Непрофессионализм по сравнению со своим контрагентом в сфере, в которой заключается договор. 2 page

В настоящее время ассистент кафедры гражданского права Санкт-Петербургского государственного экономического университета (бывший ФИНЭК), старший юрист Baker & McKenzie (Санкт-Петербург).

Автор ряда научно-практических публикаций, в том числе соавтор трехтомного комментария к Гражданскому кодексу Российской Федерации (2010 - 2011) под редакцией А.П. Сергеева.

Сергеев Александр Петрович.

Родился 29 декабря 1953 г. в Калининской области.

Окончил юридический факультет Ленинградского государственного университета (ныне - Санкт-Петербургского государственного университета).

Доктор юридических наук.

В настоящее время профессор кафедры гражданского права Санкт-Петербургского государственного экономического университета (бывш. ФИНЭК), советник юридической фирмы "ДЛА Пайпер Рус Лимитед" (Санкт-Петербург), Председатель Международного третейского суда "IUS" (Санкт-Петербург).

Является автором свыше 170 научных работ, в том числе 16 монографий по проблемам гражданского права и права интеллектуальной собственности. Соавтор и редактор трехтомного учебника "Гражданское право", который неоднократно издавался в 1995 - 2007 гг. В 1999 г. авторский коллектив учебника награжден первой премией Ассоциации юридических вузов и факультетов за создание лучшего в России учебника для юридических вузов, а в 2002 г. - премией Правительства РФ в области образования. Соавтор и редактор трехтомного учебника "Гражданское право" (2008 - 2009), трехтомного комментария к Гражданскому кодексу РФ (2010 - 2011).

В 1996 г. был признан лучшим юристом Санкт-Петербурга и удостоен премии "За успехи в юридической науке".

Является членом ряда научно-консультационных и редакционных советов, с 2000 по 2010 г. был членом экспертного совета Высшей аттестационной комиссии РФ, членом Комиссии по помилованию при губернаторе Санкт-Петербурга и др.

С 2003 г. по настоящее время является Председателем Международного третейского суда IUS (Санкт-Петербург), также судьей МКАС при ТПП РФ и ряда других третейских судов.

См. также: Энциклопедический словарь биографий. Видные ученые-юристы России (вторая половина XX века). М., 2006. С. 334.

Терещенко Татьяна Алексеевна.

Родилась 5 марта 1982 г. в Мурманской области.

Окончила юридический факультет Санкт-Петербургского государственного университета; кандидат юридических наук, доцент.

В настоящее время доцент кафедры гражданского права Санкт-Петербургского государственного экономического университета (бывший ФИНЭК), профессор кафедры гражданского права и процесса НИУ "Высшая школа экономики", адвокат Адвокатского бюро "Прайм Эдвайс Санкт-Петербург", FCIArb (London), арбитр Международного третейского суда IUS, арбитр РАА. Специализация: гражданское право, интеллектуальная собственность, международный арбитраж.

Автор более 50 научно-практических публикаций, в том числе соавтор трехтомного учебника "Гражданское право" (2008 - 2009) под ред. А.П. Сергеева, трехтомного комментария к Гражданскому кодексу Российской Федерации (2010 - 2011) под ред. А.П. Сергеева.

Авторы статьи анализируют проблему установления содержания понятия пределов свободы договора на примере недобросовестных переговоров. Опираясь на национальный и международный опыт доктрины и практики, авторы последовательно комментируют основные положения института преддоговорной ответственности (culpa in contrahendo), который в рамках реформирования гражданского законодательства закреплен в новой ст. 434.1 ГК РФ.

Автономия воли немыслима без свободы договора, которая составляет основу частноправового регулирования и равным образом гарантирована всем участникам гражданских правоотношений (п. п. 1, 2 ст. 1 ГК РФ). Однако юридическое равенство создает объективную потребность в обеспечении разумного баланса интересов субъектов гражданского оборота.

