Глава 8. Генерал Императора

Гвардейцы распахнули двери покоев, и альфа вошёл внутрь. Сам он практически жил в императорском дворце, в то время как его муж чаще пребывал в столичной резиденции семьи. Но на этот раз, из-за инцидента на охоте, Минсок остался здесь. Он сидел в своём будуаре и расчёсывал поблекшие локоны. Охотничий костюм был снят, и омега остался в тонком шёлковом халате, точно обрисовывающим всю его худобу. Чанёль подошёл к нему сзади и невесомо поцеловал в макушку.

— С матсари Его Величества всё в порядке? — спросил Минсок, не поворачиваясь к мужу.

— Да. Пока он без сознания, исцеление всегда требует много сил, — альфа забрал из его рук гребень и принялся расчёсывать волосы мужа сам.

— Это снова заговор?

— Не знаю, — он шумно выдохнул, — Возможно. Но я не понимаю, почему стреляли в матсари, а не в императора, ведь с той стороны, откуда прилетела стрела, Лухан был ближе.

Он запустил пальцы в волнистые локоны и провёл по всей длине. Почему-то это всегда успокаивало его, приводило мысли в порядок. Когда появлялся новый заговор, Чанёль мог часами сидеть и расчёсывать золотистые пряди, обдумывая подозреваемых и их мотивы. А Минсок всё это время сидел и наслаждался близостью альфы, как и сейчас. Омега прикрыл глаза и впитывал лёгкие касание пальцев мужа. После выкидыша они больше не делили ложе, и от близости альфы становилось жарко.

Генерал покинул будуар и рухнул на огромное ложе. Сейчас в его голове роилась куча мыслей: начиная с покушения и заканчивая Бэкхёном. И он не мог понять, что было для него важнее: безопасность императора или собственная жизнь.

Когда Чанёлю исполнилось семнадцать, он впервые осознал, какой природы были его чувства к ашарэ принца. Тогда юного альфу ещё только начинали обучать всему, что должен знать наследник знатного рода, поэтому он молчал о своей догадке. Отец слишком пристально следил за единственным сыном, и в далеко идущие планы не вписывался Истинный из отдалённого Клана. Ирмир редко делился с сыном своими задумками, но правила проговаривал чётко и требовал полного послушания, что Чанёль и делал, ведь в противном случае страдал его бедный ами, который с каждым годом всё больше походил на скелет.

Но горячее сердце альфы не могло долго хранить секрет. Любовь к Истинному разрывала его изнутри, она заполняла до краёв, но было не на кого выплеснуть всю ту нежность, что он хранил. Поэтому Чанёль признался омеге, что они Истинные. Он не ожидал, что Бэкхён кинется к нему на шею и поклянётся в вечной любви. Может, альфа и был наивен и юн, но он не был глупцом. Омега был полным воплощением герба своего дома: такой же яркий и далёкий, как солнце, такой же колючий, как шипы розы. Он был ласков только с принцем и, кажется, только его любил во всём мире. Смириться с этим было сложно, но однажды юный альфа понял, что любовь омеги к принцу была совсем иной. А значит, в сердце Бэкхёна было ещё место. И он надеялся, что для него.

Ашарэ назвал его глупым юнцом и отправил в постель в сопровождении слуг. Своим смехом Бэкхён растоптал всю решимость Чанёля. Он замкнулся в себе, а отец завалил его учёбой. Увидев успехи сына, Ирмир отправил его в Императорскую Военную Академию. Он уехал от Бэкхёна на десять лет. Это время отложилось в его памяти незабываемым опытом. Долгие часы лекций, изнурительные тренировки, показательные бои, стычки между лучшими, первый омега и выпускной показ умений. Ирмир требовал лучших показателей, и Чанёль был лучшим. В столицу он вернулся не прежним юнцом, а настоящим альфой. Так думал он. Но Бэкхён вновь доказал, что внутри он был всё тем же ребёнком, который не мог сказать отцу слова против.

После трёх месяцев уговоров ашарэ согласился на свидание, точнее, он согласился на прогулку по саду, но Чанёль предпочёл думать, что это было именно оно. И он оплошал. Он не пришёл. Он не смог придти. Он не смог отказать отцу. После этого сколько бы альфа ни унижался, сколько бы ни стоял на коленях, Бэкхён продолжал повторять, что ему не нужен ребёнок, ему нужен альфа.

