Выход из одиночества

Мое одиночество продолжалось недолго. Прежде всего, красили его мне мои больные. Как правило, это были умные, очень образованные и глубоко невротизиронванные люди, которые быстро избавлялись от многолетнего невроза, становились людьми совершенно непохожими на самих себя. (Точнее, становились сами собой. — М.Л.) В клинике я с ними занимался индивидуально. Были и групповые занятия. Кроме того, после выписки они тоже продолжали меня посещать. Приводили своих родственников. Я скорее не только учил их, но и учился у них. Дело в том, что их рассказыбыли столь пространными, что у меняуходило много времени на оформление историй болезни. Тогда я стал просить, чтобы они сами писали свои биографии. Некоторые из них были настоящими литературными произведени­ями. Я их описания потом вставил в свою диссертацию почти без купюр и правок. Все рецензенты приходили от этих историй болезни в восторг.

Из каждой этой жизни можно было бы сделать весьма поучительный роман со счастливым концом. Я их жизнеописания зачитывал на групповых занятиях, академических лекциях и на лекциях по линии общества «Знание», которые были тогда в моде. Постепенно у меня становилась красивой речь, ибо то, что я зачитывал, было здорово написано. Меня поразило также и то, что художественную ценность имели искренние описания не только людей с высшим образованием, но и людей с неполным средним образованием. Особенно мне запомнились результаты лечения водителя 55 лет с тяжелым истерическим неврозом, проявлявшимся блефароспазмом и стридорозным дыханием (Блефароспазм — частое до 30—50 раз в минуту моргание. Стридорозное дыхание — учащенное до 30 раз в минуту дыхание, сопровождающееся чувством неполноценного вдоха, мучительным ощущением нехватки воздуха). Пациент болел уже в течение двух лет. За это время он шесть раз лечился в стационарах Т. и Москвы, но безрезультатно. Его перевели на инвалидность второй группы с диагнозом «бронхиаль­ная астма». В течение десяти дней удалось психотерапевти­ческими приемами наладить дыхание и моргание. Затем прошло все то, что рассматривалось как следствие бронхи­альной астмы. Успехи мои можно было перечислять и дальше, но они вам и так известны, Михаил Ефимович.

У меня стали появляться ученики. Первой ко мне при­билась Тетя Лошадь. Это была высокая с вытянутым лицом и скорбным выражением на нем наш ординатор. Она очень добросовестно работала, но видно было какое-то глубокое душевное мучение. Выяснилось, что она несколько лет назад разошлась с мужем и до сих пор не может развязаться с хвостом своих отношений, тем более что он иногда посе­щает дочь и встречается с ней. Через несколько месяцев она превратилась в обаятельную интересную, милую женщину и вскоре довольно удачно вышла замуж. Сейчас это преуспевающая женщина. Она заведует отделением неврозов, занимается наукой, выступая на конференциях различно­го уровня. Однако элементы невротизма у нее остались. Она обижается на меня, когда я рассказываю эту историю, и что я ее так называю. Последнее время я перестал это делать.

Через некоторое время она привела ко мне свою подру­гу по несчастью, которая училась у нас в ординатуре. У нее не ладились отношения с мужем, которого мы даже подле­чивали в клинике, и дочерью. Потом присоединилось еще несколько докторов. И мы стали раз в неделю встречаться и решать свои проблемы, а также учиться психотерапии и решать свои нерешенные проблемы. Потом мы уже узна­ли, что, оказывается, организовали Баллинтовскую группу, что в Европе это уже давно внедрено. Баллинт — это изве­стный в Европе психотерапевт. Он собирал врачей на засе­дание, где сами психотерапевты обсуждали свои проблемы. Но все же наша группа отличалась от Баллинтовской: в ее работе участвовали и бывшие наши пациенты, весьма вы­сококультурные люди, страдающие, как правило, неврозом навязчивых состояний. Многие из них потом стали профессиональными психологами.

Вот некоторые из них. Лорд, 26-летний физик, с 15-летними навязчивыми движениями и навязчивыми страхами, инвалид II группы, сейчас крупный бизнесмен, работающий в Норвегии; математичка, учительница математики с навязчивым страхом смерти, сейчас профессиональный психолог; и много других. О каждом из них я мог бы рассказать очень много и об их мучениях, и достижениях, и успехах. Преимущество такого подхода к пациентам состо­яло в том, что и после лечения с ними можно было поддер­живать дружеские отношения. Я не сомневался, что они скоро прекратят посещать меня — просто у них не будет на это времени. Пока же они продолжали ходить на наши посиделки. Правда, вопросы и нужды их изменились. Теперь они были связаны с проблемами восхождения наверх. Мне пришлось заняться психологией управления и ораторским искусством, чтобы продолжать общаться с моими бывши­ми больными.

Свои результаты я демонстрировал на клинико-кафедральных конференциях. Результаты были настолько очевидными, что я ожидал, что меня встретят бурными аплодисментами. Но вместо этого был большой скепсис. Демонстрировал я своего Лорда. 15-летние навязчивые тики были сняты в течение нескольких дней. (Я присутствовал на этой конференции и также был очень удивлен. Кстати, прием снятия навязчивых тиков был очень прост. Вечный Принц предложил не сдержи­вать навязчивостей, а наоборот, сделать этих движений больше, чем это тебе хочется. — М.Л.), Был он весел, не мог сдержать своей очаровательной улыбки. Мои оппоненты поставили ему диагноз маниакально-депрессивного психо­за. Если поставить моему пациенту этот диагноз, то тогда следует заключить, что до этого у него была 15-летняя деп­рессия. В общем, логики в их возражениях не было, а апломба и ироничности по отношению ко мне было сколько угодно.

И это были мои друзья, умные люди. Действительно дру­зья, без иронии и кавычек. Ну не могли они принять принципиально новую позицию! Внутри у меня закипало чувство бессилия и глухой тоски, раздражительности и безысходности. Не знал я еще тогда, что когда человек смотрит с точки зрения своей позиции, то ничего нового он видеть не может, и это закономерно, а на закон злиться нельзя. Вот после этого вашего разъяснения, Михаил Ефимович, я ус­покоился и не очень реагировал на то, что меня не признают. Хотя, сознаюсь, что полностью оставаться спокойным в ситуациях, когда ты прав на 150 %, а твои партнеры по общению не признают этой правоты, не удается до сих пор, (К сожалению, большинство людей у нас слушают не с любо­пытством, а с позицией. И, если сказанное не соответствует их позиции, они его отвергают. Однажды после успешно про­веденной лекции одна из слушательниц подошла и сказала, что она осталась разочарованной. Она услышала совсем не то, что ожидала услышать. Я попросил прощения за то, что разоча­ровал ее. И спросил, почему же она сама себе этого не сказала, тогда она могла бы заняться чем-то другим. — М.Л.)

Комментарий:

«Сорочья психология, или жажда признания»

Удивительно жива эта психология. До сих пор неясно, зачем нужны блестящие камешки и монетки сороке. В пищеварении они не участвуют, гнездо не согревают, на сексуальные способности не влияют. Ведь собирают сороки всю эту ерунду. К сожалению, я тоже был, а может быть, и сейчас зара­жен «сорочьей психологией». Конечно, успехи у Вечного Принца уже были большие, но он еще никак не мог наслаждаться жизнью из-за того, что его не признавали близкие и начальники. В жизни ему в принципе везло, а он всем был недоволен. Мне известен очень хороший специалист и преподаватель, который страдал из-за того, что не имел всех научных регалий. Он много тратил на это времени. Однако долго не мог стать даже кандидатом наук. Конечно, работая в институ­те, спокойнее иметь степень, да и зарплата несколько больше. Имея кандидатскую степень, можно уже занять любую должность. Так, в нашем институте ректорами были долгое время кандидаты наук. Не знаю, как первый, но второй, точно, очень переживал по поводу того, что он не был доктором наук и профессором. Когда сотрудники ему писали рапорта в это время, то они просто писали его фамилию и инициалы. Так им подсказала его секретарша. А вот когда ему присвоили звание профессора, они уже обращались к нему с указанием зва­ния. Доктором наук он так и не стал. И докторов наук он не любил. В его бытность очень многие кандидаты наук стано­вились заведующими кафедрами, хотя можно было найти по этой специальности и доктора наук. А когда один из моих учеников сообщил ему, что защитил докторскую диссерта­цию, то он даже не расслышал вначале. Вот почему было бы лучше, если бы высшие учебные заведения возглавляли крупные ученые. Они бы не завидовали докторам наук.

Эта «сорочья психология» погубила многих гениальных лю­дей. Это то, что Л.Шопенгауэр называл гордостью и честью. Гордость он вообще считал дешевой вещью. А самой дешевой гордостью он считал гордость национальную, ибо, чтобы быть представителем той или иной национальности, не нужно что-либо делать. Более того, Шопенгауэр считал, что все досто­инства интернациональны. И действительно, какая нам разница, кто открыл электричество, изобрел радио, сделал автомобиль, придумал и внедрил какое-то лекарство. Шопенгауэр даже замечал, что национальный характер — это плохо, это недостаток. Все выдающиеся люди обычно резко кри­тиковали национальные черты своей собственной нации. Примером тому может быть тот же Шопенгауэр, а так же Ницше. Эти два великих немца в таком оскорбительном тоне высказывались о немецком национальном характере, что можно подумать, что они заклятые враги немецкой нации, Я же думаю, что они истинные патриоты, ибо, чтобы что-то улучшить, вначале нужно указать на недостаток. И действи­тельно, гордость уводит нас в прошлое. Ну, написал я 20 книг, прыгнул на 2 м. в высоту. Ну и что! А умею ли я писать их сейчас, могу ли я прыгать сейчас?

К чести Шопенгауэр относился просто пренебрежительно, особенно к рыцарской. Ведь чтобы я ни делал, я могу добиться только того, что люди будут говорить обо мне хорошо, но я не смогу добиться того, что бы они еще и думали обо мне хорошо, да особенно все, без исключения.

Но сколько душевных сил и материальных средств уходит на удовлетворение «сорочьих инстинктов»?!

Хотите примеры. Пожалуйста!

Высоцкий и многие, истинно заслуженные и народные ар­тисты мучались и переживали из-за того, что функционеры от искусства не присваивали им этих званий. Им мало было, что они действительно были народными артистами.

То же происходит и в области науки. Гегеля в свое время не приняли в академию. Имен этих академиков никто не зна­ет. Фрейду четыре года не присваивали звания профессора, да и лекций в университете читать не давали. Правда, он не очень переживал по этому поводу. Помогает все-таки знание психотерапии психотерапевту в его личной жизни.

Тот же Пушкин, который призывал «не дорожить любовию народной» и судить себя самого и быть довольным хоро­шо сделанной работой, очень переживал, когда получил не по возрасту низкий чин. Да и сам Шопенгауэр не был в восторге от того, что его затирают.

Я думаю, что если бы гении прошли хороший психологичес­кий тренинг, они бы избавились от невротических комплек­сов и жили гораздо дольше. Примером тому могут быть многие гениальные психотерапевты. Они прожили очень долгую творческую жизнь.

Омар Хайям считал, что счастливым можно чувствовать себя тогда, когда у тебя есть хлеба кусок и для жилья заку­ток и если ты никому — ни раб, ни хозяин. В эту формулу не входят ни звания, ни награды, ни дипломы, ни должности. Од­нако мало кто может удовлетвориться этим, даже те, кто все это имеют. И они или заводят себе рабов, или ищут хозяев. Я знаю одного довольно видного писателя, который дав­но может жить на гонорары со своих книг, но никак не ухо­дит с педагогической работы, где он раб директора и хозяин ученикам. Уволившись, он смог бы больше написать.

Я знаю, что некоторые люди изначально довольствуются удовлетворением своих фундаментальных потребностей и не гоняются за блестящими камешками. От них всегда исходит спокойствие. Мой друг и почти ровесник одновременно со мной поступил к нам, только я на постоянную работу, а он на двухлетнюю учебу. Он упорно и успешно овладевал психиатрией. Когда шеф предложил ему поступить в аспирантуру, он ка­тегорически отказался. Он сказал, что хочет стать просто врачом, зарабатывать своим трудом деньги и жить для семьи. И четко следовал этой программе. В свободное время занимался дачей. Постепенно росло его благосостояние. Я же, после провала моих научных планов, переживал, чуть не дошел до клинически выраженной депрессии. С большим трудом добился все-таки своего. Так вот, когда мне было плохо, то я ему завидовал, завидовал его спокойствию, его отношению к жизни. С большим удивлением узнал, что он перенес инфаркт.

Вечный Принц тоже болел, но инфарктов у него не было. Может быть, его предотвратили от инфаркта эти блестя­щие камешки, которых у него, в конце концов, оказалось достаточно. А может, не в камешках дело, а в творчестве. Ведь все-таки Вечный Принц творил.

Но ведь Высоцкий творил еще и больше, и лучше. Но страдал из-за отсутствия камешков. А может быть, Вечный Принц потому и выжил, что прошел психологическую подготовку. Кстати, анализируя жизнь Вечного Принца, я пришел к выводу, что у него в плане фактов всегда было все благополучно. Жильем он был всегда обеспечен, материально не нуждался. Да и должность у него была отличная в престижнейшем учреждении. Мне даже интересно, сделай он все, что он сделал, но не получи камешков, был бы он счастлив? И счастлив ли он сейчас? И почему нам важно признание дураков, и почему мы не удовлетворяемся признанием умных людей и собственным признанием своих собственных заслуг?

Может быть, это особенность нашего народа?

Говорил и повторяю еще раз: в иерархии достижений мы прежде всего ценим статус, затем деньги и уж в последнюю очередь навыки. Лучше было бы, если бы все было наоборот. Нас бы учили добиваться прежде всего, навыков. А при хороших навыках деньги и статус пришли бы сами.

Ведь если бы человек стремился получить навыки, двойка для него была бы праздником, ну, в крайнем случае, не была бы огорчением. Ведь был бы повод еще раз побеседовать с квалифицированным человеком.

Ведь если бы человек гонялся за кавыками, он никогда не платил бы экзаменатору за оценку.

Ведь если бы человек гонялся за навыками, он никогда бы не покупал дипломов.

Ведь если бы человек гонялся за навыками, он никогда бы не пытался по знакомству занять должность, которой не со­ответствует.

Ведь если бы человек гонялся за навыками, он никогда не переживал бы и не огорчался, если бы его обошли в наградах и поощрениях.

Однако не вижу выхода, как отучить человека перестать гоняться, как сорока, за блесками, за наградами, похвалой, грамотами.

Поэтому еще раз повторю. Пушкин советовал «не доро­жить любовию народной» и полагаться на собственную само­оценку. А воз-то и ныне там!

Date: 2016-05-15; view: 445; Нарушение авторских прав