Свобода одного лица всегда ограничена свободой другого, что обусловливает необходимость установления ее пределов. Понимание этого задает такой вектор легального нормирования и практики применения, который позволяет препятствовать различным видам злоупотреблений правовыми возможностями и минимизировать негативные последствия посредством предоставления эффективных средств защиты. Как указал КС РФ, "конституционная свобода договора не является абсолютной, не должна приводить к отрицанию или умалению других общепризнанных прав и свобод" <1>, поэтому ограничения свободы договора должны "отвечать требованиям справедливости, быть адекватными, соразмерными и необходимыми для защиты конституционно значимых ценностей, в том числе прав и законных интересов других лиц" <2>.

--------------------------------

<1> Абзац 2 п. 4 Постановления КС РФ от 23 февраля 1999 г. N 4-П "По делу о проверке конституционности положения части второй статьи 29 Федерального закона от 3 февраля 1996 года "О банках и банковской деятельности" в связи с жалобами граждан О.Ю. Веселяшкиной, А.Ю. Веселяшкина и Н.П. Лазаренко" // СПС "КонсультантПлюс".

<2> Абзац 3 п. 2 Постановления КС РФ от 28 января 2010 N 2-П "По делу о проверке конституционности положений абзаца второго пункта 3 и пункта 4 статьи 44 Федерального закона "Об акционерных обществах" в связи с жалобами открытых акционерных обществ "Газпром", "Газпром нефть", "Оренбургнефть" и Акционерного коммерческого Сберегательного банка Российской Федерации (ОАО)" // СПС "КонсультантПлюс".

Реформа ГК РФ, а равно тенденции развития судебной практики позволяют утверждать, что в настоящее время наметился качественно новый этап по осмыслению и реализации принципа свободы договора. Особую роль, как можно надеяться, в этом сыграют разъяснения, сформулированные в Постановлении Пленума ВАС РФ N 16. Нельзя не согласиться с тем, что отраженные в нем подходы к пониманию существа свободы договора и ее пределов соответствуют общепринятому европейскому опыту и носят практический характер <1>.

--------------------------------

<1> См. также: Карапетов А.Г., Бевзенко Р.С. Комментарий к нормам ГК об отдельных видах договоров в контексте Постановления Пленума ВАС РФ "О свободе договора и ее пределах" // Вестник ВАС РФ. 2014. N 8. С. 4 - 97.

Вместе с тем Пленум ВАС РФ в Постановлении N 16 сформулировал позицию только по самым насущным проблемам свободы договора (таким, например, как диспозитивность гражданского регулирования, содержание несправедливых условий, особенности толкования и пр.). Учитывая, что сложность определения границ свободы договора заключается в необходимости оперирования большим количеством оценочных понятий (добросовестность, разумность, справедливость, равенство переговорных возможностей и т.п.), содержание которых изначально не определено и раскрывается в процессе толкования в контексте той или иной фактической ситуации <1>, теоретически и практически оправданно, на наш взгляд, продолжить начатый Пленумом ВАС РФ путь и попытаться сформулировать критерии такого предела свободы договора, как недобросовестное поведение на переговорах.

--------------------------------

<1> "Оценочное понятие в праве - это выраженное в нормах права положение (предписание законодателя), в котором закрепляются наиболее общие признаки, свойства, качества, связи и отношения разнообразных предметов, явлений, действий, процессов, детально не разъясняемое законодателем с тем, чтобы оно конкретизировалось путем оценки в процессе применения права и позволяло осуществлять в пределах зафиксированной в нем общности индивидуальную поднормативную регламентацию общественных отношений" (Кашанина Т.В. Оценочные понятия в советском праве // Правоведение. 1976. N 1. С. 25).

