Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






А также вы узнаете 2 page





Разумеется, такое положение вещей не могло не отразиться и на ЛГБТ‑подростках. Понимая это, я задавала им следующие вопросы: что вы чувствовали, когда осознали свое отличие? Вы считаете себя больными или ненормальными?

 

На вопрос о чувствах подростки отвечали по‑разному. У одних ощущения были полностью положительными.

 

Лада, 16 лет (Нижний Новгород):

– Мне стало легче и свободнее дышать.

Оксана, 16 лет (Красноярск):

– Радость. Влюбиться было потрясающе.

Саша, 15 лет (Псков):

– Бабочек в животе, как и подобает влюбленным.

Павел, 16 лет:

– Интерес и любопытство.

Ярослав, 17 лет (Москва):

– Некую окрыленность, свободу.

Лиза, 17 лет (Новокузнецк):

– Немного странно, но в то же время с души словно камень упал.

Яна, 16 лет (Владивосток):

– Проясненность: смогла себе объяснить многие вещи, которые раньше не понимала. Свободу, ясность, осмысленность того, что я немного не такая, как все.

Сабина, 17 лет (Санкт‑Петербург):

– Свободу, как будто все сразу встало на свои места.

Ольга, 14 лет (Санкт‑Петербург):

– Облегчение. «Вот почему с парнями ничего не получалось!»

Джоанна, 15 лет (Одесса, Украина):

– Я любила и была счастлива безумно!

 

Другие заметили, что не чувствовали ничего особенного и сразу приняли себя: «На меня это никак не повлияло», «Ничего не изменилось».

 

Цветок, 14 лет:

– Я подумала‑подумала и решила, что никакой разницы нет. Ну, девочки нравятся, и что?

М., транссексуал FtM, 16 лет:

– Никаких страданий с принятием себя я не испытывал. Ну и что, что мне противно видеть в отражении грудь? Какая разница, что меня отказываются воспринимать как парня? Тыкают тем, что я должен быть другим? Что мог изменить – я изменил, с остальным придется смириться.

Елизавета, 16 лет (Екатеринбург):

– На меня никогда не сваливалось тяжелого и гнетущего осознания. Ничего особенного. Я с детства подозревала, что со мной «что‑то не так». И росла в понимающей семье.

Анастасия, 15 лет (Серпухов):

– Чувствовала? То же, что и «обычные люди». Как бьется сердце, как оно замирает при виде нее. Все стандартно.

Дарья, 17 лет (Москва):

– Девушка, в которую я была влюблена, была прекрасным и достойнейшим человеком, и у меня не было мыслей о том, что любить ее – неправильно или плохо.

Человек из ниоткуда, 14 лет:

– Была в замешательстве. Не знала, как реагировать. Но мне было скорее все равно, чем страшно. Не сильно переживала.

Дима, трансгендер FtM, 16 лет (Ейск):

– Когда осознал бисексуальность, чувствовал себя нормально, меня это не смущало. А вот насчет трансгендерности было много вопросов, которые сейчас разрешились. Я принял себя.

Евгения, 15 лет (Няндома):

– Осознание не стало для меня потрясением: до этого никаких симпатий к мальчикам я не испытывала, всегда рассматривала их исключительно как друзей‑товарищей. В общем, никаких терзаний и сомнений.

Виктория, 15 лет (Лабытнанги):

– Мне с девушкой так хорошо было, что я не чувствовала, что мы чем‑то отличаемся от других.

Гульнара, 17 лет (Тамбов):

– Ничего не изменилось, никакого шока и испуга. Я не придала этому особого значения. Если я лесбиянка – пусть.

Маргарита, 16 лет (Сургут):

– Никакого отвращения к себе. Я помню, что мне было чертовски интересно узнать, много ли таких, как я. И как они осознавали свою ориентацию. Каково было мое удивление, когда я прочла, как мучаются эти люди, как они страдают от собственной нелюбви к себе, как им страшно. Я была просто шокирована.

 

У третьих чувства были смешанными.

 

Ксения, 16 лет (Москва):

– Облегчение и печаль. Облегчение от того, что разобралась в себе. Нашла себя. А печаль – поскольку мне предстоял разговор с родителями, так как скрывать я ничего не собиралась.

Мария, 17 лет (Москва):

– Двоякое чувство. Я понимала: вроде как‑то это неправильно, но я не хочу от этой ситуации убегать и забывать как страшный сон. И скоро просто приняла все как факт.

