От ранних песнопении до песен эпохи Реформации

На перекрестках пути, ведущего в будущее, традиция выставила против каждого из нас десять тысяч человек, чтобы ограждать прошлое ( Морис Метврлинк).

«Надо же что-то сказать! – думал, должно быть, богатый член церковной общины. – Церковь должна быть местом чистоты и святости, отделенным от мира и мирских увеселений. Разве могут добрые христиане одобрить игру на этом языческом инструменте в доме Господнем?». Он просто из кожи лез, чтобы помешать «заблудшим» собратьям, которые приняли зловещий, пагубный дар, молил их, просил и даже предлагал возместить полную стоимость, если кто-нибудь выбросит злосчастный груз за борт, когда они будут пересекать Атлантику.

Что же это был за инструмент? С чем возникали ужасные ассоциации, у чего было темное, подозрительное прошлое, что вызвало такое противодействие? Электрическая гитара? Барабаны? Едва ли. Призывы и мольбы благочестивого брата остались без внимания, музыкальный инструмент благополучно прибыл в Новый Свет, и церковь на Брэтлстрит в Бостоне приготовила место для органа. Наше столетие далеко не одиноко; не только мы включаем мирские, светские формы в священные песнопения. Как мы увидим, многие церковные гимны, сегодня – вполне традиционные, поначалу были поистине мятежными. Мы не отважимся рассматривать этот спорный вопрос, не рассмотрев, как менялись музыкальные формы и стили на протяжении столетий. Иначе мы рискуем повторять ошибки прошлого и пожинать их последствия. В этой главе мы найдем ответы на такие вопросы:

– откуда взялись традиционные церковные гимны?

– как люди реагировали раньше на нововведения в священной музыке?

– вытекает ли сегодняшний спор из исторического развития церкви?

– правда ли, что заимствовать и использовать в церкви популярную светскую музыку стали только в двадцатом столетии?

– если музыкальные стили церкви и мира начинают в чем-то совпадать, к чему это приведет – к благу или злу?

– важна ли новая манера исполнения церковных гимнов во времена, когда церковная жизнь обновляется?

Исторические прецеденты, которые мы обнаружим, нетрудно счесть самым увлекательным и поучительным в этой дискуссии. Будем же искать ответы на эти и на другие интересные вопросы, отдаляясь от современных споров. Отправимся в увлекательное путешествие по векам церковной жизни, останавливаясь только там, где вводятся новые музыкальные формы.

Песнопения ранней и средневековой церкви

Культурное окружение ранней церкви было преимущественно греческим, а не еврейским. Синагоги были разбросаны по главным местам, где жили люди, однако в первые века церковной истории преобладающее влияние имели греческая мысль и формы греческого искусства. Поэтому Новый Завет написан по-гречески, а не на иврите, и древние создатели церковных гимнов полагали свои стихи на музыку, восходившую к языческой греческой культуре, а не к еврейской. Во втором веке гностики и ариане писали церковные гимны, чтобы распространять свои ереси, и гимны эти получили широкое распространение. К четвертому веку они были очень популярны в церкви. Ефрем Сирин (307-373), один из отцов сирийской церкви, противодействовал этому и защищал православие, создавая новые песнопения. Вместо того чтобы создать новый, священный стиль, он использовал те же стихотворные размеры, что и у популярных гностических песнопений, и потому влияние его гимнов было очень сильным.

Это положило начало великой эпохе создания церковных гимнов и на сирийском языке, и на греческом. История возникновения ранних латинских гимнов была примерно такой же. По словам Дэвида Брида, Иларий из Пуатье, услышав в четвертом веке пение ариан, написал похожие песни для распространения православной веры. Музыка этих песней, или песнопений, – простой распев, основанный на четырех основных греческих музыкальных ладах. Некоторые музыкальные лады, использовавшиеся в языческих храмах и театрах, были запрещены в церкви, но те, что она заимствовала, все равно происходили из языческой цивилизации. Согласно Дональду Полу Элсворту, «на протяжении первых веков церковь постоянно заимствовала из светских музыкальных источников». Музыкальный стиль не развивался до тех пор, пока папа Григорий Beликий (конец VI в.) не видоизменил музыкальный звукоряд и не создал то, что стало известным как григорианский распев. Все голоса пели в унисон, музыкальные инструменты почти не использовались, разрешалось петь одним мужчинам.

Как только григорианский распев прочно укоренился в церкви, он был признан «священным», и любые попытки что-либо изменить наталкивались на сопротивление. Папа Иоанн XII (канон, в 1324 г.) издал указ, по которому «любую композицию в современном светском духе» надо отвергнуть. Карл Густав Феллерер пишет в своей «Истории католической церковной музыки»: «Новые способы композиции считались приемлемыми только после того, как они были испытаны современной светской музыкой и утратили для нее значение....Так полагала церковь на протяжении столетий». Словом, средневековая церковь решила отставать от мира хотя бы на один шаг. Это, безусловно, привело к тому, что церковная музыка была отделенной от популярной мирской музыки; но можно подумать и о том, не теряло ли богослужение – пусть медленно, постепенно – свое значение для обычного, простого человека? Когда мы подходим к эпохе Реформации, мы слышим ропот, доказывающий, что дело обстояло именно так, и обнаруживаем инакомыслящих, которые уже используют популярную музыку своей культуры.

Мартин Лютер и Реформация

Немецкий народ очень любил петь и до того, как христианство пришло в Германию. Простые люди знали великое множество песен, которые исполняли во время празднеств, восхваляя своих языческих богов. Обратившись в католическую веру, они начали сочинять собственные гимны вне церкви, полагая религиозные стихи на старые знакомые мелодии. Кроме того, они переводили латинские гимны Римско-католической церкви на свой обычный язык, добавляли новые мелодии и пели хвалебные песни уже не в официальной церкви, во время празднеств и паломничеств. Богемские и моравские братья и последователи Яна Гуса придавали такое значение народным формам прославления Бога, что в 1504 году был опубликован сборник церковных гимнов, предназначенных для церковной общины. Язык и стиль восхваления вновь стали простонародными; но Римско-католическая церковь благословения на это не давала. Мартину Лютеру и Реформации еще предстояло совершить разрыв с ней и предоставить новым церковным гимнам полную свободу.

В июле 1505 года Лютер, молодой студент, изучающий право, попал в грозу и оказался на волосок от смерти. После этого он дал обет стать монахом. Однако, изучая Послание к Римлянам, он пришел к евангелической точке зрения, то есть к оправданию верой, и в своих 95 тезисах выразил протест против основных злоупотреблений, совершавшихся Римско-католической церковью. Вокруг него объединилось множество немцев. Папский престол попытался его осудить, и началась Реформация. Однако реформа не была единственной его целью. Лютер стремился реформировать богослужение, переведя его на язык простых людей. Он считал, что музыка – не просто подготовка к проповеди. В письме от 4 октября 1530 года он говорит о том, как она важна: «Я действительно считаю, и не стыжусь сказать это, что после теологии нет искусства, равного музыке. Восхваление музыки подобно попытке изобразить огромный предмет на маленьком холсте – получится просто мазня. Но моя любовь к ней велика, музыка часто освежала и подкрепляла меня, освобождая от неприятностей и тревог».

Кроме того, он сказал: «Музыка – это прекрасный Божий дар, второй по значению после теологии. Я не слишком силен в ней, но не променял бы свое малое знание на большие сокровища». И еще: «Опыт доказывает, что после Слова Божьего только музыка заслуживает того, чтобы ее превозносили как повелительницу и воспитательницу чувств, живущих в человеческом сердце». Высоко ценя музыку, Лютер сам играл на лютне и на флейте, часто пел за столом и сочинял гимны для церкви. Он побуждал воспитателей учить музыке маленьких детей. Что до учителей и пасторов, он твердо заявлял: «Школьный учитель должен уметь петь, иначе я даже не взгляну на него. Кроме того, не надо допускать молодых людей к служению, если они не изучали музыку в школе и не умеют ни на чем играть». Лютер хотел, чтобы богослужение привлекало и трогало простых, обыкновенных людей. Об ежедневном богослужении он говорил: «Лучше всего – устраивать подобную службу, имея в виду молодых и неграмотных людей, которые приходят в церковь».

Чтобы церковные гимны привлекали народ, он настоятельно просил: «Пожалуйста, исключите все новомодные и высокопарные выражения. Чтобы песнопение полюбили, язык его должен быть самым простым и обыкновенным». Песнопения, сочиненные Лютером, состояли из обычных, простых выражений, которые простые, наивные немцы могли легко понять. Образцом для текстов служили популярные баллады. Мелодии были заимствованы из немецких народных песен и даже из церковного гимна, посвященного Марии. Возможные ассоциации заботили Лютера меньше, чем способность этих мелодий передавать истину. «Он и думать не хотел о том, чтобы уничтожить или отложить в сторону что-нибудь из найденного. Все, чему можно было придать новый вид и сообщить силу евангельской вести, могло служить распространению этой вести и способствовать тому, чтобы она проникала все глубже в сердца и все шире распространялась по стране». Лютер удивлялся, что в светском искусстве «столько прекрасных песен, а у нас в церкви такая скучная дрянь».

«Зачем, – спрашивал он, – оставлять все хорошие мелодии дьяволу?» – и начал освобождать эти мелодии от светских или небиблейских слов, заменяя словами, согласующимися с евангельской верой. В 1526 году он составил текст мессы на немецком языке, который был обращен в первую очередь к молодым людям, чтобы привлечь их в церковь. «Ради блага молодых, – писал Лютер, – мы должны читать, петь, проповедовать, писать, сочинять стихи. Всякий раз, когда это могло быть полезным и благотворным, я позволял колоколам звонить, органам – греметь, звучать – всему, что могло издавать звуки». Лютер заботился лишь о том, чтобы музыка, передавая библейскую истину, воспламеняла сердца. И она их воспламеняла. Тридцать шесть церковных гимнов, включая гимн «Бог наш – могучая крепость», приписаны Лютеру, хотя большей частью, как мы уже говорили, он создавал из уже существовавшего материала, который дополнил или переработал. Соединение популярных музыкальных стилей с понятными стихами, доносящими евангельскую весть, оказалось весьма плодотворным. Лютеровские гимны «распространялись в виде листков, их пели в городах и селах бродячие менестрели. Их запоминали и молодые, и старые. Они подготавливали почву для Реформации».

Листки с церковными гимнами доносили весть о Реформации в такие места, куда слова Лютера сами по себе никогда бы и не проникли. В предисловии к «Псалмам Давида» Тильман Хешусиус писал: «Я не сомневаюсь, что одно лишь песнопение «Возрадуйтесь, христиане!» дало новую веру многим сотням христиан, которые до этого не хотели слышать имени Лютера. Его проникновенные слова завоевали их, им пришлось покориться и следовать ей». Даже врагам Лютера пришлось признать силу воздействия его гимнов. Иезуит Адам Конзениус сетовал на то, что «Лютеровы гимны разрушили больше душ, чем его писания и его речи». Испанский монах Фома Иисусов (Thomas a Jesus) замечал: «Удивительно, как эти гимны распространяют лютеранство. Написанные на немецком языке, они буквально вылетали из комнаты Лютера, достигая тех мест, где люди живут и работают. Их пели на рынках, на улицах, в поле».

Такой была сила этих гимнов, говоривших на языке простых людей. Лютер был не одинок; не только он заимствовал из популярной музыки своего времени. Другие переняли его точку зрения, и в письме к Фридриху III Саксонскому старейшины Богемского Братства писали о своем сборнике песнопений: «Наши напевы переделаны из светских песен, и чужеземцы бывали недовольны. Но наши певцы знают, что убедить людей в истине легче при помощи песен, напевы которых им известны». Конечно, не все соглашались с Лютером. Его осуждала не только Римско-католическая церковь; некоторые сторонники реформ с неодобрением отнеслись к тому, что с текстами, порожденными Реформацией, он соединяет католическую или светскую музыку. В 1524 году Цвингли говорил, что нельзя играть на музыкальных инструментах, вызывавших ассоциации с католичеством. Однако самое стойкое и продолжительное сопротивление оказал

Жан Кальвин. Жан Кальвин и пение псалмов

Жан Кальвин (1509-1564) полагал, что во времена Ветхого Завета на музыкальных инструментах играли только потому, что народ Божий был в младенческом возрасте. Он считал, что самая лучшая хвала – простая и скромная, идущая от сердца, и потому возражал против музыки и разноголосого пения. Кроме того, он осуждал пение любых стихов, которых нет в Библии, разрешая петь во время богослужения только боговдохновенные псалмы Церковные общины Женевы, как и многие общины в Шотландии и в Англии, последовали за Кальвином, отказавшись от многих вещей, связанных с искусством, как от пережитков папства. Уверенные в том, что именно этому учит Библия, они издавали соответствующие указы и уничтожили множество церковных органов. Долго, не одно столетие, пение псалмов во многих общинах было единственным видом церковной музыки.

Откуда же оно взялось? Все ли источники его несомненно духовны? В первой половине шестнадцатого века Клеман Маро, придворный поэт французского короля Франциска I, начал писать стихотворные переложения псалмов. Их положили на популярные французские мелодии, пели под аккомпанемент виолы или флейты, и было это не столько поклонением Богу, сколько пленительным искусством. Псалмы стали настолько популярными и так успешно распространяли учение Реформации, что, опубиковав в 1542 году книгу переложений, Маро был вынужден искать убежища в Женеве. Полное издание «Женевской Псалтири» издано по просьбе Кальвина в 1562 году. Один из музыкантов, положивших эти псалмы на музыку, Луи Буржуа, служил в гугенотской церкви Женевы, руководимой Кальвином. Буржуа и еще один музыкант использовали «мотивы, почерпнутые из напевов того времени, и псалтирь стала кладезем песен для народа. Эти псалмы можно было услышать и в замке, и в хижине. Их пели крестьяне в полях и на мельницах, они были первыми поучениями из Библии, которыми взрослые делились со своими детьми, а часто – и последними словами, слетавшими с губ умирающего».

«Женевскую Псалтирь» перевели на другие языки и широко распространили во Франции, Швейцарии, Голландии и Дании. Похожее движение вызвала и английская псалтирь. Несмотря на это, в самом начале популярные мелодии кальвиновских псалмов не везде приняли хорошо. Некоторые называли их с пренебрежением «женевскими джигами». И все-таки они получили официальное признание, трогать их было небезопасно. В 1551 году Луи Буржуа был арестован и заключен в тюрьму за то, что без разрешения изменил мелодии некоторых псалмов. Да, тот самый Буржуа. Ведь это он немного раньше положил псалмы на новые напевы! Много лет мелодии эти соединялись с церковным богослужением, отождествлялись с ним. Отношение к этому хорошо выразила одна старая служанка, которая торжественно заявляла, что она «будет петь псалмы Давидовы на его собственные напевы, и больше ничего!». Светские мелодии с течением времени обрели священный статус. Человеческие напевы стали Божьими.

Глава 10