Традиционно на основе положений ст. 421 ГК РФ в структуре принципа свободы договора условно различают положительную и отрицательную стороны, включая в них такие возможности, как выбор (и отказ от него) контрагента для заключения договора, типа договора и его условий <1>. В свою очередь, для целей реализации указанных возможностей субъект гражданского оборота может по своему усмотрению участвовать в переговорах для достижения соглашения по всем существенным для него условиям, использовать в процессе взаимодействия любые правомерные способы отстаивания своих интересов, а равно решать вопрос о целесообразности продолжения переговоров <2>. Совершенно очевидно, что если свобода договора не абсолютна, то и свобода усмотрения относительно существа и длительности переговоров, а равно их последствий также не может быть безграничной. Неоправданное затягивание переговоров, отказ от них без уважительных причин, навязывание контрагенту заведомо несправедливых условий могут нанести вред участникам оборота.

--------------------------------

КонсультантПлюс: примечание.

Монография М.И. Брагинского, В.В. Витрянского "Договорное право. Общие положения" (книга 1) включена в информационный банк согласно публикации - Статут, 2001 (3-е издание, стереотипное).

<1 См.: Забоев К.И. Правовые и философские аспекты гражданско-правового договора. СПб., 2003. С. 89; Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право: В 2 кн. 2-е изд., испр. М., 2000. Кн. 1: Общие положения. С. 153.

<2> См., например: Фоков А.П. Судьям: о реализации принципа свободы договора в правоприменительной практике // Российский судья. 2014. N 8. С. 3 - 8.

Поэтому для защиты от недобросовестного поведения в XIX в. был разработан институт culpa in contrahendo ("вина в переговорах") <1>, который признан большинством правопорядков <2> и закреплен в актах lex mercatoria (так называемом международном обычном праве), в частности в п. 2.1.15 Принципов УНИДРУА <3>.

--------------------------------

<1> Существенный вклад в развитие института был внесен Р. Иерингом (см.: Гницевич К.В. Доктрина culpa in contrahendo в немецкой цивилистике второй половины XIX века // Закон. 2007. N 1. С. 130 - 140; Он же. Ответственность за culpa in contrahendo в цивилистической доктрине и судебной практике ФРГ // Закон. 2009. N 4. С. 219 - 229).

<2> См., например: European Contract Law: Materials for a Common Frame of Reference: Terminology, Guiding Principles, Model Rules / Ed. by Sellier. Munich, 2008. P. 162 - 202.

<3> http://www.unidroit.org.

Потребность в обеспечении унификации правового регулирования посредством включения в российское законодательство общей нормы об ответственности за недобросовестные переговоры в свое время нашла отражение в п. 7.7 разд. V Концепции развития гражданского законодательства. В конечном счете включение с 1 марта 2013 г. в число основ гражданского законодательства обязанности действовать добросовестно при установлении субъективных прав (п. 3 ст. 1 ГК РФ <1>) и дополнение ГК РФ ст. 434.1 "Переговоры о заключении договора", которая вступает в силу с 1 июня 2015 г. <2> и, в сущности, конкретизирует общие положения о добросовестном поведении и последствиях отступления от него, стали своеобразной точкой в дискуссии о необходимости признания переговоров самостоятельным юридическим фактом и об обоснованности привлечения к ответственности за недобросовестное поведение на преддоговорной стадии.

--------------------------------

<1> В редакции ФЗ от 30 декабря 2012 г. N 302-ФЗ "О внесении изменений в главы 1, 2, 3 и 4 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации" (СПС "КонсультантПлюс").

<2> Статья 2 Закона N 42-ФЗ.

Ранее в российском законодательстве отсутствовала общая норма о преддоговорной ответственности, что объясняет неразработанность данного института в национальной судебной практике. Тем не менее уже в советское время идея преддоговорной ответственности нашла поддержку в доктрине <1>, а за последние годы количество научно-практических публикаций, посвященных этой теме, значительно увеличилось <2>. Это позволяет оценить адекватность предложенного законодателем решения в ст. 434 ГК РФ в контексте накопленного опыта осмысления и разработать рекомендации для правоприменительной деятельности.