А потом весь Роверон сотрясся от новости об отравлении третьего наследника императора. Ирмир прекрасно знал о всех интригах между сыновьями правителя, поэтому незамедлительно отправил Чанёля в родовое поместье, чтобы уберечь его от возможной клеветы. Альфа не стал противиться. Он надеялся, что, возможно, вдали от Истинного ему станет легче.

Вольстрог буквально утопал в непроходимых лесах Роверона, поместье располагалось в самом сердце Тарисского леса, и попасть туда можно выло только с помощью проводника, иначе Лесные Духи сбивали с пути. В поместье был огромный штат слуг во главе с управляющим, именно он и встречал молодого господина. К нему приставили личного слугу и оставили в покое.

Отец не давал чётких указаний, чем должен заниматься здесь Чанёль. Поэтому первые недели он запирался в огромной библиотеке и читал военные трактаты. Изучал тактики лучших полководцев и победоносные манёвры. А потом наткнулся на собрание жития Первых Королей. О Первом Короле Роверона Лориасе Великом он знал всё. В детстве его ами часто рассказывал о победах первого говорящего омеги из Клана Белых. Из Пяти Первых Королей, что принесли мир в эти земли, Лориас Великий был единственным омегой, именно он примерил остальных правителей: Дириона Бесстрашного из Клана Красных, Мэрибэля Великолепного из Клана Солнца, Тариса Кровавого из Клана Чёрных и Нарониса Справедливого из Клана Изумруд.

Но в памяти вновь и вновь всплывал образ раздражённого и оскорблённого ашарэ, и Чанёля снова разъедало чувством вины. Возможно, Бэкхён всегда был прав в том, что Духи ошиблись дав омеге такого бестолкового альфу, который даже не смог придти на свидание. И, возможно, Чанёль бы ещё долго копался в себе, если бы не его личный слуга.

Элисар был сыном управляющего. Присутствие беты не казалось Чанёлю навязчивым, он не пытался полностью угодить своему хозяину, но выполнял все приказы без единой ошибки. Слуга был старше его всего на пятнадцать лет, но альфе казалось, что разница между ними была в века, настолько мудрым казался ему Элисар. Вдали от столицы, от своих друзей и Истинного он быстро привязался к бете.

Поначалу Элисар держался холодно-вежливо и отстранёно, он никогда не видел, чтобы хозяева относились к слугам, как к равным, но заметив интерес Чанёля к себе, бета не посмел оттолкнуть своего господина, нуждающегося в тёплом общении. Они стали часто выезжать верхом на лошадях. Местность Вольстрога была достаточно лесистой, поэтому они могли пропадать на целый день, плутая средь могучих деревьев. Во время своих прогулок они разговаривали обо всём на свете. Элисар хоть и умел читать, но книги видел нечасто, поэтому с неподдельным интересом слушал рассказы альфы о Первых Королях, истории о придворной жизни в столице и о приключениях Чанёля в Академии. Единственное, о чём молчал альфа, это Истинный. Ему почему-то не хотелось говорить об этом с бетой.

В одну из прогулок они вышли к лесному озеру, и Элисар без раздумий скинул с себя одежду, окунаясь в прозрачную воду. Холодные капли воды катились по стройному, крепкому телу, светло-русые волосы растрепались из короткой косы, а широкая улыбка украсила смуглое лицо. Раньше Чанёль не замечал, как красив был его новый друг, и тогда только завороженно смотрел на бету. Спустя минуты он стоял рядом, по пояс в воде, и Элисар не сопротивлялся, он позволял себя целовать и касаться везде, где только хотелось. И альфа касался, закрывал глаза и впивался губами в кожу, оставляя следы, на которые не имел права.

Тем же вечером он приказал Элисару явиться в его покои и взял его на своём ложе. Бета был покорным и неумелым на ласки, но Чанёль находил в нём такое нужное тепло, что остальное не имело значения, ему так хотелось, чтобы хоть кто-то любил его, и пусть бета никогда не говорил о своих чувствах, но в его глазах было написано всё. И после каждой ночи, которых за пять лет было немало, ему становилось противно от самого себя, ведь сам он не мог любить его так же сильно. Элисар был его спасением, но Чанёль не мог быть спасением Элисара.

