Как я удержался на работе

Итак, мне нужно было начать заниматься общественной работой и запланировать кандидатскую диссертацию. Я пошел партком и предложил организовать в общежитии курсантов лекторий «Человек и общество». Надо сказать, что в это время было очень много социалистических глупостей. Так, каждый преподаватель должен был дежу­рить по общежитию по вечерам и следить за тем, чтобы врачи, взрослые люди, иногда старше нас по возрасту, не бедокурили. Мы должны были делать обходы и заявлять в милицию, если кто-нибудь напивался. Обязательно нужно было пройтись по комнатам. Я же на дежурствах стал читать лекции в библиотеке, на которые собирались многие курсанты. Из этих лекций потом и получился цикл психологии общения. Так я стал руководителем лектория без особой потери времени. Между прочим, моя работа не была фикцией. Лекции многим курсантам нравились, а проводил по два мероприятия в месяц, и это не было халтурой. Курсантыделились своим мнением о лекциях. Все это доходило до руководства.

Стал я также планировать диссертацию. Документов, которые нужно было сдать, было очень много. Получилось 98 страниц машинописи. Почти 2/3 диссертационной работы. Раньше первую мою диссертацию планировал сам Профессор. Я даже не знал, как все это получилось. Здесь же мне пришлось писать аннотацию на работу, массу рецензий на неё, которые должен был кто-то из моих знакомых профессоров подписать. Кроме того, нужно было провести патентный поиск, получить в патентном бюро заключение, что в диссертации есть элемент изобретения. В общем, пришлось побегать. Получилась тут одна закавыка. Я хотел подыскать себе другого научного руководителя. Я даже беседовал уже с Психотерапевтом России, который раскритиковал мои работы, а трансактный анализ объявил несостоятельным методом, а все мои упражнения с позиции труд объявилнеумной подстройкой под марксизм-ленинизм. Тогда часто цитировалась фраза Энгельса о том, труд превратил обезьяну в человека.) Честно сказать, я действитель­но включил эту позицию по этим соображениям. Однако обмануть не удалось.

Это меня не очень расстроило, ибо я надеялся, что после ухода Профессора я найду себе другого руководителя, кото­рый поможет мне и с оформлением диссертации. (Вспомним, что это были годы застоя, когда психоаналитическая психо­терапия была продажной девкой капитализма, и ее нужно было как следует покритиковать. Вообще-то нужно было тему взять поспокойнее, но тогда это было не в духе тех изменений, которые уже произошли в душе Вечного Принца. — М.Л.)

Когда он подписывал документы, то спросил меня, а кто у меня будет научным руководителем, я спасовал и попро­сил его быть научным руководителем. (Я думаю, что он не спасовал, а правильно сделал. Если бы он этого не сделал, не­рвы бы ему основательно потрепали. — М.Л.) Надо было ви­деть, как он обрадовался. (Еще бы не обрадоваться. Ведь это входит в актив научного работника. Когда у него много уче­ников, то есть полное основание остаться на должности, ибо это свидетельствует о плодовитости научного работника. — М.Л.) Конечно, в последующем я к нему за помощью не об­ращался, да и он не интересовался моей работой.

В это время у нас деканом стала Снежная Королева. Она заведовала одной из кафедр санитарно-гигиенического фа­культета и к факультету усовершенствования врачей имела весьма далекое отношение. Но в эпоху социализма это не имело значения. Главное, нужно было быть коммунистом. Тогда в ходу был один забавный анекдот в этом плане. Жен­щина пожаловалось в партком на своего мужа за то, что он не выполняет своих супружеских обязанностей. Когда он сослался на импотенцию, членпарткома женского пола, сказала, что это не отговорка: «Прежде всего вы комму­нист». Думаю, что Снежная Королева от предложения воз­главить факультет не отказывалась.

Отличалась она увядающей красотой и скандальностью, а точнее, крикливостью. По сути дела, зла она никому не делала, если, конечно, не наступать ей на больную мозоль. Когда она стала деканом, то добилась того, что у нас стала блестящей методическая документация, что при проверках института ставилось ей в заслугу. Я же ее побаивался. Раньше я нередко видел ее на территории института. Высокая, статная, лицом напоминающая Эллину Быстрицкую, она действительно являла пример необычной красоты, но что-то надменное в ее взоре и походке делало эту красоту хо­лодной и не вызывало желание провести с ней ночь. Она была постарше нас и обращалась к нам на ты и по имени. После первого же знакомства она меня и успокоила.