--------------------------------

<1> См., например: Вильнянский С.И. Лекции по советскому гражданскому праву. Харьков, 1958. Ч. 1. С. 318; Новицкий И.Б., Лунц Л.А. Общее учение об обязательстве. М., 1950. С. 157 - 159 (автор главы - И.Б. Новицкий); Гавзе Ф.И. Социалистический гражданско-правовой договор. М., 1972. С. 96.

<2> См., например: Гницевич К.В. Преддоговорная ответственность в российском гражданском праве (culpa in contrahendo) // Вестник ВАС РФ. 2009. N 3; Кучер А.Н. Теория и практика преддоговорного этапа. М., 2005; Овчинникова К.Д. Преддоговорная ответственность // Законодательство. 2004. N 3 - 4; Богданов В.В. Гражданско-правовая ответственность в преддоговорных отношениях // Журнал российского права. 2010. N 2. С. 124 - 135; Кратенко М.В. Злоупотребление свободой договора: постановка проблемы // Правоведение. 2010. N 1. С. 190 - 206; Мутай И.М. Преддоговорная ответственность в законодательстве Нидерландов и ГК РФ // Закон. 2012. N 1. С. 132 - 136; Жужжалов М.Б. Учение Р. фон Иеринга о преддоговорной ответственности: влияние на современность и возможности по применению в будущем (комментарий к русскому переводу работы "Culpa in contrahendo, или Возмещение убытков при недействительности или незаключенности договоров") // Вестник гражданского права. 2013. N 3. С. 267 - 311; Крашенинников Е.А., Байгушева Ю.В. Обязанности при ведении преддоговорных переговоров // Вестник ВАС РФ. 2013. N 6. С. 82 - 93; Мутай И.М. Развитие принципа добросовестности и института преддоговорной ответственности в свете реформы обязательственного законодательства Франции // Журнал российского права. 2014. N 2. С. 91 - 100 и т.д.

В частности, согласно п. 1 ст. 434.1 ГК РФ граждане и юридические лица, если иное не установлено законом (например, в случае проведения торгов) или договором (например, предварительным договором), свободны в проведении переговоров о заключении договора, самостоятельно несут расходы, связанные с их проведением, и не отвечают за то, чтобы соглашение непременно было достигнуто. При этом стороны вправе заключить договор о порядке ведения переговоров, который может конкретизировать требования к добросовестному ведению переговоров, устанавливать порядок распределения расходов на их ведение и иные подобные права и обязанности, а равно предусматривать меры ответственности в виде неустойки за нарушение его положений (абз. 1 п. 5 ст. 434.1 ГК РФ).

Представляется, что приведенные положения являются в некотором роде примером избыточного нормирования, поскольку к аналогичным выводам можно было прийти и раньше на основе положений ст. 421 ГК РФ о том, что понуждение к заключению договора недопустимо и стороны вправе заключить непоименованный либо смешанный договор, по своему усмотрению согласовав его условия <1>.

--------------------------------

<1> Подробнее о договорах, посвященных переговорам, см., например: Малеина М.Н. Соглашение о процедуре переговоров как договор и документ в предпринимательской деятельности // Предпринимательское право. 2012. N 3. С. 31 - 33.

Тем не менее включение подобных указаний в кодифицированный акт играет положительную роль с учетом привычной для отечественного права алеаторной концепции преддоговорного процесса и крайне осторожного подхода судов к любым нетипичным (неапробированным) правовым конструкциям. Признание переговоров предметом гражданских правоотношений означает недвусмысленное включение их в состав юридических фактов (ст. 8 ГК РФ). Следовательно, вступление в переговоры с неизбежностью порождает состояние правовой связанности и является основанием возникновения гражданских прав и обязанностей, пусть и специфических ввиду того, что переговоры не обязательно должны завершиться заключением сделки. Это, в свою очередь, объясняет неразрывную связь и содержательный баланс между принципом свободы договора и принципом добросовестности, поскольку при установлении прав и исполнении обязанностей участники гражданского оборота должны вести себя добросовестно, в том числе в процессе переговоров.