Когда отец позволил ему вернутся в столицу, он забрал с собой чужое сердце, но Элисар не был зол на своего господина, потому что взамен на любовь получил дружбу альфы. Этого было достаточно для беты, в жизни которого не было места любви.

Иногда Чанёль приезжал в поместье и часто вечерами долго разговаривал с бетой. Сейчас Элисар был младшим мужем местного купца, но в глазах его до сих пор плескалась огромная любовь к своему господину. Возможно, Чанёль бы и не замечал этой любви, если бы каждый день не видел такой же блеск в глазах собственного мужа.

Когда Ирмир сообщил ему о скором браке, альфа буквально чувствовал, как рушился его хрупкий мир. За все годы он заставил Бэкхёна признать их Истинность. Это казалось настоящей победой, что его упрямый омега, наконец, признал его. Но Бэкхён был ашарэ, и заставить его отказаться от принца было невозможно, тем более, он считал, что альфа не доказал серьёзности намерений. И снова Чанёль подтвердил его слова. Он просто не мог отказать отцу, главе семьи, тому, кто всю жизнь управлял им. И альфа начал себя ненавидеть за это, но ничего изменить не мог.

Его супруг оказался совсем юным омегой. Первое время Чанёль совсем не обращал на него внимания. Он заливал в себя бочки вина и отправлялся в Голубые Дома. Там он находил омегу или бету на свой вкус и трахал до тех пор, пока его член не ныл от боли. Так он наказывал себя за слабость и спускал злость на невиновных. Однажды после бурной ночи в его покои осторожно вошёл супруг, сладкий фруктовый запах заволок комнату, и альфа кинулся к течному омеге. Он быстро поставил его на четвереньки и уже был готов ворваться в нежное тело, как вдруг осознание, словно пощёчина, пришло к нему. Своего юного, благородного мужа он чуть было не взял как притонного шлюху. Посмотрев на себя в зеркало он ужаснулся, насколько ужасно и потрёпанно он выглядел. Только в тот момент до него дошло, что нет вины Минсока в том, что случилось с его жизнью. Омега был не виноват в его слабости, а своими срывами он лишь становился ещё ничтожней.

В ту ночь он так и не притронулся к мужу. Чанёль заперся в своих покоях, а наутро вышел уже совсем другим. Он приказал подготовить новые покои для него с супругом, решив оправдать свой новый статус мужа. Погрустневший за время одиночества Минсок расцветал на глазах, и Чанёль увидел, что его супруг был милым и приятным омегой во всех смыслах. Тёплый уют, что создавал вокруг себя солнечный омега, оказался слишком притягательным. Чанёль снова нуждался в чужой любви и снова получал её безвозмездно.

Двери со скрипом отворились, и в покои вошёл слуга с подносом. Он поставил кувшин с вином на стол и беззвучно удалился.

Чанёль перевёл свой взгляд на Минсока, он заканчивал убирать свои украшения в шкатулки. Сейчас красота его мужа поблекла, и в этом альфа чувствовал свою вину, но омега по-прежнему создавал вокруг себя уют, хотелось быть рядом и наслаждаться теплом. Он поднялся с постели и налил себе немного вина. Тонкие руки обвили его сзади, и он почувствовал горячее дыхание в спину.

Минсок любил так стоять, вдыхая аромат альфы. Сейчас он ему был нужен, чтобы успокоится.

— Ты чем-то встревожен? — читать мужа для Чанёля никогда не было сложным, омега совсем не умел скрывать чувств.

— Я говорил с Бэкхёном.

Альфа недовольно выдохнул и сделал глоток терпкого вина:

— Зачем? — голос альфы был спокойным, но Минсок чувствовал его недовольство, — Ты мой супруг и не можешь так унижаться.

— Могу, если это приведёт к твоему счастью. И это не было унизительным, — омега расцепил руки и скользнул на ложе, под тёплые шкуры.

