Глава 8. Всегда ли синий фазан говорит правду?

Утро началось с хлопанья дверей, беготни слуг и суеты в лакейской. Когда Его Величество изволил отправляться за город, головной боли хватало у всего дворцового штата: упаковать коробку, корзинку, картонку, и маленькую собачонку. Нельзя предугадать, что может понадобиться монарху в дороге, но горе старшему лакею если этого чего-то не окажется в багаже. Поэтому собирали и спешно упаковывали весь дворец, а Его Величество, по такому случаю рано вставший, сетовал на шум. Его недовольство объяснялось просто – поездка к маркизу Беккенбауэру была официальной, и ехать приходилось с женой, оставив дома нежнейшую баронессу Эрдоган.

По плану король, королева и малолетняя принцесса должны были прибыть в поместье маркиза для осмотра недавно законченного парка, который маркиз планировал сделать публичным. Своим присутствием Их Величества одобряли благое начинание и подавали пример своим подданным. В общем, никуда не денешься, ехать надо. Предвидя несколько тяжелых дней, король Ибрагим уже заранее был раздражен и кидался на всех подряд, вплоть до рыцарских доспехов славного Базилевса:

- Понаехали с деревень, понаставили калош… - он злобно пнул безвинную железяку и грязно выругался: - Скоро там? Долго еще будете канителиться?

Но лакеи прекрасно знали, что лучше вытерпеть королевский гнев сейчас, чем потом, когда окажется, что любимый диван монарха остался дома.

- Почему они всегда так медленно собираются? – страдал Ибрагим. В отличие от него, королева Зоя была готова еще с вечера. Минимум вещей, походная люлька для принцессы, пара фрейлин – вот и весь багаж Ее Величества. Зная, что супруга его давно готова и уже полчаса ждет в карете, король злился еще больше.

Баронесса Эрдоган устроила ему бойкот и не хотела ничего слушать, но несмотря на мощное давление, он не мог взять ее с собой на этот раз. Пришлось садиться в карету с королевой.

Вопреки распространенному мнению, Ее Величество отнюдь не была молчаливой страдалицей, кроткой и послушной заложницей своего ветреного супруга. Зоя, в девичестве принцесса Ландрская, отличалась отменным жизнелюбием и была весьма остра на язык. Король от этого заметно страдал - находясь в ее обществе, он всегда бывал осмеян с ног до головы.

Выйдя замуж за Ибрагима, она быстро разочаровалась в своем супруге, но не возненавидела от этого ни жизнь, ни мужчин, продолжая радовать окружающих едким словом. У нее была своя жизнь, в которую король не вмешивался, так же, как и она в его – это позволяло им вполне мирно сосуществовать друг с другом. И даже воспитывать дочь, которая наконец-то появилась на свет после 14 лет брака.

Злые языки всякое поговаривали, но стоило только посмотреть на маленькую принцессу, как становилось ясно, что к делу престолонаследия Их Величества подошли серьезно. Девочка была поразительно похожа на короля Ибрагима и это было предметом особенной гордости венценосного отца.

- Как поживает моя ласточка? – долгую дорогу вполне можно было использовать для общения с ребенком, раз уж любовница осталась дома. Король взял девочку на руки и радостно загугукал, изображая неведомого зверя.

- Что-то быстро вы нынче, Ваше Величество, никак клавесин оставили? Как же вы без него в дороге? Вот приспичит нокнюрн сыграть за Яблонивкой, а клавесина-то нет! Все, мы все умрем.

Королева подмигнула фрейлинам, предвкушая отличное развлечение.

- А люди еще спрашивают, почему мужчины женам изменяют? Да как тут не изменять, коли жена такая язва? Да я с баронессой душой отдыхаю, жаль, что нет ее здесь.

- Как???!!! Вы и Маринку дома забыли? Ну, это уж совсем ни в какие ворота! На крыше кареты места навалом, можно было и погрузить. Она ж обидится, будет вас пилить похлеще жены, но от нее так просто не убежишь, заклюет.

К сожалению, Зоя была совершенно права, Ибрагим предвидел серьезные разборки со строптивой любовницей по окончании поездки. Все это портило ему настроение и заставляло думать, что он очень несчастный человек. Даже маленькая Лия не могла по-настоящему обрадовать отца.

А за окном кареты тянулись людские огороды – выехав из Амаранты, королевский кортеж двинулся по Великому тракту. Им предстоял долгий путь через Абазу и Яблонивку, в направлении Энкрета, недалеко от границы с которым располагалось поместье Беккенбауэра.

Деревянные дома с серыми от постоянных дождей крышами, покосившиеся заборы и старые черемухи, грустно повесившие ветви, провожали их из города. Король смотрел в окно, держа на коленях прикорнувшего ребенка, и размышлял о вечном: денег в казне опять не было. Он правил уже семнадцать лет, но так и не постиг хитрую науку государственных финансов, не мог уследить за стремительным оттоком денег в неизвестном направлении. Стоило спросить об этом министра финансов князя Курмангалеева, как тот начинал сыпать терминами. Голова пухла, и все становилось еще непонятнее. Вот у Вильгельмины в Ландрии на все хватает денег, а у нас нет. В чем причина?

Государственные мысли монарха прервал протяжный и тоскливый звук. Внезапно выскочившая на дорогу собака по-звериному завыла вслед удаляющемуся кортежу - был ее вой наполнен страхом и великой тоской. Словно по умершим голосила старая сука. Гвардеец из эскорта попытался вытянуть ее палкой, но тощая псинка увернулась, юркнула в дыру между досками и оттуда продолжала свою песню. Застрелить ее, что ли?

Да черт с ней. Ехать надо.

Маркиз Беккенбауэр выиграл тяжбу насчет скотовьих выгонов у города Эль-Пасо, которую его предки вели на протяжении сорока трех лет. По решению суда ему отошли земли в пригороде, ранее самовольно использовавшиеся жителями для выпаса скотины. В Плериэле он сразу стал одиозной и ненавидимой фигурой, героем анекдотов и похабных частушек. Не желая оставаться в истории скопидомом и кровопийцей, он затеял неслыханное дело - решил превратить поросшие бурьяном пустошей в прекрасный парк, равного которому не было во всем королевстве. Мало того, этот парк он планировал сделать публичным, а доход от него направить на нужды сирот и убогих все того же города Эль-Пасо.

План удался, но только отчасти – прекрасный парк был готов, но из анекдотов маркиз не исчез, а всего лишь сменил имидж, превратившись в полоумного чудака. Вот и делай после этого добро людям.

