно в берлогу, казалось даже, что тьма стремится войти внутрь, вопреки естественным законам. Совершенно неслышно в шуме дождя, на пороге возник силуэт появившийся из ниоткуда: черный длинный плащ, бледное лицо и горящие глаза.

- Можно войти? – замер он на пороге. Сердце Змея трепыхнулось и замерло:

- Тебе разрешение нужно?

Дьявольская улыбка перечеркнула лицо Орландо:

- Невежливо входить без разрешения. Так что?

Змей только крепче сжал кочергу в руке и отступил назад.

- Чур меня. Изыди, Ночной Гость.

- Вы что, совсем сдурели?

Ночной Гость вдруг покачнулся и шагнул внутрь, Змей шарахнулся к противоположной стене.

– Вам поспать надо. – сказал он, снимая капюшон, - но я вас надолго не задержу.

Под плащом оказался не призрак, а вполне себе живой человек, только промокший до нитки. Змей почувствовал стыд за свою суеверность, и заранее разозлился на все, что Орландо мог ему сказать. А тот прошел в залу, как у себя дома и стал развешивать плащ камина.

- Глупости, конечно, стоит мне выйти наружу, я снова вымокну в одну секунду, но мысль о том, что плащ сохнет, греет мне душу. У вас чайку не найдется? А то я как-то продрог.

Змей отклеился от стены и молча положил кочергу на место, хотя и испытывал большое желание раскроить этому наглецу черепушку.

- Чаю нет. У меня печь залило, теперь два дня буду сидеть без горячей пищи. А при такой погоде и всю неделю.

- Печь залило? Это как получилось?

Но Змей не испытывал желания делиться подробностями. Все, чего ему хотелось, это спровадить Орландо поскорее. Он чувствовал дурноту от одного его вида. Поняв, что ящер не расположен к разговорам, молодой человек заговорил сам.

- Я пришел сюда в столь поздний час по нескольким причинам: первая – это поблагодарить вас за безупречно выполненную работу. Я никогда в жизни не встречал ничего чудовищнее, поздравляю. Вчера, когда я навестил прогалину, у меня просто кровь застыла в жилах, вы превзошли самые смелые ожидания!

Вопреки ожиданиям, морда ящера оставалась кислой, припасенная лесть на него явно не действовала.

– Вот только я не понял, зачем вы собрали головы в мешок и примотали короля к оглобле? Это что, какой-то ритуал?

- Типа того… - Змей скрестил руки на груди, недобро глядя на Орландо.

- Интересно… Хорошо, что вы их не забрали, а то было бы трудно опознать убитых. – Во взгляде юноши снова мелькнуло ненавистное Змею дьявольское понимание. – Что ж, для меня было честью поработать с вами, вы превосходно выполнили свою часть, и теперь пришло мне время выполнить свою. Я привез золото, угодно будет пересчитать?

Змей стоял как раз на том самом месте, где была крышка от подпола, и напряженно вслушивался, не раздастся ли под ним слабый детский писк. Золото бы надо пересчитать - такому подлецу доверия нет. Но не торчать же ему тут до утра!

- Я вам верю.

- Напрасно. Никому не надо верить, - снова усмехнулся Орландо, - тем более такому как я. Но я честный человек, и щедро плачу за хорошую работу, так что можете быть спокойны. Золото в телеге в бочках, если вы откроете ворота, я привезу его прямо во двор.

Змей покачал головой и сделал Орландо знак следовать за ним. Вода лилась с неба одной сплошной стеной, даже дышать было трудно. Казалось что стоит открыть рот, как туда немедленно нальется до краев и придется захлебываться. Змей прошлепал по мокрым плиткам своего двора и снял с петель громадную черную балку, запиравшую ворота.

Действительно, за воротами обнаружилась повозка, груженая бочками, в повозку была впряжена сильная крестьянская лошадь, морду которой Орландо предусмотрительно обвязал тряпкой. Несмотря на эту предосторожность, животное тревожно всхрапывало и поводило чуткими ушами.

- Куда везти? – крикнул Орландо сверху, вскочив на облучок. – К берлоге?

- Нет, везите сюда, на сеновал. Я потом разберусь, – только бы он держался подальше от берлоги.

Орландо въехал во двор и подрулил к сеновалу. Открыв борт повозки, он положил две доски мостиком и стал катать бочки. Несмотря на внешнюю хилость, управлялся он быстро и ловко, Змей с удивлением следил за его точными движениями.

- Десять… Одиннадцать… Двенадцать… Все! – Он выпрыгнул на землю и взял факел из лапы Змея. – Сейчас проверим.

В ближайшей же бочке он стукнул кулаком по днищу и поддел его кинжалом – в открывшейся щели тускло засверкало золото.

- Здесь десять тысяч. И в остальных бочках тоже. Если вдруг обнаружите расхождение, когда пересчитаете, дайте мне знать, я немедленно довезу недостающее. Я пересчитывал, но всякое бывает, уж не обессудьте.

Змей молча кивнул головой. По правде говоря, ему было глубоко безразлично, сколько там денег. В первый раз в жизни он не радовался золоту, а Орландо, видя такое его настроение, решил не настаивать и откланяться. Но перед тем как снова вскочить на лошадь, он вдруг вспомнил одну немаловажную деталь, которую непременно требовалось прояснить.

- Скажите пожалуйста, я вчера осмотрел поляну и опознал убитых, но я не нашел тела маленькой принцессы. Я, конечно, понимаю, что ребенок очень мал, но что-то же должно было остаться. – При этих словах Змей вздрогнул всем телом и едва не выронил факел. Этот дьявол определенно умел читать мысли.

- Не знаю, о чем вы, я убил всех.

- Я в этом не сомневаюсь, – дипломатично ответил Орландо. – Вспомните, пожалуйста, карету короля. Там был сам король, королева, две фрейлины и нянька. При няньке был ребенок, возрастом около года – принцесса Лия. Вы ее помните?

Такая настойчивость говорила о том, что он так просто не отстанет, нужно было срочно соврать что-нибудь правдоподобное.

- Конечно, помню. Я ее съел, – ответил ящер раздраженным тоном. Орландо удивился.

- Съел? Целиком что ли? Вместе с люлькой?

Вот зараза!

- Съел!!! Мне эта люлька как салатный лист. Я выполнил все, что обещал, убив всех, кто был в кортеже и могу в этом поклясться. Ребенка я съел, потому что мне так захотелось. А если у кого-то есть сомнения, то я могу и продолжить трапезу!

Змей ощерился и щелкнул пастью перед самым лицом человека. В конце концов, какое право имеет этот мозгляк им командовать?

Орландо понял, что сейчас не время спорить. В целом, он вполне мог допустить, что ящер не побрезгует человеческой плотью, но ему хотелось быть до конца уверенным.

- Хорошо. Я не сказал, что сомневаюсь, я просто хочу выяснить все до конца. Мне будет достаточно вашей клятвы, что принцесса съедена.

- Клянусь! – рявкнул Змей.

- Что ж, вопросов больше не имею. До свидания.

Орландо вскочил на облучок, быстро развернул повозку и был таков, звук шагов мгновенно растворился в потоках воды. Змей вытер пот с морды, несмотря на холод и обессиленно прислонился к бревенчатой стене сеновала.

- Отлично! Я еще и клятвопреступник.

Date: 2016-07-18; view: 250; Нарушение авторских прав