Глава 11. Решение Императора

Похороны Ирмира были скромными. Чанёль не хотел, чтобы это событие превращали в очередное пиршество. Он не желал поить тех, кто никогда не знал его отца. Альфу похоронили рядом с супругом, а душу его проводили в последний путь до Тёмных лесов.

Чанёль быстро перенял обязанности главы рода. Он разобрался с делами в столице и отпросился у императора отбыть от Двора. Необходимо было уладить дела в Вольстроге, подготовка к зиме должна вот-вот завершиться, и как новый глава, он должен за всем проследить.

Именно так он и сказал Лухану, но в глубине души альфа понимал, что просто бежит от своего Истинного. Они не виделись с той ночи, даже при императоре ашарэ не появлялся. Наверно, Чанёль бы не смог посмотреть ему в глаза.

Все приготовления к отъезду взял на себя Минсок. После смерти Ирмира он ни минуты не сидел на месте, затеял уборку во дворце и заставил Чанёля помогать со старыми вещами. Было ясно, что так он пытался отвлечь мужа от грустных мыслей, и альфа был благодарен своему маленькому супругу, ведь он действительно смог на время забыться.

Кони несли их к родовому поместью прочь от воспоминаний. Осень уже во всю хозяйничала, и в карету задувал холодный ветер, поэтому Минсок жался к телу мужа в поисках тепла. Чанёль раскрывал свои объятия для него и утыкался в завитые локоны, вдыхая сладкий аромат.

Несколько раз за время пути им пришлось остановиться в придорожных тавернах. Условия были не для нежного и благородного его супруга, но Минсок не жаловался, ведь эти холодные ночи альфа брал его так жарко и отчаянно, как никогда, казалось, он хотел спустить всю боль так же, как каждый раз спускал своё семя в податливое и разгорячённое тело супруга. С лица омеги не сходил красный румянец, а пошлые шуточки хозяев заведений только добавляли смущения.

В поместье уже знали о приезде господ, поэтому их встречали все слуги, среди которых уже не было Элисара, его супруг решил, что омега больше не будет работать. Да, здесь они провели много прекрасных дней и ночей, но теперь и у него есть супруг. Минсок часто бывал здесь, пока Чанёль разбирался с делами в столице, поэтому встречали омегу как полноправного хозяина. А некоторые альфы кидали плотоядные взгляды, отчего в душе заиграла ревность, однако быстро потухла, ибо омега смотрел лишь на него.

Их провели в хозяйские покои, и Чанёль заметил, что всё здесь было так, как и при отце. На стенах висели трофеи из мечей и ружей, на камине стояли бронзовые фигурки шахмат, а на полу кальян, кажется, это был подарок посла из восточных стран.

— Дорога была так утомительна! — сказал Минсок, смешно потягиваясь в своём тесном походном костюме.

Чанёль подошел к нему и, заключив в объятья, нежно коснулся трепетных губ:

— Отдохни хорошенько. Я прикажу подать лёгкий ужин, а потом в постель. Ты согласен?

Ответом ему был лёгкий кивок головы. Минсок вырвался из рук мужа и начал расстёгивать пуговицы на камзоле, Чанёль решил помочь ему с этим делом.

— А как же ужин?

— Ничего преступного, мой маленький супруг, — хитро улыбаясь оправдывался альфа, — я же должен заботиться о тебе.

Он притянул омегу к себе и поцеловал, невесомо обводя кончиком языка контур губ, и вышел из покоев, оставив растерянного Минсока одного.

***

Всё это время Бэкхён старался не сталкиваться со своим Истинным. Император на долгие часы запирался в собственных покоях и впускал туда только Криса, поэтому ашарэ был предоставлен сам себе. Неожиданным его компаньоном стал кузен Луноликого. Омега случайно забрёл в павильон, где любил сидеть со своей тигрицей Сехун. Поначалу они молчали, никто не смел говорить о той ночи, но потом их беседы ни о чём стали необходимы. Поглаживая шерсть Агоры и слушая тихий голос молодого альфы, Бэкхён мог отвлечься от собственных демонов, что являлись в кошмарах каждую ночь.

Сехун же был не против присутствия омеги. В этом дворце у него не было ни друзей, ни приятелей, а строгий с виду ашарэ оказался приятным собеседником. Но однажды они заговорили о том, о чём не решались спросить.

— Барон, — Сехун почему-то постоянно обращается так к омеге, — а какого это любить Истинного? Как вы поняли?

Бэкхён задумался и нахмурил брови. Он никогда не задавался этими вопросами, и герцог поставил его в тупик. Но нужно было что-то ответить.