Парк Ханг-Нуч был двухуровневым. На первом уровне был устроен гигантский живой лабиринт, в котором были устроены тематические уголки, посвященные ландшафтной архитектуре разных провинций и стран. Двигаясь по извилистым аллеям, гости то и дело попадали в очаровательные рукотворные садики, тщательно скрытые среди зарослей. Всего их насчитывалось сорок восемь, но далеко не каждому удавалось найти и увидеть их все.

Второй уровень был насыпным – грунт подняли на три метра, расположив под ним дренажную систему, а также трубы для многочисленных фонтанов, украшенных скульптурами. Этот уровень маркиз закрыл для посещений, расположив на нем свой дворец. Предполагалось, что сам маркиз, его гости и семья будут проводить время вдали от простого народа, в то же время имея возможность наслаждаться чудесными видами нижнего парка.

Королевская свита по достоинству оценила усилия барона – первые два дня отовсюду раздавались только восхищенные вопли. Король был потрясен и восхищен увиденным - баронесса Эрдоган мгновенно выветрилась из его головы. Как мальчишка, он бегал по лабиринтам нижнего парка, громко крича от радости, когда находил очередной секрет. Беккенбауэр был счастлив. На фоне ослепительно синего неба колыхались королевские штандарты и беззаботные облака летели вдаль, подгоняемые свежим ветром.

Новый дворец Беккенбауэра был двухэтажным зданием, выкрашенным в ярко-голубой цвет. Лепнина вдоль стен сияла белизной, а декоративные элементы в виде фигурок лесных эльфов – позолотой. Под осенним солнцем Плериэля, дворец горел, словно объятый пламенем. На террасе перед дворцом были расставлены столы, накрытые накрахмаленными скатертями, с тем умыслом, чтобы были хорошо видны фонтаны, вокруг которых искусно спрятали шутихи. С наступлением темноты должна была начаться огненная потеха.

Каждый высокородный гость хотел хорошо видеть представление, поэтому, во избежание недоразумений, на каждом столе стояла табличка с именами. Однако, незадачливый Беккенбауэр и тут попал впросак: он избежал споров по поводу мест за столами, но получил множество тайных обид тех, кто счел свое место недостаточно хорошим.

Герцог Карианиди сидел через столик от короля, вместе с князем Курмангалеевым и его женой. Многие завидовали ему, но он охотно поменялся бы местом с кем угодно, лишь бы сидеть подальше от князя, которого он не выносил. Но делать было нечего, приходилось выслушивать тяжеловесные сентенции о бедственном положении государственной казны и притворяться, что в мире нет разговора интереснее.

Герцог был взволнован и озадачен, потому что перед выездом, прямо в спальне его навестил Орландо и почему-то стал расспрашивать о здоровье. Карианиди, который болел только с похмелья, здорово удивился Особенно когда управляющий стал жаловаться на ведьм-шарлатанок, и с нажимом сказал, что

- …если что случится, никогда не доверяйте местным бабкам. Лучше потерять день, но привезти из Амаранты стоящую ведьму, чем помереть неизвестно от чего. Вы меня поняли? Если что случится, никого не слушайте, просите маркиза послать за Заремой. Без промедления.

Больше ничего управляющий объяснить не пожелал. Теперь Карианиди ломал голову, что может с ним случиться, и почему он непременно должен звать Зарему, которая хорошо умела только деньги считать. Если честно, ему было страшно.

- Как вы думаете, герцог, миллиона два ушло на этот парк? – кто про что, а вшивый про баню. – А вот если их вложить в облигации королевского займа, то через пятнадцать лет…

- …можно про них забыть. Князь, хотя бы перед собой не делайте вид, что королевская казна намерена отдавать долги. Рассказывайте свои сказки потенциальным инвесторам, я не ваш клиент.

Герцог Карианиди мрачно жевал закуски со стола, не переставая думать о словах своего управляющего.

- Что-то вы очень грубы сегодня, сударь, я вас не узнаю. Кто, как не первые лица королевства должны показывать подданным пример истинно гражданского отношения к вложениям. – Толстяк всерьез обиделся, и герцог понял, что хватил лишку.

- Простите, Ваше Сиятельство, у меня с утра желчь разлилась, вот и кидаюсь на людей. Мне бы полежать немного, боюсь, не осилю я программу празднеств.

- О, так что же вы молчите! Надо поговорить с маркизом, он будет счастлив предложить вам помощь.

- Да я не сомневаюсь. Ладно, князь, простите меня, я пойду поищу маркиза, а о финансах мы потом поговорим. Простите еще раз…

Он встал и быстро покинул террасу, оставив Курмангалеева недоумевать в обществе толстой и молчаливой супруги.

День клонился к вечеру, а Его Величество все еще носился по нижнему парку. Голодные придворные ждали его, чтобы приступить к ужину, но ему до этого было мало дела. Держа в руках план, он карандашиком зачеркивал найденные секреты и подсчитывал, сколько еще нужно найти. Оставалось восемь. Ибрагим предвидел вкусный ужин и славу победителя лабиринта – день удался.

Из свиты, следовавшей за ним, оставалось только трое – остальные потерялись по дороге или не выдержали темпа, и теперь плутали в лабиринте в поисках выхода. Король несся вдоль живой изгороди едва ли не бегом. По его расчетам, сейчас нужно было повернуть направо, пробежать два поворота и там должен быть искомый «Будуар нимфы». Молодой граф Сапатеро и два телохранителя едва поспевали за ним.

Выскочив в прохладную тень аллеи, Ибрагим сверился с планом – так и есть, теперь прямо. Но, пробегая вдоль аллеи, он вдруг заметил что-то белое между стволами деревьев: вот он, этот чертов будуар! И Его Величество ломанулся напролом, сквозь заросли, окончательно скрывшись из глаз преследователей. Напрасно молодой Сапатеро бегал по дорожкам, отыскивая своего господина.

Порвав камзол о колючий кустарник непонятного происхождения, король присмотрелся и понял, что нашел тот самый, секретный, сорок восьмой оазис. Никакой это не «Будуар Нимфы», а «Тайный знак», который не был нанесен на карту Беккенбауэра.

Радость затопила его сердце. Раздвигая ветки руками, он не без труда выбрался наружу и замер в восхищении: сквозь тонкие темно-красные веточки с редкими золотыми листьями просвечивало солнце, падая на ковер из прелой травы. Никаких скульптур, никаких беседок или скамеек не было в секретном месте, только большой белый камень, похожий на закутанную в плащ фигуру, отмечал его. Природа создала этот камень, начертив на нем странную букву – не букву, знак – не знак, но отметину, светившуюся под солнцем бриллиантовым блеском. Король подошел к камню и потрогал его – мельчайшие вкрапления слюды, как зеркальца, пятнили белую поверхность. Вода или ветер выбили на ней барельеф, похожий на голубя, который и сиял под солнечными лучами.