Правильность такого подхода находит подтверждение в абз. 1 п. 2 ст. 434.1 ГК РФ, согласно которому стороны обязаны действовать добросовестно не только при вступлении в переговоры о заключении договора, но и в ходе их проведения и по их завершении.

Переговоры как юридический факт представляют разновидность так называемой процедуры и влекут возникновение длящихся организационных отношений, имеющих пролонгированный эффект. Легальным признанием такого эффекта можно признать оговорку п. 7 ст. 434.1 ГК РФ о том, что правила об ответственности за недобросовестное поведение на преддоговорной стадии применяются независимо от того, заключили ли стороны сделку по результатам переговоров. Можно смоделировать множество ситуаций, когда факт недобросовестного поведения на стадии переговоров, например включение в условия сделки того или иного дефекта, влияющего на ее действительность, может быть обнаружен лишь в процессе исполнения сделки, т.е. после завершения переговоров. Поэтому поведение сторон должно быть добросовестным в течение всей преддоговорной стадии.

Основная проблема, которая возникает при реализации требования о добросовестном ведении переговоров, связана с тем, что добросовестность является оценочным понятием и не имеет конкретного, заранее определенного содержания. Даже если стороны решат конкретизировать в соглашении о порядке ведения переговоров, какое поведение считается добросовестным, они не могут игнорировать стандарт толкования этого понятия.

В п. 2 ст. 434.1 ГК РФ указано, что действовать добросовестно в процессе переговоров означает, в частности, не допускать вступления в переговоры о заключении договора или их продолжения при заведомом отсутствии намерения достичь соглашения с другой стороной. При этом недобросовестными действиями при проведении переговоров предполагаются: 1) предоставление стороне неполной или недостоверной информации, в том числе умолчание об обстоятельствах, которые в силу характера договора должны быть доведены до сведения другой стороны; 2) внезапное и неоправданное прекращение переговоров о заключении договора при таких обстоятельствах, при которых другая сторона переговоров не могла разумно этого ожидать.

Совершенно очевидно, что в ГК РФ приведены только наиболее распространенные примеры недобросовестного поведения, которыми не исчерпываются все возможные случаи неправомерных действий (бездействия). Вместе с тем они наглядно отражают общую черту любого виновного ведения переговоров: недобросовестный контрагент осознанно действует вопреки обоснованным ожиданиям другой стороны и злоупотребляет ее доверием, используя во вред правовые возможности по свободе (не)заключения договора.

В доктрине ведутся многочисленные споры относительно содержания требования добросовестности <1>. Наиболее взвешенным нам представляется подход, в основе которого лежит предположение о том, что требование добросовестности предполагает оценку как субъективного состояния лица с точки зрения его фактической честности, обоснованной убежденности в правомерности собственных действий (субъективная добросовестность), так и объективного соответствия действий субъекта разумным ожиданиям определенных третьих лиц, для защиты которых исходя из требований закона или из существа обязательства и установлено требование добросовестности (объективная добросовестность или разумность) <2>.

--------------------------------

<1> См., например: Емельянов В.И. Разумность, добросовестность, незлоупотребление гражданскими правами. М.: Лекс-Книга, 2002; Мазур О.В. Требование разумности в соотношении с требованием добросовестности в гражданском праве: Автореф. дис.... канд. юрид. наук. СПб., 2012; Попова А.В. Принцип добросовестности в обязательственных правоотношениях: судебная практика иностранных и международных судов // Арбитражный и гражданский процесс. 2005. N 6; СПС "КонсультантПлюс"; Свит Ю.П. Понятие и значение добросовестности и разумности в современном российском праве // Законы России: опыт, анализ, практика. 2010. N 9; СПС "КонсультантПлюс".

<2> См. подробнее: Мазур О.В. Требование разумности в соотношении с требованием добросовестности в гражданском праве.

Учитывая сказанное, стандарт оценки (не)добросовестности поведения в процессе переговоров может быть раскрыт через два взаимосвязанных критерия, которые формируют доверие контрагента и обеспечивают взаимный баланс интересов <1>, а именно последовательность поведения и предоставление (раскрытие) информации в процессе переговоров <2>.