— Это странное чувство, будто вы связаны нитью, и длинна её все меньше и меньше. Вас тянет друг к другу. Но это не значит, что эту нить нельзя порвать. Если кто-то не будет идти навстречу, то однажды она порвётся. И останется пустота.

— Вы с графом порвали нить?

— Я пытался. Я противился. Но Чанёль был слишком упрямым, когда я тянул нить, он шёл следом, не позволяя ей порваться.

— А сейчас? Я вижу ты опечален, и уверен, что той ночью что-то случилось.

Бэкхён отвёл взгляд в сторону. Что с ними сейчас? Кто тянет нить? Он не знал. И боялся узнать. Разве возможно переступить то, что случилось? Будет ли Чанёль так же сильно любить убийцу отца? И совсем неважно, каким был Ирмир.

— А что ты сам? — решил пойти в нападение ашарэ, — Ты любишь императора?

— Не знаю, что значит любить, — на полном серьёзе заявил альфа, — но знаю, что он должен быть моим.

— Разве?

— Да, отец всегда говорил мне в детстве, что он будет моим супругом.

— Для тебя это детский каприз?

Сехун покачал головой:

— Отец не простит мне, если император выберет себе другого. Он будет моим, вот увидишь.

— Это не принесёт тебя счастья.

— У тебя есть твой Истинный. Ну и где твоё счастье, барон?

Бэкхён молчал. Ему было нечего ответить на этот вопрос. Иногда он желал, чтобы этой истинности никогда не было. Он бы мог любить любого или не любить. А так…

***

Лухан не мог найти себе место. Он чувствовал, как неумолимо приближался первый день цикла. Для Криса это тоже не осталось незамеченным, и он медленно сходил с ума. Император, казалось, не обращал ни на кого внимания и был погружён в себя настолько, что никого не принимал. Несколько раз альфа пытался выяснить, что случилось с его Истинным. Но омега лишь улыбался и говорил, что всё хорошо. Только зверь подсказывал, что это была ложь, но и правду ему вряд ли откроют.

В полдень двери покоев матсари отворились, и на пороге появился Луноликий. Он закрыл дверь на ключ и медленно подошёл к Крису. Альфа отложил ложку на стол, а об ароматном супе забыл и вовсе. Запах его омеги был настолько ярким, что он уже чувствовал, как наливался силой его член.

— Лухан, что происходит?

— Нечего, доверься мне. Как тогда, в лесу.

Разве мог он воспротивиться воле Истинного? Он подхватил омегу за бёдра и положил на свою постель, где он не провёл и ночи. На омеге был лишь шёлковый халат. Руки императора срывали пуговицы на его рубахе, а глаза были застланы пеленой возбуждения. И омега, и его зверь слились в своём желании отдаться Истинному.

На долгие ласки не хватало обоих. Разве можно тянуть, когда единственная мысль это скорее повязать.

Он распахнул полы халата и мгновенно вошёл в истекающий смазкой анус. Лухан прогнулся в спине и выкрикнул имя. Чужое имя. Но Крис был не в состоянии об этом думать, омега царапал его спину и вскидывал бёдра вперёд, умоляя взять его сильнее.

Минуты слились воедино, оставляя лишь раздирающее на части чувство восторга. Всё было таким правильным, что на миг в голову прокралась мысль, что именно сейчас он должен оставить свою метку. Но словно прочитав мысли своего альфы, Лухан самозабвенно начал кусать его губы.

Верно. Нельзя. Даже сейчас нельзя.

Сейчас император принадлежал ему, но то была лишь сладкая иллюзия. Спадёт дурман, и они вернутся к привычному руслу.
Жар омеги окутывал так горячо, что Крис не мог больше терпеть. Он собирался выйти из тела Истинного. Император не может понести от него. Но Лухан сжал его коленями и обвил шею руками.

— Травы, — единственное слово, что смог он выдохнуть.

И тогда Крис позволил себе излиться. Тягучее семя обожгло изнутри, и сам омега кончил в который раз. Узел соединил их. Впереди были долгие часы мучительного наслаждения.

***

В Изулор Тао прибыл поздно ночью. Дорога его совершенно вымотала, и единственное, чего хотелось, это смыть пыль дороги и заснуть. Но ни то, ни другое ему сделать не удалось. В его покоях, вальяжно развалившись на кровати и потягивая из кубка вино, был сам король.

На альфе были лишь хлопковые, чёрные штаны. Да, его тело было прекрасно и хорошо тренировано, несмотря на множество шрамов на бронзовой коже. Красно-рыжие волосы были распущены, они словно языки пламени разметались по шёлку простыней.

— И где же шлялся мой любимый фаворит? — в голосе Ёрима не было ни ярости, ни ревности, ни интереса, лишь немного заплетался язык от выпитого.

— Ваше Величество пьяны.

— Отвечай мне, высокородная тварь!

Тао вздрогнул от крика, но не потерял лица, слишком часто он становился свидетелем срывов короля.

— Я был в поместье родителей и очень устал. Могу я принять Вас завтра, мой король?

Крик застрял в глотке, он и сам не понял, как альфа подскочил к нему и впечатал в дверь, крепко сжимая шею. Ёрим навис над ним, а в его бледно-зелёных глазах горело пламя.

— Ты! Если я узнаю, что ты снова плетёшь против меня интриги, я убью тебя.

Он больно впился в губы Тао, заставляя того открыть рот. Но воздуха и без того не хватало, он лишь продолжал хрипеть и цепляться за руки альфы.

— Ненавижу тебя! — прошипел король ему прямо на ухо и швырнул на мраморный пол. Он схватил его за длинную косу и потащил к постели.

Как долго они были вместе? С тех пор, как альфа сел на трон. Отец Тао был слишком жадным до власти, а единственный сын впитал в себя не лучшие его качества. Новый король казался глупым и необразованным, он был свободным и сильным.

Собственный отец подложил юного виконта под Ёрима.

Поначалу они оба играли влюблённых, но потом Ёрим понял далеко ведущие планы и отослал отца вместе с омегой от дворца. А спустя время Тао вернулся сам. Жизнь в провинции была для него подобна смерти, и, к его великому счастью, король простил его и снова впустил в свою постель.

Конечно, Ёрим никогда его не любил, но легче было приглядывать за одной хорошо знакомой змеёй, чем приобретать новых.

Многие, как и сам Тао, ждали, что Ёрим сделает его своим супругом и соправителем. Но королю подобные мысли не приходили на ум. И тогда омега решился на хитрость. Он понёс от короля. Но и это не заставило альфу переменить решения. Он лишь согласился, что признает ребёнка своим и даст ему имя.

Тогда Тао возненавидел его ещё сильнее. Это был его последний шанс. И он решил отомстить Ёриму, слишком сильно альфа желал этого ребёнка.

Но сейчас он жалел обо всём. После всего король каждый раз втаптывал его в грязь. Он держал его рядом, чтобы отравлять каждый день его жизни.

Альфа срывал с него камзол, разрывая ткань на куски. Ещё одно надругательство над телом Тао вынес бы, но сейчас не было времени на истерики короля.

— Остановитесь! Я не убивал его!

— Что? — альфа замер, так и сжимая его бедро пальцами.

— Я не убивал нашего сына, — глотая слёзы, начал омега, — я хотел убить… Но не смог.

— Я видел труп!

— Кто-то родил мёртвого. За мешок золота мне отдали его. Это был не наш сын.

— Где? — севшим, измученным голосом спросил Ёрим, слезая с тела омеги.

— На острове Кардос. В семье торговца.

Король выбежал из его покоев, громко хлопнув дверью. Тао не смог убить ребёнка, но он ему был совершенно ненужен без короны. Теперь Ёрим будет занят поисками, а у него будет время, чтобы всё подготовить к приезду принца.

***

— Крис, — сквозь сон позвал нежный голос.

Альфа повернулся не открывая глаз и прижал желанное тело к себе. Запах был всё ещё сильным, но цикл прошёл.

— Я люблю тебя, — прошептал он омеге на ухо и укусил за мочку.

— Крис, — голос Лухана дрогнул, и матсари открыл глаза, тревожно вглядываясь в глаза Истинного.

— Что случилось? Ты едва не плачешь.

Лухан отвернул голову, пряча глаза:

— Пообещай, что выполнишь мою просьбу, — казалось, каждое слово высекало на сердце Лухана раны.

— Ради тебя я готов на всё, — альфа поцеловал обнажённое плечо, вдыхая любимый запах малины.

— Ты уедешь. В Изулор. В столице ты всё поймёшь. Наёмник не ровня императору, мы больше не можем быть вместе.

Не дожидаясь ответа Криса, он вскочил с постели и в одной простыне вылетел из покоев. Не разбирая дороги, он дошёл до своих покоев и запер дверь изнутри. Как заставить себя поверить, что так нужно? Как заставить сердце замолчать.

— Я люблю тебя, мой Ифань, — теперь он не сдерживал своих рыданий.