Больше ничего не было в тайном месте. Только тишина, солнце и покой - удивительный, абсолютный покой объял душу Ибрагима. Он сел прямо на землю, скрестив ноги, и засмотрелся на чудесный камень со сверкающим голубем. В такие моменты хотелось жить, и, забыв про усталость, король молча смотрел на тихий трепет листьев, улыбаясь сам не зная чему.

Он не знал, сколько времени он просидел там один, но в какой-то момент место изменилось - он стал отчетливо ощущать чужое присутствие. Было по-прежнему тихо, но теперь Ибрагим точно знал, что рядом кто-то есть. Он поднялся и осмотрелся в поисках выхода из этого места – по его разумению, большая аллея должна быть справа. Немного усилий и он окончательно запутался. Вроде тот же самый колючий кустарник, но аллея никак не появлялась. Мало того, «Тайный знак» тоже куда-то пропал, сгинул, как по волшебству.

В растерянности крутясь на месте, Его Величество пытался сообразить, в какую сторону ломиться. И тут услышал голос:

- Ваше Величество, сюда.

Голос был тихий, довольно приятный, но незнакомый. Впрочем, какая разница, если нужно поскорее выбраться из кустов. Он последовал за голосом и действительно выбрался на аллею, но совсем не на ту, с которой зашел. Вот так сюрприз!

Там его ждал человек, одетый в скромную одежду горожанина, совершенно не похожий на человека, принадлежавшего ко двору. Молодой рыжеволосый парень поклонился со всей учтивостью и предложил проводить его к выходу.

- Спасибо, милейший, вот уж помог, так помог! Я бы сам не выбрался.

- Ваше Величество, простите мне мою дерзость, - юноша поклонился, - я не просто так здесь хожу, я вас искал. У меня для вас новость, но, боюсь, она вас не порадует.

Изумленно воззрившись на парня, король начал понимать, что и правда, этот человек не мог тут оказаться без существенной причины.

- Что случилось?

- Позавчера, после того, как вы отбыли в Ханг-Нуч, в столицу тайно прибыл граф Скъявони. Его опознал лейтенант охраны, несмотря на то, что граф воспользовался чужим паспортом. Это было доложено господину мэру, и он счел своим долгом немедленно предупредить вас. Простите меня, если я принес дурную весть, но Ваше Величество имеет право знать о том, что происходит. Выход здесь, Ваше Величество.

Он показал враз ослепшему королю поворот налево, поклонился и отступил на пару шагов назад.

Ибрагим прекрасно понял короткое сообщение – Марина Эрдоган некогда имела бурный роман с графом Скьявони, арпентерским землевладельцем. И, как подозревал король, старая любовь не заржавела в сердце куртизанки. Этот чертов Скьявони всегда торчал, как заноза в заднице у короля, но почему-то до сих пор руки до него не доходили. Но теперь было поздно. Еще бы! Оскорбленная Марина с удвоенным пылом ринется в объятия старого любовника, пусть он когда-то и выгнал ее на улицу.

Обидно. Получается, стоило ему единственный раз пренебречь ее прихотями, как он получил в подарок развесистые рога. От таких новостей ему сразу расхотелось есть, пить, спать и вообще здесь находиться.

Но откуда Сингх знает о его проблемах с баронессой? Пусть он и мэр Амаранты, но не настолько на короткой ноге с королем, чтобы вмешиваться в личную жизнь. Да и парень, который доставил новость, смотрел как-то слишком понимающе. Все они забавляются над ним, и, похоже, не в первый раз. Ибрагим попытался припомнить свою прошлую отлучку на трехдневную охоту – по возвращении его встречали как-то преувеличенно ласково, улыбаясь и отводя глаза.

Его прошиб пот. Вне себя от тревоги и бешенства, Ибрагим обернулся, чтобы как следует допросить гонца. Но его уже и след простыл. Все в этой местности исчезало внезапно.

Разные мысли крутились в голове Ибрагима, когда он шагал по аллеям парка к особняку. И не было среди них ни одной радостной. Он чувствовал себя посмешищем, но больше всего его угнетало, что он не мог найти в себе сил, чтобы по-настоящему разозлиться на Марину.

У него было много любовниц, но баронесса Эрдоган действительно чем-то его зацепила. Он и не заметил, как мало-помалу все остальные его пассии были отправлены в отставку, и хищная красавица единолично завладела его сердцем. Он был не против, но одно дело когда женщина у тебя одна, и совсем другое – когда ты у нее не один.

Что делать? Он ведь король, он не может терпеть позор. А толку с королевского звания, если оно не гарантирует тебе даже верности любовниц. Мало того, простой смертный может простить свою женщину, а король обязан отомстить за измену. Но ему совсем не хотелось мстить, он бы прекрасно обошелся взбучкой. Мало того, он бы воспользовался изменой Марины, чтобы сделать ее более покладистой, а то она слегка обнаглела в последнее время. Поймав ее на горячем, Ибрагим мог бы рассчитывать снова взять верх в их отношениях.

Он остановился. Действительно, нужно поймать ее на горячем! Она со своим полюбовником рассчитывает, что король вернется домой только завтра, а он сделает им сюрприз! Замечательный сюрприз! Все будут довольны! И он заспешил вверх по аллее.

Многие были удивлены, когда Его Величество не пожелал остаться на ночь, и велел запрягать. Ни фейерверк, ни чудесный ужин, ни даже усталость не смогли развеять тучу на челе короля - так и осталось загадкой, что же произошло в лабиринте. Видя такое настроение своего мужа, королева не стала перечить и собралась по-быстрому, подав пример остальным.

Но возникла проблема – герцог Карианиди внезапно заболел. Он даже не успел поужинать, как с ним начались неприятности. Сначала его тошнило, потом сильно тошнило, потом зверски тошнило. Налицо было отравление.

Барон Беккенбауэр был в ужасе, он дотошно опросил всех слуг и выяснил, что господин герцог с утра ничего не ел, только постоянно заправлялся коктейлями. Никто не подавал ему ничего в комнату, но напитки везде стояли без присмотра.

- Говорят, что тут видели какого-то рыжего парня, это мог быть кто-то чужой! Мои люди не способны на такое.

- Нет, это не то… - почему-то сказал король, сокрушенно рассматривая герцога, который обнимал ночную вазу. Лицо его потемнело еще больше, и он метнул испепеляющий взгляд на князя Сапатеро.