--------------------------------

<1> Разумеется, баланс интересов сторон не следует подменять ложным представлением о том, что контрагент должен заботиться о выгодности сделки для противоположной стороны. Речь идет о том, что любой участник переговоров, доверяя потенциальному контрагенту, вправе ожидать от него таких действий, которые совершил бы на его месте любой участник гражданского оборота, используя предоставленные правовые возможности в соответствии с их назначением. В этом смысле неосмотрительное заключение договора на невыгодных для стороны условиях необходимо отличать от злоупотребления бедственным положением, доверительным отношением или неопытностью другой стороны с целью получения чрезмерной выгоды или необоснованного преимущества (несправедливые условия) (см., например, ст. 3.2.7 Принципов УНИДРУА, п. п. 9, 10 Постановления N 16).

<2> По существу, если не вдаваться в терминологические нюансы, именно данные критерии в той или иной форме находят поддержку у большинства исследователей института culpa in contrahendo. Например, В.К. Гницевич условно подразделяет случаи недобросовестного поведения на нарушение доверия: 1) к действительности договора (когда в договор изначально закладывается какой-либо юридический порок); 2) благоприятному завершению переговоров о заключении договора (прерывание переговоров и отказ от заключения договора); 3) выгодности заключенного сторонами юридически действительного договора (договор действителен, но заключен на невыгодных условиях); 4) наличию намерения заключить договор (ведение переговоров без намерения заключить сделку) (Гницевич В.К. Преддоговорная ответственность в российском гражданском праве (culpa in contrahendo). С. 41).

Обычной целью вступления в переговоры является, очевидно, намерение заключить сделку. С учетом того, что обоснованные ожидания любого участника переговоров уравновешены принципом свободы договора, который означает отсутствие ответственности за безрезультатные переговоры, последовательность поведения при вступлении в переговоры предполагает наличие у лица действительного желания попытаться достигнуть соглашения (компромисса) по условиям сделки и приложить для этого все необходимые усилия.

По мере развития переговоров и перехода их на так называемую позднюю стадию (например, когда стороны достигли неформализованного соглашения по всем или большей части существенных условий или одна из сторон, разумно полагаясь на поведение и заверения потенциального контрагента, понесла расходы с расчетом на предстоящее заключение договора) эластичность свободы сторон, предопределяющая последовательность их действий, сужается. Это не означает, что на поздней стадии переговоров сторона не может отказаться от заключения договора. Однако подобный отказ должен быть обоснованным (иметь уважительную причину) и должен быть совершен в такой форме, чтобы позволить контрагенту обеспечить свои интересы. В частности, сторона, прерывающая переговоры на поздней стадии, обязана конкретизировать основания, по которым она прекращает переговорный процесс, а равно указать на действия (и их срок), совершив которые противоположная сторона вправе рассчитывать на продолжение переговоров. Если основанием прекращения переговоров является утрата интереса к сделке в целом и иные неуважительные причины, это свидетельствует о непоследовательности поведения стороны на преддоговорной стадии (например, ввиду того, что переговоры были инициированы исключительно для получения от другой стороны коммерчески ценной информации, или с целью повысить свою значимость в глазах других участников рынка, или предотвратить заключение соглашения с конкурентами и т.п.).

Разумеется, доказать, что переговоры изначально или с какого-то момента времени проводились недобросовестным контрагентом без намерения заключить сделку, гораздо сложнее, чем их безосновательное прекращение на завершающей стадии. Впрочем, подобная сложность может быть преодолена в процессе оценки судом всех доказательств в совокупности.

В свою очередь, информационная открытость в процессе переговоров означает, что каждая из сторон обязана раскрыть значимую для другой стороны информацию, доступ к которой невозможен или затруднителен с учетом характера договора и переговорных возможностей сторон. Представляется, что к числу значимой относится информация о существенных качествах предмета сделки, об обстоятельствах, из которых контрагент с очевидностью для другой стороны исходит при принятии решения о заключении сделки, о специфических условиях сделки, которые не стали предметом индивидуального согласования и пр., и неполучение соответствующей информации неизбежно введет контрагента в заблуждение <1>.