Лиза, 15 лет (Москва):

– Не знаю… Довольно странное чувство, собранное из страха, боли, но и какого‑то счастья.

Алиса, 15 лет (Санкт‑Петербург):

– Трудно описать, что чувствовала. Облегчение, ведь я хоть чуточку разобралась в себе, и страх перед обществом. Но страха, конечно, было намного больше.

Елена, 15 лет (Минск, Беларусь):

– Гордость, что я наконец‑то для себя все прояснила. Но мне было очень страшно.

Полина, 14 лет (Москва):

– Хм… Легче ответить, что я не чувствовала. Сначала – пару недель – был страх, а потом появилась легкость, которая меня не только радовала, но и чем‑то пугала, а потом мне резко стало нормально, я просто приняла эту мысль как данность.

 

Четвертые рассказали, что испытывали отрицательные чувства: одиночество, смятение, беспокойство, отчаяние, страх, безысходность, волнение, скованность.

 

Анжела, 14 лет (Москва):

– Безысходность и смятение: мне казалось, что меня бросили, что я не имею права так жить. К счастью, близкие и любимые меня поддержали.

Ася, 15 лет (Москва):

– Одиночество, как будто в клетке. Это привело к полной сознательной изоляции и к попытке суицида.

Дима (Фергана, Узбекистан):

– Бывает, я думал, что я ненужная часть общества. Я могу провести жизнь с девушкой, любя парней, но лучше жить в позоре, чем без истинной любви.

Илья (Уфа):

– В основном страх и самонеприязнь, я просто ненавидел себя за эти чувства.

Аня, 16 лет (Миасс):

– Я думала, что это неправильно, что мне должны нравиться мальчики, и всем говорила, что бисексуалка. Хотя на парней не заглядывалась вообще.

Дмитрий, 15 лет:

– Осознание пришло в 14 лет, и это было самое ужасное время в моей жизни. До сих пор перед глазами тот день, когда на меня свалилось: «ты – гей!», «ты – гей!», «ты – гей!» Два летних месяца прошли, как в страшном сне. Но потом мне удалось преодолеть этот психологический барьер и принять себя таким.

Без подписи, 17 лет (Красноярск):

– Первое время было не по себе от таких мыслей. Мол, как я мог вообще влюбиться в парня? Это же неправильно! Да и рос я в довольно гомофобной семье.

Без подписи, 15 лет:

– Я долго не мог себе признаться, что я гей. Я думал, это простое увлечение и дань моде, которое вскоре пройдет, но нет. Когда я все‑таки решил для себя, кто я, вот тогда и был полный п***ц. Я где‑то еще неделю мучился и сам себе задавал вопрос «Кому я такой нужен, гребаный педик?!»

 

Если говорить об отрицательных чувствах, то преобладающим был страх – по многим причинам.

 

Настя, 16 лет (Ярославль):

– Боялась быть непонятой.

Юлианна, 15 лет (Москва):

– Поначалу испытывала страх, смятение, желание излечиться. «Я? Лесбиянка? Нет, так нельзя». Потом поняла, что ничего ужасного в моей ориентации нет.

Ярослав, 15 лет (Воронеж):

– Чувствовал страх открыться, сказать кому‑то.

Ксения, 16 лет (Калининград):

– Это было пугающе и неприятно. Я боялась будущего, думала, что у меня никогда не будет семьи с любимым человеком.

Алиса, 14 лет (Санкт‑Петербург):

– В девять лет моим местом жительства был детский дом на окраине Петербурга. Думаю, многим известно, что в таких местах выделяться из толпы есть что‑то непростительное и непременно наказуемое, посему первым чувством был страх. Страх, что кто‑то может об этом разузнать, заставил меня обходить всех сверстников кругом, избегать лишних разговоров.

Оля, 15 лет (Зеленогорск):

– Страх был связан не с ориентацией, а с тем, что убьют. В буквальном смысле. Сейчас улицы полны «борцами за здоровый генофонд», основная цель которых – уничтожить опасных, по их мнению, для будущего поколения людей иной расы, нерусской национальности – или ЛГБТ. Сами эти «борцы», кстати, почти непрерывно пьют и курят, очевидно не считая такой образ жизни опасным для генофонда планеты. И нередко нападают на улицах, в подъездах, общественных местах. Страшно за будущую жизнь – пока нас считают детьми, нас реже трогают, надеясь, что «само пройдет» (будто речь идет о болезни!).