- Клянусь вам…

- Вы идиот? Он не от отравления должен помереть… - шепнул король ему на ухо. А вслух объявил громко:

- Мне очень жаль, что наш достойный герцог чувствует себя плохо, но время не ждет. У меня срочное дело в Амаранте, посему собирайтесь, господа. Барон, - он обратился к Беккенбауэру, - право, мне очень досадно. Надеюсь, вы позаботитесь о нашем милейшем друге. Благодарю вас за гостеприимство.

Он повернулся спиной к несчастному хозяину поместья, и стремительно вышел из комнаты. Длинная анфилада дверей лежала перед ним, и он стремительно удалялся из глаз, становился все меньше и меньше, пока окончательно не затерялся во тьме. Бумм! Часы пробили полночь, и Беккенбауэр почему-то вздрогнул, отирая пот со лба.

Если честно, король даже обрадовался, что обратный путь пройдет без Карианиди, сейчас ему и без того хватало неприятностей. Королева, похоже, прекрасно понимала истинную причину скорого отъезда, и это значило, что за ее покладистость придется чем-то рассчитаться. Марина развлекалась в постели с любовником, а несчастный король вынужден был тащиться со своим обозом.

Они покинули поместье в половине первого и, не торопясь, потащились по Великому тракту. Ибрагим нервничал. Сначала он пробовал сидеть в карете, откинувшись назад и не шевелясь, но воображение подсовывало ему картинки с Маринкиной изменой. Тогда он приказал остановиться и вышел подышать свежим воздухом.

- Что там впереди такое черное?

- Дремучий лес, Ваше Величество.

Кучер щелкал огнивом, пытаясь прикурить. Вокруг стояла тишина, огромная и бесконечная. Как будто весь мир замолчал на минуту.

- Почему я его не помню? Разве мы поедем через Дремучий лес?

- Мы всегда тут ездим, и сюда так ехали. Вы очевидно спали, вот и не помните.

Не то, чтобы Ибрагим был суеверен, но многие поколения его предков жили по завету короля Сигизмунда, и никогда не переступали границ Дремучего леса. Пророчество Синего Фазана о том, что род Сигизмунда и Горыничны прервется обоюдно, давно превратилось в сказку, но вот сейчас, когда он торопился, почему-то действовало на нервы.

- В Дремучий лес заходить нельзя, вы что, забыли?

- Как же, Ваше Величество. Тут и дорога специально в обход проложена, чтобы лес обогнуть. Раньше люди напрямую ездили, вот так, - крепкая рука с кнутом указала вперед, - а потом ту дорогу забросили и выстроили петлю.

Рука переместилась налево.

- Мы сейчас доедем до места и покатим в обход. Часа два-три потеряем, это точно, зато лес объедем.

- Три часа???!!! Мы потеряем три часа, чтобы объехать эту рощицу?

- А как же, король Сигизмунд нам всем настрого заказал к лесу подходить. Мы и выполняем.

Король захлопнул дверцу кареты и подсел к кучеру на козлы.

- Трогай. А это точно Дремучий лес, может просто рощица?

- Кто ж его знает. Тракт давно отвели, старая дорога уже и заросла поди.

Колеса экипажей мерно катились по тракту, а Ибрагим напряженно думал. Три часа! Это они, как минимум приедут в Амаранту к десяти утра – еще хорошо, если к десяти. В десять ловить будет нечего, и доказать Маринкину вину станет почти невозможно.

Темная громадина леса подбиралась все ближе. Наконец, они въехали под сень деревьев, и вокруг стало совсем темно.

- Слушай, - Ибрагима осенило, - мы же сейчас в лесу едем?

- Нуууу… Раньше, говорят, тут голо было, просто разрослось.

- Значит, никакого смысла в этой петле нет. Да и вообще, почему мы до сих пор живем суевериями?

Кучер ничего не сказал, только нахмурился.

Когда впереди показался поворот, и тракт отклонился влево, их глазам предстала неожиданная картина: место сворота у старой дороги было расчищено, доски убраны, и по обеим сторонам горели факелы, будто приглашая их во тьму.

Кучер натянул вожжи.

- Это что такое?

- Что не так? Это и есть старая дорога? По-моему она в отличном состоянии.

- Ваше Величество, еще два дня назад, когда мы ехали в Ханг-Нуч, она была заросшая и заколоченная досками. И никаких факелов тут не было. Не к добру они тут.

- Сам ты не к добру.

Ибрагим соскочил на землю и легко пошагал вперед. Нетерпение грызло его, наполняло такой энергией, что он бы сам побежал впереди карет. Он подошел к факелу и понял, что тот совсем новый. Оторванные доски валялись неподалеку, в бурьяне. Как будто кто-то специально подготовил проезд для Его Величества. Он вспомнил рыжего парня в «Тайном знаке» и ухмыльнулся – надо будет непременно узнать, чем Марина насолила Сингху.

Было тихо, только ночные птицы тревожно кричали в темноте. Ибрагим поставил факел на место и вернулся к кучеру.

- Давай напрямки, три часа мне дороги.

- Ваше Величество!

- Я уже семнадцать лет Мое Величество. Смотри туда – он показал пальцем в глубину леса, где трепыхались странные сполохи, - там тоже факелы стоят.

- А вдруг увязнем? Супруга ваша сильно недовольна будет.

Король прислушался, из карет не доносилось ни звука. Придворные спали, умотавшись за день.

- Не увязнем. Нам подготовили дорогу.

- Пора.

Только одно слово произнес Орландо, неожиданно возникший на пороге Змеевой берлоги. Змей лишь пастью щелкнул – как он смог пробраться сюда незамеченным? Ведь ни одна банка не брякнула, ни один колокольчик не тренькнул. Вся Змеева сигнализация, оказывается, никуда не годилась, а уж сколько сил и времени было на нее потрачено!

Отложив книжку в сторону, Змей пытался быстро сообразить, как ему отреагировать - он был очень неприятно удивлен повторным визитом этого человека. Он надеялся, что давешний разговор – не более чем пустая болтовня. Бахвальство юноши, поспорившего с товарищами, что вернется живым из Дремучего леса. В течение пары недель, прошедших с Василисиной свадьбы, неприятное чувство понемногу изгладилось. Змей начал потихоньку забывать о происшедшем, а тут на тебе!

- Ну, здравствуй, что ли…- пытаясь оттянуть время, начал зеленый.

Вроде как сейчас надо подниматься и идти, но делать этого совсем не хочется. На улице холодно, дома хорошо и уютно, книжка интересная, да и вообще… не хочется. Однако пообещал, ничего не попишешь.