Не унизительно? Чанёль всегда был во дворце и знал все сплетни. Конечно, он не собирал их по всему Двору, но не слышал их только глухой. И Минсок тоже всё знал, пусть и бывал здесь редко. Омега неспособный удержать мужа в своей постели становился посмешищем в глазах других. Конечно, на мелкие измены в Голубых Домах все закрывали глаза, но на что-то серьёзное смотрели иначе. Случай Минсока был иным, и все придворные омеги при встрече пытались выплеснуть на него всю свою жалость, ведь против Истинного любой бессилен. Именно эта жалость и казалась унизительной, ведь омега действительно был счастлив в своём браке.

— Ты удивителен, моё солнце, — альфа оставил вино и лёг рядом с мужем, запустив руку в золотые локоны.

— Чанёль, Бэкхён никогда не согласится быть младшим. Но граф так просто не отступит, боюсь, что нам придётся согласиться на его условия, и мне это не нравится.

— Не думай об этом. Придворный лекарь сказал, что ты здоров. Просто нужно немного подождать.

— Но Ирмир не любит ждать!

Это Чанёль знал прекрасней мужа. Но вторым супругом он не позволит стать никому, кроме Бэкхёна. Если ашарэ так и не даст согласия то, так тому и быть. Но унижать Минсока ещё больше альфа не хотел, поэтому в их дом не войдёт никакой другой омега, и пусть отец хоть отречётся от него, но на этот раз Чанёль настоит на своём.

— Всё будет хорошо. Ты поправишься и родишь здорового малыша, — он пытался успокоить мужа, легонько поглаживая по голове.

— Я устал, — Минсок поднял голову с подушек и потянулся за лёгким поцелуем.

— Хочешь вернуться в Вольстрог? — омега пожал плечами и уткнулся носом в плечо Чанёля, — Хочешь, я уеду с тобой? Покушением есть кому заняться.

— Я… — он закусил губу в мысленном поединке, но продолжил, — Разве могу я это просить?

Сколько бы Минсок не повторял себе, что его больная любовь прошла, он чувствовал, что на смену ей пришло что-то иное. Это иное прощало Чанёлю Бэкхёна, но оно требовало немного тепла и внимания, ведь, кем бы ни был для альфы Истинный, Минсок по-прежнему оставался его первым и равным мужем.

— Ты можешь это требовать, — альфа улыбнулся, года шли, а его муж так и оставался наивным и невинным ребёнком.

— Но я не твой Истинный.

— Сколько раз уже ты говорил это? Минсок, я устал повторять, что в этом нет твоей вины. Ты мой муж перед императором, перед всем Ровероном и перед Духами. Неужели это ничего не значит, моё солнце?

— Но любишь…

— Любовь? — оборвал омегу Чанёль, громким криком, — Я устал уже от любви! Столько лет, и словно Духи смеются надо мной. Они создали Бэкхёна для меня, но посмотри на меня, Минсок! Разве похож я на того счастливца, что смог найти Истинного? Я ненавижу себя за то, что не могу подчинить его. Если бы это был ты! Но так, я только беру, ничего не оставляя тебе взамен.

Альфа редко срывался на супруга, но когда это происходило, Минсок знал, что нужно делать. В такие моменты его мужу было необходимо почувствовать себя нужным, ему была нужна чужая ласка и тепло. И омега отдавал ему всё, ведь он хотел отдавать.

Длинные пальцы Чанёля развязали тонкий, шёлковый пояс, раскрывая полы халата. Тонкая кожа совсем обтянула кости. Альфа склонился над впалым животом и легонько коснулся губами. Ещё совсем недавно там теплилась жизнь, росла маленькая частичка его самого, а теперь осталась только пустота. И он видел, как сильно желал его муж заполнить эту пустоту вновь. Подарить миру их общее продолжение, но даже сейчас на дне синих глаз он видел страх. И не было сил убедить омегу, что это был последний выкидыш, ведь и сам он боялся того же. Поэтому продолжал покрывать живот лёгкими поцелуями, пытаясь выжечь эту боль.

Минсок запустил в короткие волосы мужа руку и потянулся к тонкой косе, легонько сжимая её в пальцах. Альфа провёл влажным языком по животу, поднимаясь вверх, и омега заёрзал на простынях в нетерпении. Он задел кончиком языка сосок, заставив Минсока дёрнуть за волосы.