Когда я выразил свои тревоги по поводу своего переизбрания, она сказала мне примерно следующее: «Вечный Принц, успокойся. Все это мышиная возня. Я знаю законы высшей школы. Раз кафедра тебя рекомендовала к избранию, то тебя изберут. Но вот если к следующему сроку незащитишься, то тогда уже точно не пройдешь. Если уж онихотели тебя не переизбирать, то раньше надо об этом было думать». И действительно, она придумала хитрый ход. Онасделала так, что на кафедре вопросы переизбрания разбирались после заключения ученого совета факультета.

И действительно, уже в марте 1985 года я запланировал диссертацию, к этому времени вышло еще четыре статьи. Неплохо работал лекторий «Человек и общество». Вскоре я без проблем единогласно был избран ассистентом еще на один срок. Но я понимал, что к 1990 году диссертацию мне все-таки следует защитить.

Стало легче, но все-таки я продолжал накапливать материал. В это время началась перестройка. Я вздохнул с облегчением. Правда, термином «перестройка» мы пользова­лись уже давно. Мы имели в виду «перестройку личности». Этим мы к занимались. И если у меня и были успехи, то они были связаны с перестройкой моей личности. Ведь условия в стране и институте не изменились, а изменялся только я, и сразу мне удалось и лучшую должность занять, илучше лечить, и даже относительно спокойно, без кризов, перенести нежелание администрации переизбирать меня на должность на следующий срок. Кстати, нескольких преподавателей в почтенном возрасте и без кандидатской степени все-таки уволили. Думаю, если бы они владели техникой общения, то им удалось бы задержаться.

Заключение

Можно сказать, что сценарное перепрограммирование за­вершено. Передо мной был счастливый человек, который в принципе прекратил работать и начал жить и трудиться. Я попросил написать Вечного Принца короткий отчет. Вот он.

«Я заметил, что у меня изменилось качество жизни. Ког­да я первый раз пошел в отпуск после того, как стал зани­маться психотерапией, я заметил, что не испытывал ника­кой усталости, хотя нагрузка стала заметно большей. Более того, у меня пропало ощущение, что я работаю. Все как-то делалось само собой и получалось неплохо, а скорее хорошо, У меня все время было приподнятое настроение. Затруднения скорее стимулировали меня, чем угнетали. При неудачах, ко­торые конечно бывали, я не впадал в депрессию, как это было раньше, а скорее мною овладевал охотничий азарт, в крайнем случае, злость на себя и умеренный гнев на других. Я перестал таить обиды на друзей, тут же высказывал их. Конфликт тут же улаживался, исчезала умственная жвачка, когда я по ночам пережевывал обиды. Когда Зевс заметил мне, что я изменился и стал на все иначе реагировать, я ответил ему примерно следующее. «Я всегда на тебя так реагировал, но тебе это не высказывал, а потом дома мысленно с тобой раз­говаривал. Иногда даже спать с тобой ложился. А теперь я все это лично тебе высказал. Теперь ты спи со мной, а мне есть с кем спать». Отношения наши стали только теплее. Принцип амортизации позволил мне четко уклоняться от иро­нических замечаний. Юморист даже заметил, что меня ста­ло неинтересно разыгрывать. Прошла бессонница. Совершен­но исчезли сексуальные срывы. Более того, секс перестал занимать центральное место в моих переживаниях, что, ес­тественно, улучшило его качество и количество. Кроме того, я довольно легко похудел на 7 кг. Причем ел, что хотел и ког­да хотел, т, е. снялась проблема еды. Но вот есть я стал на­много меньше. Я перестал завтракать дома. Первый мой завтрак был часов в 12, после лекции. Где-то часов в 5 вечера обедал. Наверное, и ужинал. Я так увлекался работой, что за­бывал поесть. Но я и не страдал от этого. Мы перестали ез­дить на курорты. Оказалось достаточно нашего сада. Я пре­кратил прием всяких медикаментов».

Могу подтвердить, что все это так. Передо мной был стройный мужчина лет 38, хотя на самом деле ему было 46, с вьющимися темными волосами, в которых имелось немного серебра. Светло-серые с голубизной глаза подчеркивали его красоту. В общении он был мягок, приветлив. Речь отличалась 'образностью и глубиной содержания. Это была, конечно, его победа, но и я был доволен, что приложил к этому руку.

После этого встречи наши практически прекратились. "Слухи доносили, что у него все хорошо, и я стал его потихонь­ку забывать, а точнее, я перестал его вспоминать. Были у меня свои проблемы.

Когда, в 1988 году наши пути встретились, внешне это уже был старик, хотя и выглядел на свой возраст, может быть, чуточку старше. Я понял, что здесь подействовала сценарная лента. И мне снова пришлось оказывать ему помощь.

Глава девятая