Как много раз в жизни приходится делать то, чего совсем не хочется, просто потому, что этого хочет кто-то другой. И ноет душа, и противно, а отказать неудобно. Остается после такого червоточинка-царапинка, болит и ноет, портит самый солнечный день. Счастлив тот, кто может сказать нет, не задумываясь о том, что о нем подумают.

Так думал Змей, глядя на Орландо, в глазах которого прыгала издевательская насмешка. Этот дьявол будто читал змеевы мысли и видел все его колебания:

- Отказаться хочешь, знаю. И какое же ты чудовище после этого? Все знаю, ты не чудовище, ты дефективный, ошибка мамкиной молодости. А еще строишь из себя! Да ты только на бабкиной славе и выезжаешь. Если б люди знали какой ты, давно бы пришли и на цепь посадили, чтоб плясал на ярмарке детишкам на потеху.

Такого вынести Змей не мог, мало того, что Василиса считала его слабохарактерным, так еще и этот сопляк будет называть трусом! Ну почему, почему он его сразу не сожрал? Поболел бы с недельку, зато сейчас не было бы никаких проблем. Идиот, одно слово – идиот.

Орландо молчал, даже не поздоровался в ответ, только стоял, прислонившись к косяку и ждал, скрестив руки на груди. Он все, все понимал, дьявол, и в его глазах Змей не мог показаться трусом. Он встал, затушил камин и погасил свечи – берлога погрузилась во тьму. На сердце у зеленого екнуло, но отступать было некуда.

Тщательнее надо выбирать глаза, в которых отражаться.

Вынырнув из берлоги вслед за своим провожатым, Змей поежился – ночная прохлада кусала за пальцы, выбивала дробь из зубов. Орландо все так же молча свернул на задний двор и скрипнул засовом маленькой калитки.

- Ходит тут как дома, - с неприязнью подумал Змей.

Эта калитка предназначалась для хозяйственных нужд, даже Василиса никогда ею не пользовалась. Она выходила в глухую чащу, сквозь которую вели едва заметные глазу тропочки. Сам Змей, бродя по ним, всегда был предельно осторожен, чтобы не сбиться с пути. Но Орландо, похоже, родился в его берлоге - настолько уверенно он шел вперед, и, насколько мог судить Змей, направление было верным.

Они шли к небольшой прогалине, которая образовалась лет тридцать назад после пожара, да так и не заросла. И хотя выглядела она как все поля вокруг, но относилась все-таки к Дремучему лесу. Змей так и думал, потому что это было единственное место, где он теоретически мог встретиться с потомками короля Сигизмунда.

Лес жил своей жизнью – ночной, напряженной. Несмотря на полную тишину, каждый их шаг наблюдали десятки глаз, то испуганных, то враждебных. Если бы Змей был человеком, ему было бы не по себе, но он был самым страшным хищником в этом лесу и боялся только привидений. При мысли о привидениях он прикинул расстояние до Черной воды, и поежился – маловероятно, но вдруг призрак девочки явится за ним сюда? Ведь нехорошее дело он затеял, сразу ясно. И не хочет делать, а делает.

- Вот почему так? Почему я делаю то, чего делать не хочу? – но никто не мог ответить на его вопрос. Тем более Орландо, который быстро и бесшумно пробирался к прогалине. – Из нас двоих чудовище это он. Нам бы по-хорошему телами поменяться, только, боюсь, я бы не убежал.

Наконец деревья расступились, и подельники вышли на открытую местность. Змей когда-то в юности подкарауливал здесь неосторожных путников, но за прошедшее время она сильно изменилась. Насколько можно было видеть в темноте, обгорелая прогалина заросла травой и стала неотличима от окружающей местности. Великий тракт лежал западнее, до него еще идти и идти – кого же Орландо рассчитывал заманить в эту неласковую пустошь?

- Идите сюда, ложитесь здесь. В темноте будете выглядеть как небольшой холмик. – голос парня снова прозвучал неожиданно, заставив ящера вздрогнуть. – Ждите, пока покажутся кареты. Их восемь штук, плюс несколько конных гвардейцев. Местность здесь открытая, спрятаться негде – если будете действовать быстро, никто не убежит. И помните – никто не должен выжить. Никто!

Он еще раз пристально посмотрел в глаза Змея, поклонился и растворился в темноте. Ощущение присутствия нечистой силы охватило зеленого.

- Чур меня… - он вздохнул и огляделся.

Темно было, хоть глаз коли, Змей вытянул вперед лапу и посмотрел на нее, но не увидел. В такой темноте он мог лежать хоть кверху брюхом посреди дороги – все равно ничего не видно. Но, следуя совету Орландо, он притих и свернулся калачиком, чтобы издали походить на большую кочку.

Ночь стояла тихая, безлунная. Сверчков не слышно, только собственное дыхание едва колышет тишину. Тревожно как-то в мире. Змей чувствовал это глубоко внутри: то ли своя тревога в мире отдавалась, то ли извне в душу лезла. Изредка одиноко и страшно вскрикивала птица, словно захлебывалась в рыданиях. Насторожив ухо, Змей не без страха размышлял – не от Черной ли воды крик доносится? Не хотелось бы повстречаться еще и с призраком, когда дьявол недалеко ушел.

Лежать в ожидании оказалось чертовски скучным делом. Как жаль, что нельзя книжку почитать! Невозможно же просто лежать и ничего не делать! Змей попробовал вздремнуть, но холод не давал ему расслабиться. Тогда он стал считать баранов, но бросил это идиотское занятие на третьей сотне.

Земля была холодная, тянула тепло из тела, и он начал беспокоиться, что может застудить себе что-нибудь важное. Подсунув под живот лапы, он ненадолго успокоился, но вот беда - лапы начали затекать.

- Черт бы побрал этого короля с его каретами! И всех вообще! – сейчас бы побегать, поразмяться, погонять кровь! Но нельзя, и стиснув зубы, он принялся ждать рассвет, поклявшись себе, что с первым лучом солнца уйдет домой и больше не пустит на порог ни одного представителя человеческой расы.

От безделья, оказывается, тоже можно уставать, даже больше, чем от работы. Змею казалось, что прошло уже дня три, но ничего не происходило, совершенно ничего. И рассвета не было – мир забыл его на этой проклятой прогалине. Пару раз он вскидывался, когда ему казалось, что слышится какой-то звук, но все напрасно. Замерзший, раздраженный и злой, он готов был разорвать кого-нибудь за просто так, ради любви к искусству. Долгожданный звук копыт звучал в его голове, но никак не появлялся наяву.