--------------------------------

<1> Подробнее о содержании критериев последовательности и информационной открытости в процессе переговоров см.: Мазур О.В. Преддоговорная ответственность: анализ отдельных признаков недобросовестного поведения // Закон. 2012. N 5. С. 197 - 205.

Доверительный характер взаимоотношений сторон и наличие информационной составляющей в составе добросовестного поведения в процессе переговоров следуют в том числе и из п. 4 ст. 434.1 ГК РФ, согласно которому если в ходе переговоров о заключении договора сторона получает информацию, которая передается ей другой стороной в качестве конфиденциальной, она обязана не раскрывать эту информацию и не использовать ее ненадлежащим образом для своих целей независимо от того, будет ли заключен договор.

Правда, следует отметить, что проблема конфиденциальных обязанностей (а равно допустимости заключения соглашений о конфиденциальности), затронутая в п. 4 ст. 434.1 ГК РФ, гораздо шире и содержательно обусловлена принципом добросовестности в целом, а не только требованиями, предъявляемыми к поведению на переговорах. Не случайно законодатель наряду с нормой о взыскании убытков за недобросовестные переговоры отдельно упоминает о возможности возмещения убытков за раскрытие конфиденциальной информации или использования ее для своих целей (п. 4 ст. 434.1 ГК РФ). Очевидно, в контексте отечественной правоприменительной традиции более целесообразным было бы включение в ГК РФ самостоятельной нормы, посвященной конфиденциальным обязательствам.

Тем не менее, подытоживая сказанное относительно требований, предъявляемых к поведению на преддоговорной стадии, можно с уверенностью утверждать, что приведенные в п. 2 ст. 434.1 ГК РФ случаи недобросовестного поведения, в сущности, отражают такие требования к участию в переговорах, как последовательность действий и информационная открытость. Соответственно сторона, пострадавшая, по ее мнению, от недобросовестных действий контрагента, должна представить доказательства отсутствия последовательности и (или) нарушения требований информационной открытости в поведении контрагента.

Законодатель признал недобросовестное поведение в процессе переговоров формой неправомерного поведения, указав, что сторона, которая ведет или прерывает переговоры о заключении договора недобросовестно, обязана возместить другой стороне причиненные этим убытки (абз. 1 п. 3 ст. 434.1 ГК РФ), а также подчеркнув, что правила об ответственности за недобросовестные переговоры не исключают применения к отношениям, возникшим при установлении договорных обязательств, правил гл. 59 ГК РФ.

Вероятно, посредством не самых удачных формулировок предпринята попытка практически разрешить спор о правовой природе ответственности за culpa in contrahendo. Указанный вопрос являлся дискуссионным постольку, поскольку при традиционном делении ответственности на договорную и внедоговорную ответственность за недобросовестные переговоры формально невозможно отнести к первому типу, так как она возникает на преддоговорной стадии. Кроме того, отсутствие в ГК РФ до внесения последних изменений в виде ст. 434.1 ГК РФ специальной нормы об ответственности за недобросовестные переговоры заставляло отдельных исследователей сомневаться в возможности квалификации преддоговорной ответственности по правилам о недопустимости злоупотребления правом (ст. 10 ГК РФ) в совокупности с положениями о генеральном деликте (ст. 1064 ГК РФ) <1>.

--------------------------------

<1> Подробнее о проблеме природы преддоговорной ответственности и основаниях ее квалификации по правилам ст. ст. 10 и 1064 ГК РФ см.: Сергеев А., Терещенко Т. Преддоговорная ответственность: основания для защиты интересов стороны, пострадавшей от недобросовестного ведения переговоров // Корпоративный юрист. 2010. N 11. С. 26 - 31.