— Осторожнее, солнце, иначе мои воины начнут смеяться, если я останусь без косы.

Дыхание сбилось, поэтому омега ничего не ответив, просто закрыл глаза и развёл ноги в стороны, намекая о своём нетерпении. Чанёль провёл рукой по внутренней стороне бедра, заставляя мужа громко выдохнуть. Маленький язычок облизывал пересохшие губы, которые захотелось поцеловать. Альфа ухватил его широкой ладонью за шею и притянул к себе, припав к трепетным губам. Каждая их близость была наполнена медленной, ленивой нежностью. Минсок словно изливал наружу всё своё тепло, и его хотелось ласкать без конца.

Чанёль оставлял на муже яркие следы от поцелуев, вкладывая в них свою силу, заставляя пятна держаться как можно дольше, чтобы Минсок чувствовал его. Чтобы он даже в дали от мужа не забывал то, кем являлся. Жрецы говорят, что когда альфа находит своего Истинного, он забывает о других омегах. И Чанёль забыл. Но видя, как каждый раз этот омега доверчиво отдаётся ему, не требуя чего-то взамен, его тоже хотелось любить. На небе есть только одна Луна. Но почему он не мог любить и Луну, и Солнце?

Его прекрасная Луна холодна и не преступна, в то время, как Солнце уже лежало в его руках, согревая своим теплом.

Протяжный стон омеги окончательно затуманил разум, а фруктовый аромат стал ярче и агрессивней. Член в штанах набух и неприятно тёрся о грубую ткань. Тонкими пальцами Минсок потянул за шнурки, выпуская чужую плоть наружу. Еловый запах проникал под кожу с каждым прикосновением широких ладоней. Ему казалось, он терял разум от возбуждения, так сильно он изголодался по своему мужу, по запаху альфы и сильным рукам, что так ловко подхватывали его за бёдра.

Смазки оказалось немного, но этого хватило Чанёлю, чтобы плавно и безболезненно войти в расслабленный анус. Привычное тепло окутало его, и он начал растворятся в своём муже. Казалось, вся усталость выходила из его тела с каждым стоном омеги. Он двигался в нём неторопливо, словно ленивый кот нежился в согревающих лучах солнца. Все мысли о властном отце, непокорном Истинном и покушении уходили прочь, оставляя после себя небывалую лёгкость. Или эта лёгкость появилась из-за Минсока, он точно не знал, но хотелось вновь и вновь ласкать такое знакомое тело. Альфа знал об этом теле всё: где нужно коснуться, как провести языком, куда надавить и как войти, чтобы получить благодарные стоны.

И в эти моменты он забывал о неизведанном теле своего Истинного, теле, к которому никогда не прикасался там, где касался Минсока. Никогда не целовал там, где целовал супруга. И никогда Бэкхён не стонал для него так, как стонал сейчас собственный муж. И так сильно его хотелось любить.

Он чувствовал, как омега уже дрожал под ним в желании излиться, но Чанёль ещё не был сыт. Поэтому он сжал основание члена омеги и ускорился, выбивая ещё более громкие стоны. Запечатляя на тонкой шее и нежных плечах поцелуи, он проводил языком по собственной метке. Минсок царапал его спину, оставляя небольшие царапины, которых на утро уже не будет, останутся только следы поцелуев на тонкой коже, ведь омеги всегда исцелялись слишком медленно.

Омега кончил, не в силах терпеть больше. И Чанёль после нескольких толчков излился в него, выходя, не позволяя связать их узлом. Как бы сильно Минсок ни хотел быть с мужем в сцепке, он понимал это решение, ведь его тело ещё не окрепло до конца. Поэтому альфа снял с себя остатки одежды и лёг, притянув ближе взмокшего мужа. Он поцеловал его в лоб и снова начал гладить по голове, зарываясь пальцами в локоны.

— Мы съездим в Вольстрог вместе. Сразу после Императорского бала. А теперь засыпай, моё солнце.

Примечание к части

Ненавидь меня за то, что я нарушил правила.
Ненавидь, и ты имеешь на это право,
Здесь нету правил, им тут не место.
Ненавидь за то, что я разбил твоё... (с)

Что-то вспомнилось:D