- Цок, цок, цок, цок! – он мотал головой в такт навязчивому звуку, и вдруг понял, что слышит его на самом деле. Змей мотнул головой, отгоняя наваждение, но звук только приближался и становился громче.

- Едут!

Ну наконец-то! Он собрался, подтянул к себе затекшие лапы и приготовился к атаке. За время долгого сидения, глаза его привыкли к темноте, и теперь он неплохо видел местность. Следовало подпустить кортеж поближе, иначе крайние могли рассыпаться по перелескам, а этого нельзя было допустить. Что ж, лежим, ждем…

Через несколько долгих минут показались тусклые, дрожащие огни – то каретные фонари испуганно качались в такт лошадиным шагам. Одна, две, три… восемь… Вроде все. Чувствуя закипающее в груди волнение, стараясь разжечь ярость, Змей и сам не замечал, как его хвост колотится по земле. Старательно вспоминая, каким чудовищным он должен быть, ящер выдыхал горячий воздух, понимая, что пламя уже полыхает, готовое извергнуться на злосчастный кортеж. Почти мимо самого носа его проплывали первые огоньки кареты, но он сдерживал себя, чтобы не кинуться раньше времени. Теперь он вполне разъярился и был готов – один удар хвоста, второй, третий, и вот наконец… пора!

Как гигантская молния, он внезапно развернулся и пустил струю пламени по всадникам – наиболее легким и маневренным. Потом метнулся и поджарил их с другого бока. Сначала надо уничтожить лошадей, чтобы никто не убежал, а уж с пешими разобраться – дело техники. Подгоняемый азартом, он метался по прогалине с вполне чудовищной скоростью, не забывая смотреть по сторонам. И быстро добился желаемого - кортеж встал на месте.

Невозможно описать словами ужас, сковавший мирно спящих людей, внезапно попавших в страшную беду. Им оставалось только кричать, взывая к помощи, которой неоткуда было появиться в глухую полночь. Бушевало пламя, звучали крики, смерть танцевала мазурку на прогалине.

Змей быстр, беспощаден и сосредоточен, голова его холодна, а сердце пылает. Он сеет смерть, он убивает, он становится тем, кем всегда должен был быть. Тем, кем хотела видеть его старая Горынична. Видя как сияет его чешуя в отблесках пламени, как сверкают когти, он испустил победный рык, разлетевшийся над спящим лесом.

Испуганные птицы взлетели с веток, истерически крича, ночные звери кинулись прочь со всех ног – Хозяин охотится. В азарте убийства Змей казался сам себе вполне инфернальным посланцем ада. Бальзам мощной струей лился на его застарелые комплексы. Каждым ударом он мстил Василисе за ее замужество. Не то, чтобы он претендовал на ее руку и сердце, но она была для него единственным близким человеком и значила больше, чем он хотел бы себе признаться.

Иногда он чувствовал укол в ногу или ляжку – это значило, что кто-то пытается защищаться парадной шпагой. Но не смешно ли угрожать тупой шпажонкой разъяренному монстру? Через десять минут Змей оставил от кортежа одни воспоминания. При этом он тщательно следил, чтобы никто не убежал, благо это было нетрудно на освещенной пламенем прогалине.

Мощными ударами хвоста он уничтожал карету за каретой, поджигая тех, кто мог выжить после нападения, подбираясь к самой большой и разукрашенной. Когда она осталась одна, Змей подошел поближе и присмотрелся – действительно королевские гербы. Неужели Орландо не обманул? Тогда он и правда Чудовище с большой буквы, самый кровожадный монстр за всю историю страны!

- Вот кого ты бросила ради заезжего проходимца… - пробормотал он непонятно кому, яростно стегая хвостом по земле. В отблесках огня он видел, как за стеклами кареты метались тени - в ней оставалось несколько перепуганных насмерть людей.

Змей положил могучую лапу на крышу парадной кареты, казавшейся игрушечной рядом с ним, поднажал, и крыша отделилась. Сорвав ее к чертовой матери, ящер заглянул внутрь: увидев взрослого мужчину с очередной карнавальной шпагой, он решил, что это и есть король. Он не ошибся.

- Рррррр!!!! – сказал Змей.

- Да пошел ты! – сказал Ибрагим и плюнул в морду чудищу. Он был неважным королем и неверным мужем, но в личной храбрости ему нельзя было отказать. Перед лицом смерти он не думал о себе, надеясь защитить хотя бы жену и дочь. Сейчас ему было понятно, что все получилось невероятно глупо. Он как курица попался в кем-то подстроенную ловушку.

- Кто тот рыжий парень? – закричал он, вцепившись в лапу Змея. – Кто он? Он убил меня!

- Не он, а я. – Поправил его ящер, ломая шейные позвонки. Тело короля обмякло, как тряпичная кукла и перестало двигаться. Змей отшвырнул его в сторону и снова заглянул в карету под истошный визг женщин – теперь ему предстояло просто закончить работу. Деловито извлекая каждого, он отрывал людям головы и выбрасывал тело, пока последний крик не утонул в безмолвии.

Дело сделано, Змей даже доволен – кто теперь посмеет усомниться в его чудовищности. Разглядывая побоище, он подумал, что можно набрать здесь неплохих голов для забора. Насчет трупов вроде уговора не было, значит, он хозяин всему, что здесь есть. Может голову короля оторвать? Его внимание привлекла хорошенькая головка молоденькой фрейлины с длинными пепельными волосами.

- Нет, эта лучше. – Он поднял голову, рассмотрел ее внимательно: - Ну да, подсушу ее, и волосики будут на ветру очень симпатично развиваться.

Среди жертв было много женщин, у него был хороший шанс набрать действительно качественных голов. А короля можно целиком на шест – какой будет экспонат! Змей оглянулся, подыскивая что-нибудь поинтереснее, и увидел роскошную голову с ярко-рыжими кудрями. В одно мгновение она вытеснила из его сердца недавнюю блондинку. Радостно прошлепав несколько шагов, он протянул лапу и получил по пальцу – обладательница рыжей шевелюры была еще жива и ей не нравилась перспектива украшать собой надворные постройки. Немного растерявшись, Змей наступил на нее, и услышал как хрустнули позвонки. Теперь кончено, но маленькое происшествие натолкнуло его на мысль, что она не одна такая. Среди трупов могут остаться и живые, притворившиеся мертвыми, поэтому надо все проверить.

Для начала он накидал кучек из барахла по периметру и поджег их – прогалина осветилась ярким и ровным светом, стало видно как днем. Даже такой простой прием позволил ему обнаружить одного беглеца, который тишком полз к лесу, в надежде отлежаться в зарослях. Прикончив его, Змей начал зачистку территории.