 

Некоторых страх не отпускает постоянно.

 

Без подписи, 16 лет:

– Всю жизнь так страшно. Кому‑то страшно в темноте, а я боюсь держать за руку человека, которого люблю, боюсь даже подумать о том, что будет, если все узнают о моей ориентации. И это ужасно. Ужасно каждый день слышать по новостям о всяких запретах, милоновых, протестах… Каким я должна видеть свое будущее после этого? А я ведь ничем не отличаюсь от других, я тоже хочу семью, хочу работу, друзей, а не страх того, что меня могут убить за углом. Этот тупик, в который загоняет нас общество, похож на газовую камеру. Так хочется подойти ко всем этим депутатам, протестующим и спросить, чем же таким жутким я от них отличаюсь. Разве что ненависти во мне не так много – больше отчаяния. Они защищают каких‑то детей, но мы ведь тоже дети! Почему нас никто не защищает? Запретили бы лучше браки без любви. Вот это извращение. А когда два человека друг друга любят, то вряд ли они могут сделать что‑то плохое обществу.

За что нас ненавидят? Почему даже к убийцам относятся лучше? Почему, даже если какой‑нибудь депутат прочитает любой из наших рассказов, ему по‑прежнему будет наплевать? В школе на литературе нас учат любить все вокруг, но, как только речь заходит о гомосексуальности, вся человечность уходит, появляется ненависть.

Это ужасно – жить в страхе. Надеюсь, когда‑нибудь это все закончится.

Артем, 13 лет (Волгоград):

– Убийство Влада Торнового[20]повергло меня в ужас и страх. И не только меня, а все ЛГБТ‑сообщество и даже некоторых гомофобов (моих родителей, например). Равнодушные говорили либо: «Ну и что?», либо: «Ну, он же гей, так ему и надо». Черт, как ужасно учиться в кругу таких людей.

М. Н., 15 лет:

– Мне страшно признаться родителям, что я лесбиянка. Такое чувство, что они меня возненавидят.

Саша, 17 лет:

– Если честно, я боюсь. Смотрю новости, видео с гей‑парадов, видео избиения геев, и мне страшно. Страшно открыто заявлять о себе, боюсь, что когда‑нибудь будет страшно держать любимую за руку на улице.

Анастасия, 15 лет:

– С каждым днем мне становится все страшней. Я смотрю новости, где рассказывают о гомофобных законах, когда в Америке разрешают однополые браки. Я слышу высказывания окружающих. В них столько злобы и непонятной ненависти… Не могу понять, что им такого плохого сделали гомосексуалы.

Кати, 18 лет:

– Мне страшно. У нас маленький тихий городок. Недавно, гуляя с подругой, я наслушалась насмешек и оскорблений только из‑за того, что держала ее за руку. Кучка подростков орала нам вслед, что мы лесбиянки, уродки и так далее.

Ал:

– Я живу в Москве, в центре страны. И мне страшно. Страшно, что я в метро не смогу спокойно обнять любимого человека, взять за руку, о поцелуях речи не идет. Косые и презрительные взгляды, насмешки. Все бы ничего, но этот чертов закон покоя не дает. Вызовут милицию – и дело с концом. А камин‑аут я пока что не планирую. И это все при том, что так называемые «традиционные» парочки могут спокойно обжиматься прямо на эскалаторе.

Дио, 15 лет:

– Я боюсь. Боюсь, ведь теперь я и все мы вне закона. Как будто я что‑то плохое делаю. А я всего‑то полюбила человека. Разве это так плохо? Противно? Ужасно? Нет. Это чудесно. И какое дело этим глупым дядькам и тетькам из правительства, чьи губы я хочу целовать каждый день?

 

Большинство подростков заявили, что сейчас не считают себя больными или ненормальными.

 

Л. В., 17 лет (Свердловская область):

– Все люди равны. Их делают плохими и хорошими их поступки, а не то, с чем они родились. Я привык судить о людях по внутреннему содержанию. Это касается и внешних данных, и ориентации.

Маргарита, 16 лет (Сургут):

– Я не лаю, как собака, по утрам, не представляюсь Наполеоном или Иваном VI. Все у меня в порядке. Просто я люблю свой пол. Разве любовь – это отклонение?