Каждому найденному им человеку он или сворачивал шею, или отрывал голову – для верности. Особо понравившиеся головы он складывал в отдельную кучку. Сдернув с какой-то кареты атласный полог, он аккуратно расстелил его на земле, переложил туда добычу и завязал узлом, нести удобнее будет.

И тут он вспомнил про короля. Нести его на себе, пожалуй, будет неудобно. Надо его тоже в узелок определить, но как-нибудь так, чтобы сохранить нужную форму, а то застынет комом, ничего потом с ним не сделаешь. Немного поразмыслив, он отломал оглоблю от кареты и примотал к ней мертвого короля какой-то тряпкой.

Осталось проверить кареты. Дотошный ящер тщательно разгребал обломки в поисках выживших, но никого живого не было. Зато он нашел несколько ларцов с драгоценностями, кое-какие интересные вещички и пару книг. Книги оказались сплошь дрянь, пошлые любовные романы, а драгоценностями он остался доволен. Королевская карета была обтянута внутри белым атласом, со множеством подушечек и подставками под ноги.

- Комфортно. – подумал Змей и наклонился, чтобы рассмотреть получше. Подставка для ног была тоже выполнена в виде подушечки, державшейся на двух металлических стержнях. Рассматривая ее устройство, он обратил внимание, что под сидением что-то есть. Интересно… Запустив лапу под сиденье, он нащупал что-то мягкое и тряпочное, возможно женские одежды. Хотел было плюнуть, но вдруг почувствовал в этих тряпках какое-то шевеление.

Одним мигом вытащив комок на свет, он понял, что эти тряпки представляли собой походную люльку для годовалого младенца, который лежал себе молчком и даже не гугукал. Непорядок! А если бы поленился! И он с утроенной энергией принялся разбрасывать обломки, пока абсолютно, полностью, на все сто процентов не убедился, что живых в округе нет.

Кроме ребенка, который все так же молча лежал в своей кроватке. Ну что же, остался последний удар. Надо задрать ребенка, и можно идти домой с чувством выполненного долга. Змей присел передохнуть и вытер пот со лба – к его удивлению, пот был холодным. Да и вообще его мутило.

- Все-таки ночью надо спать, а не по кустам мотаться… - услышал он свой собственный голос как будто издалека. Уши заложило, рот затопило слюной, хоть откачивай. Он попытался встать, чтобы пройтись немного, но во внезапно затекших лапах ощетинились тысячи иголочек и впились в мясо. Зверская, невыносимая тошнота скрутила его в самый неподходящий момент, хотя он был абсолютно уверен, что ничего не ел, даже кусочка мяса не нюхал. Он вообще был голодный со вчерашнего вечера, потому что поленился приготовить и только пожевал подсохший сыр, да чаю напился. И вот те раз!

Может это от голода? Змей сел на место и стал глубоко дышать, стараясь размять пальцы и стряхнуть тошнотное онемение. Неужели это все еще последствия давешнего отравления? Или аллергия прогрессирует? Надо все-таки поговорить с Ирьей, пусть она и язва, но в таких делах сечет. Из люльки донесся слабый шорох – младенец закряхтел и перевернулся, напомнив зеленому о том, что дело еще не закончено.

- Да, точно… Прости, я о тебе забыл. Сейчас, сейчас, моя маленькая.

Змей протянул лапу и снова вынужден был убрать ее – изнутри поднималась какая-то муть. Плюхнувшись на задницу, он снова глубоко задышал, разгоняя тошноту.

- Что же это такое, а?

Разговаривая с младенцем, Змей мужественно сдерживал мучившие его позывы, и никак не мог понять, то ли от убийства его мутит, то ли от несвежей пищи.

– Ты вон посмотри, что я наделал! Разве я не чудовище? То-то и оно, сейчас вот тебя осталось задрать и – оревуар. Ну почему же мне так плохо-то?

Решив, что будет лучше, если его стошнит, Змей поднялся и отошел подальше, чтобы не выворачиваться при ребенке. Но даже такая деликатность не помогла, не помогли и два пальца, впору было плакать. Да еще и этот ребенок!

- Нет, не могу я… - подняв к небу бледно-зеленую морду, ящер вдруг вспомнил легенду о синем фазане. «Погубят они друг друга». Так вот оно что! - Это, наверное, проклятие действует, и я сейчас умру в страшных мучениях. И поделом… Нечего было ввязываться в чужую игру.

Тем не менее, тошнота немного отступила, и потихоньку зеленому полегчало. Уразумев, что смерть в ужасных мучениях прямо сейчас ему не грозит, он воспрял духом:

- А ведь и легенды врут, да и вообще – фазан птица брехливая.

Однако с ребенком надо было что-то делать, а запал у Змея уже пропал. Убивать совершенно не хотелось.

- Ладно, возьму с собой, на завтрак слопаю… - заключил он в порядке компромисса с самим собой. Подхватил люльку и побрел на еще ватных лапах в направлении берлоги, начисто забыв про тело короля и старательно собранные головы.

Дома его стошнило, но облегчения это не принесло. Муть, какая-то непроходимая муть затопила его душу и пищевод. Возбуждение спало, теперь он чувствовал усталость и опустошенность. Полный упадок сил пришел на смену недавнему азарту. Кроме того, как он себя не убеждал, внутренний голос без устали твердил, что все произошедшее – большая ошибка. Зачем он ввязался в это дело?

- Зачем оно мне было нужно? – спрашивал он себя в кратких перерывах между желудочными спазмами. Но ответа не было. Прополоскав наконец пасть, и вытерев насухо морду, он вздохнул и бросил грязное полотенце прямо на пол. Убирать за собой не было ни сил, ни желания.

- Завтра. Все будет завтра. – Змей побрел в каминную залу, чтобы рухнуть на кучу золота и хоть ненадолго забыться. Но уперся взглядом в люльку. Еще и это… Настроение испортилось окончательно. Тяжелое похмелье от ночного куража схватило его за горло своими тоскливо-зелеными пальцами.

- Хм, а почему ребенок все время молчит? Может, он умер?

Не без опасения заглядывая внутрь люльки, Змей почувствовал любопытство. В хорошо освещенной берлоге он мог как следует рассмотреть ребенка, и это было интересно. Змей никогда близко не видел человеческих детенышей, тем более таких маленьких. Ребенок оказался жив, еще как жив, но, наверное, очень напуган, потому и молчал. Голенькое розовое тельце, совершенно беззащитное. Ни зубов, ни когтей – вырождающийся вид, ничего не скажешь.

- Гм, в природе такое не выживет, оно себе пищи не добудет и от врагов не защитится. Люди скоро вымрут, однозначно вымрут, – подумал Змей.