Оля, 16 лет (Бийск):

– Любить и влюбляться – прекрасно, девушки – красивые и понимающие, так разве ориентация может быть болезнью?

Саша, 16 лет (Санкт‑Петербург):

– В этом нет ничего плохого, к тому же права человека заканчиваются там, где начинается свобода другого. Ничью свободу я не затрагиваю.

Алиса, 15 лет (Москва):

– Мы немного отличаемся от других, но это не значит, что мы ненормальные.

Дима, 16 лет (Ейск):

– Это не приносит никому вреда. Если бы не было гомофобии, то ЛГБТ точно бы не сходили с ума от дискриминации, не прыгали с крыш, не травились таблетками, а жили бы спокойно.

Вита, 17 лет (Воркута):

– Сегодня у меня слабость, кашель и болит горло. Сегодня я больна, да. Но буквально пару дней назад я была совершенно здорова, при этом целуя не любимого, а любимую.

Дарья, 15 лет (Иркутск):

– Болезнь – это то, что убивает человека или мешает его жизни. Мне это не мешает, в чем тогда моя болезнь?

Нюта, 17 лет (Щекино):

– А что значит нормальность? Жить по правилам, которые запрещают мне нормально жить, любить и быть собой? Законы, по которым я не вписываюсь в понятие «человечность»? Может, я и больна. Больна, раз живу в России и уважаю эту страну. Нельзя судить о человеке только по его ориентации.

Лиза, 17 лет (Санкт‑Петербург):

– Мне кажется довольно странным считать себя ненормальным только из‑за того, что группка людей, верующих в то, что люди произошли от Адама и Евы, считает это болезнью. А научное сообщество еще с 70‑х годов ХХ века утверждало, что гомо‑ и бисексуальность – варианты нормы.

Евгения, 15 лет (Няндома):

– Ни психических, ни физических отклонений у меня нет. Но гомофобы почему‑то продолжают спорить с ВОЗ, исключившей гомосексуальность из списка болезней.

Г., 16 лет (Элиста):

– I was born this way (c). Я полноценный член социума, что бы мне ни говорили.

 

К сожалению, есть те, кто так и не может принять себя либо находится на полпути от отрицания к принятию.

 

Александра, 16 лет:

– Никто не знает, что творится у меня внутри. Я боюсь рассказать кому‑либо, потому что мне стыдно. Потому что я ненавижу себя. Потому что не хочу, чтобы близкие чувствовали отвращение ко мне. Потому что не хочу видеть выражение их лица в момент, когда я откроюсь. Потому что не хочу потерять их. Потому что в глубине души хочу быть «нормальной», чтобы люди не презирали меня. Потому что даже себе не могу признаться в том, что я лесбиянка.

Без подписи:

– Я воспитана в России, и, видимо, из‑за этого в моей голове засела мысль, что «нельзя» любить человека того же пола. Меня не заботит реакция близких, заботит сам факт, что я бисексуалка.

Без подписи, 17 лет:

– Я просто би, и я не люблю себя за это. Нет, не говорите, что не надо стесняться или что‑то еще. Я знаю, что это не очень хорошо. Ибо это находится под запретом многие тысячи лет. Я склонен ходить из крайности в крайность, поэтому гей и натурал враждуют между собой. Со стороны натурала я веду холодный расчет. Что гомосексуализм приведет к разрушению института семьи, что это нелогично со стороны биологии, религии и даже, в какой‑то мере, политики. Со стороны гея ничего нет. Он просто любит смотреть на парней. Хочет повеситься милому на шею, обнимая, и целовать его. И больше ничего.

Эти две разные стороны враждуют между собой изо дня в день. И первая сторона побеждает. Вторая ведет подпольную жизнь.

Даша, 16 лет:

– В последнее время мне становится все хуже и хуже. Я стала больше плакать, корить себя, кричу себе, что ненормальная, так не должно быть.

Без подписи, 16 лет:

– Каждую ночь я корю себя. И плачу. Каждую, черт побери, ночь я плачу. Меня разрывает изнутри осознание своей никчемности и слабости. А еще и обстановка в стране. Все твердят (пусть обобщенно), что я не человек. Я – отродье, не имеющее права жить и дышать одним воздухом с «нормальными» людьми.

А. С., 17 лет:

– У меня отец – священник. Все, что я знала о геях и лесбиянках, – что это грех, это наказуемо. Содом и Гоморра, все дела. Самое печальное – я до сих пор так думаю. Я не могу принять себя.

Джек, 14 лет (Москва):

– В девять лет я понял, что мне нравятся мальчики. Именно тогда я узнал, что такое гей. Тогда я думал, что это очень плохо, что это болезнь и мне надо лечиться. В некотором смысле я до сих пор так думаю. О том, что я гей, никто не знает, потому что я боюсь признаться даже самому себе.

Настя, 17 лет (Москва):

– Время от времени провожу ночи в слезах и с мыслями о том, что даже полюбить не выходит, как у «нормального» человека. Прекрасно понимаю, что все это навязано, но ничего не могу с собой поделать. Никто вокруг не воспринимает однополые отношения наравне с «традиционными». Это заставляет меня чувствовать себя неполноценной, ведь мальчики меня привлекают очень редко. Выходит, по общепринятым стандартам я почти не способна на полноценные отношения. Это, конечно, всего лишь чужое мнение, но оно очень сильно давит.

Анимаг, 16 лет (Нижегородская область):

– Внутренних противоречий не было. Два дня самокопания, потом просто забила, подумав, что себя не перекроить. Как ни странно, через два года у меня возникли внутренние противоречия и отвращение к себе. Сейчас пытаюсь бороться с собой, постоянно повторяю: «Хватит об этом думать, ты же нормальная!» Я боюсь, что во мне разочаруются учителя, бабушка и родители… Боюсь представить, что будет, если обо мне узнают.

Николай, 16 лет (Тамбовская область):

– Многие уже начинают косо смотреть и расспрашивать меня на эту тему. Боюсь, скоро все догадаются, и тогда мне незачем больше жить. Я совсем запутался. Я не хочу быть ТАКИМ и принимать себя, но, к сожалению, я такой.

Ян, 18 лет:

– Если честно, я себя ненавижу. Сейчас я более‑менее свыкаюсь с мыслью, что я гей, но до конца не могу принять себя. С этим тяжело жить.

 

ЛГБТ‑подросткам приходится очень нелегко. От осознания себя до принятия себя и тем более до камин‑аута (добровольного раскрытия СОГИ) проходит достаточно долгое время. Многие говорили о том, что были очень одиноки, не могли никому открыться, ни с кем поговорить и посоветоваться, проходили сложный путь принятия себя в одиночку. «Юность вообще одинокий возраст, но никто не бывает так одинок, как гомосексуальные подростки»[21], – пишет Игорь Кон, и это действительно так.

 

Нина, 17 лет (Иркутск):

– Когда все началось – самое ужасное было то, что я никому не могла рассказать о своих мыслях, чувствах, не с кем было посоветоваться. Я впала в дичайшую депрессию недели на две. Ограничила общение со всеми.

Без подписи, 16 лет (Уфа):

– Чтобы принять себя, мне понадобилось чуть больше года. Возможно, потому, что, как бы прискорбно это ни было, у меня нет друзей. И мне не с кем об этом поговорить.

Игорь, 16 лет (Ташкент, Узбекистан):

– В седьмом классе я испытал симпатию к однокласснику. Шок. Тупик. Я находился в гомофобной атмосфере, понимая, что я тоже «неправильный». Самокопания, уход в себя. Было больно осознавать, что для всех я извращенец, уродство и ошибка. Жутко хотелось поделиться, но было просто некому сказать, я понимал, что рискну безопасностью, если сделаю это. А когда слышал, что про таких, как я, думает общество, сердце кровью обливалось.

Г., 14 лет:

– Чтобы понять себя, ушло много времени, примерно два года. Это было непросто из‑за отсутствия поддержки друга. У меня был Интернет, да, но это не то, что нужно. Было очень много слез, обид, грусти. Я себя просто ненавидела.

Мария, 17 лет (Санкт‑Петербург):

– Мой мир начал переворачиваться, в голове была каша от всего, что открылось передо мной, но мне не с кем было обсудить это, некому было выговориться, некому довериться. Я тогда не видела ни одного живого представителя ЛГБТ, жила в довольно консервативном окружении среди постоянных всплесков неприязни и ненависти друзей, родителей. Находиться в подобном окружении, слушать полнейший бред вроде «гомосексуальность возникает, когда людям нечего делать» было невыносимо…

 

По итогам анкетирования подростков я выяснила, что около половины опрошенных страдали (либо страдают сейчас) от внутренней гомо/лесбо/би/трансфобии. На вопросы «Сталкивались ли вы с внутренней гомо/лесбо/би/трансфобией раньше? Сталкиваетесь ли с ней сейчас?» подростки ответили:

Раньше – да, сейчас – да: 39 (10,3%).