На ребеночке была тоненькая распашонка, украшенная причудливым вензелем ИЗЛ, как справедливо рассудил Змей, это означало «Ибрагим – Зоя – Лия». Принцесса…

Змей не читал газет, но знал от Василисы, что в королевской семье с год назад случилось счастливое пополнение, и теперь это самое пополнение смотрело на него черными испуганными глазами. Девочка была хорошенькая, как ангелочек, с почти белоснежными кудрями и большими черными глазами. Она не отрываясь смотрела на невиданное чудище и молчала, молчала…

Змею стало совсем хреново. Он подошел к буфету, и накапал себе двадцать капель валерьянки, но потом передумал, открыл бутылку зубами и залпом выпил все содержимое. Завалившись на кучу золота, он стал ждать, когда снотворное подействует, возмущаясь про себя наглостью аптекарей, которые не стесняются брать деньги за заведомо некачественный продукт.

Потом он вспомнил про головы, и едва не вскочил, но было лень. Да и мертвый король давно развязался и теперь играл в крикет красивыми разноцветными головами. А люлька с младенцем почему-то раскачивалась вместе с полом комнаты, и Змея снова тошнило. А потом он скатился с кучи золота и провалился куда-то в черную дыру. Уснул…

Еще ни один луч света не коснулся неба, но ночь была закончена. Черная бездна неба сменилась темно-серой полосой облаков, готовых вспыхнуть от солнечного края. Ночные шорохи умолкли, хищники закончили охоту, и теперь, сытые, ложились спать в берлогах и зарослях. Дневные птицы доставали головы из-под крыла, вглядывались в темноту сонными глазами, словно ждали сигнала затянуть зорю.

В молчаливом предутреннем мраке на лесной прогалине вдруг вспыхнуло и задрожало пламя. Слабый, неверный свет, неспособный что-то осветить, только пугавший, зажегся на конце факела. Орландо появился на поле перед рассветом, когда костры Змея уже погасли и теперь только дымили, расстилая завесу, пряча ужасную картину от лица природы.

Как в тумане брел он по месту побоища. Обгорелые плеши сменялись травой, черной от пролившейся крови. Останки людей и лошадей лежали вместе, наводя ужас даже на траурно молчавших птиц, хотя уже пришло время для утренних песен. Ноги Орландо подгибались от ужаса, он еле удерживал себя от того, чтобы не закричать, не бросить факел и не сорваться наутек, куда глаза глядят.

Теперь он начал понимать, что натворил – глядя на безжизненные тела тех, кто еще вчера смеялся и шутил, он вдруг осознал, что перешел черту. Дороги назад нет. Даже если он захочет, он не сможет вернуть этих людей к жизни, он не сможет изменить сделанное.

- Смерть непоправима.

Ледяной ужас и смертная тоска охватили его. Разве стоила любая цель в мире гибели этих людей? Разве он хотел им зла? Он никогда не представлял себе, что исполнение его грандиозного плана будет выглядеть так: беспомощно откинутая в сторону бескровная рука молодого графа Сапатеро и пустота на месте головы. И еще обгорелые трупы лошадей, безвинных созданий, которые погибли страшной смертью непонятно за что.

Чувствуя, как тяжелый комок подступает к горлу, он укусил до крови кулак, чтобы не завыть в голос. Он больше ничего не хотел, только бы все это оказалось дурным сном. Но боль в укушенной руке говорила, что все происходит наяву, и исправить, увы, ничего нельзя.

Постояв немного, отдышавшись, Орландо дал себе команду не раскисать. Не сразу, но ему удалось прийти в себя: он пришел сюда не затем, чтобы плакать, а затем, чтобы проверить выполненную работу. На первый взгляд выживших на поле не было, но нужно было убедиться совершенно точно – и он медленно пошел вперед на ватных ногах, считая мертвецов.

Многие трупы были обезглавлены, при мысли, что Змей мог с ними сделать, Орландо чуть не вывернуло. Возле королевской кареты он нашел большой узел, пропитанный кровью. Меньше всего на свете ему хотелось к нему прикасаться, но он должен был проверить.

Парень несмело потянул за конец занавески, но узел не развязывался. Пришлось глубоко вздохнуть и взяться обеими руками за окровавленную ткань – на ладонях осталось липкое, заставившее его желудок предательски дернуться. Он развязал узел и неловко откинул тряпку: пирамида развалилась. Мертвые головы покатились ему под ноги, охваченный ужасом, Орландо бросил факел и шарахнулся в сторону. Факел упал на раскатившиеся роскошной волной рыжие волосы герцогини Соренсен, и они вспыхнули, осветив ее мертвое лицо с остекленевшими глазами и оскаленными, словно в злобе, зубами. Миг – и пламя погасло, погрузив поляну в жуткую, мертвую тьму.

Орландо закричал, но его крик мгновенно утонул в окружающей тишине. Часто дыша, он стоял в темноте, и тут ему показалось, что тьма дышит, шевелится. Как будто мертвые тела неслышно ползут к нему, чтобы задушить холодными руками. Волосы на голове встали дыбом. Трясущимися руками он достал запасной факел и испортил пять спичек, прежде чем умел его зажечь. Тьма отпрянула, мертвецы вокруг смирно лежали на своих местах, и на какое-то время Орландо успокоился.

Отдышавшись, он продолжил свое дело, избегая дотрагиваться до чего-либо. Взяв палку, он осторожно разворошил кучу – здесь были все те, чьи тела лежали обезглавленными у карет, а также королева Зоя и ее две фрейлины. Но зачем Змей собрал их в кучу? Что он собирался с ними сделать?

Тело короля нашлось неподалеку, спеленутое на манер мумии и примотанное к каретной оглобле – еще непонятнее.

- Как-то странно все это, - размотав тряпку и вглядываясь в мертвое лицо Ибрагима, думал Орландо.

- Мертв. Однозначно мертв. И королева мертва. Принцесса тоже где-нибудь здесь, сейчас найдем. – Он двинулся к карете, аккуратно перешагивая через рассыпанные головы, и вдруг замер на месте. – А ведь я сделал это. Я совершил невозможное. Я изменил ход истории.

Испарина выступила на лбу, сердце бешено заколотилось, но не от страха, а от неописуемого волнения.

- Теперь я могу все, после этого мне ничего не страшно. Я знаю, что я могу все, даже самое невероятное и невозможное. – Он поднял глаза к небу, по-прежнему черно-пасмурному, и отчетливо произнес: - Я. Все. Могу.

Date: 2016-07-18; view: 221; Нарушение авторских прав