Раньше – да, сейчас – нет: 129 (34,1%).

Раньше – нет, сейчас – нет: 201 (53,2%).

Раньше – нет, сейчас – да: 9 (2,4%).

Итак, 53,2% (201 человек) никогда не сталкивались с внутренней гомо/лесбо/би/трансфобией, 46,8% (177 человек) сталкивались хоть единожды. (Стоит отметить, что для утвердительного ответа нужно было не просто знать, что такое внутренняя гомо/лесбо/би/трансфобия, но и понимать, какие мысли и поступки – это ее проявления. Я предполагаю, что с внутренней гомо/лесбо/би/трансфобией сталкивается гораздо больше подростков, просто не всякий осознает это.)

Внутренняя гомо/лесбо/би/трансфобия проявлялась так. Подростки отрицали свою сексуальную ориентацию или гендерную идентичность, считали себя больными, ненормальными, неполноценными, уродами. Некоторые пытались самостоятельно переделаться, вылечиться – но безуспешно.

Среди основных причин таких чувств и мыслей подростки назвали:

– давление друзей, семьи, окружения, общества в целом (которое продолжает относиться к гомосексуальности как к болезни и аномалии);

– одиночество («Таких, как я, больше нет»);

– недостаток или отсутствие адекватной информации о том, что с ними происходит;

– религиозные причины.

 

Яна, 14 лет (Самара):

– Я запутывалась из‑за того, что приходилось думать, что я «ненормальная», «неправильная». Я чувствовала, что не вписываюсь в свое окружение.

Доминик, транссексуал FtM:

– Я долго отказывал себе в нормальности, считал себя страшным уродом. Черпать сведения было неоткуда. Помню, как ненавидел себя, бросался с головой то в одно, то в другое дело, искал себя в церквях и сектах. И все затем, чтобы на секунду забыть о ненависти к себе, отвлечься.

Наталия, 14 лет:

– Долго узнавала, как это исправить. Внутренняя гомофобия – это очень страшно. Когда ты не знаешь, что и кто ты, когда хочется умереть из‑за того, что все вокруг считают тебя сбоем в системе. Когда тебя нет и не может быть.

Диана, 14 лет (Ульяновск):

– Вначале чувствовала себя неправильной, неполноценной (мама ненавидит ЛГБТ).

Катя, 16 лет (Москва):

– Когда поняла, кто я, была, мягко говоря, в шоке (моя семья не любит геев).

Андре, 18 лет (Харьков, Украина):

– Казалось, что я ненормальная, так как растили меня в «нормальной» семье.

Евгения, 13 лет (Москва):

– Тяжело было принять себя, так как с детства меня учили, что такие люди неправы и виноваты во всем. Теперь я понимаю, что дискомфорт и желание скрыть ориентацию были навязаны общественным мнением.

Лена, 17 лет (Санкт‑Петербург):

– Меня все время преследовало ощущение того, что я делаю что‑то мерзкое и грязное. Словно я больше не я. Сейчас это прошло. Но когда я читаю новости, это чувство возвращается.

Катя, 17 лет (Южно‑Сахалинск):

– Я считала, что я больна. Потому что отличалась. Когда человек чем‑то болеет, у него появляются признаки, которых нет у других: кашель, сыпь, красные глаза и так далее. Для меня моя любовь к девушкам была своего рода таким отличительным знаком. Все девушки любят парней – а я девушек. Следовательно, со мной что‑то не так. Отчасти в подобном видении ситуации мне «помогли» те, с кем я тогда общалась. О людях с «нетрадиционной» ориентацией они отзывались, мягко говоря, негативно. Говорили, что у них не все в порядке с головой, что они сумасшедшие и вообще их всех надо прятать в психушки. И эти слова невольно откладывались в подсознании.

Софья, 16 лет (Санкт‑Петербург):

– Сначала – просто жуткая паника. У меня было мало источников информации, и это панику лишь усиливало. Подростковый максимализм действовал не в лучшую сторону. Казалось – жизнь кончена, я странная, не такая, как все. Я считала себя неправильной, больной, не могла разобраться в себе. Все надеялась, что пройдет, стану обычной…

Егор, 16 лет:

– Я понял, что влюбился в него. Нет, не может такого быть, подумал я. Я же нормальный, я же жду единственную (пытался выдать желаемое за действительное). А потом у него появилась девушка. Тогда я понял, что меня захлестывает ревность.

Денис (Саратов):

– Опа, половое созревание… Меня начало влечь к парням. Тогда я начал успокаивать себя, что появится такое же влечение и к девушкам, но так и не появилось. Это сейчас уже я понимаю, природу не обманешь, но тогда‑то я не знал, что это всего лишь моя природа. Думал, я такой один, мне было очень страшно поделиться этим с кем‑нибудь.

Виктория, 17 лет (Владивосток):

– Первая любовь, полет, максимализм и все такое. Весьма противоречивые чувства: понимаешь, что тебе комфортно с этим человеком, и тут же моральные устои, вдолбленные с детства (иначе не могу выразиться), понимаю, что так не должно быть, – ведь все говорят, что это плохо.

София, 17 лет (Саратов):

– Мне казалось, что со мной что‑то не так. По фразам знакомых я поняла, что большинство считает отношения людей одного пола противными и ненормальными, уделом психов и асоциальных людей. Я не могла понять, почему я, вполне адекватная, с музыкальным образованием и внушительным количеством прочитанных книг за спиной, могу быть психом. Это поставило меня в тупик.

Артем (Санкт‑Петербург):

– В 12 лет мне понравился мальчик. Я начал понимать, что испытываю к нему не дружеские чувства. Меня разрывало на части. Я хотел быть нормальным (это же фу, пидоры, как я могу таким быть?). Несмотря на эти внутренние противоречия, как‑то раз я не сдержался и поцеловал его. После этого он перестал со мной общаться. В 14 лет влюбился снова, снова в парня. Пытался отгонять мысли о нем и вообще о парнях, читал даже сайты, где обещали вылечить гомосексуализм. Оказывается, в России есть психотерапевты, которые лечат эту «болезнь».

Я начал сходить с ума. Меня изнутри пожирал страх, отвращение и ненависть к себе. Пошел в десятый класс и снова влюбился, на этот раз в одноклассника. И только тогда я понял, что это не изменить.

Н., 14 лет (Челябинск):

– Впервые почувствовал влечение к своему полу в 13 лет. Я не мог воспринять это, целый год у меня было самоотрицание. Я упорно верил, что я «не такой», думал, это возрастное и пройдет. С каждым месяцем влечение к мужчинам увеличивалось. Лишь в мае 2013 года я смог признаться себе. Тогда меня начали посещать мысли, что это можно «излечить», но в поисках средства «излечения» я узнал, что родился таким и всегда таким буду. Сейчас я больше не считаю себя выродком.

Без подписи, 17 лет (Беларусь):

– Было очень тяжело, в первую очередь перед самим собой. Сейчас понимаю, что даже если меня и примут родители, то я не приму себя сам. Нас в семье двое братьев, оба геи, а родителям хочется внуков, продолжения рода.

Лис (девушка):

– Раньше считала себя неправильной, отбросом общества – и общество помогало мне в этом. Издевки и отсутствие человека, с которым можно было поговорить, я воспринимала как наказание за мою «неправильность». Внутренняя гомофобия, к сожалению, делала свое дело. Сейчас я с болью и неприязнью вспоминаю те времена.

Последствия неприятия себя разнообразны. Одни подростки из страха, чтобы их не заподозрили в «неправильной» ориентации, высмеивали и травили ЛГБТ.

 

Яна, 16 лет (Владивосток):

– Никому ничего не сказала и продолжала отрицательно высказываться по поводу сексуальных меньшинств. Думала, если я вдруг сменю позицию, то на меня сразу подумают: «Ха! Посмотри, гомиков защищает, значит, сама их ряды пополнила».

Сергей, 16 лет (Москва):

– До 14 лет я пытался бороться с собой, просто ненавидел себя, мне было дико страшно признаться в этом даже себе. Следствием того было весьма гомофобное поведение, я гомофобил лишь только потому, что боялся, что во мне кто‑то разглядит гея.

Date: 2016-02-19; view: 316; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.007 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию